Game of suddenness

Писалось под Peter Heppner – Suddenly Время мирно тикало. Почти как часы, только немного по-другому, чуть более громко. Почти как музыка, что играла в наушниках вожака. Он сам часто задумывался о времени. Ведь оно, на самом деле, не идет лишь в одну сторону. Его можно «откатить», начать все заново, оказаться на другом круге, где тебя могли бы принять по-другому. Оставить эту жизнь и сразу перескочить на ту. Если об этом задумываться вечно, можно даже свихнуться, придумать собственную теорию или даже, сломав все законы, выстроить машину времени, которой, в общем-то, являлся по своей сути Шакал Табаки. С одной стороны – простой парень, с другой – старый дед, хранитель времени в виде шестеренок сломанных часов и белых перьев цапли. У Слепого была своя шестеренка, но он давно ее передарил тому, кому она стала нужней. Он уже знал, как все будет. Он знал, что тот, кого он хотел бы увести подальше от Наружности за ним не пойдет. Он по какой-то причине не любил Дом, и Бледный даже знал, по какой. Их было множество, но самая главная из них заключалась в непонимании. Скорее всего. Вожак привык так думать. Привык об этом не задумываться долго, потому что эти мысли ранили не хуже ножа, которым был убит Лось. А в музыке пелось что-то об одиночестве и предупреждении. Музыка подходила для лишения себя жизни, но обстановка была какой-то неподходящей, да и за веревкой не хотелось идти к Крысам. Сняв наушники, доигрывающие самые печальные ноты песни, он встал и вышел из комнаты. Вслед ему сказал несколько слов Лорд, но он не придал им значения. Ему хотелось курить. Стены дома Бледный знал лучше, чем любой зрячий. Он без помощи мог найти дорогу куда угодно, тем более до Кофейника. Войдя внутрь, парень сел за ближайший столик и закурил, а глазами уставился в стену, будто ожидая от нее каких-то объяснений происходящего. Только разве могла простая стенка что-то дать? Ответ был прост, конечно же - нет. Снова что-то защемило в груди, потому что в голове вновь закрутились знакомые мысли. Внешне он удачно мог скрывать все свои ощущения и эмоции, создавая вокруг себя невзрачный купол, под которым можно было спрятаться даже не одному. «Мне все равно», - говорило его лицо, и все, что могло сказать, кроме души, естественно. Только в душу Слепой не давал никому залезать, даже Сфинксу. Выстроив сложные лабиринты из мыслей, поставив в большинстве проходов стены с домовскими надписями. «Пошел тропою волка». - Черт, - прошептал вожак. Так, чтобы его можно было услышать. Он знал, что Сфинкс стоит в дверях, глядя на него своими глазами зеленого цвета, которые Бледному не суждено никогда увидеть. Это мог быть только он, потому что искали его все, а находил – он. Это была их игра, которую начинал Слепой и с какой-то недетской радостью подхватывал Сфинкс. - Гробишь себе легкие? Ты уже на человека не похож, а продолжаешь курить, - вдруг подал голос парень, стоявший в дверях. Сделав несколько шагов вперед, он сел напротив вожака, и с каким-то упреком взглянул сначала на него, а потом на пачку «Кемела». - Если ты будешь лечить меня, то я буду лечить тебя, Большая Мудрая Кошка, - губы растянулись во что-то наподобие улыбки, больше напоминающей оскал, - И, поверь, я смогу найти в тебе достаточно грехов, чтобы ты перестал отучать меня от моих привычек. Отучить Бледного от чего-то было невозможно, и это знали все. Отучить можно девятилетнего мальчишку, а не матерого вожака, чьи привычки можно было считать почти законом. Курили в Доме почти все. Пили, а точнее лечились, многие. Сфинкс промолчал, глядя на Слепого и клубы дыма, идущие от его сигареты. Он чуть откинул голову назад, растекаясь по стулу, а с лица не стиралась эта улыбка с намеком на безумие. Он, верно, и вправду скоро окончательно сойдет с ума. Волосы упали на глаза, скрыв их от парня, сидящего рядом. Они оба молчали и в их тишине рождались и умирали все эти мысли и эмоции, после выплескиваясь наружу какой-то странной порцией маразма, или, чего хуже, шизофрении. Потому что им было что сказать, но, наверное, пункт «мучить друг друга» тоже входил в правила игры. - Ты смотришь на меня так, как будто я только что натворил что-то мерзкое, - внезапно сказал Бледный, чуть приглушив тишину, убившую все звуки комнаты. У Слепого не было глаз, он чувствовал на себе этот взгляд кожей. Они были достойны друг друга: улыбкой одного можно было вскрывать вены, а взглядом другого можно было затягивать петлю вокруг шеи, так они и жили. - Ты правда не догадываешься, чего ты сделал? – парировал Сфинкс, не сводя глаз с Бледного. Они оба знали, что имелось в виду. А вожаку это было только на руку. Он знал слабости друга, знал свои слабости, но, в отличие от первого, сам не привык уступать своим слабостям. - Покажи, что надо было сделать, - проговорил Бледный, потушив окурок о пепельницу и бросив его туда же. С первого раза, на автомате. Потом услышал, как Сфинкс поднялся. Улыбка стала еще безумней. Самая интересная часть игры. Подойдя к вожаку, парень наклонился, накрывая его губы своими. Протезом он чуть сжал плечо, до боли. Вот он, поцелуй с горьким привкусом никотина. С пламенным переплетением языков и укусами. Рукой Слепого на шее. Так, как это было всегда. Потому что это для них всегда было правильно. Вести языком по его небу и деснам, немного отстраняясь и закусывая губу до крови, так, чтобы к горькости добавился привкус металла. Мокро и жарко. Борясь за первенство. Первым отстранился Бледный, тут же притягивая Сфинкса к себе и шепча на ухо: - Ты уйдешь со мной… - Или ты со мной останешься? – короткий ответ, над которым стоило задуматься.