***
Второй раз я очнулся от странного гудения. С опаской приоткрыл один глаз и увидел каких-то бородатые мужики в роскошных рясах. Они бормотали надо мной молитвы и совершали непонятные движения. Может, отпевают? Нет, для отпевания и одного достаточно. Сам, к сожалению, видел этот процесс. Может это какое-нибудь другое таинство, елеосвящение, миропомазание или там соборование. В церковных обычаях я не силен, но что-то такое над умирающим или больным делают. Помимо священников вокруг была куча народу. Все в париках, старинных костюмах с орденами и очень печальными и задумчивыми лицами. Неподалеку две девушки, тоже в старинных платьях. У Лизаветы глаза красные, Наташа вообще рыдает. Андрей Иванович сидит рядом на стуле и держит меня за руку. Наташа, Андрей Иванович?! Опять крыша едет. Тихо-тихо не спеша, едет крыша, шифером шурша. Теперь какая-то ерунда в голову лезет. Наверное, я все-таки в прошлом. В теле знатной особы, а сознание прежнего владельца мне и подсказывает имена. Фантастический, конечно, вариант, но лучше чем шизофрения или белая горячка. Ладно, сейчас разберусь. Пора просыпаться, а то так и похоронят! Надоели эти попы. Вот, чем-то мажут. Я приподнялся, потянулся, зевнул и спросил: — А что это вы тут делаете? Наступила немая сцена. Кто-то из священников упал в обморок. Потом… все как забегали! Счастливая Наташа, мне на шею бросилась, целовала, что-то причитала… Невеста что ли? Нет, подсознание подсказывает, что сестра. Слава Богу! Внешность у нее, скажем так, не самая красивая, а по сравнению с Лизаветой даже довольно страшненькая. Примчалось двое медиков с нерусскими фамилиями — Блументрост и Бидлоо, с трудом оторвали Наташу и начали, отталкивая друг друга локтями, меня осматривать. И ощупают, и понюхают. Что только не делают. Оригинальный у них подход к медицине — лезть в рот с немытыми руками. Интересно, чего они там ищут? — Хватит! Одежду! Ага. Щаз. Тут же оба медика наперебой стали вопить, говорить что императору, то бишь мне, нужен покой. Заодно свой титул узнал. Что они понимают в медицине? Местные еще о том, что такое микробы не знают! Андрей Иванович и Наташа присоединились к их просьбам, чуть ли не насильно укладывая меня в постель. — Царь я или не царь?! Стоило прикрикнуть, как сразу успокоились. Ненадолго. Пара секунд замешательства и опять началось все с начала. Теперь подключился еще и поп, одетый в очень богатый наряд. Чем лучше одежда, тем важнее человек. Патриарх? Нет, патриархов еще Петр I отменил. Значит епископ или митрополит. Не силен я в церковной иерархии, а подсознание молчит. — Феофан Прокопович, я себя замечательно чувствую. Хочу встать, чтобы пойти в церковь, где вознести молитву Господу нашему за чудесное избавление от болезни. — О, как завернул, причем я все это сказал не на современном русском, а на каком-то старинном! Прокопыч глаза вылупил и отстал. Вообще-то я к религии отношусь равнодушно, но в церковь сходить надо. Изображу из себя очень верующего царя, подниму свой рейтинг среди духовенства и простого народа. Потом пригодится, если начну какие-то непопулярные реформы. Одеться в эту эпоху гораздо сложнее, чем в будущем. Много непонятных предметов, необычный фасон одежды. Хорошо хоть помогают одеваться, особенно этот, как его… Ваня. Парик на голову пытается нацепить. Зачем он, если у меня свои волосы есть? — Не надо. В храм мужчинам надо ходить с непокрытой головой. — Прокопыч еще больше глаза вытаращил. Пусть радуется, что царь после болезни к вере обратился. Хорошее мне тело досталось. Крепкое, сильное, молодое. Очень молодое. Не больше четырнадцати-пятнадцати лет от роду. Как бы узнать, чье оно и вообще где и когда я? А то я уже церковную реформу запланировал… Говорят все на русском, вернее на его стариной версии, которую я почему-то понимаю. Значит я в России. Одежда древняя, но европейская, века восемнадцатого. Да, точно, в семнадцатом столетии, до Петра, ходили в кафтанах, шубах и прочих древнерусских костюмах, в девятнадцатом… в фильме «Война и Мир» таких нарядов вроде не было, а вот в "Петре I" что-то подобное я видел. Или нет? Император, проживает в России восемнадцатого века, лет тринадцать-четырнадцать. Так, кого я помню из того века? Историю я люблю, уважаю, но интересовался больше другими периодами. Но и про этот век кое-что помню. Мужиков-правителей было маловато. Павел I — может быть. Хотя… К власти он пришел в зрелых летах, его старших сыновей воспитывала еще Екатерина. Императором бы Павла в юности никто не назвал, по идее, за такое можно отправится в дальнее путешествия в холодные края. Бесплатно, за государственный счет. На троне-то тогда сидела его мать, Екатерина II. Тетка, Лизавета. Очень красивая. Кто был в императорской семье с таким именем? Лизавета, Лизавета… Это же Елизавета, дочь Петра Великого, будущая императрица! Жаль, не помню, когда она родилась. Так, после неё правил Петр III, какой-то её родственник, но именно после неё. Не могли его называть императором при живой Елизавете. Кто ж еще там был? Анна Иоанновна, после неё какой-то младенец. На Анну Иоанновну я не тяну, на младенца — тоже. Итак, Павел I, Петр III не подходят, но кто же я тогда? Подсознание молчит, не подсказывает. Впрочем, один раз подсказало длинный титул — Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Володимерский… и так далее. Со страной, значит, я не ошибся. Уже хорошо. Включим логику. Если были Петр I и Петр III, значит, существовал еще какой-то Петр II, и, скорее всего, в теле его я и нахожусь. Больше других монархов я как-то и не припомню. И что я помню про Петра II? Ничего. Хотя… Помнится, смотрел я в свое время какое-то кино про эту эпоху, да и Пикуль роман неплохой написал, толи «Пером и Шпагой» толи «Слово и дело». «Слово и дело»! Там в основном про Анну Иоанновну, но и про её предшественника, Петр II есть. Надо вспомнить, что же там написано... Почему-то мне казалось, что император должен жить в Зимнем Дворце. Нет, мой дворец на зимний совсем не похож, а река рядом с ним отнюдь не Нева. Где я? «Лефортовский дворец, Москва» — неожиданно всплыло в голове. Ого! Оказывается, я в Москве. Что я тут делаю?! Резиденция императоров это же Санкт-Петербург! Просто заехал погостить или как? И почему не в Москве? Подсознание молчит, а жаль… Уже придя в храм, я понял, что зря отправился в церковь. Теперь еще выслушивать торжественное богослужение в честь моего выздоровления. И что на меня нашло? Атеистом ведь всегда был, а тут сразу в церковь. Да и зачем кричал на придворных? Что меня вообще сорвало с места? Не иначе, как юношеские гормоны сказываются. Стоя в церкви, я долго вспоминал когда-то прочитанное и когда-то просмотренное. Оказывается, если поднапрячься, то можно многое вспомнить про восемнадцатый век и это время. Я Петр II, сын царевича Алексея, внук Петра I и его полный тезка. Настоящий Петр правил очень недолго, умер от оспы. Успел завести двух невест — дочь Меньшикова, которую потом вместе с Меньшиковым сослали толи в Туруханский край, толи в Березов и чью-то еще дочь, которую тоже сослали вместе с родителями туда же. Интересно, они там не подрались? Бывшие невесты императора? Правил он, точнее я, недолго. В начале тридцатых — конце двадцатых годов умер. Потом избрали Анну Иоанновну, она десять лет просидела на троне — Пикуль так и сказал, «темное десятилетие», дальше царственный младенец, но совсем ненадолго, Елизавета, правившая двадцать лет, Петр III и Екатерина Великая. Вроде бы ничего не перепутал.***
