Нэцке

Ночь. Стрелки часов медленно, как-то уж слишком лениво подползают к цифре 12, словно не желая переваливать за черту полуночи, когда все изменится, и вещи, ранее ненастоящие, приобретут способность к жизни, которую вдохнет в них свет таинственной луны. Худощавый светловолосый юноша, давно выключив свет, дремал, полулежа в кровати, изредка вздрагивая от внезапного шороха или легкого шелеста листьев горшечного растения, с которыми игрался ветерок, изредка влетая в распахнутое настежь окно. Паренек, словно ждал чего-то важного и, боясь это пропустить, из последних сил заставлял себя разлеплять веки, которые то и дело, наливаясь свинцом, вновь закрывались. И вот старые настенные часы глухо, словно находясь на последнем издыхании, пробили, возвещая о начале нового дня, несущего с собой в мир блондина что-то ранее неизведанное... Юноша не заметил его появления, впрочем, как и обычно... Парень понял, что он тут, только когда ощутил на своей щеке прикосновение нежной и такой родной руки. От этого движения не выдержал и, улыбнувшись, раскрыл глаза. — Ну наконец-то! — взбудораженным голосом прошептал он, перехватывая ладонь друга и сплетая его пальцы со своими. — Я уж думал, что ты не придешь... — как-то грустно добавил, во все глаза уставившись на стоящего перед ним брюнета. Он, каким впервые явился ему четыре года назад, таким оставался и прежде: те же растрепанные длинные, спускающиеся ниже плеч, волосы цвета вороного крыла; карие раскосые глаза, наполненные, предвещающими опасность, огоньками; таящие в себе загадку губы, чуть преображенные ухмылкой. — Том, что ты такое говоришь? — вскинул темную слишком правильную бровь ночной посетитель. — Как я мог не прийти, тем более сегодня, в день твоего рождения? — Ох, Рэй... — голос парня сорвался. Но тут же совладав с собой, он уже более твердо сказал: — Просто наши встречи стали так редки... — еще один глубокий вдох. — Последний раз ты появлялся полмесяца назад. Я запомнил этот день, вернее ночь... Я знал, что ты появишься не скоро, но каждый раз, ложась в кровать, не засыпал до полуночи, надеясь, что ты придешь ко мне, выйдешь из мрака, окутывающего комнату... — зачастил блондин, стараясь в малое количество времени передать как можно больше информации, словно опасаясь, что не сумеет высказать все то, что накопилось в нем за прошедшие две недели. — Тише-тише, — поняв, что Тома сейчас захлестнут эмоции, медленно проговорил темноволосый японец, присаживаясь рядом с ним на кровати. — Как видишь, я здесь. И в ближайшее пару часов ты от меня не отделаешься. — ухмыльнулся, притягивая хрупкое тело друга к себе. — Только, я должен тебя кое о чем предупредить... — Что такое? — напрягся белобрысый. Его сердце на несколько мгновений замерло, словно почувствовав что-то неладное в голосе Рэй. — Ты помнишь нашу первую встречу, как мы познакомились? — вместо ответа с некоторым сомнением спросил брюнет, не разжимая объятий, глядя на чистое звездное небо за окном. — Конечно помню, как такое можно забыть, — фыркнул Том, отстраняясь от мужчины, но все равно, не желая терять с ним тактильного контакта, продолжал держать за руку. *** Блондин и впрямь помнил тот летний день, когда, придя в антикварную лавку, его заинтересовала одна фигурка. Нэцке. Да, это была его страсть. Он с десяти лет, с тех самых пор, как ему подарил дед на День рождение первую, стал собирать эти миниатюрные скульптуры. Они у него были всевозможные: из камня, из слоновой кости; изображающие невиданных чудищ, людей. Но такая ему попалась впервые! Это был юный самурай, с сосредоточенным лицом, выражающим смесь презрения перед смертью и решимости в борьбе с врагами. К поясу у него была привязана вдетая в ножны катана, которой он готов был в любой момент воспользоваться... Мастерски выполненный из фарфора, он казался живым, замершим, будто чего-то выжидая, готовый в любой момент обнажить свое оружие и ринуться в бой. Том, не думая ни мгновения, приобрел эту дорогую, явно старинную, нэцке. Придя домой, он долгое время не выпускал ее из рук, вертя так и сяк, словно