I
У каждого есть тёмная сторона. Одни её скрывают, другие выставляют напоказ. Касьян носил маску и открывал свой истинный облик только перед теми, кого звал ангелами. Ему казалось: он должен освободить их, спасти от страшной человеческой жизни, навсегда закрыть им глаза. Ангелы его произведениями искусства навсегда сохранялись в стеклянных сосудах, чистые и невинные, какими видел их он. У них появлялись крылья, взгляд становился пустым: они могли летать вслепую, вечно видеть сны. Все они бессмертны. Все они жили в придуманной реальности. Далеко от города и посторонних глаз, в лесу, где люди появлялись один раз лет в пять, да и то потому, что заблудились, Касьян жил в одиночестве. Возможно, порой ему не хватало тепла, неторопливых разговоров вечерами, и он нуждался в чьём-то присутствии, хотя вокруг были лишь стены и старая-старая мебель. Тогда Касьян уезжал в город и проводил целый день в поисках знакомых лиц, хотя всё равно не нашёл бы. У него не было друзей, а все родственники погибли один за другим в течение двадцати лет, будто рядом с ним бродило проклятие. Но боялся он не смерти, а своей привязанности к кому-то. Все люди рано или поздно уходят. У них всегда есть повод уйти. Им не нужно веской причины, если они решили исчезнуть, раствориться во времени, стать частью чужих воспоминаний. Они уходят так же незаметно, как становятся чьей-то жизнью. Бывало, одиночество сводило с ума. Касьян гнал подальше мысли и слушал ветер. У ветра не бывало забот, он делал, что вздумается, восхищал своей свободой. Люди живут взаперти с самого детства, их сразу же ставят в рамки: «Так делать нельзя. Так говорить неприлично. Нужно кем-то стать. Необходимо сделать что-то значимое. Ты должен, должен, должен…». Ветер был свободен от их предрассудков. Ветер был свободен от общества. Если бы Касьяну захотелось станцевать посреди улицы, его бы не поняли, одарили бы косыми взглядами и словами, которых культурные люди предпочитают вслух не произносить. А ветер прямо сейчас танцевал: носился по улицам, отбирал у прохожих вещи, выл от тоски. Ему можно. Его не станут осуждать. Ветер может обнимать случайных прохожих, играть их волосами. Ему невозможно запретить. Касьян чувствовал, как задыхается в душном городе. Высокие здания давили на него со всех сторон, слепили яркие вывески, оглушали машины и голоса. Суетливо. Одиноко. Он цеплялся взглядом за мелочи, растерянно и беспомощно оглядывался, хватался за горло и пытался дышать глубже. Ничего не выходило. — Вам помочь? — прозвенел рядом женский голос. Касьян обернулся и растерянно замотал головой. — Может, Вам в больницу нужно? Вы такой бледный… По нему оценивающе шарили взглядом. Внимательные карие глаза жгли изнутри, словно находили недостатки и обращали их в пепел. Мир вокруг исчез. Осталась обеспокоенная незнакомка. Касьян тут же решил её судьбу, разложил по полочкам в своём доме, где кроме густого воздуха, пропитанного лекарствами, и пустоты ничего нет. — Только ангелы способны врываться ослепительным светом в чужие жизни. Вы, наверное, ангел, — сказал он слишком серьёзно для такой фразы. Кажется, девушка смутилась. Потом она рассмеялась звонко и заразительно, сказала что-то. Но Касьян не слышал, мысленно твердил, что её жизнь станет иной, прекрасной. Он освободит её от боли, от мира, который сдерживает и не позволяет взлететь. — Разрешите мне говорить с Вами, — попросил он. — Но Вы ведь уже говорите со мной, — удивилась девушка и растерялась, когда он промолчал и в ожидании посмотрел на неё. — Я… даже не знаю, что ответить. Разрешаю, конечно. И Касьян заговорил. Он говорил непонятные, пугающие вещи. Их беседа, странная для XXI века, слишком официальная, осторожная, всё дальше уходила от реальности. Он говорил с ней, а она слушала и не прерывала. Думала, он флиртует так, занимается глупостями, поднимает своими словами и настроение, и самооценку. Ей даже нравилось его поведение, её увлекали его слова. — Мы вроде бы ровесники. Что ты мне всё «Вы да Вы» говоришь? Даже имя не спросишь, зато комплиментами разбрасываешься, — заявила девушка через некоторое время, а он от неожиданности даже дар речи потерял на минуту. — А как иначе? Если спрашиваешь имя — привязываешься к человеку. Привязываться больно. Люди причиняют мне боль. — Ты думаешь, я причиню тебе боль? — Только сейчас. Когда ты заснёшь, всё закончится. — Ну да, во сне боль причиняют только лунатики, — рассмеялась девушка. — Давай я пообещаю, что не стану делать тебе