Бегущая вдаль

- Саморазрушение увлекает, - говорила Хината. Смотрела на Недзи невидящими глазами; наливала ему зеленый чай, осторожно придерживая крышечку заварочного чайничка. Не проливала ни капли; Недзи пил, и горьковатый чай казался ему концентрированной кислотой энергетика. До боли всматривался в глаза Хинаты, раньше прозрачные, как ключевая вода, а теперь наполненные клубами белого тумана. - Почему ты ослепла, - хрипло говорил, - это мои глаза должны были разложиться после смерти, но не твои... не твои. Хината не отвечала, да и не могла ответить. Ее давно не было. А Недзи продолжал существовать. Ходил на миссии. Собирался – леска, пищевые таблетки, кунаи. Повязку затягивал – привычно-равнодушным жестом. От Хинаты не осталось ничего – только эта повязка... Должно быть, в какой-то момент он сорвался. Выбился из привычного всем ритма, не выдержал. Как иначе объяснить то, что однажды он обнаружил себя в одиночной камере с мягкими стенами, в чакроподавляющих браслетах? Нет ничего более опасного, чем сумасшедший синоби; Коноха поступила разумно. Особенно если учесть, что психические болезни косят ниндзя направо и налево вернее ран, полученных на миссиях. Безумный синоби способен причинить вред не только себе, но и своим товарищам; об этом предупреждали еще в Академии. Самое главное – сохранить здравый рассудок, без него выполнить задание невозможно... На второй день из тех, которые Недзи помнил, навестить его пришла Тен-Тен. Она тщетно пыталась скрыть жалость и говорила что-то о новой программе восстановления, которую к нему применят, о том, что он скоро поправится; Недзи смотрел сквозь нее и улыбался, спокойный как никогда. Ему наконец-то удалось забыть. Погрузиться в себя. - Саморазрушение увлекает, - говорила Хината, останавливаясь у Тен-Тен за спиной и опуская руки ей на плечи; та ничего не замечала. Продолжала говорить о чем-то бессмысленном, не понимая, что Недзи смотрит не на нее, улыбается не ей. - Говорят, он был гением клана Хьюга... – обменивались слухами молоденькие медсестры. - Хьюга? Так я и думала. Они все такие страшные. Одни глаза чего стоят. Разве у нормальных людей бывают такие глаза?! - Он в побочной ветви родился, с его-то талантом. Немудрено тут подвинуться умишком, в таких-то условиях. - А я слышала, что у него сестра умерла. Она из старшей семьи была, они в детстве не расставались. Как подросли немного, он ее чуть не убил за то, что на какого-то парнишку заглядывалась. Чуунин-экзаменом все потом прикрыл. Это были просто разговоры. Слова за стеной. Они не имели значения. - Говорят, он это из-за любви, - слышал Недзи в следующий раз. – Молодой парень, красивый... Что же так? Недзи молчал. Откуда им знать, как улыбается Хината; откуда знать, каковы на ощупь ее волосы и на вкус – ее поцелуи; он нашел свой совершенный мир, и в этом мире Хината – с ним. Никуда не уходила. Дым крематория? Цветы? Запах земли – влажный, жирный, отвратительный; «Тебе приснилось. Этого не было, Недзи; я не умирала. Я ведь здесь. Почувствуй меня». Недзи чувствовал. Теперь он жил только ради этого – чтобы чувствовать Хинату. В краткие мгновения просветления он вспоминал, что произошло. Тогда с ужасом думал о том, что безумен, и что никогда не выйдет отсюда. Величайший позор клана – проштрафившийся «гений» Хьюга Недзи... Но зачем нужно что-то, если Хинаты больше нет? Хината умерла. Давно. Хината сгорела заживо, и в ее смерти никто не был виноват; некому мстить. С ее уходом все потеряло смысл, а Недзи стал видеть ее в пламени костров на привале. Они казались ему вечным огнем, и она сама была – вечна; а в следующий момент Недзи сжимал повязку Хинаты, которую она подарила ему перед тем, как отправиться на это последнее задание, и чувствовал себя пустым. Одиноким как никогда; Хината говорила, что любит. Хината говорила, что никогда не забудет, даже если умрет, что она отдала ему себя и теперь будет рядом вечно... В такие моменты, понимая, что на самом деле Хинаты больше нет, Недзи искал то, при помощи чего можно было бы навсегда покончить с бессмысленной жизнью – и не находил. Уморить себя голодом тоже не получалось; все из-за людей, которые, похоже, совсем не были заинтересованы в его смерти. Это сорвало бы их эксперимент по восстановлению рассудка сумасшедшего синоби; Недзи смутно помнил, что вроде бы стал его объектом.. Тогда Недзи пытался не спать. Он знал, что несколько бессонных ночей гарантируют быструю смерть... или безумие. Окончательное, блаженное; без просветов. Но не спать не удавалось – это противоречило человеческой природе. Недзи засыпал; а во сне к нему приходила Хината. Гладила по голове, перебирала спутанные волосы. - Мой бедный, заблудившийся братик... Впрочем, иногда она приходила другой – смеющейся, с разметавшимися темными прядями. Манила за собой, а потом убегала в ночь; вечно уходящая. Не дотянуться. Как тогда, на чуунин-экзамене, когда на полу, корчась и содрогаясь, осталась в крови умирать частичка его сердца. «Я должен догнать ее. Только тогда я смогу успокоиться. Только тогда исчезнет эта раздвоенность», - понял Недзи однажды. Если мир, в котором есть Хината, настоящий, тогда его поступок ничего не изменит. Если нет – тогда он, наконец, перестанет мучиться, думая о том, что всех подвел. Так или иначе – все закончится. Они проводят на нем эксперимент; он не отстанет от них. Он проведет свой. Решив так, Недзи обернулся к открывающейся двери; он знал, что это пришла медсестра с длинными светлыми волосами. Сегодня ее дежурство... Она новенькая, и никто еще не сказал ей, что не рекомендуется закалывать волосы сзади такой опасно тонкой и длинной шпилькой. «Саморазрушение увлекает...»