Pacific Ocean

В голосе Чунмёна Тихий Океан. Каждый раз, когда ноты его души проходят по ушам, Кай закрывает глаза, отдаваясь. Голос успокаивает, сам Мён успокаивает, и кажется, что сам Чонин уменьшается с каждым разом, становится младше на год, на два, на десять лет. А Чунмён все говорит и говорит, не переставая, о цветах экзотических, красных, как огонь, синих, как водопад; о больших серых слонах, поднимающих свои длинные хоботы в голубое небо; о чёрной, как дно колодца, южной ночи; о сверкающих рыбах; о северных сияниях и искрящемся снеге, слепящем глаза. Но на самом деле, Чонину почти всё равно, о чем они говорят. Разница в три года превращается в пропасть в тридцать лет, когда голос Чунмёна течёт по телу и в голове. И младшему сильно-сильно хочется оказаться в его тёплых взрослых руках. Разница только в три года, но пропасть, между ними. Большая и тёмная. Даже не тридцать лет, а полвека. Даже век. Эмоции мягкие, как волны, тихо омывающие песчаный берег, плескаются в голосе, когда Кай слышит: - Спишь? Ты спишь? Устал? Чонин сонно разлепляет веки, вырванный из сладких волн тихого океана, и встречается взглядом с карими глазами, искрящимися заботой и нежностью. - Хён? - Ммм? - губы старшего трогает мягкая улыбка, а ресницы блестят в свете настольной лампы. - Обнимешь? - голос Чонина сонный и немножко хриплый, а улыбка старшего становится шире. - Тебя обнять? - добрая усмешка. - Обнять. - Маленького мальчика обнять? - уточняет Чунмён, наблюдая, как младший почти обиженно надувает щёки. С этих слов пропасть между ними становится длинною в бесконечность. - Да, - хмурится Кай и садится на кухонном стуле, выпрямляя спину и скрещивая руки на груди. Через несколько секунд Мён отодвигается от стола и хлопает по коленям в приглашении, и спустя ещё одну секунду Чонин оказывается совсем рядом с океаном. Рядом с океаном безграничной заботы и нежности. В объятиях волн хочется утонуть, и вдруг Кай ясно понимает, что бездна не между ними. А они в бездне, глубокой, как Марианская Впадина. - Что с тобой сегодня? - тихо выдыхает в ухо, а внутри Чонина всё расцветает золотыми бутонами от заботы в голосе. Чунмён даже меньше его, и Чонин соскальзывает с коленей, но руки не дают упасть совсем. - Хён, - жарко выдыхает в ключицу, прижимаясь носом. - Хён, - и голос Кая похож на тихий жалобный стон. - Хён, ты такой хороший, - смуглые пальцы цепляются за шею почти отчаянно. И Чонин хочет сказать, что любит своего хёна, совершенно искренне, но почему-то глотает эти слова. Всегда глотает. А в голосе Чунмёна Тихий Океан, и он укачивает в своих волнах Чонина, говоря, что нет плохих людей. И Чонин снова засыпает.