желая рассмотреть в самых мельчайших деталях. К фигурке прилагался древний манускрипт, рассказывающий легенду о том, кем был при жизни этот воин, и за что его на века заточили в эту, в совершенстве сделанную из тонкого фарфора, оболочку. Медленно и отчетливо читая этот фолиант вслух уже при свете луны, юноша ни на секунду не выпускал из рук маленького воина. Когда последние слова были произнесены, он привел действие давно наложенные чары, пробудив от сна дремавшую душу война... Блондин и впрямь помнил тот летний день и их первую встречу, которая чуть не обернулась до него плачевно... Его спасла от гибели от рук разъяренного и жаждущего мести самурая лишь улыбнувшаяся ему удача, а именно то, что на нем был оберег, не только защищающий от злых духов, но и помогающий обуздать их. Лишь благодаря этому Том остался в живых. С тех пор прошло четыре года. Рэй решив, что хоть такое общество да скрасит его вечное одиночество, стал являться к Тому каждую ночь и, вскоре, найдя в нем довольно интересного собеседника и хорошего слушателя, подружился, став часами рассказывать о жестокостях, которые совершал при жизни и внимая повествованиям блондина о современной истории и мире. *** — Ну так вот... — рассматривая тонкие длинные пальцы Тома, медленно начал Рэй, будто бы ведя с самим собой внутреннюю борьбу. Решившись, выпалил на одном дыхании, очень быстро, боясь поверить собственным словам: — Сегодняшняя наша встреча будет последней. Внутри белобрысого все натянулось и в одно мгновение оборвалось. Нет, он знал, что рано или поздно им придется расстаться, но он никак не полагал, что этот момент наступит ТАК рано! И уж более того он не думал, что последняя их ночь придется на его День рождения! — Почему? — еле ворочая языком, выдавил из себя Том. Он будто был и не он. Ему на мгновение показалось, что душа вышла на некоторое время из тела, и он наблюдает за всем сейчас происходящим со стороны. — Почему именно сегодня? — жалость к себе взыграла в парне, и он почувствовал, как глаза застилает пелена слез. Не желая показывать при Рэе свою слабость, светловолосый, вырвав свою ладонь из его руки, резко встал с кровати и подошел к окну, без всякого интереса наблюдая за мелькающими внизу огоньками-машинами. — Сегодня тебе исполняется 18 лет, — тяжело вздохнув, начал японец, вперив взгляд в спину друга. — Ты вступаешь на взрослый путь, тебе пора уже начинать жить реальной жизнью, которая находится по ту сторону двери, а не закрываться от всего мира, грезя о ночных разговорах с психом-воином, — произнести вслух последнее Рэю далось с очень большим трудом, он просто заставил себя протолкнуть наружу слова, застревавшие в глотке. — Ой, вот только не надо таким нудным тоном мне заливать всю эту фигню о том, что я должен начать уживаться с окружающим меня социумом, найти в нем свое место и бла-бла-бла, — разозлился Том, вцепившись обоими руками в подоконник так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Кроме тебя мне никогда не нужен в этом мире. Моей главной потребностью остаешься и останешься ТЫ! — понимая, что даже это не в силах изменить решения друга, со всей силы саданул кулаком по тому же подоконнику он. — Хах, это, к сожалению, Томми, так не может продолжаться вечно. — горько усмехнувшись, покачал головой Рэй. — Тебе пора начинать жить самостоятельной жизнью, во всем полагаясь лишь на самого себя... Не ища ни в ком поддержки и опоры. — Ага, ты еще забыл добавить что-то вроде: «В твоей жизни встретится много трудностей, и если ты сейчас не научишься преодолевать их сам, то так и останешься плаксивым нытиком, который без наставлений не сможет принимать свои собственные решения», — растягивая слова по примеру брюнета, очень похоже его спародировал и, не удержавшись, язвительно, но не без нотки разочарования, хмыкнул. — Ты думаешь, я не хотел бы остаться с тобой?! — взвился мужчина, вскакивая с кровати. — Но что я могу сделать? Я всего лишь воин, заключенный в свое время на века в эту чертову статуэтку, лишенный своего могущества! Да кому я рассказываю? Ты и так все