***
На похоронах была только семья. Но не просто семья Золотовых, а еще друзья Сени и Саши вместе с детьми. Потому что они уже давно стали одной семьей. А бабушка Оля вот уже несколько лет называла всех ребят внуками. И жаловалась, что внучка у нее только одна. И никто из ребят не пытался опровергнуть это обращение, наоборот, им всем было приятно это слышать. А Сеня все никак не мог поверить в произошедшее. Нет, он не думал, что это шутка, розыгрыш или ложь. Он осознал и принял смерть бабушки, но поверить в то, что ее больше не будет в его жизни как-то не удавалось. Не удавалось поверить, что их многолетняя игра «я попытаюсь убежать, а ты меня обязательно поймай», начавшаяся, когда он еще был подростком, вдруг закончилась. Он никому не говорил, даже Саше, что несмотря на активную деятельность при попытке скрыться из города, когда в нем появлялась бабушка, на самом деле он делал все, чтобы она успела их перехватить. Ему нравилось притворяться «мучеником», когда она ловила их, а ей нравилось «наказывать» его. Это было их тайной. Их секретом. Теперь же убегать было не от кого… Игры закончились. Он слишком взрослый, а она…***
Через пару недель после похорон Сеня и Саша поехали вместе с Эрикой на квартиру Ольги Филипповны – разбирать вещи и решать, что оставить на память, а что… выкинуть. На самом деле и Сеня, и Саша даже не подозревали о том, что у нее есть собственная квартира в городе. Они думали, что она, каждый раз, неожиданно возникая в городе, останавливалась у всех по очереди, но, оказывается, у нее был собственный уголок. Когда они приехали, их уже ждала Лада. При виде нее Саша напрягся. Он не хотел, чтобы эта женщина и Сеня находились рядом, но поделать ничего нельзя было. К его большому облегчению, она лишь кивнула им и обратилась к сестре: - Ты решила, что делать с квартирой? - Нет. Если хотите, то можете забрать себе, - предложила Эрика. - Нет. Она нам не нужна, - устало ответила женщина. – Я вообще не хочу здесь находиться. - Я тоже, - честно призналась Эрика. Их взгляд сам собой пробежался по помещению. Маленькая, двухкомнатная квартира, наполненная светом и уютом, слишком сильно напоминала свою хозяйку. - Значит, продаем, - вынесла вердикт Эрика, и первая направилась в спальню, разбирать шкафы. Лада, чуть помедлив, направилась за ней. Сеня и Саша остались в гостиной, совмещенной с кухней. Они понятия не имели, что надо делать, впервые оказавшись в такой ситуации… Спустя некоторое время, словно отмерев, Саша направился к книжному шкафу, просто чтобы посмотреть, какие книги, по мнению Ольги Филипповны, были достойны того, чтобы оказаться в домашней коллекции. Сеня, посмотрев на него, зашел на кухню. Надо осмотреть полки и холодильник, выкинуть испорченные продукты... …Они несколько часов перебирали чужие вещи, и когда Ладе или Эрике попадалось нечто старое, то они сообща начинали вспоминать, откуда оно взялось, и квартира иногда наполнялась смехом: искренним, но в то же время и каким-то болезненным. Когда Лада вытащила из кладовой в спальне коробку метр на метр, что занимала там все свободное пространство, остальные замерли. Лада, откинув крышку, достала толстый и слегка потрепанный ежедневник, открыв его, она быстро пробежалась по первым строчкам и тот час же захлопнула, возвращая назад, чтобы достать другой, такой же толстый. И вновь лишь мельком взглянула на содержимое. - Мамины дневники, - ответила она на немой вопрос. – Похоже, это всё ее дневники. Заинтересованные словами «это всё» остальные подошли к Ладе, и их лица вытянулись, когда они увидели наполненную доверху коробку. Эрика, последовав за Ладой, взяла один из ежедневников в