Услышанный во второй жизни

      Саша резко сел на кровати и не до конца проснувшись, лишь одним полуоткрытым глазом посмотрел в темноту комнаты и тут же грохнулся обратно. Тело наполнилось слабостью, а голова пустотой. Виденье нового сна маячило на задворках разума, и Саша направился к нему, готовый вновь отбыть в царство Морфея, когда сонный мозг закончил анализировать все, что произошло за минуту до этого. Саша вновь подскочил, в этот раз куда более проснувшийся, но все же еще не до конца понимающий, что именно происходит. Ему потребовалась пара дополнительных секунд, когда он наконец осознал, что его телефон звонит. Шакира. Hips don't lie. Он бросился к тумбочке, на которой лежал телефон, запутавшись в одеяле и чуть не грохнувшись на пол головой вперед. Схватив телефон и проигнорировав то, как свет от него резанул по глазам, Саша быстро нажал на принятие вызова. - Сеня? – хрипло ото сна и с нескрываемым беспокойством произнес он. Когда вместо ответа он услышал приглушенное хныканье, Саша почувствовал, как леденящий ужас наполняет его тело. - Сеня? – повторил он громче. Его сердце забилось в два раза быстрее и все тело требовало, чтобы он что-то сделал, словно ему вдруг вкололи дозу адреналина. Он проглотил подступающее к горлу слово «успокойся», потому что оно никогда не помогает и не понятно на что рассчитывает говорящий его. На секунду Саша задумался, что у Сени могла быть еще одна паническая атака, но он не звучал так, словно имел одну. Он звучал так, словно очень давно плачет. И как Саша мог помочь ему, находясь так далеко? Когда у него произошел срыв, Эрика обнимала его, но он не может обнять Сеню. Он ничего не может. Только слушать, как тот плачет, и тихо паниковать от своего бессилия. Хотя, возможно, было кое-что… Сеня один раз мимолетно упомянул об этом, а он никогда не уточнял, но все же позже погуглил и у него все равно больше нет никаких идей. И даже если это не сработает так, как он планирует, Сеня все равно может успокоиться только чтобы сказать ему заткнуться. Не медля больше ни секунды, Саша неуклюже начал тихо напевать: - Где баобабы вышли на склон, жил на поляне розовый слон. Может и был он чуточку сер, обувь носил он сотый размер… К концу песни Саша чувствовал настоящее облегчение, а когда Сеня больше не плакал, лишь изредка шмыгал носом. - Почему?.. Почему эта песня? – глухо спросил Сеня, когда Саша замолчал. - Ты как-то упомянул, что она тебя успокаивает, и я как-то решил поискать ее… - осторожно ответил Саша, не зная, как Сеня отреагирует. Когда же никакой реакции не последовало, он неуверенно позвал. – Сеня? - Мама пела ее, когда погружалась в какую-то работу, - внезапно сказал Сеня, и на короткий миг Саша растерялся, потому что он никогда не слышал эту песню от Эрики, но затем пришло осознание, что Сеня говорит не об Эрике. И вместе с этим стало понятно, почему Сеня звучал так разбито и несчастно. – Я всегда хотел, чтобы она спела мне ее, когда мне было плохо или я болел. Я лежал в кровати, завернувшись в одеяло, и хотел только, чтобы мама спела мне эту песню. Хотя бы один раз. Но она никогда этого не делала, даже если я просил… поэтому я пел ее сам себе. С тех пор у меня вошло в привычку напевать ее, когда мне плохо. Она мне помогает, да, но… Я ее так ненавижу. Она всегда напоминает мне о том, чего я никогда не имел. - Но теперь ты имеешь, - твердо произнес Саша. Его рука вцепилась в пододеяльник с такой силой, что казалось еще немного и ткань не выдержит и порвется. - Да. Теперь имею, - нежно согласился Сеня, к огромной радости несчастного пододеяльника, который перестали мучить, как только услышали эти слова. А затем через секунду Сеня насмешливо заметил. – Но петь тебе ее с твоим отсутствием слуха я запрещаю. Я не хочу ненавидеть ее еще сильней. - Ну ты и зараза, - покачал головой Саша, улыбаясь. - Но именно таким я тебе и понравился, - пошутил Сеня. - Да, - серьезно отозвался Саша. Именно таким ему Сеня и понравился. Каждая его часть. Все, что он узнал. Плохое и хорошее. И он ни о чем не жалеет. - Теперь ты расскажешь, что произошло? – спросил Саша, возвращая Сеню к воспоминаниям о том, почему он позвонил. - Ах… Я… Я могу шевелить ногами… Немного и в основном через раз, но все же… Саша не замечая, что голос Сени звучал вовсе не радостным для такой новости, недоверчиво, но в тоже время восторженно, выдохнул: - Что? - Это был полный отстой, - убито признался Сеня. – Такое чувство, что меня пропустили через центрифугу. Дважды. Меня так скрутило от