знаешь! — хлопнув себя по колену и топнув ногой от чувства негодования и давящей безысходности, выкрикнул Рэй. — Знаю! — согласно мотнул головой Том. — А еще я знаю, что ночь — единственное время, когда ты можешь вырваться из Иного места, вновь обретая при этом кровь и плоть. Время, когда ты можешь на миг почувствовать себя живым. Так почему же ты не можешь на протяжении всей моей жизни быть со мной? — недоуменно спросил он, все так же не оборачиваясь. Подойдя сзади к парню и кладя свои руки ему на плечи, Рэй прошептал ему на ухо: — Я буду мешать тебе жить полноценно, — резонно заметил брюнет. — Ты никогда не найдешь себе друга, с которым также делился бы всем сокровенным, как со мной, никогда не сможешь завести нормальную семью... — А ты спросил меня, нужно ли мне все это? — сбрасывая с себя руки война и поворачиваясь к нему лицом, разъяренно бросил блондин. — В этом и состоит смысл бытия людей, — выдержав пылающий взгляд друга, без эмоций проговорил японец. — А ты?.. Неужели ты не будешь скучать по мне? Я ведь знаю, ты привязался ко мне. Ты не сможешь существовать без меня также, как и я без тебя, — хоть заявление юноши и прозвучало слишком самоуверенно, но он был на все сто процентов прав. Даже у такого бессердечного и беспощадного существа, каким был Рэй в прошлой жизни, оказалось горячее сердце, которому не чужды были все человеческие чувства. — Я буду коротать свою бесконечность, питаясь воспоминаниями о времени, проведенном с тобой, — легко улыбнулся брюнет. При этом его глаза подернулись пеленой некоторой грусти. — Раз ты все уже решил и это было то единственное, за чем ты явился ко мне сегодня, то к чему тянуть? — скрещивая руки на груди, вскинул голову паренек. — Проваливай тогда! — последнее прозвучало как-то слишком обиженно, хотя Том желал не выдавать своих истинных эмоций. — Не так быстро! — резко притягивая юношу к себе, рыкнул самурай, укусив его за ухо. — У нас с тобой впереди еще целая ночь и я не собираюсь впустую тратить ее, — губы Рэя, расплывшись в сексуальной ухмылке, проложили дорожку из поцелуев, скользнув с шеи на ключицу парня. Ощутив на своей шее чужое дыхание, Том от неожиданности тихо выдохнул и выставил вперед руку, отстраняя мужчину от себя, словно бы желая воспрепятствовать его дальнейшим действиям. Впрочем, Рэй, как все самураи, не привык так быстро сдаваться и, легко заведя руку, что с силой упиралась ему в грудь, доставляя болезненные ощущения, склонил голову вниз, тут же, пока светловолосый не успел ничего сказать, накрывая его губы своими, заставляя того на секунду всего судорожно сжаться, а уже через мгновение податься вперед, с пылкостью отвечая на поцелуй, прижимаясь всем телом к брюнету, словно боясь, что тот исчезнет раньше времени, растворившись навсегда в ночной мгле. Самурай, почувствовав, что Том больше не предпринимает попыток высвободиться, выпустил руку паренька, которая тут же взметнулась наверх, зарываясь в густые мягкие волосы брюнета. Непроизвольно прижимая к подоконнику тело светловолосого, самурай прошелся руками по бокам паренька и, преодолевая тонкую ткань футболки, запустил их под нее, беззастенчиво начиная блуждать по его телу, обжигая прохладой своих пальцев нежную кожу, заставляя юнца от каждого прикосновения едва заметно вздрагивать. Такая полная отдача, отклик парня на каждое его прикосновение, разжигало у Рея желание, дикое желание светловолосого во всех самых пошлых смыслах этого слова. Самурай надавил на паренька, заставляя его усесться на подоконник, прижимаясь спиной к прохладному стеклу, которое, идя в контраст с огнем, бушующим внутри Тома, заставляла его возбудиться еще больше. В голове парня все смешалось, мысли стремительно проносились под черепушкой, так, что было сложно зацепиться за одну из них, поймать, чтобы вычленить хоть что-нибудь из такого сумбура. Быстро отбросив все попытки логически мыслить, блондин отдался ощущениям, инстинктам, диктующим ему, что делать. Чуть раздвинув ноги, пропуская между ними брюнета, Томас, теряя последние остатки стеснительности, обвил ими талию