Шесть

***

Платок Лео она так и не вернула. Успокоившись немного, тихо попросила: ― Хочу домой. Сейчас. Ей было наплевать, как он это сделал. Она просто закрыла глаза, а когда открыла, обнаружила, что сидит на собственной кровати. — Ужин? — тихо спросил Лео от двери. Карам помотала головой. Какой ужин, если она столько слопала в доме отца? Аппетит у неё хороший, но даже её разорвёт в клочья, если добавить ещё немного сверху. — Кофе. Я скоро спущусь, мне надо... поработать. Лео наклонил голову, словно в старомодном поклоне, и бесшумно запер дверь за собой. Первым делом Карам сунулась в ванную, сбрасывая на ходу серые тряпки, наскоро освежилась и, завернувшись в полотенце, добрела до шкафа. Открыла и тут же закрыла, прислонилась спиной к дверце и медленно провела ладонью по лицу. — Что за?.. Она выдохнула, резко повернулась к шкафу и осторожно приоткрыла дверцу, заглянула одним глазом и вновь распахнула. То, что висело в шкафу, определённо принадлежало не ей. Особенно кружевной комплектик вызывающе красного цвета. Выдвинув ящик для нижнего белья, Карам так поспешно задвинула его обратно, что едва не прищемила себе пальцы. — Зашибу. Я их точно зашибу! — тихо пообещала самой себе Карам и вновь выдвинула ящик. Через полчаса она сидела перед зеркалом в длинном платье-свитере тонкой вязки, схваченном на бёдрах чехлом для оберегов, и расчёсывала ещё влажные волосы. Отложив щётку для волос, она протянула руку и нарисовала на поверхности зеркала запирающий символ. Серебристая гладь треснула, во все стороны побежали тонкие "паутинки". — Ну здорово... — тоскливо пробормотала Карам, застегнув на шее цепочку с рунной подвеской. В комнату влетел Хёк и припечатал ладонь к потрескавшемуся зеркалу. — А можно так сделать, чтобы зеркало снова было целым? — без особой надежды спросила Карам. Хёк невозмутимо провёл ладонью по зеркальной глади и словно бы стёр все трещинки. — Спасибо, — слабо улыбнулась ему Карам. Хёк чуть смутился и, неловко жестикулируя, сообщил, что он должен проверить комнату. На всякий случай. Вдруг тут ещё кто завёлся. Карам кивнула и отправилась вниз. Лео оставил ей кофе на кухонном столе рядом с ноутбуком. Она удобно расположилась на стуле, сбросила босоножки и подтянула ноги вверх. Уткнувшись подбородком в колени, принялась гипнотизировать взглядом монитор. Шесть... Их шесть. Что само по себе означает шесть? Какие легенды привязаны к шести? Конечно, по заклинанию их семь вместе с Карам, но в текстах главная роль отводится шести. И именно шесть — бессмертны. Номер семь, то есть, Карам, — это слабое звено, может загнуться в любой момент. Значит, шесть. Карам дотянулась пальцами до клавиатуры и вбила в графу поиска "шесть". Шестое чувство, шесть пуль, шесть демонов Эмили Роуз... Карам потёрла веки кончиками пальцев и вздохнула. Да уж... Шесть ног у насекомых, у звезды Давида шесть лучей, шесть струн у гитары — всё не то. "Шесть гомункулов" — нет результатов. От отчаяния она ещё раз прошлась по шестёрке, когда собиралась закрыть страницу поиска, помедлила. Шесть миров сансары. Стоп! Карам сделала глоток кофе и задумалась. Шесть реальностей или шесть путей — так ещё это называлось. Человеческая реальность — это сознание, выбор. Путь зверя — голод и невежество. Голодные духи или преты — страсть и желания. Ревность и агрессия доминируют в реальности нараков или адов. Власть определяет реальность асуров — демонов или полубогов. И наслаждение царит в мире дэвов — богов. Прихватив чашку, Карам принялась нарезать круги по кухне. Что-то в этом было. Невежество и голод, звери... Рави — это Ритуал, знание и духовность. Но он повелевал животными, так? Оборотень! Кто же из шестёрки человек? Сознание, выбор, человек... Безумие, яд, Токсин. Он победит, если у противника будет разум, сознание! Хёк — это человек. Карам торопливо поставила чашку на стол и смахнула блокнот, быстро записала столбиком: "Рави — оборотень, Хёк — человек". Потом она черкнула четыре оставшихся реальности: дэвы, асуры, преты и нараки. Напротив наставила вопросительные знаки. Итак, преты. Страсти и желания. Карам несколько минут ломала голову, ничего не придумала и двинулась дальше. Нараки с ревностью и агрессией. Злоба... душит злоба... Удушение? Значит, Эн, Змей. Карам написала его имя напротив нараков. Остались дэвы, асуры и преты. Дэвы — наслаждение и гордость, асуры — власть, энергия действия, стремление менять мир, преты — страсть. Сожжение — это Кен. Огонь, пламя... Страсть? Поколебавшись, Карам вписала имя Кена напротив претов. Хаос — грозен и застенчив. "А Воина пуще всего берегись..." Но Лео — это синий цвет. Любовь. Любовь ведёт к наслаждению. А Воин — убивает. Карам написала Лео к дэвам и Хонбина к асурам, затем полюбовалась на результат. Впечатляюще. Выходит, она тут отдаёт приказы не просто гомункулам, а держит в подчинении, словно слуг, бога, демона, человека, зверя, голодного духа и адского нарака. С ума сойти. Во-первых, как они до сих пор друг друга не поубивали? Во-вторых, почему они до сих пор не прикончили саму Карам? В-третьих, как вообще можно было собрать их вместе? Путям не следует пересекаться, чтобы не нарушать законы бытия. Зато теперь ясно, почему Хонбин так падок на кровь. Ну, то есть, не то чтобы демоны все поголовно питали слабость к крови, но она помогала им удерживать материальность в других мирах. Интересно даже, сколько нужно Хонбина не кормить, чтобы он истончился и превратился в подобие тени отца Гамлета? Чисто гипотетически. Хотя нет, миссия невыполнима, потому что, если верить Лео, у Хонбина не все дома. Если его не кормить, он будет кормиться сам. Как-нибудь. С плачевными для "еды" последствиями. Да уж... — С тобой всё хорошо? Карам всё-таки выронила блокнот, услышав внезапно над ухом этот приятный низкий голос. Прижав ладонь к горлу, растерянно смотрела, как Хонбин поднял блокнот и взглянул на страницу с её пометками. Он ничего не сказал, но покосился на неё. Выразительно. И молча протянул ей блокнот. — Извини, не хотел тебя напугать. — Угу... Карам смешалась под его взглядом, повертела в руках блокнот, не зная, куда его сунуть, обошла стол так, чтобы он оказался между ними, и зачем-то сняла с крючка топорик для рубки мяса. С другой стороны топорика крепился молоток, чтобы то самое мясо отбивать. Хонбин с лёгким удивлением уставился на неё, и она неловко взвесила топор в руке, после чего, чуть не рассчитав, с грохотом положила на гладкую поверхность рядом с раковиной. "Это всё феромоны!" — пришла вдруг ей в голову совершенно идиотская мысль. Карам всё же попыталась развить эту идиотскую мысль. Если Хонбин из реальности асуров, то есть, демон, то ему положено... "Вонять серой", — ехидно подсказал внутренний голос. Едва удержавшись от стона, Карам сунула к топорику блокнот и ручку и гордо скрестила руки на груди. Уставившись на воротник и шею Хонбина, чтобы не смотреть на его лицо, она уточнила: — Ты что-то хотел мне сказать? — Скорее, спросить. - Хонбин обошёл стол и остановился в паре шагов от неё. — И что же? Краем глаза Карам уловила движение у порога, повернула голову и полюбовалась на мышь. Мышей она не то чтобы боялась, но недолюбливала. Достаточно, чтобы испытывать отвращение, но недостаточно, чтобы визжать и вести себя как истеричка. Подумаешь, мышь. Хотя откуда? В доме никогда прежде мышей не было. — Точно всё в порядке? — продолжал тем временем Хонбин, который стоял спиной к порогу и мышь видеть не мог. А ещё он упорно не вонял серой. — Ты немного странно вела себя в последние дни. — Тебе не кажется, что в компании шести странных созданий, которые ничего о себе не рассказывают, нормально вести себя странно? — резче, чем ей бы хотелось, спросила Карам, забыв про мышь. — Я не об этом, — немного нахмурившись, пробормотал Хонбин. — Я об ужине, на который тебе не хотелось идти. — А... — Карам вздохнула и