can i borrow a kiss?

Чондэ ненавидел заменять отца за прилавком. Будто других дел у него нет, кроме как протирать и без того белоснежные чашки, разносить заказы вместо Бэкхёна, который сегодня убежал на свидание с очередной девчонкой, и старшей сестры, у которой всегда найдутся отмазки на любой случай, да каждый день повторять одно и то же: интернет-кафе теперь за углом. Вообще-то ему, студенту третьего курса журфака, как раз-таки было чем заняться (если и не висящей на носу сдачей курсовой работы, то хотя бы походом на выступление лучшего друга Исина в задымленном клубе). Но вместо того, чтобы издалека наблюдать за толпой невменяемых поклонниц танцора и по совместительству студента по обмену из Китая, Ким Чондэ сверлит хмурым взглядом будто испаряющийся уровень зарядки на телефоне. Хуже уже просто быть не может, думает он. Завтра зачет, к которому он не готов, запах кофе и корицы кружит голову и жутко хочется открыть окно, а прямо в витрине, в кафе-кондитерской напротив, скачет его личный раздражающий фактор. Они с Ким Минсоком никогда не ладили. То ли дело было в остром языке Чондэ, то ли в по-детски пухлых щеках сына кондитера, но в день первой их встречи младший смеялся ровно до тех пор, пока не получил в нос и, разревевшись, не побежал жаловаться отцу. Так что с того самого дня двенадцать лет назад парни перманентно находятся в состоянии войны. Минсок натянуто улыбается одними губами, встречая пришедших посетителей, и Чондэ в витрине через дорогу скалится, передразнивая его. Конечно, они уже были взрослыми людьми и могли бы давно уже забыть про все детские обиды, тем более что Минсок не так давно значительно сбросил вес и теперь походил больше не на булку, а на сушеную рыбную палочку, но разве можно забыть целых двенадцать лет вражды? Вот и Чондэ упрямо считал, что хуже и коварнее человека, чем Ким Минсок из кафе-кондитерской через дорогу, быть не может. Бэкхён возвращается в кофейню под вечер, а чуть позже их навещает и Исин. Парни оживленно переговариваются, пока Чондэ варит им всем по чашке ароматного капучино с шоколадным сиропом, обсуждая прошедшее свидание. - Надеюсь, она стоила того, чтобы оставлять меня тут на произвол судьбы, - язвит Чондэ, ставя чашку с молочной пенкой перед Бёном. Он, конечно, рад за друга, но тот бросает его ради свиданий с хорошенькой мордашкой и стройными ногами слишком уж часто. – И кто на этот раз: яблочки, кокосы или дыньки? - Вот поэтому у тебя и нет девушки, - фыркает Бэк, пока Исин, смеясь, оттирает с подбородка кофе, что выплюнул. – Хотя, если брать в расчет тот факт, что единственные твои отношения длятся вот уже двенадцать лет, тебе ее и дальше не видать. - Мы можем хотя бы один день обойтись без упоминаний о Ким Минсоке? – Чондэ закатывает глаза, падая на диванчик рядом с Исином. Бэкхён напротив скрывает смешок за керамической чашкой. - Вообще-то, я имел в виду твоего пса, - бровь друга взлетает вверх, исчезая в каштановой челке, и Чондэ понимает, что прокололся. Глаза Бэка горят озорством, и он перегибается через пластиковый столик: – Ты единственный, кто тут думает о нем сутки напролет, дружище. Уверен, что между вами только детские обиды? – Он прищуривает один глаз, наблюдая за реакцией Чондэ, и тот не заставляет себя ждать, швыряя в него мятой салфеткой. - Думай о своих кокосах, Бён Бэкхён! Минсока они после недолгих препирательств оставляют в покое, и Исин рассказывает о намечающемся на вечер пятницы выступлении, а Чондэ вздыхает и говорит, что вряд ли сможет прийти, даже если Исин будет биться с каким-то появившимся недавно, но успевшим зарекомендовать себя танцором. На субботнее утро назначена пересдача завтрашнего зачета. А еще в пятницу вечером отец пригласил к ним на ужин своего давнего друга. И все бы ничего, вот только друг этот был владельцем кафе-кондитерской через дорогу. Чондэ устало приваливается к дверной раме, провожая друзей до такси. Уже поздно, вдоль улицы горят тусклые фонари, а витрина напротив подмигивает бирюзовой вывеской в форме корзиночки с вишней на самой макушке. И, наверное, его взгляд, скользящий по буквам на наружном меню какой-то печальный, потому