руки, но открывать не стала, просто повертела его в руках, а затем изумленно проговорила: - Тут же вся ее жизнь! Лада, вскинув на нее глаза, тихо повторила: - Вся ее жизнь? – и неожиданно выхватив из рук сестры ежедневник, вернула в коробку, а саму коробку подвинула в сторону Сени. – Они твои. Прочитай их и напиши о ней. С твоим талантом, я уверена, у тебя обязательно получится. Сеня несколько секунд растерянно смотрел на Ладу, женщину, которая когда-то много лет назад даже не хотела видеть в нем этот самый талант, и кивнул, улыбаясь одними уголками губ. - Я постараюсь…***
Вернувшись домой, Сеня нашел самый первый дневник и принялся за чтение. Его так захватила чужая жизнь, что он просто не мог от нее оторваться, позабыв о работе над новой книгой. Благодаря им, он узнал, что его бабушка, оказывается, в школьные годы была послушным ребенком и отличницей. Да к тому же и скромницей. Она ни разу не смогла набраться смелости признаться мальчикам в своей симпатии и поэтому просто наблюдала, как они начинали встречаться с другими. Он узнал, как она познакомилась с дедушкой, и что тот во время знакомства с ее родителями так переволновался, что стянул со стола скатерть вместе со всей посудой и едой. И его после три месяца не хотели пускать на порог, пока бабушка, набравшись смелости, не заявила, что сбежит с ним из дома. Он так же узнал, что в ЗАГСе она сказала: «Нет», чем переполошила всю родню и друзей, но затем быстро исправилась и объяснила, что «нет» было ответом на другой вопрос, который она задала сама себе. Но она никому не сказала, что это был за вопрос, только дневнику, а теперь и Сеня знал, что тот вопрос был: «Совершаю ли я ошибку, выходя за него?». И он узнал причину, по которой бабушка с дедушкой переехали из города в деревню, и то, как первое время им было трудно там. И что спустя несколько лет они с ужасом вспоминали городскую жизнь. Он узнал, какие первые слова были у Лады и Эрики, и когда они сделали первый шаг. А также, что в подростковом возрасте они постоянно ночами сбегали из дома к мальчишкам, а бабушка носилась за ними по всей деревне с розгами, лупя и дочек, и тех самых мальчишек, что лезли с поцелуями. Дневник за дневником он видел, как она менялась, как она превращалась в ту женщину, что он знал. Как в ней загоралась страсть ко всему вокруг. Как возникало любопытство. Иногда своим смехом он будил по ночам Сашу, а затем зачитывал ему то, что так развеселило его. Или же делал это за обеденным столом, когда вся семья была в сборе, и тогда даже Ваня, которого постепенно захватывал мир программирования, отрывался от своего компьютера и внимательно слушал, чтобы потом восхищенно выдать: «Ничего себе!» или же «А она не промах!». И так прошел целый месяц…***
Саша устало потянулся, с тоской взглянув на тетради учеников с самостоятельной работой. Еще половину надо проверить, а у него уже голова болит от количества ошибок. Мысленно плачась, просто для проформы, потому что, несмотря ни на что, Саша любил свою работу, он протянул руку за следующей тетрадью и замер. Что-то было не так. Чего-то не хватало. Подняв голову, он повернулся в сторону Сени, что сидел на соседнем кресле и читал очередной дневник, и нахмурился. Сеня не дышал. - Сеня? Что случилось? – встревоженно спросил он. И чуть ли не запаниковал, когда Сеня поднял голову и посмотрел на него. Нет. Сквозь него. – Сеня?! Сеня моргнул и, сфокусировав взгляд на Саше, выдохнул: - Саш, ты… знал? - О чем? Вместо ответа Сеня глубоко вздохнул, и, опустив глаза, начал читать: «7 мая 1995 года. Рука так дрожит, что я еле держу ручку, а перед глазами все плывет. Уже светает, а я не ложилась