Рэя, прижимаясь сильнее к телу молодого человека, давая тому почувствовать свое возбуждение, которое прекрасно ощущалось сквозь боксеры. Парням обоим было так жарко, что стекло позади Тома вмиг запотело. Ни на секунду не разрывая поцелуя, самурай продолжал медленно изучать каждый сантиметр такого пленительного тела, словно бы желая запомнить каждый изгиб, заставляя блондина подаваться навстречу новым умелым ласкам, которыми одаривал его. А затем, неожиданно для юноши, прикусил его нижнюю губу, вырывая из его легких стон. — Ты сводишь меня с ума, — отстраняясь от блондина, чем вызвал у него вздох разочарования, заметил Рэй, вынуждая того покраснеть. А затем, не дожидаясь, пока тот что-нибудь скажет, заткнул его рот поцелуем и, подхватив парня под ягодицы, взял его на руки. Преодолев расстояние, разделяющие их до кровати, уложил на нее Томаса, придавливая сверху тяжестью своего тела. Выпустив из плена заметно припухшие губы, поцелуями скользнул ниже, к тонкой, если не сказать изящной шее, на которой бешено билась венка. Проведя по ней языком, губами захватил нежную кожу, чуть оттягивая и нарочно прикусывая, зная, что на утро там останется засос — яркое напоминание Тому о сегодняшней ночи. В то время, как Рэй был занят расставлением хозяйских меток, выкладывая их в причудливый узор, нетерпеливые руки блондина потянулись к широкой шелковой ленте, опоясывающей юкату самурая. Но, стоило ему только коснуться уголка пояса, как запястье было перехвачено и заключено в стальной браслет из пальцев брюнета, который, оторвавшись от своего занятия, завел сначала одну, а затем вторую руку парня за его голову. Удерживая одной рукой верхние конечности Тома в таком положении, свободной он неуловимым движением развязал пояс и в долю секунды туго укрепил на запястьях блондина, пропуская концы ленты сквозь металлические прутья кровати и крепко приматывая его руки к спинке, лишая последней возможности на движение. Недовольный таким положением дел, Томас рванул было руки в попытке ослабить путы, но вместо этого они больнее впились в его кожу. «Завтра наверняка будут следы», — мелькнула в голове парня мысль и он забился еще сильнее, с возмущением требуя у Рэя: — Какого черта?! Выпусти меня! — для убедительности и скорости выполнения своих слов решил подкрепить их ощутимым ударом парня ногой, которой попытался лягнуть его, но потерпел фиаско — она была перехвачена самураем. — Неужели ты так жаждешь, чтобы я примотал и твои ноги тоже? — с сомнением в голосе произнес, выразительно взглянув на юнца, который моментально сжался и замер, отчаянно замотав головой, не в силах произнести даже слова. — Будь примерным мальчиком. Расслабься и получай удовольствие, — почти промурлыкал он, и, как показалось парню, в голосе самурая послышалась едва уловимое ехидство. Он медленно наклонился к лицу Томаса, растягивая свои движения, едва-едва коснулся губами его губ, мучая, не давая почувствовать весь пыл поцелуя. Это кажется наказанием — неудовлетворенность порой бывает мукой похуже, чем самая острая боль. Мужчина ласкал нежную кожу шеи, нашептывая на ухо покрасневшему Тому совершенно смущающие и возбуждающие вещи, описывая в красках, что и как он мог бы сделать и сделает с его телом. Юноша изогнулся под ним, желая и одновременно не желая избавления от сладостной пытки. Рэй, воспользовавшись столь удобной позой партнера, провел пальцами от шейных позвонков до поясницы, надавливая на каждый. Для возбужденного тела ощущения быль столь яркими, что с губ молодого человека сорвался стон, вызвавший хищную улыбку мужчины. — Кажется, кто-то уже в нетерпении... — елейным голосом прошептал на ухо извивающемуся на постели юноше, одной рукой придерживая его за талию, а вторую опуская на пах. В боксерах парня уже было заметно тесно. Сжимая ткань, самурай наслаждался несдержанными полу-вздохами и стонами, ухмыляясь, но не останавливая своей жестокой пытки. — Может... снимешь... уже? — сбивчиво произнес Томас, откидывая назад голову и закусывая губу. Наслаждение, подогреваемое тем, что юноша не знал, что мог бы предпринять