Поют птицы, небо постепенно светлеет, вот-вот выскочит из-за горизонта солнышко. По земле стелется туман, кое-где из труб подымается дым… Как прекрасен летний рассвет! Жаль, что в наш сумасшедший двадцать первый век его некогда посмотреть, кроме как на пенсии. Учеба, потом работа отнимают слишком много времени. В этом веке я сам определяю, как тратить свое время, надо мной нет никаких начальников, кроме Бога, в которого я не верю. Да и где, как не здесь можно увидеть рассвет с колокольни Ивана Великого? Внизу расстилается все Москва. Множество хаотично разбросанных дворцов, лавок, изб и сараюшек. Кое-где даже видны огороды. Рядом река. Не очень широкая, уже, чем у нас, но красивая. За пределами города до самого горизонта поля, поля, деревни, леса. Плохо, что в мое время не пускают на колокольню, что нельзя свободно пройтись по Кремлю. Он, кстати, тут совсем другой. Архангельский и Успенский собор на месте, но вот нет крупного дворца, построенного позже, нет и других зданий. Почему-то нет царь-колокола, зато уже есть царь-пушка. Стоит вместе с другими орудиями у строящегося здания арсенала. Мне казалось, что «колокол» уже отлили. Осторожно расспросил — никто ничего не знает. Жалко будет покидать эти места. Но надо уехать подальше от старой, патриархальной Москвы, от доживающих свой век бояр, от стен, помнящих неистовые бунты. Санкт-Петербург — это окно в Европу. Флот, заводы, Академия наук… Восходы над Финским заливом не менее красивы. Нет, Финский на западе от Петербурга. Тогда закаты. А еще белые ночи… А все же, куда перенести столицу? Петербург или Москва? Не раз я встречал упреки Петру I за постройку новой столицы. Город на болоте, на костях, в месте с не лучшим климатом, под угрозой постоянных наводнений. Будь я Петром I, я бы построил город выше по течению, где нет болот и наводнений. Но я Петр II. Переносить город поздно, уже вложены огромные силы в его постройку. Но делать ли Петербург столицей? Сам юный император не хотел туда возвращаться, ему больше нравилась Москва. Что же мне выбрать? Свои плюсы есть и у того и у другого города. Монетку кинуть? Петр II уже живет в Москве полгода и обратно возвращаться не хочет. По идее ему оставалось уже немного. Скорее всего, настоящий Петр заболел и умер именно в Москве. Решено! Петербург! На востоке блеснул первый лучик солнца. Солнца новой эры, в которой все зависит только от меня. Надеюсь, страна расцветет под моей властью. Надеюсь. Как бы не случилось обратного. Где-то на окраине запел петух. Ему отозвался другой, третий, четвертый… Сколько же тут петухов! Надо спускаться, а то еще поднимут тревогу — царь пропал. Никто ведь не знает, что я здесь. Ускользнуть от охраны оказалось проще простого. Стоять в карауле очень скучно, потому гвардейцы постоянно прикладываются к бутылке. Когда я выходил из дворца, гвардейцы спали вповалку. Надо с этим покончить. Вдруг кто решит меня свергнуть, а охрана на ногах не стоит?! Нельзя запрещать гвардейцам пить, иначе они меня и свергнут. Надо попробовать договорится — пусть на посту они стоят трезвыми, зато потом за царский счет напиваются. Или лучше сформировать еще один полк, где изначально будут следить за трезвостью? Так, что там у нас по плану? Вчера, я первый раз присутствовал на заседании Верховного Тайного совета. Слово «Тайный» не означает, что совет собирается тайно на конспиративной квартире, сейчас так называют очень важные вещи, например тайный советник — один из высших чинов в стране, а Верховный Тайный совет это что-то вроде правительства. Верховникам, членам Тайного совета, я объявил, что моя болезнь была ниспослана Богом в наказание за грехи, и я твердо решил жить по-другому. Надо же как-то обосновать резкие перемены в характере! Перед заседанием совета я допросил свое «подсознание». Хотелось узнать, как же юный царь управлял страной. Результат был удивительным. Царь вообще не управлял! Он должен был два раза в неделю, по средам и пятницам присутствовать на заседании Верховного Тайного Совета, но Петру было просто лень. Более того, барон Остерман составил программу обучения императора, но мальчик ей пренебрег. Я объявил, что болезнь, поразившая меня на охоте. Была знаком свыше. Господь решил покарать меня за безделье и леность, но так как он в своей милости решил ждать мне второй шанс, отныне я буду присутствовать на заседаниях Верховного Тайного совета и я снова начинаю учиться. Барон Остерман даже прослезился от радости. Он столько раз настаивал, чтобы Петр, к которому Остерман был искренне привязан, вернулся к учебе, а тут он, то есть я, сам требует, чтоб его учили! Мне действительно необходимо образование. Надо понять, до чего дошла наука, как и что в нашем государстве происходит. Я даже не знаю, откуда деньги берутся в казне и куда тратятся! Не знаю, какая у нас армия. Не знаю, в каких мы отношениях с соседними державами и какие вообще державы есть на карте! Следующее распоряжение удивило верховников не меньше. Мне стало жаль Меньшикова, некогда всесильного вельможу, доживающего свой век в глухой сибирской деревне. — Дабы хоть как-то искупить свои грехи, я решил проявить милосердие и помиловать Меньшикова. Но так как вина его передо мной и Россией очень велика, то Меньшикову дозволяется лишь жить в своем имении под Рязанью и строго запрещается покидать его. Все же лучше, чем у полярного круга. Амнистировать полностью не стал, что бы враги Меньшикова не устроили мне дворцовый переворот. Пусть живет, авось пригодится. Заодно я помиловал Толстого, наверное, родича одного из Толстых — писателей, и всех кто проходил с ним по одному делу. Что меня удивило, так это место его заключения, Соловецкие острова. Оказывается, ничто не ново под луной — еще в восемнадцатом веке на Соловки отправляли политзаключенных. Разумеется. Верховный тайный совет не одобрил мою инициативу. Нет, они не стали кричать, ругаться… Остерман просто спокойно поговорил со мной, после чего мне захотелось сослать мерзавца-Меньшикова на Камчатку. Или на Аляску. Интересно, Аляску открыли? Подсознание молчит. Да, умеют говорить местные вельможи. Умеют. Но и я упрямый. На Камчатку Меньшиков не поехал, в итоге мы сошлись на Казани. И не Сибирь, и далеко от меня. Это было вчера. Сегодня…я уже, сделал зарядку, облился холодной водой — как-то не хочется умирать в юности, и обогатил русский язык афоризмом «в здоровом теле — здоровый дух!». Что теперь? Позавтракаем и заниматься.***
