[Вроде июль, а пахнет маем.]

В небольшом кафе на окраине города, за маленьким столиком в самом углу, сидит молодая пара. Девушка лет двадцати, с ярко розовыми волосами, которые ей, по-видимому, приходится красить каждую неделю, мило улыбается парню, сидящему напротив неё. Молодой человек же в свою очередь совершенно отстранёно смотрит сквозь стекло большого окна на улицу, где сейчас без устали льёт как из ведра дождь. И опять он рождается в зябком окне, барабанит в стекло, будто просит помощи. А это небо… Как вода. Ветер тянет цепкими пальцами к шее, шарф затянуть потуже. На столе дымясь, стоят две чашки кофе, никто к ним даже не притрагивается. Девушка, молча, ожидает объяснений от парня, всё-таки не каждый день он приглашает её в кафе. Сердце учащёно бьётся, а на душе скребут кошки, эта встреча не предвещает ничего хорошего. На улице вечер, ровно 21.30, капли продолжают безжалостно бить по стеклу. Сейчас июль, а пахнет маем… Из колонок польётся знакомая песня «Miyavi — I love you and I hate you». Парень всё же оторвётся от созерцания пейзажа, который творится за окном. — Знаешь, Сакура… — начинает Учиха. – Ты конечно красивая и всё такое, но нам надо расстаться. Спокойствие на его лице. Ровный голос. «Шутит…» — пронесётся в голове у Харуно. Она лишь слабо улыбнётся своим мыслям и станет ждать. — «У него все шутки шаблонно дурацки». Девушка надеется, вдруг Учиха дрогнет, рассмеется и скажет: «Я пошутил». Но проходит минута за минутой, брюнет молчит. И становится по-настоящему страшно. Ко дну уходит вера не спеша, надежда тихо стонет: «Помогите». «Между нами лишь столик, а, кажется бездна». – думает Сакура. Девушка гордо поднимет голову и выйдет из кафе, попадая под дождь. Одежда вмиг намокнет и прилипнет к телу. Неприятно. На улице июль, а холодно как в мае. Харуно медленно побредёт по уже тёмным улицам города, через каждый шаг, оглядываясь назад, думая: «Интересно он на меня смотрит? Это хорошо, что я не довела до скандала, было бы потом стыдно, мне ведь там еще пить кофе». Девушка ещё долго будет искать глазами Мерседес Учихи, вдруг он выскочит такой испуганный и красивый, и скажет что-то вроде: «Я такой иди*т!». Сакура будет внимательно заглядывать в окна домов, как маньячка: «Там кто-то промелькнул похожий на Саске, жаль темно, не разглядеть. Ладно, — и черт с ним — ну просчитались, все же не померли, как Ромео с Джельеттой ». Вдруг Харуно остановится, последний раз оглянётся назад, и уверено зашагает в направлении своего дома. [Знаешь, Саске, вряд ли я когда-то снова заговорю с тобой, руки свяжу, но не дам пальцам своим набрать твой номер, и я промолчу, что без тебя и правда пустая, ты мне не нужен, правда имя твоё постоянно щекочет в горле. Извини, но я всё же не могу забыть…. Ты во мне протяжно щемишь под сердцем. Я настолько больна тобой, что мне просто хочется выть на луну, и скорее дожить до смерти. Всё так глупо, это неизлечимо, дайте мне волю буду орать в рупор. Сейчас лето, а холодно как зимой. Босиком через метры снега, мне далеко до дома, ну и ладно тебе же всё равно. Десять литров дождя мы вынесли, только вот снег не смогли стерпеть. Вряд ли кто-то так же захочет как я, проколоть себя насквозь счастьем. Мне горько и смешно, схожу с ума, я вдоволь нахлебалась твоего эгоизма. Открой глаза! Приклей свои ресницы к векам скотчем! Твой голос насквозь стены из бетона… Хех.