что Исин ободряюще сжимает его плечо, спускаясь с крыльца: - Попробуй присмотреться к нему. Может, он не такое уж вселенское зло, как ты себе напридумывал в детстве? – Его слова ни разу не подбадривают и звучат скорее как насмешка, чем действительно стоящий совет, но все возражения повисают в воздухе, потому что Исин хлопает дверцей такси. Чондэ не считает, что он «напридумывал» хотя бы потому, что запеченные в пончиках дождевые черви – вовсе не смешно. Он поднимается на второй этаж, пристроенный над кофейней, переодевается из рабочей одежды в старые джинсы и растянутый бомбер и хватает с крючка поводок. - Гулять, Баоцзы! – Над кличкой для теперь любимого пса, купленного отцом за обещание больше не плакать и постараться подружиться с Минсоком, юноша долго не заморачивался. Из-за угла выползает старый бульдог на кривоватых лапах, таща за собой по полу две полоски вязких слюней. По крайней мере, двенадцать лет назад Чондэ казалось, что эти двое неразличимы. Он открывает перед псом дверь, смотря, как тот едва ли не кубарем катится по ступенькам, и спускается следом. Хотя бы команду «фас» старина-Бао до сих пор выполнял отменно – после одного инцидента с порванными штанами Минсок предпочитает не показываться перед домом в это время суток. Или предпочитал… - Ты не мог бы выгуливать своего болотного тролля подальше от моей лужайки? – Минсок прижимает к себе покрепче пакет с диетическими хлебцами и бочком продвигается к крыльцу кондитерской. Чондэ хмыкает, следя за его маневром и даже не думая надеть на Бао поводок. - Боишься, газон завянет? – Неприкрытый скепсис в голосе заставляет старшего ощериться. Он поднимается по ступенькам от греха подальше и наполовину скрывается за стеклянной дверью кондитерской, чтобы иметь возможность быстро спрятаться в случае такого любимого Чондэ «фас!». - Не удивлюсь, если ты кормишь его ураном, - парирует он, выставляя в дверной проем только темно-медную в вечернем свете фонарей голову. – Должно же быть логическое объяснение его уродливости. Или ты просто выбирал его, руководствуясь своим исключительным вкусом? Просто он так же ужасен, как и- - Фас, - спокойно командует Чондэ, направляясь дальше по дороге и не обращая внимания на испуганный крик старшего, скрывшегося за дверью. Тщетно полаяв на закрытую дверь еще с минуту и от души заляпав прозрачное стекло слюнями, Баоцзы догоняет хозяина с распотрошенным пакетом хлебцев в зубах. А Чондэ, помахивая поводком и напевая какой-то приставучий мотивчик, чувствует себя как никогда удовлетворенным. Для них это почти традиция: отец Минсока притаскивает из кондитерской свежие пирожные, а папа Чондэ варит на всех вкуснейший мокко, и они все вместе вынуждены смотреть какой-то кубок по футболу. Чондэ откуда-то знает, что Минсоку футбол нравится, но даже тот кривит лицо, потому что эта «традиция» ни одного из сыновей не устраивает. Чондэ уверен, что в клубе сейчас куда интереснее, и, когда он бросает тихое «мне надо готовиться к пересдаче», собираясь по-тихому свалить через окно, Минсок провожает его недовольным взглядом. Чондэ уже перекидывает ногу в неизменных кедах через подоконник, когда звонит телефон. Бэкхён пишет, что Исин очень волнуется и страстно желает видеть его на выступлении, и что лучше бы Чондэ прямо сейчас приехать, если он не хочет потом откачивать китайца собственноручно. - Ты его сделаешь, сделаешь! – Подбадривает Исина Бэк, пока Чондэ поправляет первому полупрозрачную майку и засовывает шнурки кроссовок поглубже, потому что Исин выглядит уже неспособным на это. Он беспрестанно хлебает воду из бутылки и вообще кажется каким-то полумертвым. Чондэ сомневается, что его оппонент на сегодняшний вечер настолько хорош – он расслабленно слушает музыку через огромные наушники и даже не думает хотя бы размяться – но убеждать в этом друга пока не намерен. Легкая победа вряд ли будет считаться им за победу вообще. Как только начинает звучать музыка, толпа расступается перед ними, образуя тесный круг. Чондэ с Бэкхёном срывают глотки, пытаясь перекричать музыку, чтобы поддержать китайца, и это, кажется, действует – Исин берет себя в руки и выписывает бедрами