больно? Сколько их, обещавших?.. Человек убеждён, что особенный. Особенный в чём? в умении врать? Как интересно выходит! играешь роль, строишь из себя саму честность, даёшь человеку повод ощутить себя исключительным, а он на радостях раздаёт обещанья, хотя навряд ли выполнит их. Ну, хорошо, давай сыграем. — Если пообещаешь, можешь назвать своё имя. — Да, обещаю! я никогда не причиню тебе боль. А зовут меня… Неважно. Какая разница? Словно я никогда имён не слышал. Кто ты? Катя, Саша, Женя, Маша?.. Хочешь, сказку расскажу? Про человека, который превратился в монстра и скрыл своё лицо под маской? Ты любишь сказки? Если любишь, садись удобней. Может, у моей будет счастливый конец. А сейчас… закрывай глаза. — Ты умеешь хранить секреты? — спросил Касьян и, дождавшись кивка, усмехнулся, — не знаю ни одного человека, который умел бы молчать о чужих тайнах. — Уже знаешь! — весело отозвалась девушка. Да, он знает, молчат те, кому он зашил рты белыми нитями. — А что за секрет? Касьян наклонился к ней так близко, что девушка почувствовала его дыхание. Что? Снова комплименты? Скажет, что она самая красивая на свете? Но почему он молчит?.. — Ангел, — прошептал он ей на ухо. Долгая пауза показалась вечностью. По коже пробежались мурашки. Он повторил ещё раз. И ещё. И ещё, словно пробуя слово на вкус. А потом наконец-то произнёс: — сегодня ночью я научу тебя летать. Сегодня ночью я убью тебя. Молчание не продаётся. Оно дороже всех сокровищ на свете, но я дарю тебе его безвозмездно. Ты замолчишь навсегда и будешь слушать. Хочешь сказку, ангел? Хочешь сказку о человеке, который потерял самого себя в темноте? Ты не понимаешь, как больно сходить с ума.II
Девушка сидела в пустой комнате. С потолка и стен свисали белые шёлковые покрывала и шторы: они укрывали пол белоснежным ковром, точно облака, спускались с потолка тяжёлыми волнами. На них блестели солнечные лучи, а за окном виднелся лишь бескрайний лес. Касьян пришёл, когда она звала на помощь, срывала голос в попытке до кого-нибудь докричаться. Никто не слышал ни криков, ни молитв, а он, её личный монстр, лишь бросил ей под ноги платье рассеянным небрежным жестом и скрылся за дверью. Снова одна. Девушка подумала, что лучше выполнять всё, что он скажет, и оделась в светлое платье, как ему хотелось. Вдруг он увидит, что она прислушивается к нему, и отпустит? Пускай надежда медленно гасла, лишь она видела его бледное лицо и жестокие голубые глаза, ей безумно не хотелось умирать. Знаешь, что странно, ангел? Люди начинают ценить каждое мгновенье своей жизни, когда понимают, что скоро ей придёт конец. Некоторые люди молятся богу, только когда нуждаются в нём, в случае успеха восхваляют себя, а в неудачах винят его и спрашивают, за что он с ними так обращается. Люди вспоминают о времени, когда его совсем не остаётся, и упрекают стрелки часов за то, что те так быстро передвигаются. Люди понимают, что любили, когда теряют объект слепого обожания. Они мчатся за мечтами и ленятся, а потом вспоминают о том, что потратили жизнь впустую. Умеют ли они хоть что-то ценить? Касьян сидел на первом этаже огромного особняка за столом и читал книгу. Девушка спустилась к нему, когда поняла, что он не запер дверь, и села напротив. Она не боялась его, считала, что к нему, как и к любому другому человеку, можно найти подход. — Ты не сказал мне своего имени… Люди так стремятся назвать всё какими-то особенными словами, создать уникальные даты, привнести что-то новое из других языков, отметить определённый день. И отчего же? От скуки, чтобы жизнь не казалась такой монотонной? От недостатка чудес? — Мне не нужно имя, — ответил Касьян после долгой паузы и отложил книгу в сторону. — Можешь считать меня кем угодно. Мне всё равно. — Так ведь не бывает. У каждого человека должно быть имя. — А я разве сказал, что у меня его нет? — он спокойно посмотрел на жертву. Надменный взгляд заставил поёжиться. — Тебе не кажется, что слишком много ты придаёшь значения именам и цифрам? Помнишь, ты сказала: «Мы ведь ровесники»? Но ты не права. Бывают дети с лицами стариков. Бывают старики с детскими лицами. Жизнь похожа на театр абсурда: всё в ней не так, как кажется. — Ты безумен, — сказала девушка скорее для себя, чем для него. — Что сделало тебя таким? Ты ведь не доверяешь людям, так? Зачем ты привёл меня в свой дом? — Ты не видела безумия. А если увидишь, захочешь стереть себе память. — Я пообещала не причинять тебе боль, ты можешь быть собой. Если я увижу, я