Город без слёз

"Но его ждала почудившаяся с первого взгляда цветастой спрятавшаяся в тенях тьма".

Над главными воротами гордо красовалась надпись столь крупная, что её мог прочитать любой проезжающий в нескольких километрах: «Город без слёз». Подъехав поближе, Роджер увидел и слова, красиво вьющиеся чуть ниже. «Бог не одобряет слёз. Любой застигнутый в боли или горести да будет судим Церковью». Обещание звучало зловеще – но летописец не для того преодолел добрую сотню миль, чтобы развернуться перед городскими воротами и уехать ни с чем. Раскланявшись со стражниками и кратко сообщив им цель визита, он чуть подогнал свою лошадь, въезжая внутрь. Помимо писательского долга, им руководило и простое любопытство – всегда интересно больше узнать про что-то, с чем раньше никогда не сталкивался. Лошадь грациозно ступала по мощённой булыжником мостовой, а Роджер вертел головой, рассматривая дома, мимо которых он неспешно проезжал. Каждый был разукрашен на свой манер. На многих рисунки, видимо, изображали сюжеты различных сказок – но в дома побогаче были инкрустированы панно из самых разных драгоценных камней, которые ярко сверкали на солнце. Во дворах веселились дети, чей заливистый смех наполнял воздух радостью. Роджер буквально ощущал это кожей. Он свернул налево, где, согласно указателю, должна была находиться конюшня. Узкая улочка чуть петляла между домами, но вскоре вывела его к цели. Спешившись, он увидел спешащего навстречу с широкой улыбкой конюха и, оставив ему несколько серебряных монет, наказал как следует смотреть за своей лошадью. Несколькими часами позже Роджер, уже как следует поев, неспешно прогуливался по городу, не переставая дивиться его жителям. Похоже, украшающему въездные ворота девизу все они следовали неукоснительно. Улыбались и трактирщик, и другие посетители его заведения – даже после того, как двое из особенно нетрезвых гостей устроили драку. Это, конечно, был удивительный город. Красивый, радостный – но всё-таки немного пугающий. Роджер пока не мог объяснить даже себе причину этой лёгкой тревоги. Она пряталась где-то глубоко в подсознании и, видимо, наличествовала потому, что сложно было поверить в реальность столь идеального для жизни места. Насвистывая какой-то немудрёный мотив, он шёл по наклонной улице, спускавшейся в более бедный квартал. Смеркалось, но за свою безопасность Роджер не беспокоился – годы странствий приучили его всегда быть начеку и носить с собой оружие. Вот и сейчас верный клинок был надёжно закреплён за поясом. Улица сделала резкий поворот направо, и вход во двор уже остался было по левую руку Роджера, как вдруг он заметил в тени какое-то подозрительное движение. Замерев и присмотревшись, он прижался к стене и, крадучись, стал подбираться ближе. Луна ещё не освещала двор, но отблески её света уже отражались – и этого оказалось достаточно, чтобы Роджер чётко разглядел два силуэта. Машинально вытащив клинок, он рванул к ним и резко ударил тупым концом по затылку того, кто зажимал девушке рот. Насильник обмяк и тихо сполз на землю. Девушка, безусловно, находилась в шоковом состоянии. Она оставалась в той же позе, упираясь руками и коленями в землю, а её тело сотрясалось от рыданий. Роджер присел рядом и участливо приобнял её. Девушка резко вскочила и вырвалась, побежав в сторону и вытирая слёзы. Кто-то пронзительно закричал: «Нарушительница! Нарушительница!». Лишь в этот момент Роджер увидел зевак, высовывающихся из окон. За несколько секунд, ушедших у него на понимание того, что все они наверняка видели и сцену изнасилования, однако тогда молчали, ситуация резко изменилась. По переулку загремели сапоги, а эхо многократно усиливало этот и без того оглушающий шум. Девушка