Solas

Джеймсу не нравится, как поет Майкл. Джеймс не понимает, почему все говорят, что Майкл отлично поет. Джеймс вообще не понимает, почему кто-то, кроме него самого, вправе обсуждать Майкла. МакЭвой сидит в дорогом кресле с коричневой обивкой в дорогой квартире Майкла. Он не подходит этой квартире исходя хотя бы из финансовых взглядов – на нём белая футболка из "Примарка"; он не подходит этой квартире из-за её больших окон – очень много света. Он не подходит Майклу. У Джеймса в руках стакан виски и неопределенность собственной жизни. Он слушает "I love you all" уже четвертый раз, но не понимает. Не понимает, почему он ждет Фассбендера в его квартире. "Put your arms around me, fiddly digits, itchy britches", – ухмылка последним словам. Джеймс расслабляет шею, откидывая голову на спинку кресла. Если поднять прозрачный стакан так, чтобы через него проходили солнечные лучи, получается янтарное свечение. Очень интимное, но всеобщее; согревающее, но сжигающее. В этом доме даже свет кричит о Майкле, Ирландии и широких плечах. Как будто существование МакЭвоя зависит от пребывания здесь. Если вы когда-нибудь зависели от человека, то вы знаете, как тяжело видеть в толпе похожий пиджак; как накатывает ослепляющей волной ощущение близости, оставляя горьковатый привкус; как страшно и уязвимо себя чувствуешь, отдавая всё кому-то. Или это переживания Джеймса разрывают солнечное сплетение, или же виски уже достаточно на сегодня – во рту неприятно осел тот горький вкус. Почему Майкл дал ему ключи? Не так. Почему Джеймс взял эти ключи? Почему в первый день знакомства он смотрел, как двигается кадык смеющегося Фассбендера, и медлил протянуть ему руку? МакЭвой помнит тот день сбито, неяркими мазками, но фигуру Майкла Фассбендера он запомнил яснее, чем витраж с изображением Святой Девы в воскресной школе. Он не думал тогда о любви, об однополом браке, о пышной свадьбе, как показывают во французских мелодрамах. Он не схватил его за ворот майки, крича: «Я ждал тебя всю свою жизнь, мы должны были встретиться!» Просто Джеймс смотрел на шею Майкла, покрытую щетиной. Фассбендер не выглядел заинтересованным: искал сигареты, просил у кого-то прикурить, закусывал щеку, оценивая. Затем, после нескольких национальных шуток, протянул Джеймсу руку. Майкл подал руку для приветствия, Джеймс увидел этот жест чем-то вроде «если ты возьмешь меня за руку, ты будешь полностью зависим». Спустя время Майкл шутил о том, что на самом-то деле МакЭвой просто залюбовался им, «увидел предзнаменование о неземной любви всей жизни», поэтому тогда так долго смотрел сквозь обращенную к нему ладонь. Возможно, это и так, если знамение обозначается беспочвенным страхом и холодом, проходившим по спине, между лопаток. Джеймс сидел в кресле и чувствовал запах Майкла. В его шотландской жизни происходила ирландская революция. На него наступало всё: бардак ирландской квартиры, запах ирландского виски и по-настоящему ирландские завитки у виска. Ему нравился любой Майкл, но Джеймс всё же немного расстраивался, когда Фассбендер окрашивал волосы. Рыжий больше остальных цветов шел к его рукам, его длинным пальцам, его манере говорить и морщить лоб. Янтарный, оранжевый, горячий свет. Пламень. Виски. Темная смола. Джеймс знал каждый из сотни оттенков волос Майкла. Поворот ключа в замке. Сжимающийся кулак. Второй поворот. Глоток алкоголя. Звук открывающейся двери, разрыв этого пространства другим, разрыв жизни Джеймса другим человеком. Нервное щелканье пальцами. Майкл шумно сбрасывает сумку на пол. Громче, чем нужно: «Джеймс!» – это не способ позвать, это способ убедиться в присутствии. Майкл шумный. Майкл громкий. Он заполняет помещение, он заполняет предметный мир и, наверное, совсем немного – духовный. Он заполняет жизнь Джеймса. Ирландская армия в лице Фассбендера наступает к креслу в центре комнаты. Майкл кладет горячие руки на шею Джеймса. – Я надеялся на зеленые свечи и порно после ужина по кабельному телевидению, – пальцы надавливают на выступающую кость на шее. – Почему зеленые, Боже? – Джеймс пытается поймать пальцы Майкла ладонями. – Потому что зелёный тебе совсем не идет, – мягкий укус ниже уха. – А ты всегда выбираешь то, что тебе не подходит. МакЭвой поворачивается, находя губами подбородок Майкла. – Конечно. Это давно, знаешь. С того самого дня, с того... – шепот в отросшую щетину. Ирландия одерживает безоговорочную победу. Нежное, слишком личное касание знакомых рук у скулы - Джеймс тянется к губам тихо смеющегося Фассбендера, опуская взгляд. Сегодня в сводке новостей диктор с заинтересованно-деловым выражением лица не сообщит о капитуляции шотландских принцев перед серыми глазами Ирландии. Да и не нужно всему миру об этом знать.