понурилась. Рассказывать об отце и собственных проблемах ей совершенно не хотелось. Никому. Даже Хонбину или Лео. Это по-прежнему оставалось в ней, как ящик Пандоры. И лучше бы этому ящику быть закрытым всегда, вечно. Потому что даже "маленький" человек способен нести в себе так много боли, что ею можно затопить землю. — Быть может... — Голос Хонбина неожиданно прозвучал так близко, что Карам испуганно вскинула голову. Напрасно она это сделала, ибо более гадкой картины и представить себе не могла. За спиной Хонбина мышь бесшумно росла и разгибалась, превращаясь в какую-то мерзкую пародию на человека. Если бы Карам могла, она бы заорала. Но она не могла — голос пропал. Зато рука сама нашарила топорик. Ухватившись за ручку, Карам толкнула Хонбина в сторону и врубила топорик в череп пакости, недавно изображавшей мышку. Сразу же помещение затопило таким смрадом, что Карам невольно прижала ладонь к лицу. Торчащий из головы топорик тварь озадачил, но точно не прикончил. Карам вздрогнула, едва к её плечам прикоснулись горячие руки, но это оказался Хонбин. Он мягко отстранил её и шагнул к твари, пытавшейся избавиться от топорика, одновременно Хонбин резким движением сдёрнул скатерть со стола. Светлая ткань взметнулась в воздух, заслонив и Хонбина, и тварь, а когда опала, тварь корчилась на полу и усыхала на глазах, потом просто превратилась в кучу праха. Карам с изумлением переводила взгляд с Хонбина на кучу мусора и обратно. — Как ты... Что ты сделал? Как ты её... — Обычно. — Хонбин аккуратно застелил скатертью стол и прижал её ноутбуком — ноутбук он умудрился не скинуть со стола, когда скатерть сдёрнул. — Что значит... Господи! — Карам закрыла лицо ладонями и сделала глубокий вдох, кинулась к окну и распахнула его, чтобы вонь выветрилась. — Как ты убил это? — Это неважно. — Хонбин вдруг шагнул к ней, поймал её ладони собственными и чуть сжал. — Я не хочу, чтобы ты видела, как я убиваю. Ты можешь приказать мне ответить — я отвечу. Но если позволишь... я прошу тебя не делать этого, Го... Карам. Она зачарованно смотрела на их руки и пыталась вернуть себе обычное самообладание. Получалось плохо. Её начинало всё сильнее трясти после случившегося. Сначала отмочить дурость и только потом перепугаться, когда всё уже кончилось — в этом была вся Карам. Она никогда не боялась вовремя, а всегда невпопад. И сейчас Хонбин наверняка чувствовал, как в его горячих ладонях дрожат её холодные пальцы. Дрожь всё сильнее, а дальше будет только хуже. — Сделать тебе кофе? Она с трудом вникла в смысл слов Хонбина и помотала головой. Её трясло уже целиком — с головы до ног. И валявшийся у ног, на полу, топорик только всё усложнял. — Топор... — Что с ним? — Надо выбросить... — Хорошо, я выброшу. — Мыши... — Убить всех мышей в доме? — Это тоже. Я теперь... не смогу спокойно смотреть на них. — Что-нибудь ещё? Карам снова помотала головой и лениво подумала, что ей вообще-то следовало отобрать свои руки у Хонбина, но она этого так и не сделала. До сих пор. Хотя нет, самое главное — не рыдать у него на груди. Ещё одного участливого мужика она больше не вынесет, сдохнет прямо тут, на месте. Слезами лучше всего заливать Лео или Рави, так подсказывала интуиция. — Может быть, чай? Она снова помотала головой. — Лучше кровать. Только сначала проверить, точно ли никого нет в комнате, — пробормотала она и ахнула, оказавшись вдруг в воздухе. Невольно ухватилась за шею Хонбина и зажмурилась. Он нёс её на руках и, кажется, не замечал вовсе, какая она тяжёлая. После он её ещё и уложил на расправленное покрывало, коротко сообщив, что проверит комнату на наличие мышей и прочей гадости. Усевшись на кровати, Карам ошеломлённо пялилась на снующего вокруг Хонбина и честно пыталась думать. Связно, взвешенно и логично. Но мысли скакали в голове, как кузнечики. Наверное, из-за той чёртовой мыши, которую не всякий топор брал. Да, точно... — Только обязательно потом выбрось