не испугаюсь, я ко всему готова. Девушка уверенно взглянула на него. Касьян отвёл взгляд, неодобрительно покачал головой. Она подошла к нему, коснулась его руки поледеневшими от волнения и страха пальцами. Он взглянуд на неё, усмехнувшись. — А что, если я покажу тебе монстра, который скрывается под маской? Не испугаешься ли ты? Что, если он окажется страшнее всех чудовищ, придуманных человечеством? В людях много отвратительного, много того, что им хотелось бы скрыть. Люди порой хуже всех тёмных духов вместе взятых. Не говори мне, что готова встречаться с чужими пороками. Никто не готов. — Но я обещаю тебе, что никому не раскрою твою тайну. Ведь я принимаю тебя, я принимаю, слышишь? таким, какой ты есть, со всеми недостатками. Девушка подумала, что сможет расположить его к себе, если станет относиться к нему хорошо. Ей показалось, что у него было трудное детство, что ему не хватало любви. — Никого нельзя принять до конца. Это неправильно и нечестно. У каждого должны быть секреты, каждый хочет оставить что-то для себя. — Хорошо, я согласна. И всё же… — она ненадолго замолчала. — Я не буду такой, как другие, я никогда тебя не предам. А ты знаешь, что рушит отношения лучше всего, ангел? Обещания. Они ничего не стоят. Особенно если их невозможно исполнить. Они пусты внутри, но красивы снаружи, как ёлочные игрушки. Они слишком хрупкие, и их легко разбить. Вместе с обещаниями рушится мир внутри, мир, который ты создаешь из ничего, мир, в котором чувствуешь себя свободным среди своих несбыточных грёз. — Ты слишком торопишь события. У тебя не получается играть. Пока ты ещё не переступила черту, я скажу тебе кое-что важное: я чую фальшь за километр. Ангелы не лгут. Может быть, ты не ангел. Может, ты не достойна рая. Не искушай меня, иначе твоё время истечёт, и ничего не останется. — Ты так красиво говоришь… и ты не лжёшь? Ты ведь тоже лжёшь мне. — Я спасаюсь ложью. Ради тебя я перестаю быть монстром. Ты чувствуешь покой, ангел? Скажи мне. Ты чувствуешь себя в безопасности? Ты не боишься меня. А если я открою тебе своё лицо, будешь ли ты говорить со мной? Не станешь ли кричать, чтобы я исчез? Девушка молчала. Он сказал, что распознает фальшь. Ему много раз лгали? Что должно случиться в жизни человека, чтобы он настолько боялся довериться кому-то? Кто вбил ему в голову, что есть ангелы, что он должен их спасти? Он хочет казаться нужным кому-то, хочет знать, что помогает другим? Он так не любит привязываться к людям, что похищает их и убивает, когда вдоволь наиграется? — И всё равно. Кем бы ты ни был. Я не буду такой, как другие… я не предам тебя, слышишь?.. Из тысячи пустых обещаний больше всего я ненавижу именно это. Предательство для всех бывает разным. Никто не может знать, где остановиться. А гадать… глупо. Сначала люди обещают не предавать и думают, что какая-то магия, неповторимая деталь в них заставит окружающих поверить, а потом они предают и находят утешение в ещё более ненавистных мне оправданиях.III
Девушка ходила по дому и иногда поглядывала на входную дверь. Касьян разрешил ей бежать, а она сомневалась, нужно ли. Он не предоставил бы ей такую возможность, если бы поблизости оказались люди, не отпустил бы по одной причине: он всё уже давно решил. — Почему ангелы? — тихо спросила она. — Ангелы должны быть свободными. Люди уничтожают их, делают серой массой. Ангелы умеют мечтать, а люди вечно остаются в реальности и не могут подняться в небо. Ангелы умеют летать. — Ты думаешь: я умею летать? — Здесь и сейчас — нет. Эта земля слишком крепко держит твою душу и не желает отпускать. Сегодня ночью всё закончится, и ты станешь свободной. — А может так быть, что моя миссия здесь? Ну, то есть… зачем-то же ангелы оказываются на Земле. Возможно, их специально сюда прислали, чтобы они смогли помочь кому-то, сделать что-то важное. Ты не думал об этом? Девушка с интересом посмотрела на него. Касьян промолчал и надолго задумался. Сгущались сумерки, и в доме становилось темно. Девушка наблюдала, как за окном раскачиваются от сильного ветра тёмные ветви деревьев, и в тайне радовалась, что смогла сбить монстра с толку. Если он передумает её убивать сегодня, у неё есть шанс сбежать. — Ты боишься темноты? — спросил Касьян. Что-то в его голосе заставило вздрогнуть. — Можешь не отвечать, я поищу свечи. — Здесь нет электричества?.. — Зачем оно мне? В темноте уютней. В темноте нет ничего, что могло бы упрекнуть меня в моих же поступках. Девушка решила не спрашивать, в