его партнер на самом деле, было слишком острым. Перед глазами поплыли круги. Жарко, ему стало нестерпимо жарко. — А может, мне еще помучить? У нас впереди целая ночь... — вопреки своим словам, Рэй стянул нижнее белье, выпуская на свободу налившийся кровью член парня. Раздался чуть облегченный вздох, но тут же перерос в стон — ладонь мужчины чуть сжала его у основания и медленно провела вверх. Глаза молодого человека распахнулись — это было слишком... слишком приятно, слишком горячо, распаляюще, недостаточно. Его тело требовало большего, чем просто несколько прикосновений. Это понимал и Рэй. Резкие движения чередовались с плавными, но вдруг прекратились, заставив молодого человека возмущенно выдохнуть. — Такой нетерпеливый. Такой распутный. Разве можно таким быть? — прозвучал голос самурая, и головки коснулся влажный язык. — Ах... можно! — выкрикнул Томас, ощущая, как губы раз за разом охватывают крайнюю плоть. Но не только наслаждение доставляли губы. Зубы, проходясь по чувствительной коже, причиняли легкую, но распаляющую боль. Молодой человек толкался бедрами, желая получить еще больше... еще глубже и приятнее. Рэй доводил Тома до самого пика возбуждения, а потом резко замедлял движения, давая чуть остыть, чтобы в следующий момент вновь вернуться к ускоренному темпу, заставляя блондина биться в сладостных муках наслаждения. Чувствуя, что разрядка близка, Томас резко отдернул бедра назад. В затуманенном страстью и похотью мозгу все же мелькнула мысль, что не стоит изливаться в рот мужчине. Одного последнего движения ладонью хватило, чтобы по члену потекла белесая вязкая жидкость. Тяжело дыша, парень откинулся на подушки. Руки затекли и грозились посинеть — это заметил и самурай. — Ты хочешь, чтобы я перерезал веревки? — Томас закивал, умоляя взглядом, потому что на слова не хватало сил — слишком острыми были ощущения после оргазма. Мужчина хрипло рассмеялся, вытаскивая из-за спины небольшой, блестящий в темноте клинок. — Но сначала я сделаю тебя своим, — резкая боль пронзила кожу. Не ожидавший этого Томас вскрикнул. — Что ты творишь?! — боль продолжалась, на глаза навернулись слезы — место было чересчур чувствительным, отчего ощущения преумножались. Кровь просачивалась сквозь раны. Мужчина, злорадно усмехаясь, языком собирал алые капли. На лице самурая застыло удовлетворение результатом. — Ты мой. Теперь ты мой. Навечно, — пояс был безнадежно испорчен, осыпаясь лоскутами на пол. Руки Тома обвили шею Рэя настолько сильно, что казалось, будто юноша хочет его задушить за эту выходку. Но для мужчины такие действия были лишь подогревающими. — Неужто ты настолько сильно хочешь слиться со мной воедино? Даже не дождешься... кульминационного момента, — прохрипел Рэй, скользя по мышцам живота юноши вверх, к лицу, второй рукой пытаясь дотянуться до флакончика на тумбочке. — Будь хорошим мальчиком, не дергайся, — Томас вздрогнул, когда холодные и влажные пальцы коснулись заднего прохода. Страх перед тем, что должно произойти, неожиданно нахлынул, но отступать уже поздно. Сначала один палец скользнул внутрь, растягивая тугое кольцо мышц. Неприятные ощущения не были болью, но грозились ею стать. Количество пальцев увеличилось до двух, растяжение приняло еще более неприятный оттенок, и Том нервно вздохнул, сморщив нос. Рэй сжалился и втянул юношу в поцелуй, дабы хоть ненадолго отвлечь его от неприятной подготовки. Но тут палец мужчины коснулся бугорка, и юноша сдавленно застонал в губы партнеру. Это послужило сигналом для мужчины. Он подхватил светловолосого под ягодицы и приставил напряженную головку к разработанному входу, и резко толкнулся. Томас вскрикивает — даже хорошая подготовка не могла избавить от боли окончательно. На несколько томительных минут остановиться, чтобы дать привыкнуть. И снова толкнуться, задевая нужную точку. Боль и наслаждение, страх и желание — просто невообразимый коктейль чувств, ударяющий по сознанию. Сладкая агония — желание раствориться друг в друге. Стоны Рэя больше похожи на рычание — он не сдерживается и вдалбливает юношу в постель