But We're (Not) Friends

We’re not, no we’re not friends Nor have we ever been We just try to keep those secrets in the light But if they find out, will it all go wrong? And heaven knows, no one wants it to. Когда весь остальной мир наслаждается грядущим летом, радующей глаз зеленью и слепящим солнцем, Англию щедро заливает дождем. «Это Англия, - вздыхает Гарри, плотнее захлопывая окна и задвигая шторы. Что-то гложет его с утра. Неслышное, оно холодит ноги, заставляет ежиться; тонкое, неприятное ощущение одиночества в непогожий день. Он слоняется без дела по дому, листает старые номера журналов, просматривает ленту в твиттере и бродит, бродит кругами до полного сумасшествия. Пространство словно сужается вокруг него, давит однообразностью и серостью, и он едва ли не задыхается. Он думает набрать кому-нибудь, пропустить пару виски-кол, сходить в боулинг или просто в бар. Но мысль о том, что он, как и всегда, соберет вокруг себя пол Лондона, а лента традиционно заполнится его фото, цитатами, видео и прочей шелухой, напрочь отбивает все желание. Ему хочется спокойствия. Он с разбегу заваливается на диван, снося с него парочку мягких игрушек от фанатов и тетрадей с зарисовками и текстами. Все кажется до одури привычным, но в то же самое время совершенно иным. Воспоминания накрывают его с головой – две тысячи одиннадцатый, двенадцатый, тринадцатый. Он отмахивается от них, как от назойливых мух. Его взгляд падает на стену – туда, где среди сотен ярких фотографий и вырезок он видит одну полароидную, с потрепанными краями. Пальцы подрагивают, когда он снимает её со стены. Каким же он был мелким. С немного выцветшей бумаги на него смотрят две пары глаз – он и Томлинсон. Оба подвыпившие (но мама думала, это просто вспышка), хватающиеся друг за друга и до одури счастливые. И подпись, вызывающая у Гарри смешок: «Best Friends, April 2011». Хорошими же они были друзьями. Хотя, в каждой шутке есть доля шутки, если так разобраться. Луи любил повторять, что они «просто друзья». Видимо, тот факт, что их общение уже в самом начале X-factor’а давно переходило все дружеские границы, выходил далеко за пределы его зоны комфорта. Ему изначально было так удобнее – назвать Гарри своим «парнем» было все равно, что поставить себе на лоб штамп «я гей и этим все сказано». А так – друг и друг, какая разница, что происходит за закрытыми дверями? И Гарри соглашался. В этом было свое преимущество – что-то вроде ни к чему не обязывающих отношений, лучший друг, с которым можно было удовлетворить нужные потребности. И речь не только о сексе – туда же потребность в нежности, ласке, поддержке, просто необходимость выговориться, прижаться к кому-нибудь молча лбом, пока мамы не было рядом. И как-то он прозевал момент, когда Луи стал значить для него слишком много. Непозволительно много. - Я хочу все к черту бросить и уехать с тобой, - вырвалось у него, когда Луи лежал на его груди, взмокший и раскрасневшийся после того, что они вытворяли десять минут назад. Он только вздохнул в ответ, вдох и выдох, занявшие не больше нескольких секунд, но для Гарри длившиеся вечность. А потом произнес тихо и хрипло: - Не усложняй, Хазз. Он почувствовал какую-то ярость, мгновенную чесотку в руках, когда хотелось встряхнуть его сильно и спросить, напрямую, куда же усложнять ещё дальше? Они и так уже дошли до ручки, до последней стадии, когда расставание на день казалось пыткой, а теми днями, неделями, что они проводили вместе, невозможно было насытиться. Но он не сказал больше ни слова, и они уснули тогда вместе, под музыку из соседнего номера и мерные капли ледяного ливня за окном. А на следующий день все было как раньше. И вот уже четвертый год, как он его «лучший друг». Человек, которому он доверяет все и всегда, который знает его больше его самого. Которого он знает от и до, до самых скрытых мелочей. Которого он любит, как никого и никогда не мог даже думать, что сможет полюбить. Который