такие волны, что даже Бэк озадаченно затихает. Соперник Исина ниже в росте, но его тонкое тело не менее гибкое: он ловко переходит с волны на нижний брейк и заканчивает свою партию красивым вращением на ладонях. Толпа ликует. Чондэ досадливо кусает губу. Он недооценил его. Парень в безрукавке с глубоким капюшоном, не позволяющим рассмотреть лица, танцует с Исином на равных. Они выдают целую серию сложных движений по очереди, ни разу не повторившись, и к концу трека толпа разделяется на два лагеря. И Чондэ сложно сказать, кого из парней поддерживает большинство. Он знает только, что успех оценивается громкостью полученных после выступления оваций, и у Исина она обычно зашкаливала. Биты, тяжелые и ритмичные, кажется, можно потрогать руками – настолько отчетливо они ощущаются в дрожи по всему телу. А может, это просто адреналин от выступления кипит в крови: Чондэ кажется, что это не просто баттл – это схватка, и победителем здесь будет только один. До конца трека остается слишком много, когда китаец завершает свою партию мощным выпадом вперед, а это значит, что баттл закроет его оппонент. А это плохо. Чондэ сжимает кулаки, когда мелодия по воле ди-джея становится медленнее и плавно течет по телу второго танцора. Это завораживающе, и даже Исин нерешительно застывает на кромке толпы, скандирующей его имя, а второй парень движется по кругу, словно выбирая себе жертву. И Чондэ резко плохеет, когда фигура в безрукавке останавливается напротив него, вытягивая в круг за рукав футболки: - Можно одолжить у тебя поцелуй? – Голос тихий и как будто мурлыкающий, и парень теряется в его резонансе с музыкой. Чондэ пытается сфокусироваться на черном провале балахона, но все бесполезно, а потом встряхивает волосами, решая, что ему послышалось. - Что? - Я верну, обещаю, - дерзкая улыбка – последнее, что видит Чондэ, перед тем как почувствовать сладковатый запах ванили и тепло чужих губ. Его целуют мягко и ненастойчиво, и он мог бы отстраниться, если бы был на это способен. Но проблема в том, что это слишком внезапно, и нервную систему клинит. Он не отвечает, но парень с энтузиазмом целует за двоих, притягивая к себе за шею и раздвигая языком губы. Все посторонние звуки будто приглушают одной кнопкой, и Чондэ слышит только тяжелое дыхание танцора – крики взорвавшейся толпы, бешеный стук крови в ушах и собственный возмущенно-недоверчивый возглас тонут в этом размеренном шуме. Незнакомец скрывается в толпе быстрее, чем Чондэ успевает прийти в себя. Губы горят едва ли не ярче залившихся краской щек, словно красноречиво рассказывая всем встречающимся на пути из клуба людям, что он только что целовался. С незнакомым парнем. Когда они расходятся по домам, предварительно детально обсудив выступление и тактично избегая упоминаний о последней сцене, Чондэ обессиленно падает на кровать, даже не надеясь на сон. Потому что у Бэкхёна впервые не находится слов, чтобы описать ситуацию, Исин впервые проигрывает баттл, а Чондэ отдает первый поцелуй чертовому незнакомцу на танцполе клуба. - Я не пойду, - и отказ звучит достаточно категорично, чтобы Бэкхён больше не открывал рот, но на Бёна это никогда не действовало. Он расслабленно помахивает в воздухе половинкой пончика из кондитерской напротив, чем страшно злит Чондэ, и самоуверенно улыбается. - Разве тебе не интересно узнать, что… - Еще одно слово, и я выставлю тебя за дверь. Не только США могут выдвигать штрафные санкции, знаешь ли, - предупреждает Чондэ, кивая в сторону стеклянной двери в кофейню. И он абсолютно уверен в том, что прилепит над входом пресловутый лист А4 с надписью «Всяким Бён Бэкхёнам не входить», если тот еще хоть раз заикнется о… - …это был за парень, укравший твой первый поцелуй? Бэкхён весело хохочет, когда Чондэ выставляет его за дверь. Он и правда не собирается возвращаться в этот клуб даже под страхом того, что Исин может на него обидеться. Но тот, как ни странно, с подозрительной легкостью входит в его положение. Спустя три дня приходится признать, что больше Ким Минсока, учтиво предлагающего посетителям меню в витрине напротив, его бесят только эти губы. Мягкие и аккуратные, они оккупируют