На мой взгляд одна из важнейших задач правителя это передать страну в хорошие руки. Многие Великие, тот же Петр I или Сталин с этим не справились, и после них начался бардак, в котором рухнуло многое из того, что они создавали. Готовить наследника надо заранее ведь, как верно подметил классик, человек иногда внезапно смертен. Поэтому наследника я решил готовить с самых первых дней своего правления. В идеале я передам престол своему старшему сыну. Но, даже если я сейчас найду себе супругу, что не так уж и просто, и она через девять месяцев родит сына, то пройдет еще много лет, прежде чем наследник вырастет. Нужны запасные наследники. В доме Романовых, кроме меня, нет мужчин, но зато целая куча женщин. Немного подумав, я отобрал из них тех, кто еще молод — сестру Наташу, Елизавету Петровну, тетку и двоюродную сестру Елизавету-Христину. Думаю, лучше будет, если готовить в правители будут не только меня, но и их тоже — если со мной что-нибудь случится, кто-то из этой тройки унаследует трон и будет уже готов к этому. Кто именно, определим в ходе учебы. Собственно, я что-то знаю только про Елизавету Петровну и то не чуть-чуть. Вроде и много хорошего сделала для страны… вот что именно, не помню. Единственное что вспоминается — это открытие первого в России университета. С другой стороны, Елизавета швыряла деньги на всякие развлечения, меняла, как перчатки фаворитов, которые за неё правили страной… Про Наташу я никогда не слышал, я даже и не подозревал, что у Петра II была сестра. Откуда мне знать? Этой эпохой я не особо интересовался, Пикуль про сестер Петра II не писал, Дружинина не снимала или снимала, да я забыл. Странно, и почему не передали ей трон вместо Анны Иоанновны? Как-никак, ближайшая родственница, сейчас ей четырнадцать, к моменту смерти Петра II по идее была почти взрослой. Кто такая Елизавета-Христина я долго не мог понять, но потом, когда узнал, как зовут её отца — Карл-Леопольд и поднапряг память, наконец, сообразил. После Анны Иоанновны была Анна Леопольдовна, мать младенца-императора, правившая вместо него. Имя сменила при переходе в православие — сейчас Христина лютеранка, наверняка в честь Анна Иоанновны имя дали. Скорее всего, Иоанновна видела, что у неё нет детей, и решила передать трон потомству своей племянницы… Теперь я занимался в обществе из трех родственниц, Наташи, Лизаветы, Христины, самой старшей из которых, Елизавете было семнадцать лет, и к ней Петр II уже проявлял недюжинный интерес несмотря на близкое родство, а самой младшей, Христине, всего десять лет. Кто-то схватывал все на лету, кто-то, точнее Лизавета, обучались с огромным трудом. Читал я про Елизавету Петровну, будто она до самого конца жизни так и не могла поверить, что Англия это остров и туда нельзя проехать на карете. Ну, географию она теперь знать будет, как и многое другое — азы математики, физики, историю древнюю и современную, и "развлекательные предметы" — музыка, бильярд, охота и тому подобное. В данный перечень по моему настоянию добавили литературу современную и древнюю. Этот предмет я ввел ради одной-единственной книги. "Государя" Макиавелли. О своем браке я пока не думал, поручив это дело вельможам. Слишком мало я разбираясь в современно политике, чтобы определить, с кем лучше породнится, да и свежа еще память о супруге, оставшейся там, в XX веке. Долгорукие и прочие активно пихали своих дочерей, барон Остерман перебирал иностранных принцесс, а бывшая невеста, дочка Меньшикова прислала мне письмо, напоминая о своем существовании и прося облегчить условия содержания в ссылке.***
Как многое в России зависит от прихоти монарха! Петр I любил море, и воздвиг новую столицу на берегу Балтики, Петр II оказался страстным охотником и перенес её в Москву, где вокруг были великолепные угодья. Я охоту не любил, зато обожал Питер. Хоть и жил я в Подмосковье, где у меня была семья, многочисленные родственники, работа, но каждый год летом приезжал на пару недель в Северную столицу — походить по музеям, полюбоваться её красотами, посмотреть на белые ночи... Есть что-то такое в Петербурге, чего нет в Москве. Разумеется, я задумал вернуть столицу обратно в Петербург. Часть верховного тайного совета во главе с Остерманом одобрили мой шаг, другие же, Долгорукие выступили против. Понятно почему, они еще не оставили надежды опутать своими сетями, а это лучше делать в Москве, там у них отличные поместья, где можно хорошенько поохотиться. Взвесив все за и против, я решил переехать зимой, санный путь гораздо удобнее, тем более что Наташа тяжело болела и не хотелось оставлять её одну. За месяцы, проведенные в теле Петра Алексеевича, я успел привязаться ко всем — к Наташе, Лизавете, Катерине и прочим родственницам. В декабре Наташа умерла… Что-то похожее на туберкулез. Чем только её не лечили… не помогло! И почему я в будущем ничего не читал про туберкулез?! Лез же во все области знания, интересовался всем — от классификации элементарных частиц до стрельбы из орудий броненосцев! Читал про бешенство, оспопрививание… Но не туберкулез. У нас ведь создано множество лекарств, отобраны те народные средства, которые хоть как-то помогают! А я… просто ничего не знал. И мне оставалось лишь день за днем смотреть, как потихоньку угасает ребенок. А сколько таких умрут в ближайшие столетья. Пока, наконец, медики не изобретут лекарство? Хорошая была девочка — добрая, очень умная для своих лет, талантливая, искренне любила брата… Раньше она пыталась сдерживать Петра II, когда тот так и норовил сорваться и уйти в загул. После того, как я вселился в это тело, мы с ней отлично поладили. Если бы меня тогда спросили, кому из Романовых я бы передал престол, я бы ответил не задумываясь — Наталье Алексеевне. Она лучшая из тех, кто есть. Была… Мне было тяжело оставаться в Москве и после похорон я наконец-то двинулся в Питер. Всего за три дня мы добрались до города на Неве, я ожидал гораздо более медленного путешествия. Думаю, поговорка "какой русский не любит быстрой езды" родилась именно в этих краях. Как шутят путешественники, обычно ямщику надо давать на водку, чтобы он вез быстрее, а между Петербургом и Москвой наоборот, чтобы тише ехали. Везли в санях — ложишься в сани, похожие больше на колыбель, укрываешься мехами и едешь весь день. Очень скучно, сани одноместные, поговорить не с кем, пейзажи — заснеженные деревья очень красивы, но не когда смотришь на них восьмой час кряду. Такое ощущение, будто мы едем по безлюдной пустыне, деревни почти не попадаются. Единственное развлечение, это когда проезжаем через город, да их только два на нашем пути — Тверь и Новгород, всюду смотрю и содрогаюсь от ужаса. Как же бедно тут живут люди! Северную столицу я переименовал в Петроград. И короче, и удобнее, чем Санкт-Петербург, да и к чему эти излишние германизмы на карте? Современный Петроград совсем не походил на наш Петербург. Гораздо меньше, полупустой... Непривычно выглядят берега Невы, свободные от гранита. Зато сколько там садов! Сам город состоит из трех частей, Васильевский остров, Петропавловка и Адмиралтейская сторона. Дворцы мои, и летний, и зимний — разумеется, не тот зимний, что брали в семнадцатом, а его предшественник, стоят на адмиралтейской стороне. Как-то они мне не понравились — маленькие комнатки, сами миниатюрны, негде развернуться. По началу хотел забраться в бывший дом Меньшикова, но как-то это нехорошо, жить в чужом доме... Планировка Питера оставляет желать лучшего. Дело вот в чем — я живу на одной стороне Невы, а многие, выражаясь современным языком, правительственные здания на другой, на Васильевском острове. Мостов через Неву сейчас нет. Зимой хорошо, можно пройти по льду, летом труднее, на лодке... А вот весной и осенью, во время ледостава, переправа и вовсе невозможна. И что, государственным делам стоять, потому что чиновники и император разделены рекой? Нет, надо кому-то переезжать. Я прикинул за и против и решил, что лучше пусть переезжают чиновники. На Васильевском острове по идее должны быть более сильные наводнения, чем на моем берегу. Вспомнив о наводнениях и расспросив о них туземцев, снова некоторое время думал, не стоит ли перенести город выше по течению, где гораздо суше, но потом бросил эту затею. Последнее, что нужно моей казне, это строительство новой столицы.***
Что нужно для любых преобразований? Ну, помимо желания правителя, с которым, слава богу, все нормально? На все, абсолютно все нужны деньги, очень много денег. А казна пуста. В принципе, ситуация в стране напоминает девяностые годы двадцатого века. Денег в бюджете кот наплакал, государство должно всем, а все должны государству. В стране тотальный бардак, нищета... Денег не просто нет, а их СОВСЕМ нет. Дошло до того, что чиновников массово сокращают и переводят на самообеспечение — лишают зарплаты. А многолетние задержки с выплатами жалованья норма, а не исключение. Да, наворотил дел Петр Великий. С одной стороны пробился к морям, европеизировал державу, с другой то, что творится сейчас в стране это его рук дело. Цена его свершений очень велика. Страшно даже подумать, сколько придется приложить усилий, чтобы навести порядок в стране. Что навести порядок, вначале надо разобраться с тем, как вертятся шестеренки государственного механизма. Впрочем, я уже приступил к реформам. Первые месяцы я вживался в этот мир, пытался привыкнуть к нему, знакомился с придворными, узнавал, как вертятся шестеренки государственного механизма, чем Сенат отличается от Синода, каковы функции Верховного Тайного Совета, чем занимаются в Преображенском приказе, какие есть придворные партии и тому подобное. Потом начались реформы. Самая первая — реформа одежды. Как-то раз осенью, когда уже ударил первый мороз, я вышел на улицу и почувствовал, что у меня замерзают уши, а еще через пару минут пронизывающий холод сквозь тоненький камзол — или как эта вещь называется, добрался и до тела. По-моему Петр I, выбирая европейское платье, ориентировался не на те страны Европы, на которые следовало. Мерзну не только я, мерзнут все. Страшно подумать, каково приходится зимой часовым! То-то я иногда вижу солдат с неполным комплектом ушей, не иначе, спасибо треуголке. А если придется воевать зимой? Спросил — ответили. Зимой почти не воюют. Несколько бесед с портными и на свет появилось что-то вроде буденовки, шинель, унты и прочие достижения XX века. Мне даже удалось убедить верховников, среди которых было два фельдмаршала, Долгорукий и Голицын, переодеть армию в новую одежду. Но... Денег нет, и посему введение новой формы откладывается на неопределенный срок. Впрочем, средства на шубы караульным и на обмундирование образцовой роты удалось собрать, сэкономил на содержании двора. Мне много не надо, ни балов, ни роскошных нарядов. Две смены белья, какой-нибудь камзол, куртка, пара брюк, ботинки и сапоги. Ботинки — носить, а сапоги чтобы в океане мыть. Не обязательно в Индийском, можно и в каком-нибудь другом. Посмотрим, главное, чтоб не Северном Ледовитом. Что не предложи — либо нет денег, либо нет специалистов. Хотел открыть университет, но кто там будет преподавать? Где взять профессоров и что им платить? Но, в принципе, кое-какой университет можно было организовать. По сусекам посребсти, помести… На математику, например, поставить работающего сейчас в академии Эйлера. Интересно, это тот самый Эйлер или кто-то другой? Скорее всего другой. Что великому математику делать в наших краях? Наверное, университет можно было открыть, но я предпочел потратить ресурсы на другое. Впереди нас ожидает множество войн и посему я выбрал военное училище. Кадетский корпус, нашлись специалисты, пригласили из Пруссии. Организовал все Миних, умнейший человек. По происхождению он немец, приехал в Россию еще при Петре, строил каналы, потом, в будущем он должен был возглавить походы на Крым, поучаствовать в одном перевороте, после другого отправится в Сибирь лет на двадцать. Это все, что я про него вспомнил. Бухард Христофорович произвел на меня хорошее впечатление. Мне очень понравилось обилие проектов, которыми он буквально засыпал меня. Строительство каналов, реформы в армии, сокращение расходов на войска, создание инженерных войск… Идей у него много и работать умеет. Только вот с деньгами у меня проблема. В двадцать девятом году я его сильно возвысил, поручил Миниху военную коллегию — что-то вроде министерства обороны. Этот пост пустовал с самого ареста Меньшикова, вероятно, потому что не могли решить, какому фельдмаршалу стоит туда сесть, Долгорукому или Голицыну? В тридцатом мы основали кадетский корпус, уравняли в жаловании русских и иностранцев — Петр I поставил иностранцам большие оклады, чем русским на тех же постах, переодели в новую форму дворцовую охрану… а какие у нас планы на будущее! Действовал я не только в военной сфере, мои реформы затрагивали все стороны жизни общества. Например, ввели новые правила карантинов — при отсутствии нормальных лекарств в и прививок это порой единственный способ остановить эпидемии. Москву осветили масляные фонари — ни электрических, ни газовых еще не придумали. Сколько всего сделано, а сколько предстоит сделать! Налоговая реформа, административная, военная...***