… А вот летят полу расстрелянные птицы. Хочу не думать, с кем ты спишь, и сомневаться в том, что дышишь. Мне просто противно, что ты так просто залез в мою душу без разрешения. Я так мечтала о тех сотнях тысячах миль покоя от тебя, вот они. Только как-то теперь я в них не нуждаюсь. Увы, вот так ломаются мечты, над нами словно души надрывались. Улицы, и километры аллей устали от таких как я. Мой поникший взгляд, обветренные губы. К чёрту! Они больше не коснуться тебя. А, не считая этого, пусть всё будет, как будет, я всем довольна – лишь бы тебе не было больно. Пусть вас с Наруто лелеет лето, лишь бы тебе не было горько]. Пахло апельсинами, морем и маем. Саске ещё минут пять посидит в кафе, бесцельно прожигая время, смотря в чашку, в которой уже давно остыл кофе и докуривая радугу нещадно, параллельно пепел рассыпая. «Главное, что не так, как у Ассоли и Грея. Грей спился, и продал яхту, Ассоль сбежала с каким-то солдатом в апреле». Положив пару банкнот в счёт, не забыв оставить чаевые милой официантке, которая уже успела привыкнуть к тому, что Учиха частый гость в этом кафе, брюнет выйдет из кафе. Дождь потихоньку утихает, теперь он уже не льёт, а моросит. Капли попадают на лицо, руки, шею. Парень спрячется от назойливых капель в своей машине. Заведёт мотор и поедет. В голове сейчас мысли вперемешку, не дают сосредоточиться на дороге, а правильно ли он делает…? [Парень долго копошился в ворохе своих амбиций, смотрел сквозь желтые страницы его истории и наконец, разыскал потерянное чувство. История о многом умалчивает, кто-то просто взял и сжёг все его киноленты… Но он даст начало для нового фильма. Нажать просто на пробел не получилось. Вдыхать как дым его и серые облака. Им в лёгких тесно, они до слёз смеются свысока, как мало в его лёгких места. Всё что сейчас есть у Учихи – это сотни мокрых спичек, сгоревших в полу его с Узумаки кислороде. Сквозь безразличие и шепот электричек, они посылали птиц за счастьем, только их расстреляли на полпути. Они перелистывали чистые страницы, дышали полу их кислородом, мечтая стать такими же, как птицы, их разрывало на части, лишь бы на свободу. Но кто-то просто взял и сжёг все его киноленты, и они всего лишь на всего увидели друг друга в кругу своих привычек]. Саске припаркует свой Мерседес возле очередного подъезда ничем не примечательного дома. Выйдет, хлопнет дверью, и, переведя дыхание, пойдёт к двери, ведущей вглубь дома. Немного помедлив, зайдёт, сядет в лифт, нажмёт нужный этаж – 12. Почему он опять приехал к нему? Почему не поехал домой? Это, по крайней мере,… Ненормально…!? И вот брюнет стоит возле двери с номером 47. Обдумав, всё как следует, Учиха уже уверено нажмёт на звонок. Раздаётся знакомый звук, у него в квартире похожая мелодия на звонке. Послышатся шаги, сердце в предвкушении сладко замрёт и заноет в груди… Надо держаться. Держаться. Держаться… [Сейчас мне страшно думать о «потом». Увы, вот так сломал ты мою душу, вот так порвал цепочки красных нитей. Глазами голубыми ломаются в ключицах, по рёбрам скатятся, ломая этажи. Я каторжно мечтал, ждал сутки, двое, трое… Ничего. И поэтому сейчас я здесь. Разные фразы и обещанья тонкими пальцами из-под кожи. Помнишь, как за руку тянули лето? Из-под ресниц твоих инеем выветрил ветер воспоминания. Мы растворились, рассеялись, вверх иногда устремляясь к серым облакам. Сейчас мы будем говорить, мой тембр голоса, наверное, будет на удивление нетерпелив. Мне надо лечиться от недуга «близко». Знаешь, мне легче совсем не стало, каждый миг в нашей киноленте, встало как колом в лопатках, всё накрылось этим холодным июлем. Я давно простужен тобой. Ты нужен мне, нужен. С тобой плохо, без тебя хуже. Если посчитаешь нужным можешь послать меня нах*й. Ну, правда, мне стыдно. Я такой ид*от! Мне существовать без тебя незачем… Вспомни телефонные разговоры! Твоя душа напротив моих губ! Твой пульс орал от тяги слов моих – ты это помнишь? Конечно, помнишь. Я хотел, что бы ты встречал меня на вокзале/в парке/ресторане. А сейчас я хочу хотя бы встречи тайком в подвале/на сеновале… Прошу, не убегай. Или я приеду в твой город. В это время там будет стоять ужасный холод, ибо тогда передо мной не будешь стоять ты. А если я всю жизнь проживу там, а тебя не увижу? Слёзы слижут капли дождя . А если я умру в твоём городе. Хм. Тогда я тебя подожду там – наверху]. — Здравствуй, Саске. – откроется дверь. – Не ждал я тебя сегодня. Пустой расклад любимых многоточий, и он опять читает через строчку. В проёме двери