Тео, мой Тео.

Ребятки, у меня сломан мой комп, потому есть и будут задержки. Спасибо вам за терпение и понимание… Глава сыровата, поймаете ляп, жмите ПБ. Как всегда жду отзывов. — Два месяца, Драко! Два! — Гермиона сжала руками голову. — Почему даже поиск по крови ничего не дает? Малфой! Малфой, блядь! Я к тебе обращаюсь! — девушка вскочила с кровати и поймала за руку собирающегося сбежать мужа. — Скажи, что мы сделали не так… Скажи, что такое бывает! — Леди не ругаются, как торговки из Лютного, Гермиона, — ядовито выдохнул парень, отнимая у жены руку. — Мне нужно идти, Керк ждет, хочет поговорить. — Разговоры, одни разговоры… Вы воду в ступе толчете. А меня из комнаты не выпускаете. Я не могу больше лежать! Не мо-гу! И не буду! — Мина… — Драко аккуратно взял девушку за плечи и подтолкнул к кровати. — Не называй меня так! — Гермиона оттолкнула Малфоя и отступила. — Так только Тео меня называет… — Слезы полились градом, и девушка обреченно вернулась в кровать. — Пожалуйста, милая… — Драко уже устал находить слова. — Ты же знаешь, что это для твоего блага. Хочешь, я позову кого-то… Панси? Гермиона замотала головой и отвернулась. Тонкие плечи под легкой тканью домашней мантии вздрагивали при каждом всхлипе. Слезы лились легко, заливая щеки, застя глаза, она больше не пыталась их вытирать или сдерживать. И Драко не пытался… Гормоны, нервы… В их ситуации нормальное состояние для беременной женщины. Первое время было хуже — она не плакала… С застывшей на лице маской, молча казнила себя, наказывала за собственную глупость и самоуверенность. Каялась, раз за разом отказывая себе даже в слезах. При этом, бесконечно раздражаясь, выплескивала все на Малфоя. Драко не выдержал и в одно, не слишком прекрасное утро, больно сжав ведьму в объятьях, попросил у нее прощения…За то, что жив, за то, что сейчас его, не Теодора она изводит придирками и капризами, а главное, за то, что не шагнул тогда в портал вместо Нотта… Гермиона замолчала, в ужасе распахнула глаза, прикрыв ладошкой рот, охнула и, вцепившись в его рубашку, заплакала первый раз с тех пор, как пропал Тео. Ей стало плохо в тот же день на занятиях по чарам. Счастье, что Драко не успел аппарировать в Лондон к Алану. Мадам Помфри и доктор, которого привел Малфой, в один голос заявили, что если миссис Нотт-Малфой не прекратит нервничать и измываться над своим организмом, тем самым бездумно расходуя магический ресурс, то детей она, скорее всего, потеряет. — Нет, — шептала испуганная Гермиона, гладя свой только обозначившийся животик. — Нет, с вами ничего не случится, я не допущу… Только не с вами… Она отказалась перебраться в Грей-холл, но безропотно позволила заточить себя в их хогвартских комнатах, пообещав себе и Малфою, что справится… Но, почувствовав себя хорошо, ведьма затосковала, и невыносимый характер снова дал о себе знать. Иногда она шумно протестовала против своего заключения. Драко, Поттер и даже эльфы не знали, в какой момент и что прилетит им в голову. Но все чаще она целыми днями сидела в кресле возле камина и смотрела на огонь, отвлекаясь от своих мыслей только на Доминика и очень редко на Драко… Такая Гермиона пугала Малфоя еще больше. Драко страдал, ему казалось, что вся любовь отмеренная их семье, сгинула вместе с Ноттом… Что о нем его жена убиваться бы так не стала… Первым не выдержал Поттер. Он прихватил Малфоя за грудки, несколько раз как следует встряхнув, обозвал тряпкой и привел кучу неоспоримых аргументов, убедив, наконец, упрямца, что происходящее сейчас - не конец: Тео жив, а значит, рано или поздно они его найдут. И Гермиона любит его, придурка, не меньше чем Тео, просто немного иначе. Драко согласился… В вопросах чувств к Теодору никому и никогда не было просто. Проклятая кровь демона обольщения, сильно разбавленная, слава Мерлину, не