На поле росли ровными рядами кустики картошки. Полезная вещь, с того же участка крестьянин соберет больше еды, чем бы он собрал, сажая рожь или пшеницу, и он и его дети не будут умирать с голоду. Только вот как убедить крестьян сажать картошку? В сороковых годах девятнадцатого века из-за этого целые бунты были! Сейчас картофель деликатес, словно устрицы в наше время — достать можно, но позволить себе могут очень немногие. Просто мало выращивают картошки. Есть легенда, что Петр I её внедрил в России, но на самом деле он привез нам топинамбур, земляную грушу. Тоже полезное растение, но картофелю уступает. Я решил исправить этот недочет великого реформатора. Выписал из-за границы клубни и повел их посадить в оранжерее и в паре деревенек под Питером. Да не только картошку начал внедрять, еще помидоры, кукурузу, подсолнечник. Царицу полей посеяли, разумеется, не под Питером, а несколько южнее. — Хорошо растет. Мне кажется, что урожай будет больше, чем в прошлом году. — Да, Ваше Величество, картошка, посаженная по новому способу, обещает дать больший урожай, — отрапортовал гвардеец. В лихие девяностые мне одно время приходилось жить за счет огорода, и я тогда неплохо научился сажать картошку и кое-какие приемы я внедрил тут в жизнь. — Когда она поспеет? — спросила у меня Христина, бросая нетерпеливые взгляды на кустики. На девочку произвел впечатление прошлогодний пикник. Да, запеченная в костре картошечка это нечто. Снять обуглившуюся корочку, посыпать солью и есть еще горячую… А еще она хороша с зеленым лучком и селедочкой... Эхх... Жаль, что тут не умеют готовить селедку так, как готовила моя жена, и борщ тоже не умеют. Знать бы, что там с женой, как там она? Долгов я ей не оставил, наоборот, небольшие сбереженья — на первое время хватит. Хорошо, что у нас не было детей... — Через месяц, не раньше, — Христина вздохнула. Я осмотрел все, что хотел и отправился в обратный путь. На выезде из деревеньки я остановился и показал рукой на крестьянский огород. — Смотри! — Где? — не поняла меня девочка. — Видишь, рядок знакомых кустиков? — Картошка? — Да! В прошлом году крестьяне не хотели её сажать. Не хотели есть выкопанные из земли клубни. Мол. чертова ягода… Тогда я пошел на хитрость. Я повелел высаживать картошку и поставлять клубни к царскому столу, но строго-настрого запретил крестьянам её выращивать для себя, и даже повелел пороть тех, кто будет есть это благородное кушанье. Естественно, что после такого указа крестьяне начали тайно воровать картофель и сажать у себя. — Это очень мудро! Ты накажешь крестьян? Они нарушили указ императора? — Да, и они еще больше поверят, что картошку стоит выращивать. Но наказание будет мягким. Вреда-то они мне не принесли. Хитрость сработала, в будущем году посадим картошку не только под Петроградом, но и по всей стране, в каждой губернии. Она потихоньку расползется по всей России от таких вот царских хозяйств и от монастырей. Южнее еще кукуруза пойдет, подсолнечник... — Зачем ты это делаешь? — Долг любого монарха — забота о подданных, — с пафосом произнес я. — Люди станут жить сытнее, богаче и счастливее, через это наша страна усилиться. Жаль, что степи причерноморья пока недоступны. Там плодороднейшие почвы и теплый климат. Ничего, как возьмем Крым, заселим их. — Ты думаешь, получиться победить турок? Твой дед… — Петр Великий их побеждал. Азов он взял, пусть и не сразу. Да, на Пруте его армия попала в окружение, но мы будем осторожнее. Возможно, потребуется не одна война, а две или три, но Крым будет нашим. Начнем позже, когда станет лучше с финансами. С сельским хозяйством у меня немного начало налаживаться. В других сферах — хуже. Я пока так и не придумал, как внедрить хоть какие-то понятия о гигиене — мытье рук перед едой, перед операцией, перед приемом родов, стерилизация инструментов... Своих медиков я уговорил мыть руки, но чтоб по всей стране... Трудно, но сделаем. Попытка не пытка, как говаривал кто-то из великих инквизиторов.***
Иногда мне кажется, что жизнь проходит мимо меня. Вот что было там, в будущем? Я крутился между домом и работой, домом и работой… изредка — дача и её огород, который искренне хотелось заасфальтировать. Здесь то же самое. Работа даже сложнее, а ответственность гораздо выше, на мне висит целая страна, а не финансовые отчеты маленькой фирмочки. Но как-то так сложилось, что в прошлом я могу иногда вырваться из рутины. Прогуляться по цветущим садам, промчаться на коне по полям… просто посидеть у костра и посмотреть на усыпанное звездами небо. К сожалению, приходиться путешествовать не одному, а с целой свитой. Приходиться терпеть. Наверное, я и в будущем мог тоже выбираться на природу, но тогда я просто не понимал, как хорошо это — лежать на траве, смотреть на небо, вдыхать ароматы костра. В детстве ходил в походы, а потом это забылось… Я подбросил в костер еще пару поленьев, затем достал две тонкие и длинные палочки и нанизал на них куски хлеба. Он не такой как у нас в магазинах, но тоже вкусный. Интересно, что получиться, если его поджарить? — Держи, — я протянул Христине одну из палочек. Девочка взяла её и вслед за мной, протянула к огню. — Не думала, что хлеб можно жарить. — Попробуем! Где Елизавета? — Она пошла туда, — Христина махнула рукой куда-то вдаль. — С Шубиным. — Опять! Женить их, то ли, — пошутил я и я призадумался. Может, действительно, выдать её замуж? А то родит от гвардейца, позору не оберешься… Слава богу, хоть путается с простыми гвардейцами и заговора с этой стороны мне не надо ждать. — Готово! — Вкусно! — доложила Христина. — Но горячо. — Естественно, на огне же