Холодно на мосту

На её обнажённые плечи тяжело падают холодные капли. Она дрожит, смотря на водную гладь, в которой так гулко отражаются её влага, её слёзы. Дождь хлещет. Эва не слышит, как по каменному мосту, наступая в огромные лужи, медленно и почти не передвигаясь, бредёт её муж. Не видит печаль в его небесно-голубых глазах. Она просто содрогается от холода и боли, которую теперь, после долгих лет, наконец, не нужно запирать внутри, не надо прятать, а можно просто дать ей волю. И она плачет, а он смотрит на неё обречённо-виновато, не решаясь подойти и обнять, будто зная, что она из хрупкого фарфора, и, словно кукла, может сломаться от лёгкого прикосновения. В брюнетистой голове Эвы всплывают различные моменты, обрывками врываясь в размытое настоящее, заставляя её рыдать, держась за живот, намного громче и более рвано. Ей больно помнить и знать, что Этмил, некогда — её лучший и самый близкий друг, ушёл, а она даже не удосужилась поблагодарить его, попрощаться, как следовало бы. Эва надеется, что просто сошла с ума. Она сама советовала ему сбежать… А может, Этмил ей приснился, может ведь быть и такое? И она еле шевелит губами, смотря в пустоту. — Этмил жив, — надрывно выдыхая горячий пар изо рта, бесшумно, беззвучно повторяя два слова, произносит их так, словно она виновна в его смерти, даже не зная, жив ли он. Шатен молча опускает взгляд, решая оставить Эву в одиночестве, он любит её, но знает, что сейчас она не согласится идти с ним домой, забыв обо всём, знает, что будет вырываться, и, понимая это, Корнер разворачивается, замерев на секунду, и отправляется прочь от жены. Образ влюблённого блондина, дарящего лилии, взрывает всю её сущность, Эва уже не просто рыдает, она кричит, опускаясь на колени. Она вспоминает: стихи, которые он посвящал ей, вкладывая всю душу в эти слова любви, нежность, с которой светловолосый мальчишка обнимал её, и белые лилии, её любимые белые лилии, которые она трепетно принимала, отвергая любовь друга. Он не понимал, насколько сильно она любила его, не понимал, что так она спасает его бесценную для неё жизнь. Не понимал и сейчас бы не понял. — Не плачьте. Она неуверенно поднимает голову. Перед ней стоит промокший юноша, ласково и так по-родному смотря на неё и протягивая ей ладонь. Эва затаивает дыхание, касаясь пальцами его руки, будто убеждаясь в том, что парень настоящий и не растворится. — Этмил… — зовёт она, одновременно утверждая и спрашивая. Парень хмурится, прищурившись, разглядывает спутанные эмоции на бледном лице, видит страх, непонимание и… надежду. — Вы замёрзли, можете простудиться, — он осторожно поднимает Эву, прижимая её к груди. Она столь мягкая и покорная в эту минуту, не похожая на ледяную сталь. Именно такой Этмил запомнил её. Эва отстраняется, мертвенно хватает его за запястья, касается ладоней, крепко сжимая его руки. А дождь оставляет бриллианты в её глазах. За эти бриллианты Этмил отдал бы всё. Всё. Эва замирает и улыбается. Так счастливо-трепетно и горьковато-сладко, отчасти даже приторно. Но по-настоящему. Парень улыбается в ответ, смотря в бездонную пропасть зелёных глаз. Это продолжается ровно пятьдесят девять секунд. Эва уверенно наклоняется вперёд, припадая к пухлым губам, обжигая их поцелуем, как огнём. Юноша, помедлив, начинает отдавать ей своё тепло. — Прими эти лилии, Эва, — уголки губ, нервно дрогнув, выдавливают полуулыбку. — И будь счастлива. Этмил покинул её жизнь так же внезапно, как наполнил её смыслом. Он ушёл, с робким юношеским трепетом вручив ей этот чёртов букет прогнивших лилий. Она с презрением швырнула его в стену. Этмил. Как он мог так поступить с ней? Как посмел бросить её, оставив в настолько же гордом, насколько и нелепом, одиночестве прямо перед свадьбой. Просто не мог смотреть. Он просил её не позволить ему уйти, но она знала, что так ему будет проще забыть её, выкинуть из памяти. А он так и не забыл. — Что случилось? Куда вы пропали? Вас ждут гости. — Скажите, пусть подождут ещё, я скоро спущусь вниз. — Хорошо. Той ночью никто не заметил, что ей плохо. Этим даром обладал только Этмил. Он всегда видел боль за натянутой улыбкой, за маской благополучной и волевой женщины, за силой, которой порой веяло от неё… Эва прижалась к незнакомцу, всё ещё всхлипывая и повторяя давящее имя. — Вы замёрзли. Идёмте. В этот момент Эве кажется, что перед ней именно её Этмил. И мост остался в одиночестве, принимая свою участь, как долг, который каждый обязан принять.