покажется блондин приятной наружности, он немного устало улыбнётся Саске и жестом пригласить пройти. Такой знакомый голос, Учиха порой пользуясь тем, что Наруто очень любит поговорить, иногда засыпал под беспрерывный поток слов. Конечно, после этого ему не слабо попадало… Дверь со щелчком замка закрывается. Брюнет, опершись спиной о стену, медленно начинает снимать с себя промокшие насквозь кроссовки. Что-что, а носить вещи Учиха определёно не умел. За кроссовками последовала и лёгкая куртка. Вроде июль, а одет как в мае. Брюнет повесит куртку, а обувь отнесёт в ванную, и поставит под батарею сушиться. Он в этой квартире знает почти каждый уголок. Из кухни донесётся крик: — Чай будешь? — Лучше кофе. – проходя на кухню, тихо скажет Учиха. – Ты извини, что я так неожиданно, просто что-то нашло… — Ничего. – улыбнувшись, Узумаки заварит кофе брюнету, себе чай, и поставив две кружки на стол сядет. – Как Сакура? Голубые глаза будут внимательно изучать своего ночного гостя. Чёрные как воронье крыло волосы, такие же глаза, бледная кожа, слишком правильные черты лица, тонкие длинные пальцы, будто их обладатель много лет отыграл на фортепьяно. Наруто ему не ровня. Узумаки был внебрачным ребёнком, Учиха происходил из древнего клана самураев. У Саске хорошая, дружная семья, он полностью обеспечен и ни в чём не нуждается, в то время как Наруто остался сиротой в 4 года. Сейчас парню приходится подрабатывать в местной кафешке официантом, чтобы оплатить жильё и т.д. В конце концов, брюнет чистокровный японец, а Узумаки, мягко говоря, не похож на азиата, хотя бы, потому что блондин. Да ещё Учиха учится на экономическом факультете, а Наруто на факультете искусств… Ну это так… Для справки. — Мы расстались. – на выдохе говорит брюнет, чётко проговаривая слова. — Не стоило торопиться, может что-нибудь и получилось. – скажет Наруто, отпив немного чая. — Ничего бы не вышло. – на удивление резко отвечает Учиха. – Ты же знаешь… — Знаю. – оборвав брюнета, устало протянет блондин, опуская глаза и смотря в пол. – Но это всё не правильно. Он просто сидит и пьёт чай, а Саске в это время теряет сам себя. Так бывает – кто-то сидит чай пьёт, а у других медленно крошится надежда, и разваливается жизнь. — Три месяца назад тебя это не особо волновало! – с расстановкой будет говорить Саске, пытаясь донести свои слова до парня. — Но сейчас совсем другая ситуация! Ты мне просто душу поизмял своими… Холодными, липкими, грязными пальцами. Почему ты сразу не сказал о Сакуре!? В прочем, уже всё рано. — Какая к чёрту ситуация! – кричит Учиха, поднимается из-за стола и схватив Узумаки на локоть, поднимает того со стула. – Я. Сейчас. Здесь. С. Тобой. Забудь о Харуно! — Больше жалости! Саске! Плохо играешь! – не выдерживает Узумаки. – Тебе интересно, когда я сломаюсь? — Наруто. – почти слёзно протянет брюнет, и резко обняв блондина, крепко сожмёт в своих объятиях до хруста рёбер/ до потери пульса и дыхания. – Помнишь весну? Помнишь май? В это дождливое лето такого никто не хотел и не знал. И кислород бросается под кровь, когда они в одночасье замолчали, кусая упомянуты май. Так трудно сейчас быть рядом, кричали лучше бы… А они молчат. [Теперь, наверное, так модно уставать улыбаться, но я и, правда, устал. Это лето меня дождями перекричало, а солнце слепило, но не грело. Какое дело, что я написал за эту весну…? Мои мечты превратились в залежи белой бумаги, а воздушные замки под снос. У меня теперь синдром хронического одиночества, и ко всему прочему я не стойкий и не прочный. Мне бы только достать до серых облаков в твоих лёгких, и тогда, может, перестану стонать в стену и повторять вторники, ковырять больные белые глаза. Все мои розовощёкие мечты свихнулись от горя в нашем мае, а город больше не видел нечаянных детских глаз. То ли поручни неудобные, то ли руки не те. Я опять не могу набрать в рот слова, наврать губами про косинусы, нацарапанные внутри. Выборочная память не умеет выбирать, я понял это только что.