Прозрачный дождь

      Каррауэй загнанно оглянулся. Ослабевшие руки с трудом удерживали телефонную трубку, казавшуюся теперь до одури тяжелой. Щеки впали, под глазами пролегли темные круги. Нижняя часть лица мелко тряслась, искривленная перекошенным разрезом рта. Ник подполз к краю лестницы. Около белоснежных лилий, словно отвратительные жуки-могильщики и личинки, копошились люди в чёрном. Тихо шелестя плащами и затворами фотоаппаратов, будто твердыми панцирями и цепкими лапками, шептались, были одинаково тихи, торжествуя над гробом. Каррауэйя прошила неожиданно сильная дрожь, он схватился ладонью за рот, с трудом удерживая рвотный позыв. Надрывный кашель, хриплое дыхание.       — Пошли вон!.. — как-то чересчур неуверенно, жалко пробормотал он, уткнувшись бесчувственным лбом в резные перила лестницы. — Я сказал, пошли вон!       Внезапная волна поставила его на ноги, потащила на негнущихся ногах вниз по ступенькам, цепляя носами ботинок, чуть сползший без постоянного надзора дворецкого, ковер. Черное пятно внизу на мгновение испуганно замерло, но спустя секунду вновь заколыхалось с нарастающим гулом.       — ПОШЛИ ВОН! — Ник с бледным, обезумевшим лицом несся на толпу. Черные люди попятились. Один журналист поднял вверх руки, мерзко улыбаясь одними губами, нехотя отступая и что-то говоря.       Ник ничего не слышал, не различал, хотя, возможно, и хотел бы. Когда последний незваный гость скрылся, Ник, не помня себя, торопливо пробежал через зал, закрывая двери. Тяжело ухнул вниз с потолка на его плечи мрак. Каррауэй сжался, опустился на затоптанный грязными ботинками ковер. Тишина звенела в ушах. Светлым пятном светились в темноте умирающие цветы, источая сладкий душащий запах. Он забивал нос, от него кружилось голова, в глазах темнело, становилось трудно дышать. Ник судорожно охнул, глотая ставший таким вязким воздух, схватился за ребра, которые будто слиплись. Яростно вцепившись пальцами в рубашку, Каррауэй начал ее остервенело от себя рвать, уставившись полным ужаса взглядом на свои руки.       — О, Господи!       Он внезапно замер, переведя, словно от холода, плечами. Бросив болезненный взгляд в темноту, Ник резко встал и нетвердой походкой направился к дверям. Сквозь открытый проем влился холодный траурный воздух, горький лунный свет скользнул по гладкому полу, влажно мазнул по серому лицу Каррауэйя.       — Гэтсби… — тихо прошептал он, закрыв глаза и слабо улыбнувшись, словно вспомнив что-то случайно забытое. Гримаса боли исказила черты лица.       Как будто очнувшись ото сна, он прошел к гробу. Гэтсби чуть улыбался уголками губ. Ник склонился над мертвым лицом, напряженно вглядываясь. Ресницы покойника внезапно дрогнули. Каррауэй, издав хриплый вопль, отшатнулся от гроба, запутавшись в ногах, чуть не рухнул на пол. Его била крупная дрожь. Трясущимися руками он взъерошил волосы, усевшись на пол спиной к гробу. Медленно оглянувшись через плечо, он отметил, что мертвец все так же неподвижен.       — Я схожу с ума… — быстро прошептал он, будто радуясь этому новому открытию. — Я схожу с ума, Гэтсби.       Ник громко рассмеялся рваным смехом, радостно глядя на умершего друга. Хохот резко оборвался. Уголки рта опустились вниз. Он громко взвыл, вцепляясь ногтями в свою шею, раскачиваясь, словно пытаясь укачать себя. Нечеловеческий рев рвал легкие, грудную клетку, ребра, стены. Крик боли. Казалось, дышать ему больше не надо. Стиснув зубы, сдавленно рыча, он подполз к деревянным ножкам стойки. Обняв одну, он тихо взвыл, зажмурив болящие от слез глаза.       — Гэтсби…       Внезапно замолчав, он поднялся на колени. Джей был невозмутимо спокоен. Губы Ника запрыгали на лице, сиплые рыдания наконец прорвались наружу. Каррауэй уронил голову на колени покойника.       — Гэтсби, представляешь, какая чушь, я начал сходить с ума. Мне кажется, что ты умер. Ведь если бы это было так, тогда я не успел бы тебе сказать, что люблю тебя. Это так странно, Джей.