Черное и белое

Под утро температура ушла, уступив место смущению. Дженсен настолько ослаб, что Джареду пришлось поддерживать его по пути в ванную, и парню от этого было явно не по себе. “Расслабься”, - мысленно утешал его Джаред, - “всем иногда нужна помощь.” Пока разболевшийся Эклз разбирался с естественными потребностями, умывался, полоскал горло и пил лекарства, Джаред собрался, вытащил чековую книжку, ручку и стоял, переминаясь с ноги на ногу, готовый в любой момент уйти и оставить его в покое. Вот только он не хотел. Освежившийся Дженсен выполз из ванной и тут же плюхнулся назад на кровать. - О, вы спешите, мистер Падалеки? Тогда давайте ближе к делу. Картину... “Мистер Падалеки” резануло Джареду слух. - Вообще-то я не заключаю сделок, не выпив кофе. Тебе сварить? Я уже знаю, где здесь что. Улыбка Дженсена развеяла все сомнения. От кофе он тоже не собирался отказываться. Джаред по тихому пересыпал содержимое пакета Brasilia в банку из под тошнотворного Брикс и через пару минут уже нес к кровати поднос с двумя дымящимися чашками и блюдечком варенья. Дженсен покосился на варенье: - Насчет лекарств и всего этого... - Я вычту из стоимости картины, не беспокойся. Вообще-то Джаред не собирался ничего ниоткуда высчитывать, но он не понаслышке знал, насколько хрупкая штука – мужское самолюбие. А то, что у Дженсена его хватало, он не сомневался. - Так сколько ты попросишь за свою чудесную работу? Дженсен отпил из чашки, удерживая ее двумя руками и лукаво взглянул на Джареда. - Пятьсот баксов. Падалеки сделал над собой нечеловеческое усилие, чтобы не измениться в лице. Похоже тот еще рассчитывал, что он будет торговаться. Парень себе даже не представлял, за сколько уходят вещи, отметившиеся в CORTEZ. - Идет, - он аккуратно вывел на чеке единичку, а за ней дорисовал еще четыре нолика, - готово. - Положите, туда на тумбочку, пожалуйста, - Дженсен слабо взмахнул рукой, - а картина нераспакованная стоит в прихожей. Забирайте. Джаред нехотя поднялся и пошел забирать покупку. “Вот и все, скорее всего мы больше не увидимся.” Он обернулся, чтобы... “Что бы что? Еще раз взглянуть? Джаред, не сходи с ума.” - Береги себя. И спасибо. За сегодняшнюю ночь. Да и вообще. От этих слов у Джареда заныло в низу живота. Он коротко кивнул в ответ и быстро вышел за дверь. Женевьев сидела в своем кабинете в их с Джаредом особняке, смотрела на мерно качающийся маятник, вмонтированный в потолок, потягивала красное сухое из широкого бокала на тонкой ножке и анализировала чувства. Для Жен это всегда было трудной задачей. “И так, что мы знаем? Последние две недели Джаред ведет себя необычно. Под необычным мы подразумеваем увеличившуюся рассеянность, необдуманные поступки, высказывания о том, чтобы кардинально изменить жизнь, бессонницу, периоды беспричинной подавленности.” - Жен, смотри, я купил щенка. Посмотри, посмотри на него, какие большие лапы. Томми, иди сюда. Смотри, кого папа принес. Ну, по правде, покупку собаки нельзя расценивать, как огромную странность. Сын был в восторге, да и размеры особняка позволяют содержать животное в комфорте. Но он не предложил, не посоветовался, даже не поставил в известность заранее. Просто принес и все. Это на Джареда не похоже. - Милая, а что если я уйду из Selective Dynamics и займусь наконец моделированием? Вот это уже более серьезно. - Ты просто не представляешь себе, как мне надоело перекладывать эти бесконечные бумажки. Изо дня в день. Я же приличный инженер. Диплом с отличием. Ну, пойду на курсы, освежу знания. - Думаю, тебе стоит для начала изучить рынок вакансий. Или ты хочешь начать свое дело? Если последнее, то это нужно обсудить отдельно, и не в два часа ночи, - ответила ему Женевьев, а сама на следующее утро засела за свои многочисленные книги по психологии. “Кризис среднего возраста? Рановато. Кризис самоактуализации? Ближе, вроде бы. На депрессию не похоже.” Ну а как тогда объяснить вот это: - Жен, как ты их терпишь? - Бормотал в стельку пьяный Джаред на приеме у его матери, Сьюзан. - Это же