жарили! Хлеб действительно вышел вкусным. Мы пожарили еще несколько кусков и съели их. Затем слуги положили на землю два тюфяка и я лег лицом к звездам. Какие же они тут красивые! Христина легла рядом. Эх… я был знаком с Наташей меньше полугода, но успел прикипеть к ней душой и мне её до сих пор не хватает. Христина тоже стала для меня сестрой, но отношения немного другие… Вначале я хотел, чтобы у меня были запасные наследники, потому и стал общаться с родственницами. Сейчас я искренне привязался к ним. И не хочется никого отпускать, отдавать в жены какому-нибудь заграничному принцу. Ни Елизавету, ни Христину. Особенно Христину. Поначалу с ней было немного непросто общаться. Младше всех, замкнутый характер, неважное образование и воспитание. С Елизаветой и Наташей было проще наладить контакт. Потом я обнаружил, что Христина умеет слушать. И молчать — то, что я говорил, не уходило к придворным и Верховникам. Я проверял. А у меня не было тут ни одного человека, с кем можно было бы нормально поговорить… И мы стали разговаривать. Вначале это были почти монологи — я строил планы, говорил обо всем на свете, начиная с придворных и кончая далекими землями, строил грандиозные планы по облагодетельствованию России, возможных реформ и войн... а так же пересказывал ей разные книги из будущего. Наверно, поэтому она от меня еще не сбежала. Вначале Христина больше молчала, но потом, постепенно она стала задавать все больше и больше вопросов, я начинал объяснять ей и, попутно, находил ошибки и недочеты в планах. Можно провести аналогию с теннисом. Я беру и кидаю мячик в стену, он отскакивает, я его отбиваю ракеткой, он снова отскакивает. Христина стала своего рода «стенкой» для моих мыслей. Но я уверен, когда она подрастет, она сможет взять ракетку. Надо всего лишь подождать несколько лет. Надеюсь, я до этого доживу. По моим расчетам, Петр II должен был умереть в 1729-1730 году. Я помню, что Анна Иоанновна правила десять лет, а Елизавета Петровна двадцать. Помню что Екатерина II взошла на трон в толи в 1761, толи 1762. И что еще сколько-то времени правил Петр III и младенец-император. Исходя из этих цифр, я и высчитал примерную дату смерти. Сейчас тридцатый год, я пока жив. Еще полгода и можно начинать праздновать победу над смертью! — Расскажи что-нибудь, — вдруг попросила Христина. Я поудобнее улегся, посмотрел на сияющую в вышине Луну и начал рассказ: — В Англии, в покрытом болотами графстве Девоншир, жил старый герцог Чарльз Баскервиль…***
Очередной маленький шаг для одного человека, но огромный для всего человечества и отдельно взятой страны. Шестого января 1731 года ко мне доставили больного оспой и я провел первую вакцинацию. Разумеется, первый опыт произвел на себе. Секрет простой, я о нем читал в XX веке и легко запомнил. Надо взять чужие микробы, ослабленные борьбой с чужим иммунитетом и ввести их себе в организм. С оспой это проще всего сделать, в некоторых местах крестьяне сами догадались до этого. Тот врач, который и начал оспопрививание лишь обобщил народные достижения… Можно воспользоваться коровьей оспой — кстати, изначально от коров к нам оспа и перешла, а можно и человеческой. Я выбрал второй вариант. Дальше все просто, пусть и несколько отвратительно и немного болезненно. Прокаленная игла с нитью проводится через гнойничок большого и потом через кожу пациента. Сделал я это сам и тайно, так как мне не удалось уговорить врачей на эту процедуру. Вот провести опыт на крестьянах, да, они согласились. Но не на царе же! После прививания я отправился на водоосвящение — обычная религиозная процедура, для чего-то совмещенная с парадом, а потом занялся своими делами. Разобрал бумаги, подписал пару указов, ознакомился с проектом нового разделения страны на губернии, ответил на письмо из Митавы. Анна Иоанновна жаловалась на трудную жизнь и просила денег. Выслал тысячу рублей, куда денешься, родственница как-никак. Сумма на самом деле большая, верховники, высшие сановники империи, получают по пять-шесть тысяч рублей в год. В прошлом году я виделся с Анной Иоанновной, она давно просила разрешение приехать погостить в Россию, а мне очень захотелось посмотреть на эту женщину. Что могу сказать? Те, кто писал о её страшной внешности, равно как и о её дурном характере, сильно преувеличивали. Если вспомнить роман Пикуля, то правление Анны Иоанновны и её образ нарисован им густой черной краской, да и не только её, Бирона, Остермана и прочих. За два с лишним года, проведенных здесь, я сильно разочаровался в Пикуле. Тот же Остерман оказался очень способным чиновником, отлично разбирающимся в вопросах внутренней и внешней политики и, небывалое дело, жившим на одну зарплату и боровшимся с теми, кто тащит лишнее в свой карман. Из всех современных деятелей я больше всего уважаю Остермана, Миниха и двух старых петровских фельдмаршалов — Голицына и Долгорукого. Немного разобравшись с текущими делами, решил съездить к Витусу Берингу. Тому самому полярнику-путешественнику. В прошлом году он вернулся из экспедиции, где открыл пролив имени себя и теперь планировал новую, в которой я обещал оказать всяческую поддержку. Исследование севера России дело важное, да и Аляска пригодится... В гостях у Беринга я почувствовал себя плохо. Головная боль, жар. Простыл на водоосвящении? С трудом окончил рассказ о старинной карте, которую видел в архивах и которая рассыпалась у меня в руках — так я объяснил свои знания об географии земли. От жара начали немного путаться мысли и я не только указал. Где примерно находится Аляска, но даже зачем-то рассказал об Австралии и Антарктиде.***