каких именно поступках его упрекают невидимые ей существа или предметы. «Сумасшедший, — думала она и старалась больше на него не смотреть. — Ангелы, демоны, свобода… Лечиться тебе надо, а не думать о такой ерунде». Люди стараются избавиться от всего, что их пугает. То, что отталкивает или вызывает противоречивые эмоции, они ненавидят, делят на хорошее и плохое, хотя могли бы игнорировать. Люди избегают всего непонятного. Им нужен свет, чтобы не бояться того, что скрыто во тьме. Им необходимо знать, что делать дальше, иначе они теряются. Они ищут причины, жаждут объяснений всему, что происходит вокруг, и отравляют себя безутешными поисками. Даже в древности они умели объяснять, — боги и духи служили ответом на вопросы, а обращение к ним дарило видимость контроля над происходящим. Горели свечи. Горело время. Девушка сидела на диване и сдувала пламя. Она позволяла ему почти потухнуть, но не гасила совсем, и оно возрождалось. Касьян остановился перед ней. Он вглядывался в одну невидимую точку и сосредоточенно боролся с собой: то хмурился, то становился грустным, то улыбался уголками губ. Наконец он сказал: — Что ты можешь предложить мне, чтобы я тебя не убивал? Девушка удивлённо посмотрела на него и на пару секунд задумалась, а потом быстро произнесла, почти неслышно, пока он не передумал: — Понимание. — И всё? — Касьян посмотрел на неё, как на неразумного ребёнка. — Не… нет, — испугалась девушка. — Что ты хочешь? Я могу стать твоим другом или… не знаю. Слушай, чего тебе не хватает? Ты мне просто скажи, а дальше посмотрим. Хорошо? — Почему ты боишься? — он перевёл на неё взгляд, наклонился к ней и почти коснулся её носа своим. — Почему? Все его спонтанные, но плавные движения вызывали панику. Девушка не знала, что придёт ему в голову через минуту или две, не понимала, что движет им. А Касьян был спокоен и насмехался над ней, над её беспомощностью и попытками что-то доказать. — Не боюсь! — воскликнула девушка и встала на диван, а потом уверенно повторила: — не боюсь. Не выдумывай глупостей. Это ты во мне нуждаешься, раз привёз сюда, а я и без тебя обойдусь. Бояться должен ты. Касьян зажмурился и рассмеялся. Его звенящий холодный смех почему-то задевал и злил. Девушка растерянно уселась обратно на диван, взглянула на свечи и пожелала, чтобы дом сгорел вместе с его хозяином. — У тебя есть два дня, — сказал ей Касьян. Что-то вроде снисходительной улыбки застыло на его губах. — Ах, ты делаешь мне одолжение? — разозлилась девушка, но он лишь покачал головой и пошёл на второй этаж. — А ну отвечай, когда с тобой разговаривают! — Твоя жизнь в моих руках, мне беспокоиться не о чем, а вот тебе… — Касьян задумался, остановился и шёпотом добавил: — тебе нужно бояться ночных кошмаров. Сладких снов, ангел. — После фразы о кошмарах это прозвучало как издевательство, — ответила ему девушка. А потом ей вдруг показалось, что он должен спать в гробу, как вампир: — покойся с миром. Касьян улыбнулся и пошёл дальше. Жаль, ты не знаешь, ангел. Ты не первая, кому я позволяю остаться здесь больше, чем на одну ночь. Игра только начинается. Тебе нужно ещё много всего увидеть, слишком много… и когда ты устанешь от кошмаров, всё прояснится. Люди спят всю сознательную жизнь, они спят, а ты проснёшься: взлетишь и увидишь мир моими глазами. Вот тогда прошлая жизнь покажется тебе далёкой мечтой. Потому что в людях много отвратительного, много того, что им хотелось бы скрыть. Люди порой хуже всех тёмных духов вместе взятых. А что, если на самом деле чудовища бродят не в кошмарах, а здесь, среди таких же, как ты? Когда девушка наконец-то смогла уснуть, пусть и на рассвете, ей приснился странный сон, будто она уронила свечу, и сгорел дом, как ей и хотелось. Здесь творилось что-то ужасное. Слова Касьяна о том, что ей нужно бояться кошмаров, звенели у неё в голове, оглушали, и она не видела смысла бороться с ними. Девушка выбежала из проклятого дома, огляделась и бросилась в лес. Но всюду, где бы она ни оказалась, её окружала одна и та же картина: одинаковые высокие деревья. Вскоре она поняла, что заблудилась, и бессмысленно шла вперёд, не разбирая дороги. На минуту в охватившем отчаянье ей даже показалось, что сидеть с ненормальным типом в старом доме, где происходят непонятные вещи, лучше, чем ходить по холодной земле босиком. А небо заволакивали тяжёлые тучи и словно смеялись над её глупым поступком.IV