боли… Думаю, я перепугал своим криком все здание. И тело… оно не слушалось меня. Кажется, теперь я точно знаю, что значит «биться в конвульсиях», - Сеня издал невеселый смешок. – А затем я потерял сознание, но когда пришел в себя… Я не мог говорить. Я не мог говорить и не мог двигаться. Вообще. Черт, я так испугался. Я думал… Я думал… - Сеня оборвал себя, когда в его голове послышались нотки вновь подступающего плача и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь успокоиться. И вместе с ним задышал Саша, который с того момента, как Сеня заговорил, затаил дыхание и даже не замечал этого. – Но все прошло. И когда это случилось, я так же начал чувствовать покалывание в ногах, как после того, как отсидишь их. Не то легкое, а когда ты настолько отсидел ногу, что перестал ее чувствовать, а потом пошевелил ей и лучше бы этого не делал. Саша непроизвольно скривился. Сам он такого не испытывал, но хорошо помнит как пару лет назад, когда он и ребята были у Кирилла, Настя встала и внезапно начала падать. Проделав пару акробатических кульбитов, она грохнулась в бассейн и уверенно пошла ко дну. Он и Кир чуть сами не поубивали друг друга, когда кинулись за ней. Перепугались они все тогда знатно, а Настя потом еще минут десять причитала о том, как ей больно, растирая ногу. И пока Саша предавался воспоминаниям, Сеня продолжал говорить: - Сейчас уже не так больно, лишь иногда покалывает тут, да там. И я могу немного шевелить ногами. Это тоже больно и адски сложно, но я все же могу это сделать… Маркус сказал, что это чудо, так как никто не ожидал такого. Он не сказал этого прямо, но я думаю, что они не были уверены, что я не безнадежный случай, особенно с учетом того, как поздно я начал лечиться… Саша несколько раз открывал и закрывал рот, когда Сеня закончил свой рассказ. Ему хотелось сказать столько, но в то же время слова просто не шли. Он был счастлив, но в то же время он не верил, что это реально. Пару раз он даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит, и, вроде, было больно, значит это не сон? Больше всего на свете ему сейчас хотелось побежать к Эрике и подсунуть ей телефон, чтобы Сеня ей тоже все рассказал, и она могла разделить с ним этот момент, а затем разбудить друзей и поделиться им с ними, и может даже устроить групповые объятья. Групповые объятья сейчас звучат хорошо. Он бы не отказался от одних. И чтобы Сеня в них тоже участвовал. Это было бы, чертовски, идеально. - Это… круто. Боже, Сеня, это так круто! То есть, я сочувствую, что это было так хреново?.. – Саша поморщился от своего косноязычия, но понадеялся, что Сеня понял, о чем он. – Но это все еще круто! Это значит, что ты скоро вернешься, да? Если бы Сашу сейчас видела Настя, то ее воображение нарисовало бы ему пару милых пушистых ушек и короткий симпатичный хвостик, который изо всех сил вилял в разные стороны. А Кир бы сказал ему не написать на коврик от восторга. Но их здесь не было, потому они могли идти к черту. - Оу, воу! Осади! Это прогресс, да, но для закрепления нужно время и сколько именно, я не знаю. Это может занять даже год. Год. Ну год это… Это… Ой, да кого он пытается обмануть. Год это хреново и слишком долго! Целый год? Это шутка такая? А если дольше? О, Боже, что если два года? Он же с ума сойдет от ожидания! Это слишком долго! Слишком долго! Стоп. Саша глубоко вдохнул и постарался успокоить свое бешено стучащее сердце. То, что Сеня не может вернуться домой, не значит, что он не может навестить Сеню, не так ли? Он вполне может уговорить Эрику съездить к нему. Она однозначно не станет отказывать и не будет против. Черт, скорее всего, если он подаст ей эту идею, она в одиночку умотает к нему уже на следующей неделе, а он останется дома из-за универа. Но летом… Летом он тоже сможет поехать к Сене. Ему надо просто дожить до лета. Ничего такого уж страшного. Он вполне может это сделать. Пффф, он каждый год это делает. Сеня, видимо устав от его молчания, а, может, тоже погрузившись в размышления, неожиданно тихо запел, и Сашины мысли, беспорядочно метавшиеся, вдруг остановились и успокоились. В моей комнате как-то холодно, Не согреться - ведь выбьет пробки. Вода из крана холоднее холода, Чай без сахара, пустые коробки. Очень сладок дым последней сигареты, Пообедаю, видимо, утром. И если больше ничего в этом нету, Я лягу спать, счастливый как будто. И мне снится теплый - теплый дом, И мне снится, что мама больше не плачет, И мне снится, что это все не сон, И мне снится, что завтра будет иначе.