все сны Чондэ до единого, настойчиво и упрямо прижимаясь к его собственным. Они неизменно пахнут ванилью и отчего-то сладкие на вкус, и после очередной ночи, проведенной, будто в забытьи, Чондэ кажется, что он узнает их дерзкий изгиб из тысячи. Потому что, хоть и страшно признаться в этом даже самому себе, его подсознание в выражении желаний куда смелее, чем он. Вечером пятницы воздух пахнет легкой ленью и жареными орехами, когда Чондэ, придерживая ногой Баоцзы, высовывается из дверного проема, встречая глазами коробку пончиков с фирменной этикеткой кафе-кондитерской. Ким Минсок хмурится и буквально впихивает ее ему в руки, дополняя это все недовольным «Сегодня собираемся у нас» и сразу же топая вниз по ступенькам. На этот раз в начинке пончиков червей не обнаруживается, и Чондэ искренне надеется, что там нет слабительного или еще чего-нибудь в духе шутника-Минсока. - Я рад, что вы все-таки поладили, - говорит господин Ким, когда они сидят в небольшой уютной гостиной. Вместо кофе на журнальном столике – несколько баночек Bud’а и большая миска чипсов, и Чондэ улыбается, делая глоток из своей банки и тактично не упоминая, что они с его сыном, как бы, до сих пор не ладят. – Минсок так хотел подружиться с тобой, что я боялся, не принял ли он тебя за девочку! – Мужчина смеется, а Минсок давится пивом и швыряет в отца диванную подушку через столик с возмущенным «Пааап!». Чондэ мстительно скалится ровно до тех пор, пока голос не подает его отец: - Что не исключено, учитывая то, как мило Чондэ выглядел в платьях старшей сестры, - теперь приходит очередь Минсока смеяться в кулак, а Чондэ покрывается гневным румянцем, предпочитая молчать. Открывать сейчас рот себе дороже, раз уж тема зашла о детских воспоминаниях. Когда отцы совсем уж расходятся под действием алкоголя, Чондэ выходит на узкий открытый балкон, подставляя все еще красное лицо ночному ветру. Так непривычно смотреть на подмигивающую огоньками вывеску собственной кофейни через дорогу, что он на мгновение засматривается, не сразу замечая чужое присутствие. - Я никогда не принимал тебя за девчонку, просто ты был единственным мальчишкой моего возраста в квартале, куда мы только переехали с отцом, - Минсок подпирает плечом дверную раму, и впервые в его голосе нет издевки, сарказма или присущей ему надменности. Чондэ такого Минсока не знает, поэтому и отвечает в несвойственной себе манере: - Я никогда не хотел обидеть тебя, но в детстве твои щеки действительно были похожи на булочки. Минсок долго молчит, прежде чем тихо рассмеяться и предложить поиграть в приставку. А Чондэ, всегда считавший, что обстановка в комнате старшего должна точно соответствовать интерьеру кондитерской, облегченно вздыхает, не обнаруживая красных диванов и глазурно-белых подушек. Они устраиваются прямо на полу и изредка таскают чипсы из разделяющей их миски, когда кто-нибудь проигрывает, и Чондэ делает вид, что не замечает, каждый раз, когда его пальцы задевают чужие холодные. К тому времени, когда он расправляет задники кед пальцем, надевая их на ноги, ему даже кажется, что все эти двенадцать лет он считал Минсока последним мудаком безосновательно. Однако он думает так ровно до того момента, пока его не вжимают в мягкий пух зимних курток, висящих на вешалке в прихожей. Губы у Минсока мягкие, со знакомым дерзким изгибом и пресловутым запахом ванили, забивающим рецепторы под завязку. И он снова целует за двоих, сжимая в ладони запястье Чондэ, а пальцами второй зарываясь в волосы на затылке, пока оба не съезжают по скользкому полиэстеру на пол. Чондэ смотрит в горящие в полумраке коридора глаза и не узнает их, потому что там – море нежности, поднимающаяся волна неуверенности и капля страха. - Приходи завтра в клуб, - Минсок криво улыбается, поглаживая пальцем его запястье, а Чондэ бормочет только «У меня пересдача завтра» и, спотыкаясь, бежит вниз по ступенькам, позабыв про оставшегося у Кимов отца. Позже чашка с латте дрожит в его руках, и Исин многозначительно вскидывает брови, замечая, пока Бэкхён красочно расписывает плюсы девушек-чирлидеров. Чондэ лишь усмехается и мотает головой в ответ на немой вопрос