Дыши, я с тобой...

На то, чтобы смириться с неизбежным, у Кристиана было ровно семь с половиной месяцев… Кто-то сказал бы, что указанного времени хватило бы кому угодно на что угодно, но… В данном конкретном случае наш бравый омежка тем не менее оказался отнюдь не готов к тому, чтобы в процессе совершенно, казалось бы, обычного визита к личному акушеру по поводу участившихся ложных схваток и небольшого количества влаги, испортившего утром его любимое нижнее белье, услышать: - Никакие это уже не «ложные» схватки, мистер Брайтман, – жизнерадостно проинформировал своего пациента молодой врач-акушер, – а самые настоящие. Но не волнуйтесь, родовые пути у вас сформировались правильно, воды уже отошли, шейка матки раскрылась почти полностью… Сейчас подготовим родзал и… будем рожать. - Че-го-о-о?! Это ж плановый осмотр был… Что, прям щас?! Не-не-не, ничего мы рожать не будем… – Отбросил от себя осторожные, даже ласковые, но чужие, руки напуганный Крис и сложил брови домиком: – Давайте лучше вы дадите мне обезболивающее, как в прошлый раз, мы все обратно закроем, и я, наконец, отправлюсь домой – досыпать, а-а-а?.. Нет? Доктор Гейтс скептически покачал головой и, по громкой связи отдав безапелляционное распоряжение насчет отдельной операционной, вызвал медсестру с креслом-каталкой, и первым отправился вперед какой-то прям-таки возмутительно пружинистой походкой, насвистывая себе под нос веселенькую песенку про «одного глупого-глупого омегу»… «Еще издевается, гад…» – Сник рыжеволосый будущий отец и почти не дыша, бережно придерживая одной рукой аккуратный кругленький животик, перебрался в любезно предоставленное комфортное транспортное средство. - Тогда дайте телефон, – попросил он все ту же милую сестричку, неспешно катившую его по коридорам в персональную пыточную, – кажется, кое-кому за несдержанное слово «быть рядом и все, черт побери, время держать меня за руку» сейчас из вредности вместо альфы родят омегу… *** Тони примчался спустя считанные минуты – сам даже не понял, как, – чуть не с другого конца города да в самый час-пик… И был встречен мутным от едва сдерживаемых слез взглядом любимых до умопомрачения болотно-зеленых глаз и, удивительно, хрипловатым смешком: - Смотри-ка, успел… - Почему так рано? – Кидается Энтони к лихорадочно раскрасневшемуся и мокрому, словно выдра, супругу, на ходу застегивая халат и нахлобучивая на голову медицинскую шапочку. – Тебе же еще три недели до срока ходить! Что случилось? - Ну-у-у, для начала… со мной случился ты, а уж потом, как следствие, твой сын – торопыга. Впрочем, я даже рад, что все закончится чуть раньше, чем должно было… - То есть все хорошо? – Внутренне трясясь точно осиновый лист, шепчет Брайтман. Чего только он себе ни навыдумывал за то время, что добирался до частной клиники. Едва услышав какой-то чудовищно напряженный родной голос своего драгоценного беременного чуда, Энтони сорвался с места, как оглоушенный, презрев всякие правила дорожного движения, молясь всем Богам сразу: «Только бы с ними ничего серьезного, только бы все было хорошо, только бы… Умоляю!..»; коря себя на чем свет стоит, что в самый ответственный момент оказался вдали от самого смысла своего существования. - Ну, если не считать, что мне все равно безумно страшно и больно, то – да. О-о-ох… – Морщится на высоте очередной схватки Кристиан, а слезы все-таки брызжут из покрасневших из-за лопнувших от натуги капилляров глаз. - Боже. – Не может удержаться от судорожного выдоха Тони, заметив, как сильно, до побеления костяшек тонких музыкальных пальцев вцепился его единственный в белоснежный хлопок больничных простыней. Он не знает точно, каково ему приходится, потому как ничего ужаснее растянутых связок с Брайтманом в жизни не приключалось, но, благодаря связи Истинных, почти физически ощущает, что его всегда такой сильный, мужественный, независимый бесенок держится на честном слове, чтобы не закричать в голос, дышит прерывисто, жадно глотая воздух полным ртом, словно выброшенная на берег рыбка. - Дыши… Дыши, мой хороший… Мое рыжее чудо… Мой храбрый маленький лисенок… Дыши, я с тобой… Все будет хорошо… Не может не быть. - Это ты себя успокаиваешь или меня? – Все же находит в себе силы, последние ее крохи, чтобы улыбнуться дрожащими, искусанными чуть не в кровь губами Крис. И потому, наверное, следующий, взлетевший откуда-то из глубин души, крик удержать уже не может. - Тужьтесь… – Командует врач, зорко следя за какой-то странной кривой на ближайшем мониторе. Это кажется бесконечным… - Любимый, – чуть не плачет суровый альфа, осторожно отцепляя нежные пальчики мужа от измятой вконец простыни и заставляя их сжаться уже на своей ладони, бессильный предложить в утешение что-нибудь, кроме этого, – прости… Прости меня. - За что, Господи, за что? – Шепчет в ответ тот, устало прикрывая глаза, наслаждаясь короткой передышкой и короткими же поцелуями, которыми любимый покрывает его запястья. – Глупый, я еще никогда не был так счастлив, как сейчас… - Никогда… – Повторяет Кристиан вновь и вновь, выгибаясь на кровати изломанной куклой, но уже не стонет в голос – слишком много сил на это уходит, да и сам голос уже почти пропал, – лишь выдыхает шумно, как учили на курсах молодых отцов. В унисон с ответственно проделывающим то же самое Тони. Вдох-выдох… Рука в руке… Я рядом с тобой… всегда. Слышишь? *** Спустя пару-тройку часов и, опять же, пару-тройку седых волосков в пшеничных прядях Филиппа Энтони Брайтмана-младшего, его ненаглядный супруг наконец разрешился от бремени крепким, здоровым малышом с рыжим пушком на головке и огромными темно-серыми глазами – альфой… а спустя еще минут пять его братом-близнецом – крошкой-омегой…