I hope

The night is almost getting over and Эта ночь почти закончилась, I don't want us to turn colder. И я не хочу, чтоб мы охладели. I want to wake up with you next to me. Я хочу просыпаться рядом с тобой. Will you be there? Ты будешь рядом? Loreen – Sober

- Выглядишь не очень, - Хунмин присаживается на край большой кровати и смотрит на Кевина, что сидит в углу, закутавшись в одеяло. - Кажется, я идиот, - выдает младший, утыкаясь лицом в плюшевую овечку, которую ему совсем недавно подарил лидер. Хунмин вскидывает бровь и чуть заметно улыбается. С его сырых волос капает и ему периодически приходится вытирать голую шею полотенцем. - Это риторическое замечание или оно имеет под собой основание? – Хунмин не хочет, чтобы его замечание прозвучало, как насмешка, поэтому по его губам скользит мягкая, располагающая улыбка. - Когда ты делаешь так, сразу хочется все тебе выложить, да еще и в плечо уткнуться, - жалобно бурчит Кевин из-под одеяла. Хунмин усмехается и разводит руки в стороны, в приглашающем жесте. - Тогда забирайся в надежные объятья мамочки и жалуйся! Кевин недовольно ворчит, но все же перебирается поближе, укладывая голову на крепкое колено. - Что не так, младшенький? – Хунмин удивленно смотрит на золотую макушку и чувствует, как начинает всерьез волноваться. Потому что Кевин не любит показывать свою слабость. Очень не любит. - Я странно себя чувствую в последнее время, - едва слышно произносит тот и его глаза блуждают по белой стене их номера в городе-название-которого-они-не-вспомнят-сейчас. Хунмин забирается пальцами в жестковатые волосы и принимается успокаивающе теребить их. - Мы все заметили, что ты немного потерянный какой-то… - Хунмин замолкает, предоставляя младшему возможность самому рассказать обо всем. Но тот только тяжело вздыхает и крепче прижимает к себе овечку. И когда Хунмин открывает рот, чтобы попытаться спросить, в чем же дело, Кевин все так же тихо произносит: - Что делать, если то, что ты так любил медленно растворяется во времени и, как бы сильно ты не хотел это остановить, у тебя ничего не выходит? Что делать, когда болит вот тут, - он несильно бьет себя по груди и снова вздыхает. – Что делать, когда делать ничего не хочется? Хунмин смотрит на макушку того, кто еще месяц назад был их самым младшим и не знает, что ответить. Ему бы самому узнать, что со всем этим делать. Как быть, когда ты любишь, знаешь, что любишь, и знаешь, что готов любить еще много-много времени, но все рушится, потому, что ничто не может быть постоянным там, где все меняется. Как бы тебе не хотелось изменить это. - Может быть, стоит просто помнить, что ты любишь, а обстоятельства, - Хунмин ведет голыми плечами. – Обстоятельства всегда будут, и они в большей степени будут мешать. - Если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты сейчас намекаешь на то, что Бог всех нас испытывает, проверяя силу воли и способность быть верным, - Кевин негромко смеется и его смех уютной пеленой укутывает обоих. - Верным – это очень хорошее слово, знаешь ли, - Хунмин подтягивает младшего поближе к себе и почти обнимает. – Важное слово. - И этого будет достаточно – оставаться верным? – Кевин поднимает глаза и смотрит на своего такого смешного сейчас хена. - Иногда, этого более чем достаточно, - вполне серьезно кивает тот. И, кажется, он действительно верит в то, что говорит. Кевин закусывает губу и снова ложится на чужое колено, подтягивая свою плюшевую игрушку к себе. - Я не хочу потерять то, что у меня есть, - шепчет он. И Хунмин слышит сквозь шепот, как дрожит голос Кевина. - Ты для него значишь очень много, - едва различимо. – Порой, я думаю, что ты – это куда больше, чем все остальное в его голове. Кевин шумно втягивает воздух и замолкает. Хунмину нет нужды пояснять что-то. Они оба прекрасно знают, о ком идет речь. И их уже не рыжий, но все еще носящий кличку «хомяк» действительно видит подтверждение своим словам. Каждый день. В жестах. Во взглядах. В невидимой постороннему глазу заботе. Кевин для Сухена – это настолько много, что, порой, кажется, будто больше для него ничего не существует. Но это не пугает так сильно, как могло бы, потому что Сухен для Кевина – это еще больше, если такое только возможно. Они похожи на тех, кто дышит одним воздухом, даже если им порой так сложно бывает понять друг друга. И если Кевина пытаются обидеть, Сухен не ждет. Он выбивает из обидчика «извинения». Безжалостно и беспощадно. Их лидер может простить и понять очень многое, но не попытки тронуть Кевина. И это делает младшего еще мягче, еще уютнее. Он ярко улыбается Сухену, искренне восхищаясь им и дарит так необходимую Сухену уверенность в том, что тот все делает как надо. - Как мне сказать ему, что я не хочу ничего менять? – Кевин выглядит совсем ребенком, когда задает такие вопросы. И Хунмин теряется немного, думая, что Сухену безумно повезло и в тоже время, совсем не повезло с этим хрупким мальчишкой. - Прямо сейчас, - Хунмин легко подталкивает младшего, чтобы тот сел, и смотрит прямо в растерянные глаза. - Поздно ведь, - тянет тот, сжимая овечку в руках. - Иди, - Хунмин кивает на двери и улыбается. – Знаешь же, что тебе можно. Кевин поднимается с кровати и нерешительно идет к дверям, чтобы, уже взявшись за ручку, обернуться неуверенно и испугано. - Иди, - машет ему рукой Хунмин. И Кевин пропадает за дверями, оставляя хомячью мамочку одного. Хунмин откидывается на подушки и прикрывает глаза, прекрасно зная, что Кевин сейчас пробирается в темноте комнаты к чужой кровати и укладывается рядом с Сухеном, устраиваясь у него под боком. И лидер, конечно же, просыпается, разбуженный знакомым запахом и тихой возней. Он улыбается и сонно тянет мелкого к себе, зарываясь носом тому волосы, и укрывает одеялом, прижимая к себе крепко-крепко. - Я собираюсь коллекционировать овец всю жизнь. Вот он, - Кевин разворачивается к Сухену лицом, сжимая в руках подарок лидера, - первый и он от тебя… Сухен тихонько смеется и сгребает младшего в охапку, добираясь до чужого уха, чтобы прошептать: - Спорим, что и последний из твоей коллекции тоже будет моих рук дело, м? - Кто это сказал? – Кевин прячется за овечку и старается выглядеть, как можно более невозмутимым. Но выходит у него это слишком плохо, и Сухен тянется к чужой шее, легко касаясь ее губами: - Я…