китайца, грея отчего-то холодные руки о теплые керамические бока. Он и не думал, что найти этого «воришку» будет так просто, вот только что ему теперь делать с этим знанием... Он умудряется избегать Минсока уже две недели, хотя тот с завидным упрямством поджидает его под окнами кофейни вплоть до вечера, пока Чондэ не выпускает Баоцзы на прогулку. Пес заходится в хриплом и каком-то даже истеричном лае, и Минсока, к облегчению Чондэ, как ветром сдувает. Он заваливает уже третью пересдачу, когда Исин мягко намекает, что Чондэ слишком много думает, пока они, вопреки привычкам, сидят у своих конкурентов ниже по улице. Здесь немного накурено, зато подают холодное пиво с запотевшими этикетками, а еще видно озадаченное и как будто бы даже тоскливое выражение лица Ким Минсока – бейдж с его именем прицеплен на белоснежную рубашку вверх ногами, но парень даже не замечает этого. Чондэ молчаливо соглашается с заявлением Бэкхёна о том, что с ним что-то не так, когда не может искренне позлорадствовать, видя, как рыжее бедствие роняет поднос с теплыми булочками. Мягкие, аккуратные губы все еще снятся ему с пугающим постоянством. Только если раньше были одни ощущения, то теперь они обрели образ, и образ этот каждый раз складывался в улыбчивого рыжего парня с раскосыми глазами. Так что Чондэ кажется, что он сходит с ума, к тому времени, как Исин вдруг заговаривает о каком-то реванше. - Я оставил ему сообщение на доске у барной стойки. Если он не слепой, баттл состоится в эту пятницу, - говорит он как бы между прочим, а Чондэ едва не роняет чашку с капучино и маленьким цветочком из шоколадного сиропа, на который убил пять минут. Ему хочется узнать, не о Минсоке ли идет речь, но слишком подозрительно поднимать эту тему после всех запретов. А еще на пятницу он выклянчал в деканате новую пересдачу, поэтому все его мысли должны быть о пресловутом зачете, но беда в том, что о нем он думает в самую последнюю очередь. - Ты какой-то нервный, - замечает Бэкхён, когда Исин, поглядывая на наручные часы, топчется рядом с ди-джеем. Чондэ передергивает плечами, оглядывая толпу цепким взглядом, но не находя искомого. Часы упрямо показывают 22:30, но оппонент Исина так и не появляется, и Чондэ заламывает пальцы, отчаиваясь. Может, он ошибся? Может, перепутал?.. Он вырывается из толпы, как только объявляют начало выступления – все в той же безрукавке, топящей лицо в глубоком капюшоне. Его движения отрывистые и резкие, будто он пытается выплеснуть через танец все раздражение, и у Чондэ перехватывает дыхание от этой агрессии. Исин не остается в долгу, вступая в танец, дополняя его своими плавными движениями, и люди, обступившие их тесным кругом, закрывают весь обзор, оглушая криками. Чондэ привстает на носочки, пытаясь поймать хотя бы взгляд, но его упорно игнорируют, отдавая все внимание музыке. Трек подозрительно быстро подходит к концу, и на этот раз баттл закрывает Исин. Ему аплодируют, дружески хлопают его по спине, но Чондэ смотрит только на удаляющуюся напряженную спину в черном балахоне, бросаясь следом. Продвигаться через танцующую толпу сложно, но упрямства ему не занимать, и он все-таки нагоняет его почти у выхода. - Ким Минсок! – Парень застывает, сжимая кулаки и не решаясь поворачиваться. Чондэ тяжело дышит после пробежки по танцполу и зачесывает влажную челку вверх, а после обходит «незнакомца», сдергивая с темно-медной головы капюшон. Минсок не растерян, не зол, как ожидал Чондэ – в его глазах все еще плещется неуверенность, а еще он кривит губы, будто от досады за то, что его разоблачили. И Чондэ все еще сложно поверить, даже если воспоминание о теплых губах на его собственных отчетливо всплывает в мыслях. Он улыбается, понимая, что без ведома сделал из пухлощекого мальчишки прекрасного актера. – Кажется, ты задолжал мне. На этот раз он тянет Минсока на себя, накрывая его губы своими и настойчиво целуя, пока холодная ладонь не обхватывает его шею, обжигая прикосновением. Минсок все еще пахнет ванилью и тонким ароматом печеного, и Чондэ тихо, довольно смеется ему в ухо, игнорируя возмущенные взгляды друзей и решая, что теперь-то они точно должны поладить.