спать, и, думаю, еще не скоро смогу заснуть… Я не знаю, как это сказать. Не получается. Пальцы просто немеют, когда я хочу написать об этом. Меня всю колотит. Не знаю, сколько успокоительного мне уже дали, но оно не помогает. Думаю, мне ничего не сможет помочь в такой ситуации… Сегодня поздно ночью к нам приехал Степан и сообщил… О, Боже, дай мне сил написать это… Он сообщил, что Эрику, мою малышку, мою девочку, мою крошку, изнасиловали пятеро ублюдков…» Саша судорожно выдохнул на последних словах и во все глаза уставился на Сеню, а тот продолжал читать… «…Врач сказал, что это длилось на протяжении нескольких часов… Боже… Несколько часов… А затем они хотели ее убить. У нее три ножевых ранения. Говорят, то, что она жива и смогла протянуть до больницы, - настоящее чудо… Но она потеряла ребенка, и из-за кровотечения врачам пришлось удалить матку… Господи, ну за что же это все?! Она ведь так мечтала стать матерью! Только и говорила об этом! И как мне теперь сказать ей, что она никогда ей не будет? Я не смогу… У меня не хватит смелости…» «8 мая 1995 года. В больницу приходил Егор. Он даже не спросил, очнулась ли Эрика или все еще без сознания, он просто сообщил нам, что ему очень жаль, но он отказывается жениться на ней, потому что, глядя на нее, он будет думать о тех пятерых ублюдках… Я еле сдерживаю гнев. Паскуда, ты недалеко от них ушел. Моей девочке сейчас нужна поддержка, нужен любимый человек, а ты… Господи, ну за что же это все выпало на ее долю? Может, это моя вина? Может, это потому, что Гриша когда-то спас меня от насильника? Может, если бы он надругался надо мной, то с Эрикой ничего бы не случилось?.. Силы, Боже, дай нам силы пройти через все это». «9 мая 1995 года. Эрика очнулась. Придя в себя, она первым делом спросила о ребенке, а когда врач сказал ей, что ребенка она потеряла и больше никогда не сможет их иметь, у нее случилась истерика. Я до сих пор слышу, как она кричит… Она так отчаянно молила, чтобы ей сказали, что это все ложь, что она смогла сохранить ребенка… А когда она спросила о Егоре, то я просто не смогла сказать ей правду. Соврала. Сказала, что он скоро приедет, но она поняла, что я вру… Я видела это по ее лицу. Я хотела ее обнять, успокоить, но она отшатнулась от меня. Она прогнала нас, сказала, что хочет побыть одна… Господи, чем же мне ей помочь? Как уменьшить ее боль? Что я могу для нее сделать?.. Я такая никчёмная мать - не смогла уберечь ее от этого ужаса!» «11 мая 1995 года. Я почти не соображаю… Даже не до конца понимаю, что пишу… Мысли скачут от одной к другой. Еле дышу. Господи, какой же это ужас… Я никогда не смогу забыть об этом. Стоит только закрыть глаза, как я снова вижу случившееся… Моя малышка в петле…» Сеня резко вздохнул, протягивая Саше дневник: - Саш, я больше не могу… Читай дальше сам, - по его щекам уже давно катились слезы, а пальцы мелко подрагивали. Саша, забрав дневник, пробежался по страницам глазами, выискивая место, на котором остановился Сеня, и слегка хриплым голосом продолжил: «Стоит только закрыть глаза, как я снова вижу случившееся… Моя малышка в петле… Мы с Гришей зашли в палату в тот самый момент, когда она спрыгнула с табуретки. И я ничего не сделала. Я просто смотрела, парализованная страхом. Я просто стояла и смотрела, как моя дочка задыхается. Боже, если бы не Гриша… Если бы он не позвал на помощь и не кинулся к Эрике, то я даже не представляю… Когда ее сняли, то она не произнесла ни слова. Она даже не смотрела на нас. Только в потолок и ее глаза были такими пустыми, что меня пробрала дрожь. Ее глаза были такими, словно она все же умерла… А затем Гриша свалился… Инфаркт… А я сижу в