любит его. Но они – друзья-друзья-друзья. Это слово уже въелось в мозг, от него начинаешь потихоньку сходить с ума, потому-что его значение совершенно разнится с нынешним положением вещей. Первые несколько секунд Гарри не понимает, что происходит, когда он слышит знакомую мелодию. Только через некоторое время до него доходит, что это телефон. Привычным движением он достает его из кармана джинсов и смотрит на дисплей. - Э-э-эй, - тянет голос на другом конце провода. - Привет, Эд, - улыбается Гарри, приподнимаясь с дивана. - Ты не занят? Можешь говорить? - Нет-нет, я даже наоборот… страдаю бездельем. Гарри встает и начинает наворачивать круги по комнате – его типичное состояние, когда он болтает по телефону. Он совершенно не может сидеть на месте, и это всегда так раздражало Луи. - Вот это поворот. Я думал, такого уже не бывает в природе. Гарри Стайлсу нечем заняться целый день. - Как видишь, бывает, - усмехается он, зачесывая волосы назад. – Что нового? - Слушай, я ведь не просто так звоню. Я тут записал новый сингл, правда, он ещё сырой, но я хотел, чтобы ты заценил. Он как бы… В общем, ты нехило повлиял на его написание. Ты и ещё один человек, ты знаешь о ком я. Гарри сглотнул, кивая пустой комнате. - Скидывай. Когда в двери повернулся ключ, и Луи открыл дверь носком кроссовки, потому что руки были заняты пакетами, чемоданом и прочей фигней, он сначала подумал, что никого нет дома. Везде темно, пусто и как-то подозрительно тихо. Он скинул обувь и неслышно прошел в комнату, застав Гарри сидящим перед потухшим экраном компьютера и глядящим в одну точку. - Эй, я вернулся! Представляешь, в Донкастере был град. Я думал, что наступил конец света, уже хотел начать писать завещание, но… Стайлс подошел вплотную и притянул его к себе, подталкивая к кровати и снимая с него куртку на ходу, целуя ледяные губы и запуская руки в волосы. Он не хотел думать о том, что Луи снова был с Элеонор, и весь интернет пестрит новыми фотографиями их, прячущихся от града за окнами какой-нибудь забегаловки. Он не хотел думать о том, как Луи сжимал губы и кулаки, улыбаясь ей как можно искренней. Он хотел только одного – шептать «мой», не просто как короткое слово, срывающееся с губ, а как что-то постоянное, нужное, честное. Как что-то само собой разумеющееся. Луи не сопротивляется, он спотыкается о край кровати и падает на неё, таща Гарри за собой, и сдавленно смеется, когда тот целует его шею, оттягивая слишком высокий ворот водолазки. - Стайлс, похотливая ты свинья, я же только с дороги, воняю как стадо быков, а еще я мокрый и холодный…а-а-ах. - Замолчи, я скучал, - хрипит Гарри в его шею, все тяжелее наваливаясь сверху и стягивая с него промокшие до нитки шмотки. – Ты охеренно пахнешь. Friends just sleep in another bed And friends don’t treat me like you do. Well I know that there’s a limit to everything, But my friends won’t love me like you. No, my friends won’t love me like you. - Хорошая песня, - констатирует Луи. Футболка Гарри слишком ему не по размеру, и Гарри это слишком нравится. Особенно она хорошо сочетается с его потрепанным видом, красными щеками и прилипшей ко лбу челкой. Томлинсон ничего больше не говорит, но Стайлс знает, что он понял. Он не дурак, не слепой и не глухой. Гарри ни секунды не сомневается в том, что Луи чувствует то же самое, что и он, и это все, что ему сейчас нужно. Да, в конце концов, какая разница, кто они друг другу. Это не столь важно. Важных вещей не много, но они настолько значимы, что все остальное меркнет на их фоне. Всего-то он, его присутствие, вечер, переходящий в ночь, и дом, который они уже несколько лет делят на двоих. И сердце сжимает от осознания (гарантий никто не даст, но есть интуиция, которая ещё не подводила), что это если и не навечно, то точно надолго. На ещё вереницы и вереницы таких вечеров. И Гарри не может сдержать улыбку, да и не пытается, когда Луи тихо напевает строчки из припева в его губы.