Сверкнула молния. Комнату поглотила вспышка света. Гнев заполнил сознание, ворвался в привычную пустоту. Касьян открыл глаза, вскочил с кровати и начал собираться. Можно назвать это плохим предчувствием. Но он предпочитал считать необоснованную злость инстинктом. Так уже случилось однажды, и тогда он убил в первый раз. Справляться с собственными эмоциями порой сложнее, чем жить. Ему не хотелось повторять собственных ошибок, но сейчас не он диктовал условия. Гром нарушил тишину. Касьян выбежал из комнаты, застёгивая рубашку. Где она?! Вдруг обострились и слух, и зрение, и обоняние, потому что всё вокруг вызывало раздражение. В голове не унимались противные глумливые голоса: «Потерял? Потерял? Признайся! Ты потерял её!». — Замолчите! — крикнул им Касьян и закрыл уши руками. Но голоса всё равно проникали в голову, шептали, что его замысел провалится, восклицали хором, вразнобой и поодиночке, перекрикивали друг друга, смеялись. — Хватит! Молнии вновь рассекли небо пополам, ослепили каждую деталь вокруг, очертили всему белый контур. Голубые глаза заполнила жестокость. Такой взгляд бывает только у тех, кто убивал хоть раз. Убийца живёт и мириться с осознанием сделанного, он видел всё, и ужасное событие отпечатывается в его глазах как напоминание, как вечная кровавая печать — её невозможно выжечь даже лазером. Касьян носился по дому и раскидывал вещи, пинал их со злости, ронял и задевал. А потом раздражённо оборачивался на устроенный беспорядок и злился ещё больше. Он рычал и походил на загнанного в клетку зверя, который не может вырваться из заточения. Снова гром. Хрустальная ваза разбилась вдребезги. Касьян опустился на колени следом за ней. Медленно, осторожно, обманчиво спокойно. Он замер на пару секунд и ударил по осколкам кулаком. Они вонзились в руку, и кровь выступила крупными каплями, но он не чувствовал боли. Ничто не должно выйти из-под контроля, иначе монстр обретёт свободу, получит ключ от любой двери, в которою захочет заглянуть. Гнев выместит принципы с первого плана, запустит программу самоуничтожения, разъест внутренности и заставит любыми способами усмирить чудовище внутри, чтобы выжить. Зазвенели капли дождя. Касьян сделал глубокий вдох и обернулся на дверь. Он поднялся с пола, размеренными шагами прошёл в комнату и ухватился окровавленной рукой за рукоять ножа. Уже неосознанно. Уже не отвечая за самого себя. Лезвие осветилось вспышкой молнии. Хочешь увидеть, ангел, что ждёт тебя, если мне не понравится твоё поведение? Хочешь, я сниму маску и покажу тебе монстра? О таких монстрах не принято говорить. Потому что они ходят по земле, как все нормальные люди, потому что они жаждут крови, как выдуманные вампиры. Потому что они притворяются обычными, а потом внешнюю оболочку разрушает фальшь, и вот тогда их обманчивая внешность кажется лишней на общем фоне. Входная дверь умоляюще скрипнула и загрохотала, когда её впечатали обратно в стену. Снова раздался гром. Казалось, на небе взрываются целые города, а само небо находится на расстоянии вытянутой руки. Инстинкты всегда приводят хищников к добыче. Инстинкты никогда не подводят тех, кто им доверяет больше, чем себе. Тысячи теней, за которыми можно спрятаться, и шум дождя, чтобы не было слышно шагов. Отсюда нет выхода. Этот лес — невидимая тюрьма для потерянных испуганных ангелов. С каждым шагом Касьян приближался к девушке так уверенно и естественно, будто в его голове не было мыслей об убийстве, будто он просто шёл по улице на самую обычную встречу. Только нож в его руке напоминал о том, что это не просто прогулка под дождём. Девушка сидела под одним из сотни деревьев. Страх поглотил её так же сильно, как гнев поглотил её монстра. Раньше она думала, что из бесконечного лабиринта, круга одних и тех же действий, который заканчивается только после смерти, никогда не выбраться. Но сейчас всё изменилось. Изменилось в ослепительных небесных вспышках и невидимых взрывах. Касьян нашёл её только через десять минут. Девушка не услышала его шагов, скорее почувствовала чужое присутствие. Он подошёл, как подходил к ней и раньше, с отсутствующим выражением лица, всегда порабощённый собственными мыслями, но что-то в его взгляде заставило её встать и побежать. Длинное платье от воды стало в несколько раз тяжелее. Оно цеплялось за ветви, мешало быстро передвигаться, а из-за многочисленных отдельных кусков ткани, сшитых в невообразимую конструкцию, вечно обматывалось вокруг ног. В итоге девушка свалилась на мокрую землю, попыталась встать, но у неё не получилось. Касьян схватил её за