резкими и рваными толчками, испытывая садистское удовольствие от того, как его партнер при каждом поступательном движении ударяется головой об прутья. Боль почти незаметна, растворяясь в приятных ощущениях. Мужчина до боли стискивает запястья молодого человека. Скорее всего, это добавит еще синяков. Но им не до этого — оба пылают, надеясь приблизиться к разрядке. Перед глазами полыхает красным и белым — настолько ослепительны ощущения. Последняя капля — несколько рваных и быстрых движений, и мир взрывается яркими осколками. Мужчина обессилено падает на юношу и вглядывается в его лицо. Умиротворенное — видимо, он перестарался, и юноша потерял сознание. Но сейчас он спал. На уголках глаз до сих пор были блестящие капли — только уже не понять — это слезы или пот со лба. Аккуратно обтерев обоих простыней, Рэй прилег рядом. Томас во сне неосознанно обхватил его руками и ногами. Иероглиф на груди, означающий вечность, до сих пор немного кровоточил, и самурай коснулся его кончиками пальцев. Знак, вырезанный клинком дракона. Навсегда. Сталь закаленная. Близится рассвет, а значит, ему скоро придется уйти. Но последние минуты своего материального существования он решил не растрачивать зря на тягостные мысли о том, как он будет обходиться без Томаса — для этого у него впереди еще много времени, а пока... Рэй наблюдал за спящим парнем — красивым, хрупким, нежным — желая запомнить таким навсегда, чтобы хранить в себе его образ, бессмысленно сокрушаясь о том, что был рожден не в то время и не в том месте. Постепенно ночные сумерки рассеивались, сменяясь солнцем, которое, выползало на небосвод, лениво потягиваясь своими лучами. Вздохнув, воин осторожно расцепил руки парня, выбираясь из его объятий, и бесшумно поднялся с кровати. Брюнет медленно, вырываясь из приятного прохладного полумрака, подходил к окну. Шаг. И еще один, разделяющий его до зыбкой грани спутницы-тени и губительного света. Обернувшись в последний раз, Рэй, сделав глубокий вдох, словно перед прыжком, ступил навстречу к лучам солнца, которые, неприятно лизнув кожу, заключили его в крепкие объятия, принимая и растворяя в себе. *** Том проснулся ближе к полудню от того, что нестерпимо хотел пить. Распахнув глаза, блондин поднялся с кровати, и, стоило ему сделать несколько шагов, как эти движения отозвались болью во всем теле. В памяти мгновенно всплыли события прошлой ночи, от чего сердце как-то непроизвольно сжалось. В глубине души где-то еще тлел уголек надежды, что Рэй вновь когда-то придет, и они, как прежде, будут болтать почти до самого рассвета, а потом Томас в бессилии упадет в подушки, чтобы поспать несколько часов до звонка будильника. Надежда на чудо. Глупая. Детская. Несбыточная. Сегодня Томас переступил рубеж совершеннолетия, а значит, отрочество со всеми мечтаниями осталось где-то в прошлом, а впереди перед ним раскрывался другой мир, где нет места розовым грезам. Мотнув головой, парень, превозмогая болезненные ощущения, двинулся к письменному столу, где покоилась бутылка воды. Откупорив крышку, он сделал пару жадных глотков, и невольно заметил маленькие осколки, которые некогда, составляя единое целое, были собраны в фарфоровую фигурку воина. Потеряв к воде тут же всякий интерес, Том наклонился, осторожно касаясь их кончиками пальцев. Одинокая слезинка невольно скатилась по щеке парня и упала на один из них. Тюрьма, в которую был заключен самурай, разбилась, освобождая его душу из вечного заточения, давая ей наконец обрести заветный покой. — Я надеюсь, что тебе сейчас хорошо, — слабо улыбаясь, в пустоту прошептал светловолосый, усаживаясь обратно на кровать и невольно кидая взгляд в зеркало, обращая внимание на то, что его шея, ключицы и плечи украшены многочисленными засосами, ярко-бордовыми лепестками рассыпавшиеся по коже. На запястьях красовались темные браслеты из синяков, а на груди... Расцвела алая метка иероглифа, кровавой печатью оставленная на теле. Осколки нэцке выкинут, память может стереться, изменить хозяину... а тело навсегда сохранит на себе шрамы, оставленные этой ночью.