замерла, как испуганный кролик, затем дёрнулась было к другому выходу из двора – но уже поздно. Ворвавшиеся туда молодцы скрутили её и потащили за собой. Вконец растерявшийся Роджер устремился следом. Все нападавшие были закутаны в плащи, скрывающие их фигуры, и двигались в полном молчании, вновь отбивая чеканный ритм по мостовой. Девушка кричала, а все её попытки освободиться ни к чему не приводили. Выйдя из переулка на освещённую улицу, крепко сложенные мужчины сильнее натянули капюшоны и чуть нестройным хором затянули что-то нараспев. Слова были непонятны, но Роджер быстро догадался, что это должна быть местная молитва. По его телу побежала дрожь – то ли из-за жутко звучавшей молитвы, то ли из-за дурного предчувствия. Добравшись до центральной площади города, на которой стояла церковь, её служители остановились. Двое вошли внутрь, ещё трое отправились за церковь. Лишь обернувшись, Роджер осознал, что за ними следовала целая толпа. Более того, люди уже вливались на площадь со всех сторон. Ему захотелось бежать, куда глаза глядят, лишь бы очутиться подальше отсюда – но сдавившая его со всех сторон толпа не давала протолкнуться. Двери церкви широко распахнулись. Оттуда вышел святой отец с диадемой на голове. Полы его мантии поддерживали два прислужника. Торжественно ступая, он приблизился к скрученной его подданными девушке и вгляделся в её лицо. Затем он взобрался на возвышение рядом с церковью и громко провозгласил: «Никаких сомнений быть не может. Это грешное создание до сих пор заходится в слезах, и я чувствую её боль. Да очистит Рум её душу!» Толпа отозвалась одобрительным рёвом и стала громко скандировать «Рум! Рум!», - очевидно, имя местного бога. Роджер хотел бы спасти девушку, но понимал, что это невозможно. Один против безумных священников и жаждущей зрелища толпы он бы не сделал ровным счётом ничего. Какая-то часть его всё же хотела рвануть к ней, оттолкнуть главного священнослужителя и закричать всем, кто здесь собрался, что девушку насиловали, что ловить нужно этого урода, а отнюдь не её... Но люди всё громче орали «Рум! Рум!», а священники уже разожгли костёр. Отблески огня плясали на стенах церкви, порождая там причудливые, пугающие тени. Уже не перестававшую кричать девушку привязали к столбу. Святой отец раскинул руки в стороны и возвестил: «Огонь горит ярко. Огонь очищает. Жгите её, жгите всех, кто несёт слёзы в наш город!» Толпа теперь принялась скандировать «Огонь очищает! Огонь очищает!» Один из священников взял факел, зажёг его от костра и бросил под столб. Момент – и там всё вспыхнуло. Языки пламени объяли столб, оказавшись вплотную к привязанной девушке. У Роджера от её нечеловеческого крика чуть не лопнули уши, а люди продолжали вопить – каждый на свой лад. Очнувшись, он понял, что лежит на той же площади. Толпа, похоже, давно разошлась. Сейчас здесь не было ни души, кроме него. Впрочем, Роджер уже сомневался, осталась ли у него душа после того, как он стал невольным соучастником чего-то столь ужасного. Подробности произошедшего расплывались в его памяти – но окутывающий площадь резкий запах не давал забыть главного. Качаясь, нетвёрдой походкой Роджер подошёл к обгоревшему столбу. Его мутило, но всё-таки он заставил себя протянуть руку и дотронуться до того, что осталось от несчастной. «Прости» - выдавил он, и несколько слёз упало из его глаз на брусчатку. В его голове пронеслись мысли о том, какую страшную правду скрывает за собой красивая вывеска этого города, и как запрет на грусть и боль выбил из его жителей всё человеческое. А один из священнослужителей в церкви подал знак рукой, и десяток людей в плащах высыпал из дверей, направившись к одиноко стоящему у столба чужаку. Закон един для всех.