— Оспа, — поставил диагноз врач. Меня словно обухом по голове ударили. Но я же привился! Я же сделал все, как надо! Или? И тут я неожиданно вспомнил, что этот способ не дает стопроцентной гарантии, что иногда вместо того, чтобы получить иммунитет, человек наоборот, заболевает. Ну почему я не вспомнил этого раньше?! Что, от судьбы не уйти? Кому суждено быть повешенным, того повесят? В нашей истории Петр II умер от оспы, в тридцатом году — я, наконец, вспомнил эту дату. Простыл на водоосвящении, на Москва-реке и где-то заразился. Сейчас тридцать первый год, я в Петербурге, но все равно, водоосвящение, оспа... Нет, мы еще поборемся. Но надо быть готовым ко всему. — Андрей Иванович, соберите совет, немедленно! — прошу Остермана и, сорвав с шеи ключик, висевший на обычной веревочке, протягиваю его Христине и указываю на сейф. — Шкатулка на верхней полке. Особые отделения открыть не раньше, чем указанно. Скрипнула дверца сейфа, еще одного моего нововведения, и Христина достала шкатулку с пятью одинаковыми пронумерованными конвертами. Внутри каждого — один-единственный листочек бумаги. Завещание. Все одинаково, кроме имени. Я перебрал конверты. Два — Елизавета, три — Анна Иоанновна, четыре её сестра Екатерина, мать Христины, пять сама Христина, шесть Прасковья, еще одна сестра Анны Иоанновны. Конверта с номером один, в котором было завещание на имя Наташи, давно нет. Ну почему, почему от нас уходят лучшие?! У кого из этой пятерки хватит сил достойно нести царскую ношу?! У кого?! Елизавета слишком ветрена, слишком любит тратить деньги на развлечения, и нет у неё особых талантов, Христина юна, про Анну Иоанновну я в свое время читал слишком много плохого… Но во многое из этого уже не верю. Екатерина? Прасковья? Обе не отличаются здоровьем, умом и сообразительностью. Мысли путаются, все в каком-то тумане, полубреду, иногда проваливаюсь в забытье. Сколько прошло времени? Час? Два? День? Передо мной сидят верховники, Андрей Иванович держит меня за руку, рядом плачет Христина, Лизаветы нет, испугалась болезни… Оспа может непоправимо изуродовать её прекрасное личиков… Наконец ненадолго становится лучше. Достаю из шкатулки один конверт и вручаю его Остерману, остальное протягиваю Христине. — Сожги! Немедленно! Чтоб не осталось и пепла. Остерман вскрывает конверт и осматривает его содержимое. Тень удивления проскальзывает на лице барона. Он одобрительно кивает и передает бумагу остальным. Вижу в уголках его глаз слезы. — Сожгла? — Христина кивает. — Теперь оставьте меня, все. Не хочу, чтобы кто-то заразился. Отворачиваюсь. Верховники уходят. Интересно, они попробуют ограничить императорскую власть, как было это после смерти настоящего Петра II или нет? Могут. Безумству храбрых поем мы песню. Или славу? Ничего, чтобы они не придумали, Анна Иоанновна их согнет в бараний рог, она сильная женщина, такая сейчас и нужна… Лихорадит, иногда теряю сознание, иногда прихожу в себя… Брежу… Рядом врачи, Остерман, Христина. Не уходят, ждут. Были священники… Сколько я валяюсь так? Тело отчаянно борется с болезнью. Так хочется жить, сколько у меня планов, столько затей! Неужели все эти мысли, грандиозные планы уйдут, умрут вместе со мной? На мгновение становится легче, но только на мгновение. Вспоминаю о том, что должен был сказать, но не сказал. Хватаю Остермана за рукав, шепчу ему: — Выдай Лизавету замуж, за границу…. За границу, как можно быстрее!... Иначе она сядет на трон… Не сейчас, потом… Потом, в… сорок первом. Не когда Гитлер напал, а раньше… в семьсот сорок первом… Ну, в восемнадцатом веке, понимаешь?.. Младенца в тюрьму, а то и табакеркой… сама на трон… На штыках сядет… будет всю жизнь бояться, не спать ночами, менять комнаты… Комнаты надо поменять, плохой дворец, тесный… все тут тесно, медленно, ни интернета, ни телевидения… антисанитария, бедность… Пруссию уничтожить, слышите меня?!.. Не нужны нам мировые войны… Наполеон тоже не нужен… Скажи-ка дядя, ведь не даром Москва спаленная пожаром была французу отдана?.. Пруссию уничтожить, один рейх пал, а второму и третьему не бывать!.. И Англию, и США… их тоже… Темнота вокруг, темнота! Запрягайте лошадей, хочу ехать к сестре!***
Царствование Петра II продолжалось только три года и девять месяцев; несмотря на то, что государь этот умер в очень молодых летах, весь народ много жалел о нем. Вся Россия до сих пор считает его царствование самым счастливым временем из последних ста лет. Государство находилось в мире со всеми соседями; служить в войсках никого не принуждали, так что каждый мог спокойно наслаждаться своим добром и даже умножать его. Вся нация была довольна; радость отражалась на всех лицах; государственная казна обогащалась.«Записки о России». Христофер Манштейн.1)
***
Николай Петрович Романов, Император и Самодержец Всероссийский и так далее на пол страницы мелким почерком отложил в сторону пожелтевший от времени конверт. О существовании особого сейфа он узнал в свое время от отца. Тогда император взял с него клятву хранить тайну и не открывать двери раньше времени и привел к сейфу. Внутри большого железного шкафа были полки, где покойный Петр II хранил свои бумаги, но три полки были закрыты особыми дверцами, с табличками. «Вскрыть тогда, когда в Америке появится республика» «Тому, кто будет править после меня в 1823 году». «Тому, кто будет править после меня в 1907 году». — Что там? — спросил у отца Николай. — Что в нижних ящиках, не знает никто, — ответил император. — Верхний открыли при моем отце, когда американские колонии отложились от Англии. Там были бумаги. Вот они, — Петр Иоаннович распахнул верхнюю дверцу. — Почитай. Обрати внимания на имена, цифры, даты… Николай погрузился в чтение. Длинное письмо от Петра II потомкам, где он рассказывает про свои видения, другие письма — о французской революции, о Наполеоне, о войнах с турками, о великих полководцах и ученых, о политиках и поэтах… — Но это же все… — Я, когда увидел это, долго не мог поверить. Но разве можно объяснить иначе все эти факты? Петр II действительно видел будущее, то, каким оно могло быть. — Но многое не сбылось! — Да, сам Петр пишет, что любое наше действие уже меняет будущее, и многое из предсказанного уже не свершится. Но что-то останется неизменным, то же великое наводнение в семьдесят седьмом, хотя он не дал точной его даты… Я уже вряд ли доживу до двадцать третьего года, и открывать второе отделение придется тебе. Надеюсь, ты используешь предсказания нашего великого родича с умом. И вот настал этот день. Николай открыл потайное отделение и погрузился в чтение. Заметки по внешней и внутренней политике уже давно устарели, все слишком изменилось, хотя есть важные факты, например дата возможной смерти Наполеона. Вот написанное по технике, путям её развития гораздо важнее… Теперь понятно, почему именно 1823 год, а не какой-то еще. Петр II хотел, чтобы тот, кто будет читать его записки, мог их вскоре проверить. "Рождение и смерть Александра I будет отмечено сильными наводнениями в Петербурге. Он умрет в 1824, а родится в конце семидесятых-начале восьмидесятых годов восемнадцатого века. Но все меняется, скорее всего Александр не родится, но повлиять на наводнение не в силах никому и они будут." Император задумался о том, что могло бы быть, если бы не император-подросток. Зловещая картина. На троне был бы сейчас потомок Карла Голштинского, а вот его бы не было, как и его отца. Род прервался бы на его деде, Иоанне Антоновиче, убитом в тюрьме. Но то, что