волосы, потянул за них, заставил подняться. Безвольной марионеткой девушка встала и в попытке избавиться от боли начала царапать его руку. Перед её глазами блеснуло лезвие, и она ещё сильнее начала вырываться, а потом вдруг поняла, что всё бесполезно, замерла в диком ужасе и закрыла глаза. Крик застыл комом в горле. Снова засверкали молнии, осветили её лицо, по которому стекали бусины воды. Касьян замер на секунду, а потом метнул нож в дерево и отпустил её. Гнев ослабел. Заболела исколотая рука. В глазах пропал угрожающий блеск. Опустошение. Однажды мать сказала мне: «Если люди разочаровывают небеса, ангелы разлетаются на тысячи маленьких огней от боли и печали. Перед смертью они освещают небо и тратят все свои силы, чтобы указать человеку верный путь в последний раз. Потом мир погружается во тьму, и смеются демоны: от их смеха сотрясается земля, грохочет всё вокруг. Тогда оставшиеся ангелы оплакивают погибших, и их слёзы смывают молитвы». — Поднимайся и иди, — прошипел Касьян на ухо своей жертве. — У тебя всё ещё есть два дня, чтобы исправить свои ошибки. Поднимайся и иди.V
Ничто не вечно. Просыпаться и засыпать с этой мыслью, отпускать всё, что когда-то было дорого, и закрывать глаза, чтобы вернуться утром в чёрно-белый мир. Ты не знаешь, как это мучительно, ты не знаешь, ангел, ведь ты привыкла, а я не могу. С самого детства. Пока все суетятся, я погибаю среди бесконечно монотонных недель. Ночью девушке снова снились кошмары, всюду преследовал он, её личный монстр без имени и возраста, почти незнакомый, одержимый мыслью спасти ангелов. Ей казалось, что его лицо и есть маска, о которой он не прекращает твердить. В её снах он срывал эту маску, показывал свой истинный облик и обращался в чудовище, но она не успевала разглядеть его и раза три просыпалась от собственного крика. А утром Касьян ничего ей не сказал, лишь посмотрел неодобрительно, словно упрекал в чём-то. Два дня девушка пыталась завязать разговор с ним. Он не слушал её, игнорировал, уходил и с трудом не срывался, когда она задавала вопросы, на которые ему зачастую не хотелось отвечать. — Ведёшь себя, как маленький ребёнок. Будто тебя никогда не учили с людьми общаться. Проблемы молчанием не решают, о них обычно разговаривают, — сообщила ему девушка таким поучительным тоном, что он не удержался и рассмеялся. Она чувствовала, как от его безрадостного смеха у неё внутри всё леденеет, и до боли сжимала кулаки, — прекрати. Касьян мгновенно стал серьёзным, скрестил руки на груди, закатил глаза лениво и медленно, потом посмотрел на неё озадаченно и снова рассмеялся собственным мыслям, словно кто-то стоял рядом с ним и рассказывал ему какую-то забавную историю. Слова ничего не значат. Пустые звуки, и я им не верю. Слушать кого-то, чтобы потом разочаровываться? Люди слишком сильно полюбили бессмысленные слова. Сейчас с их помощью ты спасаешь свою жизнь, ангел, хочешь больше времени. Последний день подходит к концу. Но словами не решают проблемы. Проблемы решают поступками. — Ты говорила мне, что я могу тебе доверять, ты обещала не предавать и не причинять боль. Знаешь, что я вижу? Ты пытаешься сохранить себе жизнь. Как и многие до тебя. Ни один из вас не мог дать мне что-то ещё, что-то большее, чем просто пустые слова. Никто в этом ничтожном мире не мог дать мне что-нибудь, кроме лживых фраз. А ты хочешь сейчас решить какие-то проблемы, основываясь на глупых предложениях, но они лишь набор звуков и пауз. — Набор звуков и пауз... — повторила девушка. — С чего ты взял, что кругом одни враги? Скажи мне, в чём ты нуждаешься, и я по возможности попытаюсь дать тебе это. Послушай, если бы ты в самом начале просто подошёл ко мне, без всей ерунды про ангелов, без похищения, всё могло сложиться совсем иначе. Не было бы ни этого разговора, ни предательств, ни боли. Ну, в чём твоя проблема? — В том, что я не верю тебе. Замолчи. Так не выйдет. — Но я стараюсь помочь тебе, а ты меня постоянно отталкиваешь и говоришь, говоришь, говоришь. Зачем ты ищешь во всём либо подвох, либо смысл? В чём твоя проблема? Касьян схватил её за руку и повёл во внутренний двор. Они вышли на улицу, где по тусклой траве и холодным каменным дорогам меж могильных плит разгуливал ветер. Стояли высокие статуи, накрытые тканью, росли кривые невзрачные деревья, серо-зелёные колючие кусты. Царила угнетающая тишина. Нигде поблизости не пели птицы, доносились лишь отдалённые голоса леса. Некоторое время странная пара стояла в молчании. Никто не осмеливался рушить тишину. Лишь на секунду самодовольная ухмылка осветила бледное лицо, и девушка поняла, что накрытые тканью статуи должны быть ангелами, защитниками погибших. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… — вслух считала девушка могилы, а потом закрыла в ужасе рот рукой и зажмурилась. — Господи, скольких же ты убил? — Из семнадцати человек я убил только одного. Остальные погибли в течение двадцати лет не по моей вине… или по моей. Не знаю, я стараюсь не думать об этом. Все мои родственники и люди, которые хоть немного были дороги мне, похоронены здесь. Ты спрашивала, почему я не доверяю людям и не хочу привязываться к ним. Потому что все они уходят. — Но они ведь погибли! — воскликнула девушка. — В чём ты винишь их? — Нет, я не виню их. Они винят меня. Приходят каждую ночь и сводят с ума кошмарами, я слышу их голоса и вижу образы. Ты не понимаешь, какую боль причиняет безумие. — Мы можем сходить к врачу, слышишь? — девушка подошла к нему ближе и заглянула ему в глаза, но он не смотрел на неё. — Давай же, решайся. Тебе не нужно спасать ангелов, тебе нужно спасти себя. — Замолчи, — устало отозвался Касьян и оттолкнул её. — Замолчи. Меня тошнит от твоих слов. Оставь в покое мои мысли. Не смей прикасаться к ним, не смей заставлять меня вспоминать. Убирайся. Девушка опешила, постояла немного, а потом зашла обратно в дом. Ей не хотелось связываться с ним, слушать нездоровые рассуждения. Порой ей начинало казаться, что он притворяется, и у неё появлялась надежда на спасение, но он хоронил её, как и людей, к которым когда-то был привязан, словно больше не ценил ни вещей, ни живых существ. Наверное, у каждого есть внутри кладбище. Наверное, каждый может смело положить цветы на могилу всё ещё живого человека, предателя или лучшего друга — неважно. Люди покидают, люди исчезают со временем, как песок, разносимый ветром: сначала незаметно, а потом его всё меньше и меньше. В чём моя проблема? Моё кладбище настоящее. Меня не греет мысль, что близкие мне люди живы. Остались лишь воспоминания. Слышишь, ангел? Моё кладбище настоящее. В нём имена мертвецов, а я пытаюсь их оживить, чтобы они были ещё где-то. Где-то. Не только в моей памяти. Касьян остался смотреть на давно погибший сад. Иногда тусклые краски сменялись солнечным теплом, ослепительным светом, яркими цветами. Иногда он возвращался в прошлое и жалел, что может сделать это только мысленно. Если бы он только мог всё изменить...VI
Все люди рождаются стеклянными, видят всё настоящим, естественным, привыкают ко всему: к любви или ненависти, к жестокости или вежливости, к одиночеству или к толпе вокруг. В детстве всё правильно. Детство — это отсутствие изъянов. Счастье или боль — всё зависит от окружающих. Вечером девушка сидела в комнате, куда её приводили каждый раз, когда она думала о побеге. Всюду висели белые покрывала, и она закрывала глаза, мечтала, что кто-нибудь придёт и спасёт её, пока она здесь, в одиночестве среди «облаков», сломленная, морально убитая. Чем старше люди становятся, тем сильнее трескается их стеклянная жизнь, а потом какое-то событие разбивает их, но не дарит возможности склеиться. Чтобы подняться, встать и идти дальше, нужен более прочный материал. Обычно люди окружают себя стенами, им кажется, что они защищены ото всего, но стены всего лишь иллюзия. На самом деле люди беспомощны, даже если сделаны из стали. Сталь, может, тоже иллюзия. Ведь внутри всегда стекло. Касьян зашёл в комнату, позвал девушку и скрылся за дверью. «Отлично, — подумала она без радости и пошла за ним, — меня позвали на собственную смерть. Веселье в самом разгаре». — У тебя есть любимые люди? — спросил Касьян. Девушка спустилась за ним по лестнице, чуть не свалилась от неожиданности, потому что его вопрос показался немного… необычным. А потом вдруг всё прояснилось, и она поняла: за вопросом что-то скрывается. Монстр ещё не нанёс последний удар, ещё не закончил издеваться над ней, не разбил окончательно. — У меня есть любимые люди. В отличие от твоей семьи, меня никто не бросал одну в целом мире, — девушка решила, что лучшая защита — нападение. А монстры не стеклянные. Им всё равно. Их главная задача — получить всё, чего захочется, и они выходят из себя только в том случае, если их планы разбились, и бьются только планы, а не души. У монстров нет души. Они проданы дьяволу без собственного согласия и живут так, как им хочется, потому что не нуждаются в одобрении и наивно предполагают, что