***

      Время - самое странное и удивительное на Земле.       Когда ты с нетерпением ожидаешь чего-то, заранее предвкушая всю радость и восторг, что испытаешь, оно, словно назло, начинает идти медленно, безумно медленно, и, кажется, еще чуть-чуть и оно вообще повернется вспять. Когда же ты наоборот стараешься оттянуть какой-то момент, боишься того, что в скором времени должно произойти – оно, опять же назло, начинает бежать вперед на всех парах. Но самое удивительное это то, что, по сути, время двигается всегда с одинаковой скоростью. Оно не может идти ни быстрее, ни медленнее. И для кого-то один отрезок времени может показаться целой вечностью, а для кого-то этот отрезок пролетит как одно мгновенье.       Время удивительная вещь, правда?       Каждое утро Саши начиналось с мысли: «Еще один безумно длинный день». И чем бы он себя не занимал, как сильно не погружался в учебу, прогулку с друзьями, вечерами с Эрикой, ему казалось, что время, будто насмехаясь, совершенно не спешило идти вперед, оттягивая и без того неизвестный день, когда должен был вернуться Сеня.       Лишь вечерами, ложась спать, он вдруг понимал, что еще один день закончился, и в этот момент на ум приходила мысль, что день был вовсе и не таким уж и длинным, каким он представлял его себе с утра. Настя, глядя на измученного друга, предложила жить по ее теории времяпрохождения, которую она придумала и разработала в восьмом классе, когда на нее вдруг навалилась ужасная апатия и нежелание учиться. Она сказала, что в те дни готова была на стенку лезть, бросалась на всех, вечно была в плохом настроении, огрызалась чуть что, а потом ей на ум пришла эта самая теория. Заключалась она в том, чтобы по пути к какому-то значительному, важному, ожидаемому дню, выстроить еще несколько таких же дней на различном «расстоянии» друг от друга.       Так как было неизвестно, когда Сеня сможет вернуться, то она предложила выбрать основным главным днем первое июня, как первый день лета. Но ждать вовсе не его, а вначале День Объятий, двадцать первое января, затем четырнадцатое февраля или пятнадцатое (с четырнадцатым комментарии излишни, а пятнадцатое было днем рождения Сени), двадцать третье февраля, восьмое марта. После чего с легкой руки той же Насти вооруженной списком праздников на каждый день были выбраны семнадцатое марта, которое оказался Днем загадочной славянской души (по необъяснимым причинам этим днем прониклись Кирилл и Эрика, решившие, что такой день надо обязательно отпраздновать) и двадцать восьмое марта, так как это Всемирный день историка, а он будущий историк. Вслед за ними был Настин день рождения четырнадцатого апреля. С началом мая все было понятно, хотя было решено так же добавить пятнадцатое число (День семьи) и двадцатое (День дружбы). И завершен был список пятью копейками Кира, который объявил, что отныне его день рождения не тридцатого мая, а двадцать девятого, потому что это День соблазнов и он просто был обязан родиться в этот день (и чем меньше будет сказано о похабной ухмылке Кира, когда он увидел этот день, тем больше здравомыслия Саши будет сохранено).       Вот так вот Саша и жил, скача от одного важного дня до другого, а Сеня тем временем прикладывал максимум усилий, чтобы поскорей вернуться домой. Он с утра до ночи занимался с тренажерами, укрепляя и разрабатывая мышцы и суставы. Саша не сильно в этом разбирался и как ни старался вникнуть, у него ничего не получалось, единственное он понял, что мышцы – вот что главное.       Сеня занимался до полного истощения, пока тело не переставало его слушаться. Почти в бессознательном состоянии он возвращался к себе и сразу засыпал, а утром, проснувшись, сразу приступал к тренировкам. Обо всем этом рассказывал Маркус, ведь у самого Сени не было на это времени.       Вскоре истязания Сени самого себя дали плоды. Через две недели после того, как он почувствовал ноги, он смог передвигаться с помощью поддержки, еще через две недели стал ходить самостоятельно, только не долго и не на большие расстояния. Но это было хоть что-то.       Знаете, время самое странное и удивительное, что есть на Земле. Когда ты перестаешь чего-то ждать, оно тут же подсовывает тебе это в руки, как бы говоря: «На, держи, ты же хотел это, да? Ну, вот оно теперь твое». И на душе становится как-то странно, с одной стороны, вроде, радуешься, а с другой недоумеваешь: «Мое? Правда? Не верится…» и все ждешь подвоха, что сейчас кто-то объявит, что это шутка и нагло заберет у тебя то, что ты так долго ждал. Но постепенно чувства внутри тебя устаканиваются, и ты понимаешь, что все это правда, ты наконец-то дождался. Вот и Саша дождался, причем случилось это все совершенно неожиданно, когда он совсем не ждал и даже не думал об этом, просто в один прекрасный день Эрика вдруг объявила: - Сеня возвращается в середине апреля.       И все внутри Саши в эйфории вознеслось к небу, потому что теперь у него было примерное время возвращение Сени. Потому что Сеня собирался скоро вернуться. Потому что ему не надо было ждать год или два. Потому что он почти дождался…