… Трогательные люди иногда даже трогали за ладони, просили не дышать на сердце, и вообще не дышать. Во сне всегда искал пять букв, Саске. На твои «привет», всегда хочется ответить «пока», не могу. Кстати я утром так и не научился вставать рано. Меня легко сломать, просто опустив в чай. Нет, не поймёшь, ты же не простужен мной. А хочешь, как раньше, полетим вместе, и пусть расстреляют на полпути. Впрочем, пошутил, ты извини – я бестактный, со мной всякое бывает, я совсем не прошусь обратно, я просто иногда скучаю. В этом мае мне не за кем на край света, нечем дышать, и не с кем делить рассвет было. Время застыло астральной проекцией молота у виска. Даже самая нежная нежность, когда то становиться болью. Вот только у неё ни векторов, ни сезонов. Знаешь, конец света наступил в моей холодной кровати. Моё майское сердце больше чем вселенная, но на твой космос меня, увы, не хватило. Тогда тишина разрывала мои уши, я открыл окно и крикнул: «Св*лочь!». Ты обернулся с улыбкой на губах. Ты признался мне в любви 1 мая. И я люблю тебя наперекор всем гороскопам. У меня в запасе последний глоток свободы… Я вернусь. И может быть. Доживу сегодня до утра. ] — Помню… Наш май… — Теперь всё наше ценное и светлое будет только у нас, я тебе обещаю. Поверь мне… Пожалуйста поверь. Оборвавшись на это фразе, Учиха стал внимательно вглядываться в глицериновую, глянцевую пустоту в лазурных глазах, в которой как белая нитка по алому шелку появлялись оттенки различных чувств. Узумаки совсем отвык спать ночью/утром/днём/вечером, под глазами круги, вера в Саске совершенно беспочвенна, но она прочно сидит в нём, иногда блондин холодным, майским, жадным утром забирался на подоконник, смывал следы с души грязные и клеил мечты скотчем, Учиху надо спасть, срочно.… Просто Узумаки надо было как на почте — с пометкой «срочно» и «хранить бережно». Просто у них с Саске был неравноценный обмен/сплошной обман. Наруто очень устал. Устал очень…. Для каких либо слов или признаний. Поэтому парень, без лишних слов набрав в лёгкие запах неба поглубже, приникнет своими губами к губам брюнета. Учиха удивленно распахнёт глаза, но тут же закроет их, попадая в своё личное безумство. Они таяли/разбивались/ломались в руках друг друга, надеясь на то что утром все осколки их сердец соберутся заново, но теперь только в одно… Сердце. Наруто осторожно проведёт языком по нижнеё губе, и слегка прикусив, оттянет, чувствуя горьковатый привкус кофе. Такое чувство, будто всё происходит в первый раз. Коснётся верхней губы и не спеша пройдётся по небу. Встретится с немного шершавым языком Учихи. Парни, не разрывая поцелуя, буквально на ощупь станут двигаться в сторону спальни, сейчас вряд ли они смогут накормить сердца лишь поцелуями – суррогатами. Узумаки вздрагивает, когда ощущает спиной холод простыни, на которую его сейчас нагло повалили. В уголках его души всё ещё звенит непрерывная боль, вдруг наутро постель останется такой же ледяной и Саске… Просто не станет. Но пока они всё ещё дышат одним и тем же воздухом/кислородом, пока нужно дозу внутривенно, чтобы не было больно. Сколько тысяч шагов Наруто пришлось пройти, от болотных низин до ЕГО рук…? Всё что остаётся сейчас блондину это давиться взахлёб до спазмов и отвечать на поцелуй. Схватив Учиху за ворот рубашки, Узумаки лишь сильнее притягивает его к себе, параллельно мучительно медленно расстегивая пуговицы, нарочно задевая пальцами ключицу, твёрдые соски, пересчитывая рёбра, опуская руки на гладкий, накачанный живот…. В конце концов, этот предмет одежды летит в противоположный конец комнаты. Саске же совершенно беспардонно прервав поцелуй, стягивает с Наруто футболку. Опершись двумя руками по обе стороны от головы блондина, и приподнявшись на локтях, брюнет принимается внимательно рассматривать парня. Растрёпанные пшеничные волосы рассыпались по подушке, губы припухли от непрекращающихся поцелуев, глаза