не люди, это оболочки какие-то. Они думают, что видели жизнь. Да нихрена они не видели. Сидят здесь на диванах разглагольствуют. И мы с тобой тоже ничего не видели. Жен, а поехали куда-нибудь, подальше отсюда, а? Она решила больше не откладывать: - Джулия, у меня проблемы. Я пыталась разобраться сама, честно, но ничего не понимаю. - Ясно. Тогда отвезешь Тома в садик и сразу ко мне. Не накручивай себя, милая. Мы все выясним. Жен открыла свой журнал самонаблюдений на странице со шкалой дискомфорта и, немного подумав, отметила цифру семь. Она пролистала назад, к той дате, когда стала свидетелем того, как Джаред чуть не шагнул вниз из окна. Весь лист был исчеркан истеричными красными линиями и исписан десятками. А вот и нарастающий уровень дискомфорта во время беременности. От двойки к восьмерке, и снова к двойке. - Джулия. Я читала книгу о формировании эмоциональной привязанности у детей. Она меня расстроила. Там сказано, что для нормального развития ребенку необходимо сформировать психоэмоциональную связь с матерью. Ты же знаешь, что я не могу. Вдруг ему это повредит и он будет расти ненормальным? - Жен, давай определимся с двумя принципиальными вопросами. Ты хочешь, чтобы он родился? - Господи, конечно да. Он же мой. - Отлично. Тогда второе, ты хочешь, чтобы ему было хорошо? - Я же сказала, он мой. Ты знаешь, что это значит. - Тогда поверь мне, что этого уже достаточно. А если будешь видеть, что не справляешься, не стесняйся просить о помощи. У твоего сына будет отец и целая толпа обожающих родственников. Не нужно брать всю ответственность на себя. Проработав двадцать три года личным психотерапевтом семьи Кортез, Джулия Макнивен знала о чем говорила. Тогда, амбициозная молодая выпускница, полная революционных идей, она жаждала воплотить их на практике, но ни в клиниках, ни в стенах медицинской академии ее не воспринимали всерьез. Серьезно к ее предложениям отнеслись только Джеральд и Карен Кортезы, родители крошки Жен, пострадавшей от серьезной черепно-мозговой травмы, не затронувшей ума, но навсегда убившей в ребенке чувства. Женни ничего не огорчало, не пугало, не радовало, не мотивировало, не разочаровывало, не злило. Она не улыбалась, не плакала, не проявляла интереса к родителям или другим детям. Психиатры поставили на ней крест и рекомендовали определить девочку в спец учреждение. Джулия предложила другой путь и Кортезы ухватились за нее, как за спасительную соломинку. “Моя гипотеза очень проста. Что-то должно было остаться. Мы найдем это что-то и выстроим на нем все остальное.” Почти год Джулия скрупулезно вела наблюдения, а когда убедилась в правильности своих догадок, принялась за работу. Девчонка была жуткой собственницей. Самым частым словом в ее лексиконе было “мое”. И о своих вещах она всегда заботилась сама. Джулия заметила, что Жен, кроме физического, способна испытывать и психологический дискомфорт или удовлетворение, при чем единственным источником удовлетворения был уход за своими вещами. “Бинго!” - подумала тогда Джулия и купила ребенку хомячка. - Смотри, Женни, это твой хомячок. - Мой, - завороженно глядя на животное повторяла девочка. - Он живой, ты знаешь, что это значит? - Его нужно кормить, давать водичку и менять подстилку. - Ты хочешь это делать? - Да! Он мой. Хомяк был оставлен на попечение юной Женевьев. Уже через несколько дней, хмурая, явно нервничающая девочка доложила: - Он болеет. Почему он болеет?! Мне плохо, от того, что он болеет. - А расскажи чем ты его кормишь? - Конфетами. Я люблю конфеты, я подумала, и хомяк любит. Это была первая, самая элементарная реконструкция, произведенная Джулией. “Если хочешь позаботиться о ком-то, сначала узнай, что ему нужно.” Прошли годы прежде чем поведение Жен стало практически неотличимым от среднестатистического. Конечно случались и неудачи, и кризисы. Вроде машины соседа, мистера Филби, который по досадной оплошности переехал котенка. Девочка не злилась и не плакала, она дождалась, пока Филби оставит машину на улице вместо гаража. За ночь, автомобиль