Когда кровь в моих венах высыхает, Когда сердце уже не чувствует боли, Я знаю, я ступлю на свой путь К воротам рая.
Острые лопатки Изаи торчат даже через кофту. Он сидит, горбясь, перед ноутбуком, зажав в зубах ложку. Странная картина: застывший Орихара, напряженно всматривающийся в монитор до такой степени, что даже ложку, которой пару минут назад размешивал кофе, не стал класть. Всего миг и вот она уже рядом с чашкой, сам Изая тянется, похрустывая тонкими пальцами, а на губах дрожит ухмылка, хотя и немного болезненная из-за того, что рана, только-только начавшая затягиваться, теперь вновь кровоточит... Орихара слизывает капельки крови с рассеченной губы и неспешно запивает металлический привкус уже успевшим остыть кофе. Он прогибает затекшую спину, чуть морща переносицу от тупой боли в ребрах. Быстро проводит кончиками пальцев по клавиатуре, от чего кнопки еле уловимо шуршат в повисшей тишине. После чего водит по мышке ноутбука и с удовлетворенной улыбкой закрывает крышку.Когда у меня в голове пропадают все мысли, Когда веки перестают моргать, Я надеюсь… Что есть кто-нибудь.
Не то чтобы Намие думала, будто начальник не знает, где она живет, но ей как-то в голову не приходило, что оный может завалиться к ней посреди ночи, весь в крови и еле стоящий на ногах. Забавная штука: человек, который, кажется, никогда не бывает искренним и...какое бы слово подобрать, чтобы не прозвучало излишне громко? Слабым? Нет все же звучит слишком, но тем не менее... Тем более на глазах посторонних. Тем более на глазах у собственной секретарши, что встречает все его реплики и выкрутасы подчеркнуто холодно. Мужчина цепляется пальцами за дверной косяк, а на лице дрожит кривая, словно бы нарисованная кровью, что размазана по лицу, ухмылка, от которой по спине невольно волнами пробегают ледяные мурашки. Он что-то бормочет насчет того, что не хотел привлекать внимания, прохаживаясь в таком виде по улицам. Сетует на глупого Хейваджиму, которому давно пора перекрыть кислород, а потом валится к ней на диван, пачкая обивку все той же липкой, бурой кровью. Нет, сознания он конечно же не теряет, о чем Намие, чего скрывать, ох как мечтает. Причем желательно так, чтобы минимум на неделю. Но ведь тогда его придется выхаживать, хоть и очень хочется выкинуть вон из дому. В общем, она еще не определилась, поэтому на автомате обрабатывает раны и накладывает тугую повязку на помятые ребра, вскользь думая, почему же они - такие тонкие - так и не переломились от нечеловеческой силы Воплощенного Насилия. Да, ей доставляет удовольствие смотреть как начальник кривится от боли, когда бинты - оборот за оборотом - стягивают торс. Он шипит и "грозится", что не выдаст ей премию за то, что она столь жестока с ним, хотя скорее больше для виду, когда она обрабатывает порез на скуле. Из-за треснутой раны, губы Орихары алеют на бледном лице, предавая ему вид вампира из романов. Мимолетным движением языка, мужчина стирает проступившие капли крови и делает глубокий вдох, словно проверяя насколько туго затянуты бинты на ребрах. Когда он берет ее ноутбук, Ягири уже все равно. Она, недовольно кривя красиво очерченный рот, удаляется на кухню, варить кофе и про себя надеется, что Изая уйдет на рассвете, когда пойдет первый поезд.И сердце останавливается, И лёгкие не вдыхают Воздух…
Изая жадно хватает ртом воздух, стараясь за раз заглотить как можно больше, словно бы этот запас должен обеспечить ему благополучный нырок на дно. Хотя, очередной удар и вправду похож на погружение: глаза на миг перестают видеть все, кроме бешено мерцающих вспышек света. Алые переливы и оглушающий шум в ушах. Точно в толщу воды с обрыва - сперва звон брызг, а после, давящее ощущение глубины - перекрывая голоса мира. На руках бурые подтеки и уже не понятно свои они или успел испачкаться в крови, что пятном разрастается на некогда белоснежном манжете барменской рубахи. Так забавно и удивительно: каждая новая попытка Шизуо, будь то скользящее попадание, пронзающий грудь удар или же до издевательского смеха банальный промах подстегивает ярость, водоворотом шумящую в голове. Чем больше сил теряешь, тем с большей ненавистью и целеустремленностью совершаешь очередной рывок, сверкая безумной улыбкой. Смешно и легко. Будто вот-вот взлетишь на крыльях, остриями перьев рвущих кожу в области лопаток. Разве что следующий шаг в объятия неба, на тот путь, что так самонадеянно избрал для себя, может стать последним. По грани, раскачиваясь от порывов ветра, не зная прорвутся ли крылья или так и не успеют сделать ни единого взмаха. Отсчет уже пошел на секунды. И стрелки, кажется, совсем ощутимо отбивают в висках ритм сбившегося пульса. Орихара сплевывает кровь и машет рукой, будто прощаясь с хорошим знакомым, с которым уже нетерпеливо ждет очередной встречи. Он убегает, ловко уворачиваясь от контейнера, запущенного ему вслед и точно знает, что до дома ему не добраться - как только скрываешься за углом, крылья бессильно обвисают, грузом притягивая к земле. У него всегда должен быть выход...Когда у меня в голове пропадают все мысли, Когда веки перестают моргать, Я знаю… В конце.
Как Намие и предполагала, Изая уходит на рассвете. Точнее, когда небольшую комнатку между спальней и кухней заполняет бледное розоватое свечение восходящего солнца. Небо уже светлое, почти голубое, но светило еще не показалось из-за многоэтажных построек за полосой парка. В помещении уже не царит полумрак, из-за чего осознание того, что оно опустело, более явно. Орихара ушел тихо, без театральных поклонов и реплик. Пустая кружка все еще уловимо пахнет выпитым кофе - третьей порцией по счету, - а деревянное покрытие пола пока хранит тепло работавшего совсем недавно ноутбука. Ягири узнает о его отсутствии лишь через пару часов, когда полоса, просачивающегося через шторы, света доберется до ее подушки и теплом разбудит женщину. Она даже не успела понять, что заснула. Уходя, он даже не хлопнул дверью.Я надеюсь, что кому-то не безразлично.