коридоре больницы, жду Ладу и понимаю, что, кажется, это мой предел. Я больше не вынесу… Господи, я не знаю, чем прогневала тебя, но прости меня или хотя бы пощади мою семью. Накажи меня, а не их. Они ни в чем не виноваты…» «13 мая 1995 года. Приходил следователь, сказал, что они поймали двух тварей, что сотворили такое с моей дочкой, и пытаются выбить из них имена еще трех. А я слушала его и ничего не чувствовала. Каждая мать желает отмщения за своего ребенка, но мне это не надо. Я всего лишь хочу, чтобы Эрика пришла в себя. И чтобы это никогда не случалось. Если они не могут это исправить, то для меня они бесполезны. Она уже два дня ничего не говорит, только смотрит в потолок. Ее приходится кормить с ложечки, потому что сама она не ест. Она просто смотрит в потолок или спит… Глядя на нее, я еле сдерживаю слезы, я пытаюсь с ней поговорить, но она словно не слышит меня… …Я устала… Я не знаю, что мне делать… А Лада и Степан собираются настаивать на смертном приговоре…» «14 мая 1995 года. Эрику поймали, когда она собиралась выпрыгнуть из окна третьего этажа…» «16 мая 1995 года. Эрика разбила вазу с цветами и проглотила осколки… Врачам пришлось делать ей операцию… Было принято решение привязать Эрику к кровати…» «17 мая 1995 года. Эрика отказалась дышать… Вот просто так. Она задержала дыхание и не выдыхала. Медсестра, что была у нее в палате, поняла, что что-то не так только спустя пару минут. Она слезно просила у меня прощения, за то, что ударила мою дочь, говорила, что просто растерялась, что впервые столкнулась с таким и не знала, как заставить Эрику вдохнуть, поэтому ударила ее по груди… Господи, девочка, за что ты просила прощения? Я тебя благодарить должна!» «18 мая 1995 года. Ночью у Эрики случилась истерика. Она кричала, плакала и пыталась порвать ремни, связывающие ее. Врач сказал, что они больше не могут держать ее в больнице, что ей нужна соответствующая помощь… Боже мой, мою дочку направили в психиатрическую лечебницу… Моя дочка будет лежать в психушке! ДА КОГДА ЖЕ ЭТО ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ?!» «22 июня 1996 года. Сегодня Эрику выписывают. Три месяца назад она вновь начала говорить. Мало и почти не слышно, но она говорила, а ее взгляд приобрел осмысленность. Мне кажется, что все это время она находилась в состоянии шока, который лишь недавно отпустил ее. Она еще не улыбается, но уже планирует, чем займется, когда окажется дома. Она хочет вернуться в университет, а потом начать свой бизнес, но она пока что не решила какой. Говорит, хочет попробовать себя в нескольких сферах. А еще она сказала, что это единственное, что ей остается, так как детей у нее никогда не будет, и замуж она никогда не выйдет… …А я, наконец-то, дождалась… Этот кошмар, что начался чуть больше года назад, закончился… Я не писала ничего с тех пор, как Эрику отправили в клинику, потому что мне это не надо было, этот год я запомню и так. Каждый его день. Все двадцать шесть попыток самоубийства Эрики… И я молюсь, чтобы такого в моей семье больше не произошло… Меня зовут. Пора ехать за дочерью». Саша, закончив читать, закрыл глаза, а потом посмотрел на Сеню, он сидел в кресле, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. По его щекам все еще текли слезы. И Саша вдруг понял, что сам плачет. Несколько минут они сидели в полной тишине, глядя друг другу в глаза, а затем, одновременно резко вскочив на ноги, бросились к входной двери, наспех влезая в первые попавшиеся ботинки и чуть не застряв в дверном проеме, когда ринулись на улицу. Они со всех ног неслись к дому, что стоял на соседней улице, и если они и вызвали удивленные взгляды соседей, то