его не было бы, это не так уж и важно. Гораздо важнее, что Россия была бы другой, меньше, слабее, беднее… Как мало правил Петр II, как мало он успел сделать! Но он успел заложить фундамент, на котором другие построили дом... Что после него осталось? В основном одни проекты, чуть начатые реформы, незаконченный трактат по математике, говорят, он привел в восторг самого Эйлера. Лучше всего судьбу деяний Петра II демонстрируют его стихи. Все два десятка стихотворений, пара песен, это совсем немного. "Мороз и солнце, день чудесный", "люблю грозу в начале мая", "Я вас любил", "Белеет парус одинокий". Но из этих гениальных стихов, из этих песен, словно из зерен, брошенных в землю, выросла вся русская поэзия и литература... Николай I закрыл дверцы сейфа. О том, что делать с пророчествами, он подумает завтра. Сегодня еще много дел. Император посмотрел на заваленный бумагами стол и тяжко вздохнул. С чего начать? Пожалуй, все-таки с донесения из Парижа, это важнее волнений в греческой губернии, проблем в Калифорнии и письма от английской королевы. Хорошо, что Бонапарт скоро умрет, некоторые его действия начинают внушать опасения…***
В столицу я приехал рано утром, обычным рейсом Кенигсберг-Петроград. Большинство работает в столице, а отдыхает в прибалтийских губерниях, я же наоборот. В столицу еду первый раз — все как-то больше по другим городам и по загранице путешествовал. Но теперь решил наверстать упущенное. Всю дорогу от аэропорта до гостиницы меня мучило какое-то странное чувство. Будто я уже был здесь, будто я однажды уже мчался по этим лесам и полям… Только тогда все было немного иным, вместо домов росли деревья… Дежа вю в особо тяжелой форме. Такое у меня уже было. Два года назад, во время экскурсии по Кремлю внезапно нахлынули «воспоминания». Одни здания казались лишними, чего-то не хватало… Однажды в Вестфалии на переговорах с заграничными партнерами внезапно перешел на немецкий язык, которого отродясь не знал. Или в юности, занимаясь фехтованием, на первом занятии неожиданно продемонстрировал несколько приемов. Быть может, я в прошлой жизни был немецким дворянином, уехавшим искать счастья в Россию? Забросив вещи в гостиницу, отправился в исторический центр города. Пол дня просто бродил по улицам, любуясь городом. А ведь и вправду говорят, что Петроград — один из красивейший городов мира. Тихие, спокойные реки, закованные в гранит, изящные мосты, роскошные дворцы, старинные особняки… Москва тоже хороший город, но не хватает ему чего-то такого… неуловимого. Устав бродить по улицам, я сел на маленький катер и отправился на экскурсию по каналам города. Вокруг проносились особняки, а экскурсовод бубнил в микрофон: «это мост Победы, бывший мост Наполеона II, переименованный…. здесь останавливался Пушкин, великий русский писатель… в этом особняке скрывался от полиции Лермонтов, незадолго до своего прихода к власти. Здесь он написал поэму «Демон», обличающую крепостное право…». Экскурсовод был немного занудливым, да еще меня немного укачало, и потому пришлось прилагать титанические усилия по борьбе со сном. Но когда катер вышел в Неву, то меня словно пробил разряд тока. Я подскочил и уставился вперед, на Петропавловскую крепость, на золоченый шпиль собора. Словно магнитом меня тянуло туда. Ели-ели дождавшись конца экскурсии, направился туда. В крепость пускали свободно, сегодня не было никаких важных мероприятий. Я почти вбежал в храм… В Петропавловском соборе хоронили представителей Дома Романовых, и именно к их саркофагам я шел сейчас. Я подошел к могиле отца нынешнего императора, его дяди, деда… нет, то, что меня влекло, располагалось не здесь, а в другом углу собора… Простой и аскетичный саркофаг Петра III Мудрого, Иоанна Победоносного, могила его отца, принца какого-то там и матери, Анны II… Совсем рядом, почти здесь… Анна I, а за ней… Выбитые на мраморе буквы «Петръ II» и чуть ниже — даты. 1715-1731. Прозвища — «поэт» тут нет, зато есть красивая эпитафия. И выточенные из камня цветы на крышке саркофага. Словно кто-то аккуратно положил сверху букет мраморных роз. Их сделали по личному проекту Анны II, росшей вместе с Петром. Я смотрел на саркофаг. На мгновение передо мной возникла просторная комната, освященная тусклыми свечами… вокруг люди в старинных костюмах, лицо одного из них прямо передо мной. Жар, духота… Я мотнул головой, отгоняя морок. Нахлынувшие воспоминания отступили на мгновение и захлестнули с головой. И я вспомнил все, что было когда-то, и кем я был. И в этот же миг сила, тянувшая меня к этому месту, исчезла. Я долго стоял у могилы, размышляя об устройстве вселенной и сравнивая тот мир, где я первый раз родился, и этот. Стал ли он лучше? Не знаю. У обоих миров непростая история… И там и там прошли чудовищные мировые войны, пусть и с разными врагами, и там и там были революции, в разные годы, но были. И там и там творились ужасные вещи. Но в этом мире моя страна больше и счастливее, чем в том. Значит, я старался не зря. Я прошел чуть дальше, и погладил мрамор надгробья. Нежно погладил мрамор надгробья Наташи, затем Христины — Анны II. Постоял, помолчал. Затем, поклонившись на прощанье великим императорам прошлого, вышел из храма. 1) Фрагмент, за исключением срока правления Петра II — подлинный.Послесловие. Судьбы персонажей в реальной истории.
Петр II, р.1715 году, умер в 1730 году от оспы, похоронен в Архангельском соборе Московского Кремля. Его сестра Наталья (р.1714) скончалась в 1728 году, как и в рассказе, но на месяц раньше — переживания за беспутного брата не лучшим образом отражались на её здоровье. Елизавета-Христина (р.1718) в 1733 году перешла в православие и стала Анной Леопольдовной. В августе 1740 родила сына Ивана, Анна Иоанновна назначила его своим наследником при регентстве Бирона и в октябре того е года скончалась. Бирона свергли через месяц, и регентом при младенце-императоре стала Анна Леопольдовна. В декабре 1741 году она была свергнута Елизаветой Петровной и умерла в 1746 в заточении на двадцать восьмом году жизни. Елизавета Петровна (р.1709) правила до самой своей смерти в 1761 году. До конца своих дней она, опасаясь переворота, не ночевала дважды на одном и том же месте и, в конце концов, даже поменяла местами день и ночь. После её смерти в казне нашлась ничтожная сумма денег, зато — четырёхзначное число платьев и туфель в гардеробе. Барон Остерман (1687-1747 гг) был на вершине власти вплоть до переворота Елизаветы. Его арестовали, приговорили к смерти, но на эшафоте помиловали и сослали в Березов, где и умер.