Ночь за ночью

      Тибальт уже не первую ночь будит дом Капулетти своими криками. Он не первую ночь подскакивает в холодном поту, хватается за голову, пытается подавить новый крик, тисками разрывающий горло на клочья. Он слышит, как стучатся в дверь спальни, как слуги спрашивают, все ли в порядке, ведь дверь всегда запиралась на засов, и войти просто так было невозможно. Иногда из-за двери, как из иного мира, доносился звучный голос самого лорда Капулетти, иногда вкрадчивые, приторно-лживые речи его жены, ведь им обоим приходилось притворствовать и по-родительски оберегать племянника. В последнее время к кошмарам Тибальта умудрились привыкнуть, мол, такого юного и порочного успокоит только Бог. И только лишь Джульетта приходила каждый раз, как верная собака, сторожащая покой больного хозяина.       - Впусти меня, братец,- слышит он ее мольбы, смешанные с рыданиями. – Расскажи, что тебя гнетет!       Глупое дитя! Как можно любить такого, как Тибальт? Такого черствого, холодного, жестокого! Как можно любить вероломного убийцу с черным сердцем, проеденным могильными червями?       А может, это вовсе не Джульетта? Может, это смерть, которую каждую ночь во снах видит Тибальт, обретает ее невинный облик, дабы выманить юношу из убежища?       - Иди отсюда,- каждую ночь огрызается Тибальт, хотя соблазн открыть дверь велик. Ему хочется плакать, плакать на теплом родимом плече, хочется высказать всю тяжесть, скопившуюся на душе. Со смерти отца он привык держать рот на замке, ведь никто во всем мире не способен его понять. Как объяснить людям, живущим в лицемерии, что значит быть одному и не уметь чувствовать? Как выложить карты перед теми, кто заполняет дыру в груди вином, плясками и плотскими утехами?       Уж тем более, Тибальт не может рассказать о том, что за видение приходит к нему ночь от ночи: это обречет его на позор, а значит, та же участь ждет и его семью, честь которой юношу с детства научили ставить на первый план. Не может он раскрыть страшную тайну – рассказать о том, что его мысли занимает лишь Меркуцио, с которым его давно связывают нежные чувства, причем чувства взаимные и искренние. Общество такого трюка не примет!       Самое мучительное то, что каждый день они, влюбленные, играют врагов, то, что им приходиться калечить друг друга на потеху все тому же проклятому обществу. Их отношения невинны и просты, но если кто-то узнает: изгнание – лучший выход. У Тибальта и Меркуцио, безусловно, бывают дни, когда они дышат спокойно. Тогда они гуляют в одиночестве по лесам или безлюдным берегам Адидже у окраин Вероны, или, скрыв лица под капюшонами, пьют в дешевых тавернах, или сидят, обнявшись, на крыше и любуются небесами, завидуя их покою. Когда-нибудь они окажутся там, но друг до друга им уже не будет дела. Это гнетет Тибальта даже больше, чем то, что он видит во снах каждую ночь.       «Так нельзя, это противоестественно,»- бормочет он под нос, одеваясь и выходя из дома. «Нет, я должен это прекратить,»- твердит он, ступая по безлюдным улицам по давно знакомому пути. Каждую ночь он приходит к окну Меркуцио и стоит под ним, прислонившись к стене. Каждую ночь он пытается плакать, но не может. Не умеет.       Меркуцио спит наверху. Его медовые волосы разметались по подушке, ресницы опущены, жаркая ночь холодной Вероны давит на него. Сны его спокойны и безмятежны; на губах играет улыбка….       Тибальт видит его каждую ночь лежащим на своих коленях с ножом в груди. Тибальт сам втыкает этот нож в плоть, раз за разом все сильнее и озлобленнее. Белая рубашка уже красна от крови, стекающей на каменную мостовую и ручьями впадающей в Адидже, а убийца смеется, глядя на пустые глаза Меркуцио, чувствуя, как слетает с его губ последний вздох. «Так нельзя, это противоестественно, - слышит Тибальт собственный голос и хохочет.- Вот я и избавился от проблемы! Теперь общество довольно!»       Тибальт уже не первую ночь будит дом Капулетти своими криками. Он не первую ночь подскакивает в холодном поту, хватается за голову, пытается подавить новый крик, тисками разрывающий горло на клочья. Он слышит, как стучатся в дверь спальни, он знает, что рано или поздно сон станет явью на усладу обществу….       А пока он будет молчать. Он не будет ждать ночи с ужасом: солнце уже давно не светит, и все вокруг – черное месиво грязи и порока, куда более омерзительное, чем сам Тибальт, однако ему одному досталась роль Сатаны.