не обратили на это никакого внимания. Остановившись возле высоких кованных ворот, Саша быстро набрал код от домофона, а Сеня дернул дверь на себя. Они вновь вместе протиснулись в проем и, пересекая лужайку и врываясь в дом, закричали, слегка задыхаясь после столь неожиданной и стремительной пробежки: - Мама! Мам! Мам, ты где?! - Боже, что случилось? Где пожар? – весело спросила Эрика, выходя из кабинета, но в ее глазах был виден легкий испуг. Увидев ее, Сеня и Саша кинулись к ней, чуть не сбив с ног и стискивая в своих объятьях. – Господи! Вы чего? – изумленно воскликнула она. - Ничего, - поспешно ответил Сеня. – Просто соскучились. - Да, соскучились, - подтвердил Саша. Они оба сильнее сжали объятья. - Ой… Полегче! Задушите! – наиграно хрипя, произнесла Эрика, обнимая их в ответ. - Эй, вы слышали? Кажется, Сеня и Саша здесь! – донесся со второго этажа девичий голос. - Ага, я тоже слышал! На лестнице раздался топот множества ног, и Эрика засмеялась. - Кажется, если сегодня кого-то и задушат, то точно не меня. - Сеня, ты обещал нам новую сказку! - Саша, ты проверил уже самостоятельные? Какая у меня оценка? - И у меня! - А ну, цыц, мелочь! В школе узнаете оценки, а у меня скоро сессия, мне Саша нужней! - Сам мелочь! - Братики, а мы тут пирожки печем! – из кухни показались две девочки, с головы до ног перепачканные в муке. Не успели Сеня и Саша ответить им, как все, кто несся по лестнице, наконец-то, достигли первого этажа и бросились обнимать их, одновременно хором спрашивая: - Вы только в гости? - Саш, поможешь с историей? - Останетесь на ужин? - А Вика и Ваня с вами? - Самостоятельные! Что там с самостоятельными? Саша и Сеня, оглушенные таким количеством вопросов, засмеялись. - Дети, хорош шуметь! Я тут работать пытаюсь! – послышался из кабинета грозный рык Русакова Филиппа. - Прости, папа! – хором и на одной ноте прозвучало в ответ. В возникшей тишине Саша, наконец, смог ответить на все вопросы. - Мы одни. Забежали на пять минут, но если Алина и Лиза поделятся пирожками, то с радостью задержимся. Максим, у тебя четыре. Софи, твою работу я еще не проверил. И я помогу тебе, Юр, но чуть позже, ладно? - Хорошо. Я просил Олега и Иру, но они такие дубы в истории. - Эй! - Чего «эй»? Еще скажите, что не правда! - Ты сам дуб, раз обращаешься за помощью к дизайнеру интерьеров и психологу! - Вы еще не получили дипломы, так что… - конец фразы для Сени и Эрики стал загадкой, так как все дети во главе с Сашей направились на кухню, пробовать готовку младших сестер. Сеня с улыбкой провожал всю эту ораву. И удивился, как быстро растут дети. Алине, вон, был всего месяц, когда Эрика и Филипп удочерили ее, а сейчас ей уже двенадцать… Двенадцать лет также Лизе и Глебу. Илья их всего на год старше. Ваське четырнадцать. Максу и Софи по шестнадцать. Юрке девятнадцать. Ире двадцать один уже. Руслану и Гошке только семь. В этом году в первый класс пошли. Олег же самый старший из этой гурьбы: и по нынешнему возрасту, и по возрасту усыновления. Ему было, как Саше, когда Эрика усыновила его – пятнадцать лет. А сейчас двадцать два… Повернувшись к Эрике, Сеня вновь обнял ее, положив голову ей на плечо. - Сеня? Ты чего? Он молча покачал головой, а затем, выдохнув, прошептал: - Я рад, что ты родилась. Рад, что ты жива. И рад, что ты стала такой, какая ты сейчас, - Эрика вздрогнула от этих слов и встревоженно посмотрела на рыжеватую макушку Сени, а он продолжал шептать. – Если бы не ты, то многие из нас могли пропасть. Я бы точно пропал. Я бы умер без тебя… Эрика обняла его, пытаясь сдержать непонятно откуда взявшиеся слезы, и так же тихо прошептала: - Я тоже рада, что жива…