Времена меняются

      Бежал, что есть сил. Задыхался, но не останавливался ни на секунду. Впервые в жизни убегал в противоположную сторону – вперед, за тем, что потом непременно повиснет грузом ответственности, сознательно, добровольно. Терять надоело до тошноты.       - Каору! – пытаясь сохранить то, что осталось, что имело больше прав остаться, чем его собственная жизнь. Горло будто изнутри сдирали, как сдирают позорные татуировки камнями: доставляя нестерпимую боль и душевные раны с видом на другое, новое будущее, такое никому не нужное, кроме потенциального обладателя. Хотя все и так уже было решено безразличным, одержимым своими личными целями отцом, которые не брали в расчет родного сына; потому эгоистично преследовал собственные, мальчик уже достаточно самостоятельный, чтобы решать, что ему нужно, а что – важно.       И как вышло, что единственный, кто принимал его и не требовал ничего взамен, оказался ангелом – не знал. И как вышло, что понять всю серьезность ситуации отказывался до последнего, отчего понял слишком поздно – не желал знать. Но все же, как?..       Вышел ли он из под собственного контроля или так было предписано, но теперь Каору Нагиса можно было идентифицировать лишь по седым волосам и некоторой схожести черт лица некогда такого теплого, внемлющего. Вся мягкость из них была вычеркнута ужасной гримасой, и Синдзи готов был поклясться, что – боли. Немой крик в прорези рта, закатившиеся глаза с абсолютно скрывшимися зрачком и винной радужкой – казавшиеся такими человеческими глаза пьянили вплоть до похмелья на утро, когда требовалась новая порция взглядов, чтобы стало лучше, чтобы не сойти с ума. Но теперь был только Табрис, у которого отобрали даже понятие о свободной воле. «Только», а Синдзи впервые верил, что не все потеряно.       Выбор между немым криком впереди и отчаянными, тем не менее будто из-под флера безразличия – сзади казался очевидным. Приближался до тех пор, пока на него персонально не обратили внимание. Пока чудовищные, пропитанные багрянцем когти не впились куда-то в бок, оставляя глубокие раны и сорванный голос. Впервые за свою жалкую жизнь не боялся боли, а про себя орал: «Не достаточно близко!» - заставляя оглохнуть все сомнения и страхи, а горло надрывал камнем имени ангела, что был человечней кого-либо еще. Инстинкт самосохранения из последних сил останавливал в мгновениях до верной смерти, но, в конце концов, отпрянуть вовремя не позволяли неразвитые рефлексы. Не в силах больше стоять на ногах, парень ухватился за плечо существа, насторожившегося после очередного хрипа человеческого его имени. Падая на колени, Синдзи увлек за собой и ангела, поднимая вторую руку, чтобы обхватить вокруг шеи, прижать к себе. Принять того, кто был потерян, несмотря ни на что взамен ничего не требуя. И быть готовым на растерзание все те бездвижные минуты с тяжелым, шумным дыханием у самого уха, которое отдавалось вздыманием корпуса с массивными крыльями за спиной, волочившимися теперь по земле. И лишь для того, чтобы почувствовать почти знакомое тепло осторожных рук за собственной спиной да едва различимую благодарность, которая не требовала слов, которая была в том самом немом крике и непролившихся слезах.       Даже если бы мог говорить, Каору не нашел бы слов. В этот раз что-то изменилось, в этот раз Икари Синдзи изменился. Смог ли он добиться результата спустя бессчётное количество вселенных, построенных на боли, или нет? Как бы он хотел остаться, чтобы узнать ответ на единственный вопрос, воочию убедиться в том, что не даром умирал во всех тех мирах. Но все, что ему осталось – разлиться на LCL, в очередной раз оставив парнишку без опоры в спасенном для него мире.