Wir sind zuständig für diejenigen, die gezähmt.

Иногда Вирда забирает всех близких и любимых нами людей. Безжалостно поступают жестокие боги, взяв себе столь ужасную жертву. Забрав, они ломают судьбы другим, они надменно смеются над страданиями человек, пропуская молитвы несчастного, мимо ушей, развлекая себя столь ужасным способом. И самое трагичное, что никто не знает на кого укажут своими перстами злые Божества… …Пустой взгляд глазами, цвета плачущего неба в слепящую своей синевой лазурь. Он умирал медленно, мучительно, словно Ад вселился в его плоть. Умирающей стране уже ни чем не помочь. И его просто оставили умирать. Одного. В забвении. Маленькое сердечко еле билось, заставляя чуть подрагивать тонкую, довольно поношенную рясу священника. Взгляд затуманен и пуст, как душа безрадостного человека. С обветренных губ слетал судорожный выдох. Вот оно. Вот оно- погибшее величие Ливонского Ордена. Умирать юноше было страшно. В тисках смерти находится не только он, телесное олицетворение страны, но и сам Орден. Был, и бац! Его нет. Да ещё и это странное чувство неизвестности. Будет ли смерть жалостлива к нему и сразу подарит свой поцелуй или будет мучить его в ужасной агонии. Вроде никто не будет оплакивать смерть Виллекина. Но жизнь такая штука, что всегда есть одно «но», про которое не хотел думать Орден из-за слёз, которые он прольёт, когда перед глазами станет лицо родного Пруссии. Этого надменного красноглазого наглеца-Вилль и любил, но сейчас вспоминать не хотелось. Слишком уж сердце колит, но умирать с его именем на губах идея хорошая. Тонкие пальцы юноши холодели, смерть постепенно наступала. Странная дрожь в теле, лоб покрылся испариной. Нет, Орден был сильно молод, он хотел жить и идея умереть здесь, на лугу парня не радовала. Де Эндорп желал смерти в своём замке, сжимая письмо любимому Гилберту. Но Вирда жестока и любит насмехаться над странами и всеми живыми существами. -Вилли! - пронёсся строгий голос по цветущему лугу, на котором лежал умирающий Ливонский Орден. - Я знаю, что ты здесь! Внимательно окинув море цветов своим пронзительным взглядом, Пруссия нашёл край рясы своего братца. -Почему ты не окликался?! – злобно воскликнул Гилберт, присаживаясь на колени перед братом. Виллекин поднял свои глаза полные бриллиантов слёз на брата, судорожно всхлипывая. -Ну ты чего? уже более добрым тоном спросил пруссак, сцеловывая слёзы с щёк Виллекина. -Я…Умираю..Гил…Мне холодно - еле слышно прошептал Виллекин, с трудом вдыхая воздух. -Т-ты шутишь? побледнел Гилберт, хотя куда уж ему бледнеть. -Пруссия...Мне холодно..Я не хочу умирать! воскликнул Орден, сжимая руку пруссака чуть ли не до хруста костей. Посмотрев в глаза умирающему де Эндорпу, Пруссия осторожно положил юношу себе на колени, начиная растирать ледяные кисти. Но как бы Бальшидт не старался, Ливонский Орден становился холоднее, а ведь пруссак завернул того в свой плащ и растирал кожу. Но, увы, смерть не обмануть, не остановить. Она никого не щадит, ни короля, ни крестьянина, ни монаха. -Вилль, не умирай, умоляю. Я не смогу без тебя.- прошептал пруссак, прижимая к себе хрупкое тельце. -Прощай, Гил. Я…Люблю тебя- еле слышно прошептал Ливонский Орден, закрывая свои вечно грустные глаза и бездыханно замирая. Маленькое тело де Эндорпа в руках Бальшмидта выглядело как большая, красивая кукла, которая безумно дорога хозяину, но с нею надо расстаться, ибо негоже взрослому господину играть в игрушки. Подул ветер, срывая с одуванчиков белые пушинки и унося их далеко-далеко к самому морю, туда, где плачут чайки. Взяв на руки своего милого Виллекина, Пруссия медленно побрёл в сторону замка, думая о том, что слишком поздно узнал о тех нежных чувствах своего маленького крестоносца.