делала из Тео инкуба, но даже в таком количестве, оставляла окружающим не слишком много шансов сопротивляться. Время шло, собранной по крупицам информации было катастрофически мало. Лео, который постоянно пытался наладить ментальный контакт, утверждал, что Нотт полностью здоров физически, но разум его закрыт. Намеренно или случайно, на большом расстоянии рикко определить не мог Получалось, что Тео жил, не оставляя за собой ни малейшего магического следа, словно магии в нем не существовало вовсе. Это было странно и неправильно. Даже магла, пытаясь избавить свое дитя от сглаза, совершив простейший магический обряд, оставляла неустойчивый, мутный и расплывчатый след — просто обтерев своим подолом ребенку лицо. Человек, будучи магом, не мог не оставлять следов, даже не пользуясь магией вовсе. Только если делал это намеренно… — Вокруг него полно магии. Но его ядра я не чувствую. Возможно, Магия места мешает. Такая бывает в старинных городах, еще до статута приобретших свой магический фон, — считал Керк. Лео утверждал, что Теодор бодрствует и спит примерно в одно с ними время. Значит, искать его нужно в Европе. Нотт как сквозь землю провалился, и это могло быть все что угодно: от полной потери памяти, магии, подселения случайной сущности до простого нежелания быть найденным. Мистер Грейнджер практически переселился в интернет. Денно и нощно он отлавливал любые мало-мальски подходящие новости, постоянно дергая своего друга, который, в свою очередь, раздавал пинки своим подчиненным. Но эффект был нулевым. Объявлять слишком глобальный поиск с фотографией и другими данными они не рисковали, опасаясь, что ищут его не только они. «Тео, его Тео… А вдруг он и правда не хочет, чтобы его нашли? А прятаться он умеет… » Все чаще Драко сомневался правильно ли они делают продолжая поиски. Вспоминал, как настойчиво Теодор отказывался быть главой рода, его нехорошие намеки, размышления, о том, что, не дай Мерлин случится что — Гермионе и детям лучше остаться с Драко… Как перевел почти все активы Ноттов в общесемейный бюджет, оставив себе мелочь… Малфой с горечью вспоминал, как обвинял Нотта в его способности влипать в дерьмо и их втягивать, в несерьезности обвинял, в нежелании брать на себя ответственность… А Теодор соглашался, ни разу не попытался оспорить, опровергнуть… Только иногда, тосковал о чем-то, будто знал заранее, что надолго здесь не задержится. Знал, что на карту поставлено больше, чем его жизнь. Еще тогда, когда они спасали Бланта, он словно перегорел, смирился и готов был уйти в любой момент, только бы увести беду от тех, кого любил больше жизни. «Я глупец, не понял, жалел себя. Тупой, эгоистичный мудак,» — Драко винил себя в черствости и равнодушии. От бессилия он готов был биться головой о стену. Одержимый идеей поиска, страхом потерять время, опоздать, Малфой превращался в тень самого себя. Он перестал спать, только иногда, не выдерживая нагрузки, засыпал на час или два, как правило в кресле или на стуле… Гермиона знала, что они с Алексом методично прочесывают все известные им места, где мог оказаться Нотт; измученная вынужденным бездельем, она завидовала им, делающим хоть что-то… Но и ее вера в то, что Тео вернется, подверглась серьезному испытанию — он начал ей сниться…Никогда раньше, таких ярких и живых снов у нее не было. Ведьма нутром чуяла— все, что она видит реально. В этих снах Теодор был чужим и далеким. Ни разу девушка не видела, чтобы он колдовал, но выглядел человеком, вполне довольным своей жизнью. Он смеялся, грустил, встречался с людьми, пил по утрам кофе и завтракал на террасе уютного ресторанчика, расположенного так близко к воде, что иногда соленые брызги окатывали посетителей с ног до головы. Солнце в ее снах было ярким, долетавшие брызги - холодными, а золотистый пляж - пустынным. Она