блестят, руки сжимают простынь так сильно, что костяшки пальцев белеют. Этот Узумаки и его отражение вовсе непохожи. Подарив Наруто мимолётный поцелуй, Учиха начинает постепенно опускаться ниже. Брюнет бережно прикусывает пульсирующую жилку на шее парня, который тихо стонет, ощущает руки Узумаки, которые одобрительно гладят его по спине, иногда слегка царапая. От таких, казалось бы, простых, но до дрожи/боли нежных прикосновений, остатки разума вмиг улетучиваются. Обводит контуры уже затвердевшего соска. Чужое сердце в груди грянуло тактом, когда рот брюнета накрыл возбуждённый сосок. По шелковой коже словно мчатся поезда, и рвут её, постукивая рельсами. Неспешно исследуя языком все изгибы/впадинки/ямочки этого прекрасного тела, Саске перемещался всё ниже и ниже. Стянув с Узумаки домашние шорты, а заодно и боксёры, брюнет высвобождает возбуждённый член парня. Лицо блондина вмиг краснеет, и он смущенно отворачивается и закрывает глаза. Увидев такую картину, брюнет лишь усмехнётся и примется за своё грязное дело. Поцелует головку возбуждённой фаллоса, немного прикусит, пройдётся языком по всей длине несколько раз… От таких движений сердце ломает рёбра Наруто, а из груди то и дело вырываются стоны, который он безуспешно пытается заглушить подушкой. Оторвавшись, Саске поднимается и припадает к губам блондина. Жёсткий, требовательный поцелуй. Наруто лишь просовывает руки к ещё имеющимся на Учихе джинсам и одним рывком расстегивает молнию. Проникает онемевшими пальцами глубже и начинает медленно водить рукой по всей длине члена. Стон Саске растворяется в поцелуе, дыхание окончательно выходит из строя, сердце категорически отказывается биться хоть чуть-чуть помедленнее. Уже просто не в силах сдерживать брюнет протяжно стонет: — Наруто… Хватит… Но блондин, лишь хитро улыбнувшись, ускоряет движения. Тогда Учихе ничего не остаётся как перехватить руку Узумаки и завести её за голову, иначе ещё секунда и он просто тр*хнет этого парня. — Оближи… И тут же пальцы Саске оказались у приоткрытых губ Наруто. Смотря прямо в глаза, Узумаки медленно оближет сначала один палец, затем другой и наконец, полностью захватив, начнёт не спеша посасывать. Наблюдая такую развратную картину, напряжение в пахе резко повысится. Погладив колечко мышц, Учиха немного нажав на них, введёт один палец, параллельно шепча что-то на ушко Узумаки. Атласные стеночки ан*са тут же крепко сожмутся, не давая возможности двигаться. — Расслабься… Через некоторое время добавится ещё один палец. — Саске… Чёрт… — Потерпи… И вот… Заветная точка была найдена. Блондин выгнулся в спине, издавая крик и приподнимаясь над постелью. Достаточно подготовив своего партнёра, Учиха полностью раздевается и впивается в губы Наруто. Узумаки пытается расслабиться, чувствуя как член Учихи, медленно проникает в него. Войдя до конца, брюнет начинает неспешно двигаться. Стенки ан*са плотно обхватывают возбуждённую плоть, невероятно жарко и до дрожи хорошо. Движения становятся быстрее/откровеннее/жестче. Дыхание/сердце одно на двоих. Наруто непрерывно стонет, прогибаясь в спине, выкрикивает имя, цепляется руками за простынь, которая ничем, увы, не может ему помочь. Поцелуй… Долгий/томный/жадный… Разрядка близка. Первым не выдерживает Узумаки и с протяжным криком «Сас-ке», кончает/бьётся в судорогах/пытается осознать где он и что с ним происходит. Учиха лишь ловит стоны парня своими губами, непрерывно того целую, и сам сделав ещё пару толчков кончает. Без сил свалившись на кровать, брюнет одним движением притянет к себе Наруто, крепко обнимет и тихо прошепчет: — Люблю… Блондин лишь устало улыбнувшись чм*кнет парня в щёку и поудобнее устроившись на его плече, погрузится в сон. *** Конец июля. На столе стоят две чашки чая. Они давно остыли… Давно. Из соседней комнаты доносятся стоны парней… Спасибо, им совсем не хочется чая. За окно моросит дождь и выводит непонятные узоры на стекле. … вроде июль, а пахнет маем…