был полностью уничтожен и ремонту не подлежал. Добиться от Женевьев объяснения, как ей удалось вывести из строя сигнализацию, так никто и не смог. Второй крупный кризис случился через четыре года после их с Джаредом свадьбы. Мысли о том, что Джаред может покончить с собой, практически парализовывали ее. Он не знал, что она видела, как он стоял на том подоконнике. - Джулия, как ты думаешь, это может повториться? Он попытается еще раз? - Думаю, это возможно, - наставница никогда не лгала своей подопечной. - Что мне делать? Как сделать так, чтобы он больше не пытался? Я не знаю чего он хочет. И не знаю, как это узнать. Я не понимаю, Джулия. Я предлагала сходить вместе к семейному психологу, он наотрез отказался. Один идти тоже не захотел. Я рассказала его брату, попросила присмотреть за ним. Но хватит ли этого? Джулия только слушала. Очевидного выхода не было. - Я беременна! - Объявила Жен через полгода, чем порядком изумила Макнивен. - О. И что ты думаешь по этому поводу? - Я пришла к выводу, что если у Джареда будет ребенок, то он не сможет поступить с ним так, как поступил его отец. Я рожу ему ребенка и он останется со мной. Он уже выглядит намного лучше. “Справимся ли мы в следующий раз?” - Джулия испугалась. - “Не берем ли мы на себя слишком много?” Джаред полулежал на диване в гостинной, подперев рукой подбородок и наблюдал, как сын играет с Алфи, трехмесячным щенком золотистого ретривера. Он потихоньку отходил от разговора с матерью о своем потенциальном увольнении. Естественно он своими импульсивными, необдуманными решениями “подводит дело всей ее жизни и жизни его отца”, и “папа сгорел на этой работе, пытаясь построить будущее для тебя и Чада”, “конечно от этого мерзавца я ничего другого и не ожидала, он весь в свою мать”, “но ты, Джаред, на тебя вся надежда, я уже старая женщина, ты и так скоро займешь мое место, не ускоряй этот процесс”. “Господи, мама, тебе пятьдесят два, о чем ты говоришь?”- никто не умел так выводить Джареда из себя, как его мать. Сошлись на том, что он доработает до конца года, а пока подыщет себе новое место и обдумает решение. Он прекрасно знал эту уловку: потянуть время, сбить его с пути, через четыре месяца окажется, что он незаменим и нужен еще на пару месяцев. Они все это уже проходили. Зазвонил телефон. - Кто? - рявкнул в трубку Джаред. - Э... Джаред? Это Дженсен. Дженсен Эклз, помните меня? Картины, ангина, все такое? Вам удобно сейчас разговаривать, я вас не отвлекаю? У Джареда словно перед глазами просветлело. “Дженсен.” - Да-да, Дженсен. Конечно помню. Слушаю вас. - Тут такое дело. Те сумасшедшие деньги, которые вы мне дали. В общем я бы вам и не звонил, но Морган, директор школы, он меня очень просил... В общем, он хотел, чтобы и вы видели, и вас все увидели... - Дженсен, - раздражение Джареда как рукой сняло, - у тебя опять нервное косноязычие? - Похоже на то, - в трубке послышался смех. “Ты красиво смеешься.” - Попробуй еще раз. Какая связь между мной, деньгами, школой и ее директором? - Значит так, деньги нужны были на ремонт школы. Ее здорово потрепало ураганом в начале лета. В общем, я обещал Моргану помочь. Думал продам пару картин, скинусь деньгами. А тут вы, оставляете такой чек. Нам хватило на весь ремонт. Поднажали с мужиками и к началу занятий успели. Только спортзал и класс труда остался. Морган меня сразу начал прессовать, мол, откуда такие деньги. Думал, я банк ограбил, ну или наркотиками приторговываю. Перепугался, короче. Ну, я ему и рассказал, про вас и про картину. Вот он с тех пор меня третирует “Пригласи этого мистера Падалеки на церемонию начала нового учебного года. Мы его поблагодарим.” Так что Джаред, завтра в десять начинается. Вы сможете прийти? - С удовольствием, - теперь Джаред во всю улыбался, - только, вы не будете против если я возьму с собой сына? - Да ради Бога. Я вас тогда встречу перед школой. Туда можете брать свою машину, там рядом есть нормальная парковка и охранник. - Буду рад снова тебя увидеть, - последнее как-то само вырвалось.