видела Тео с мольбертом, смотрела его глазами на горы и одетую в камень набережную, слышала голоса чаек и шум прибоя… Драко не верил, говорил, что это просто сны. И таких ресторанов тысячи, и мест, где встречаются море и горы, тоже немало. Но сухо попросил в следующий раз по возможности рассмотреть детали. Как будто она сама этого не хотела… Но тот, кто показывал ей «кино», ничего такого демонстрировать не собирался… Они не стали ничего предъявлять Уизли. Рон поправился и вернулся к занятиям. Джинни была непривычно тихой, ничего никому не рассказывала, она замкнулась и не впускала в свое личное пространство ни единой живой души. Малфой перестал ходить в Большой зал, изредка появляясь на занятиях, был задумчив и на контакт не шел. Одноклассники и преподаватели оставили его в покое, только Поттер и иногда Блейз, периодически пытались его расшевелить. Он почти ничего не ел, зато литрами поглощал кофе и бодрящее зелье, пока его не скрутило и мадам Помфри не пригрозила отправить его в Мунго. Добившись от него невнятного обещания собраться, подумать о семье и хотя бы завтракать, от него отстали. Но пообещать не значит сделать… Из-за этого он ругался с Гермионой и скандалил с Марти. Эльф оказался настырным и, не уставая, ловил моменты, когда в хозяина можно было хоть что-то впихнуть. На обнаглевшего ушастого не действовали никакие угрозы. Сделать Драко ничего не мог — формально Марти принадлежал Доминику, а мелкий гаденыш приказывал накормить Драко любой ценой. Паренек вообще до странности был спокоен и до зубовного скрежета серьезен. Старик зельевар, глядя на него, только грустно вздыхал и качал головой: — Минни, он меня пугает. Я действительно боюсь за него. У мальчика глубочайшая депрессия. Я был бы счастлив, начни он опять хулиганить. Ну подумаешь, нарисует еще зверюшек на портретах или отрастит кому-то хвост… — Гораций, детская психика пластична, а мальчик, единственный из всей семьи, не потерял голову. Мне кажется, он просто чувствует сейчас ответственность. Посмотри как он с сестрой носится, после занятий сразу к ней бежит, переживает. — Директриса вздохнула, тайно мечтая, чтобы и близнецы, подобно Зегерсу, взялись за ум. Здоровенную собаку, пририсованную Домиником, убрать с портрета не удалось. Ник авторства не признал, доказательств не было, и от него отстали. Выловить и попытаться изгнать псину, научившуюся шастать по всем полотнам Хога, оказалось невыполнимой задачей. Вскоре, обитатели хогвартской галереи даже жаловаться на него перестали. Пса назвали Драклом и махнули на него рукой. Страдая от своей нынешней бесполезности, Лео тоже притих, перестал зубоскалить, больше не изводил портреты и не развлекал в Большом зале студентов и профессоров. Он все чаще торчал возле портрета Снейпа, иногда совершал набеги на кухню и дразнил Марти требованием добыть виски. Эльф нажаловался мальчику, Доминик научил его неприличному жесту и разрешил посылать наглого зверька к дракловой бабушке. Как оказалось, жизнь после Тео, все же существовала. Поиски продолжались, но все больше становились спонтанными и вялыми. В декабре Гермиона, которую выпустили из заточения и разрешили посещать занятия, почувствовала как в ее животе появилось странное, но приятное ощущение. — У меня там, как будто пузырьки лопаются, — рассказывала она Драко. — Это дети шевелятся, я читала, Драко! Они шевелятся, понимаешь? Её восторгу не было предела, она оживала на глазах, перестала плакать и просиживать долгими часами в библиотеке, настырно отыскивая все новые и новые заклинания и ритуалы поиска. Вместе с ней ожил и Малфой. В один из вечеров Гермиона молча обвила руками его шею и нежно коснувшись его плотно сжатых губ своими, прошептала: — Я так больше не могу… Не хочу до ночи ждать тебя в постели одна… Вернись ко мне. Я люблю тебя… Люблю…