Поступь.
10 июня 2014 г. в 03:06
Вы когда-нибудь встречали ангелов?
Да-да, тех самых, что представлены нам в религиозной литературе. Тех, что изображены на церковных витражах в виде цветной мозаики. Тех, что масс-медиа предоставляет нам как юношей и девушек в белоснежных льняных одеяниях, подшитых золотистым поясом, с крыльями огромного размаха. И, естественно, это не те шлюхи, что валятся на мужика после того, как тот облил себя «вырвиглазным, заткниносным» «топором».
Я думаю, что Вашим ответом будет слово «нет». И это не удивительно, ведь речь идет не о прекрасных парне или девушке, которые решили пойти на косплей-вечеринку или бал-маскарад, надев на себя атрибутику в виде белой тряпки, подмотав ее позолоченным шнурком от обуви, и прицепив себе на спину, или плечи, что-то, что можно сравнить с окрашенными голубиными перьями, вперемешку с набивкой подушки или старого пуховика.
Человек я не религиозный. Нет, я верю в существование чего-то или кого-то, кто создал вселенную, но и от веры в процесс эволюции я не отказываюсь. Грубо говоря, я не фанатик – никогда у моей кровати не лежала библия, в церковь я хожу раз в 5 лет, если не реже, и то, если меня туда заставит пойти мое набожное семейство, всяческих церковных «послов» стараюсь отправлять куда подальше от своих дверей и так далее.
Так бы и продолжалось, если бы моя бриллиантовая логика не пошатнулась после аварии на проезжей части. Сказать что мне повезло – не сказать ничего. Три машины всмятку, и только один я, такой везунчик, на велосипеде каким-то боком оказался на обочине с сотрясением мозга и сломанной рукой. В шоковом состоянии зрелище, которое я наблюдал на тот момент, напоминало какой-нибудь голливудский фильм о катастрофе: разбитые машины, надувшиеся подушки безопасности, окровавленные части человеческих тел, торчащие из-под кусков покорёженного металла. Да уж, зрелище не для слабонервных, то есть и не для меня в том числе. Мне и минуты хватило для того, чтобы полюбоваться на все это перед тем, как меня стошнило, после чего мой мозг приказал мне отдыхать.
Когда я очнулся в реанимационном отделении местной больницы, моему взору была представлена красочная картина: мать, которая, в силу своего характера, на повышенных тонах общалась с персоналом, в отчаянии пытавшимся вразумить разгорячившуюся женщину, и моя тетка, которая спокойно сидела рядом с койкой, где я лежал, и читала какую-то книгу. Так как, видимо, в целях безопасности или профилактики, на меня напялили фигню, которую я называю ортопедическим ошейником, это было все, что я мог увидеть, но на момент мне показалось, что в этой палате присутствовали не только мои родственники и люди в белом.
Отведя взгляд от книги, тетка заметила, что я уже не кусок бревна, и окликнула мать.
- Камилла, глянь. Жив.
- Слава всевышнему, ты очнулся! – Оторвав свои «клыки» от персонала, переметнулась на меня мать.
Такого выражения лица я у нее еще не видел – отходящая злоба от ссоры вперемешку с диким восторгом и наматыванием соплей на кулак. И это не было удивительным: ее сын лежал в больничной койке.
- Ты в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь? Ты можешь что-нибудь сказать? – Продолжала кудахтать мама.
- Камилл, успокойся. Он только очнулся. Думаю, у него больше вопросов, чем у тебя, - с абсолютно спокойной миной на лице, продолжая читать книгу, произнесла моя тетка Валерия.
- Да, мам, успокойся.
- О, Грег, ты говоришь. Как замечательно! – Не успокаиваясь, произнесла мать с восторгом.
- Да мам, я разговариваю. Даже на момент аварии я знал, что только головой ушибся и руку сломал, но не немым стал.
- Ой, ты еще и шутишь. Так ты все помнишь?
- До момента как отключился, да. Слушай, мам, а кто у меня за спиной сейчас? Это врач? – Мои вопросы заставили изменить выражение лица мамы с непонятного, на вполне определенное, отражающее полнейшее непонимание.
- Греги, тут больше никого нет. Ты что? Так сильно головой ударился?
- Значит показалось, – после моих слов мать вздохнула с облегчением.
Все разошлись, а мне пришлось еще неделю прозябать в больнице.
Не сказать, что я был один. Каждый день меня навещали родственники и друзья, принося всевозможные фрукты и прочую ересь, которую я ненавидел. Все шутили, смеялись, заставляя периодически забегать медсестер, дабы с пальцем у губ «тсыкать» для шумной компании, окружившей мою койку. К концу реабилитации гипс на моей руке стал похож на стену здания в каком-нибудь гетто.
Но не только близкие мне люди навещали меня в тот период. Каждый день, приблизительно в одно и тоже время я слышал легкую поступь у себя в палате. Сначала мне казалось это последствием ушиба головы, но к моменту выписки шаги и остальные звуки стали более отчетливыми. Я больше не говорил никому об этом. Родственники бы панику подняли, а друзья начали бы отшучиваться и прикалываться, называя меня параноиком, по возможности приплетая фильмы о людях с травмой головы, вроде «Белого шума» или «Эффекта бабочки».
Стоило мне вернуться к себе в квартиру, как жизнь вернулась в прежнее русло – дом, работа, бар, дом, родственники по выходным. Назойливый шум пропал из головы, и стало как-то спокойней.
Проходя курс психотерапии в течение месяца, я узнал, что посттравматический стресс вызывает у многих визуальные, слуховые, а также осязательные галлюцинации, так что я мог быть уверен, что подобное более не повторится, а если и повторится, то я буду знать, что это не более чем воспаленная фантазия моего мозга. Я был полностью в этом уверен до того момента, как на работе нас попросили сдать общий анализ крови. И все было бы нормально, если бы кровь пришлось сдавать в специальном пункте приема, но так как наша компания решила зажать немного денег, всем сотрудникам пришлось идти на сдачу в ближайшие к дому больницы и поликлиники. И далеко не по случайности, та больница, в которой я лежал, как бревно, целую неделю, оказалась самой близкой к дому, где я проживал, да еще и ровно между моим домом и местом работы.
Зайдя в больницу, я почувствовал странный запах, какой-то неуловимый, но до боли знакомый. Через несколько минут я понял, что это запах сигаретного дыма, и на какой-то момент мне показалось странным, что никто рядом не жалуется на то, что в больнице пахнет табаком, никто не устраивает панику, никого не отчитывают за курение в государственной клинике.
Когда я прошел на второй этаж, запах усилился. А ведь именно на втором этаже находилась моя палата, к которой я шел.
Запах сигарет становился все более насыщенным, все более знакомым, и я понял, что он исходит именно из той палаты, где я недавно лежал.
Открыв дверь, я увидел знакомую фигуру, а запах дыма вернул мне память тех дней, о которых я не желал вспоминать. Дней, когда я похоронил близкого, но ненавистного мне человека.
- Пап?