топор — я не смогу спокойно смотреть на него, — попросила она. — Хорошо. Мне побыть тут? — Нет. Спокойной ночи! — быстрее, чем требовалось, ответила Карам. Присутствия Хонбина она бы не выдержала больше. Она долго не могла уснуть и вертелась на кровати, дотрагивалась до куклы и снова вертелась. Из головы никак не шли шесть реальностей, мышь и Хонбин. Потом перед рассветом ей снился полный бред о шныряющих из реальности в реальность мышах и гоняющихся за ними с топорами в руках Хонбине и Лео. К счастью, кошмар канул в Лету с первыми рассветными лучами. Карам быстро собралась на занятия, полюбовалась на своё отражение в зеркале, скорчила недовольную гримасу и сбежала вниз. Кухню уже захватил неизбежный Лео. — Привет, хмурое солнышко. Кофе? Искомый кофе Лео едва не выронил из рук, получив по башке внезапным "хмурым солнышком". Хорошо, что Карам успела раньше выхватить у него чашку и шоколад в фольге. Устроившись за столом, она отхлебнула кофе, потом выглянула из-за ноутбука и поискала взглядом топорик. Тот предсказуемо пропал. — Нужно купить новый топорик для мяса. Лео молча кивнул и поставил на стол тарелку с горячими круассанами. — Такими темпами я скоро перестану проходить в дверь, — задумчиво проронила Карам, глядя на круассаны с голодом и осуждением сразу. — Или я могу пожелать быть стройной? Молчание стало красноречивым ответом. — Угу, — глубокомысленно изрекла Карам, подумала с минуту и ухватила-таки круассан. — Подумаешь, зато в увеличенном виде я не буду нравиться Сонгю. Хотя... я в принципе никому не буду нравиться, что тоже неплохо. — Ты не хочешь нравиться кому-нибудь? — Лео тоже умел удивляться. — Неа. Зачем? От этого только проблемы. Например, вы. Ну, то есть, вы не совсем проблемы, но немного... Лео отчаянно пытался сделать вид, что улавливает ход мыслей Карам. Лучше б не пытался... — У меня сегодня занятия, поход в музей и вечерний эфир. Буду только к ужину. Пока-пока! Карам помахала остолбеневшему Лео, ухватила вещи и умчалась. Она успела на автобус и в пути немного расслабилась. Что бы ни случилось вчера, всё уже закончилось. В конце концов, об открытых вратах её предупреждали. Ну просочилось что-то, ну пошастало по дому мышью, ну загнулось — всякое бывает. Наверное. Скоро она непременно к этому привыкнет. Ещё пара подобных случаев... Она невольно передёрнула плечами от такой перспективы, но тут же взяла себя в руки. Выдержит, куда она денется? Хорошо бы ещё разделить эти проблемы, чтоб отдельно реальная жизнь: Сонгю, отец и прочая муть; чтобы отдельно жизнь не совсем реальная: Шесть, твари всякие, открытые врата, заклинания, кукла... Потому что когда всё это в одной куче, Карам начинала слишком много думать о Хонбине и возможных феромонах. А Хонбин тут вроде не при делах. Насчёт феромонов Карам уверенности не испытывала. Занятия были скучными, и она едва выдержала до конца, зато в музее всё стало намного интереснее, особенно в выставочном зале. Темой выставки стала живопись восемнадцатого века. Картины не могли похвастать современной безупречностью, но в них сохранился дух того времени, нечто особенное, непередаваемое. Карам неторопливо шагала вдоль ряда полотен, останавливалась время о времени и внимательно рассматривала пейзажи и портреты. Организаторы выставки постарались чередовать картины так, чтобы не утомлять посетителей однообразием. Карам прошла мимо очередного пейзажа в японском стиле — чёрным по белому контуры. Такой стиль ей не нравился. Скользнула взглядом по картине, изображавшей то ли приём, то ли аудиенцию у министра, и сделала ещё шаг, помедлила и повернула голову. Министр в пурпуре, проситель, гости, но человек за плечом министра... Карам порывисто приблизилась к картине и всмотрелась. — Чёрт возьми... Она перевела взгляд на нижний угол картины и прижала ладонь к губам. На картине за спиной министра стоял телохранитель, а поодаль показывал трюки шут. И ими были Лео и Кен.