их судьба решена с самого начала. — Хорошо, — Касьян усмехнулся. — Наверное, тебе хотелось бы позвонить им, спросить, как дела. Они беспокоятся о тебе, как думаешь? Или позабыли о твоём существовании? — Нет, не позабыли, — чуть слышно отозвалась девушка и решила сменить тему, пока он не заметил её смятения. — Ты сказал, что из семнадцати погибших есть только один человек, которого больше нет по твоей вине, но угрожаешь мне смертью. А ты действительно убиваешь или только запугиваешь? — Всему своё время, — ответил Касьян. — Сейчас я хочу, чтобы ты увидела безумие. Ты вроде бы не испугаешься, верно? Мы проверим, насколько тебе будет комфортно слушать сказки из моей жизни. — Ах, у тебя в жизни ещё и сказки были? Очень интересно, — девушка подозрительно оглядела его и рухнула на диван, скрестив на груди руки. — Не совсем сказки. Просто по сравнению с остальными эпизодами моей жизни эти воспоминания похожи на сказки. — Почти заинтриговал. Ну, хорошо, давай я послушаю. Мне же всё равно перед смертью заниматься особо нечем. Хоть буду полезна кому-то. Касьян сел на подлокотник рядом с ней, склонил голову набок и начал тихо рассказывать, полушёпотом, глядя в одну точку перед собой потухнувшим взглядом. Иногда его глаза загорались ярче всякой звезды из-за каких-то особенно хорошо запечатлевшихся в памяти моментов, но лишь на секунду, и он видел всё перед собой, словно наяву. А девушка сначала пыталась вести себя так, будто ей всё равно, но его голос увлекал лучше любого фильма, вёл за собой. В какой-то миг ей даже показалось, что она начала видеть всё его глазами, жестокими, голубыми, порой пустыми, лишь на миг светлыми, какими и должны быть, действительно цвета неба, а не с примесями отчуждённости и одиночества. Мне исполнилось девять, когда я впервые оказался здесь, в доме, который сейчас служит единственным, что удерживает меня на земле. Вероятно, ты называешь мои мысли безумием, и я знаю, что ты права. В пятнадцать я убил собственную мать. Осуждай меня, называй, как хочешь. Я не помню, что случилось, остался лишь гнев, а потом все события смылись, словно их не было, а я уже сидел на полу, возле трупа. Ты знаешь, а я… держал в руках её сердце и вдруг осознал, что у меня есть не только чужая жизнь, но и смерть. И я держал её смерть на ладони, тяжёлое и теплое сердце, мягкое, в вязкой крови. Оно больше не билось, оно остывало. Но я не чувствовал, что совершил плохой поступок. Наверное, совесть поедала изнутри, но ничего больше: ни разочарования, ни удовольствия от того, что близкого мне человека нет. Осознание пришло позже. Когда я понял, что больше не смогу увидеть её улыбку, не смогу услышать голос. Вот тогда появились эмоции, вот тогда они стали раздирать меня на куски. «А я держал в руках сердце своей матери», — крутилась мысль в моей голове. «Сумасшедший», — в ужасе думала девушка и отсаживалась от него дальше. Но он не видел её, прокручивал воспоминания и дышал ими следующие десять минут, пока говорил так медленно и завораживающе спокойно, что неприязнь уходила на второй план. О том, что сделано, принято молчать. А Касьян возносил свои поступки до небес и видел в них что-то особенное, неподдающееся объяснению. Через неделю после её смерти я начал слышать их голоса. Они твердили, что я должен искупить свою вину. Они просили, упрекали и кричали, угрожали и издевались, они убивали меня, чтобы осколки собрались в материю, которой не страшны ни холод, ни жара, ни голод, ни одиночество, ни пули, ни нож. Ничего. А ты знаешь, что мы все рождаемся стеклянными? Люди стеклянные внутри, хрупкие, прозрачные. Сквозь их души можно смотреть на мир под разными углами, можно видеть себя в их глазах в других цветах, заново. А монстры, которые скрываются под масками, уже ничто. Монстры иные. Монстры слышат голоса тех, кто приручил их, сделал неуязвимыми, и подчиняются своим законам, своим взглядам. У меня есть ангелы. Ангелы искупают мою вину, я хочу видеть сквозь их прозрачные души другую жизнь. Жизнь прекрасную, настоящую, ничем не испорченную. В людях есть монстры. В людях есть ангелы. Люди сами делают свой выбор. Люди свободны. Как ветер. Я хочу, чтобы они заботились о своих желаниях, а не о стремлениях общества. Я хочу, чтобы их души накапливали разные оттенки, и другие смотрели сквозь них, смотрели и видели всё многообразие возможностей. Слышишь, ангел? Я хочу, чтобы люди думали и понимали, хочу, чтобы они стали кем-то, не частью Вселенной, а самой Вселенной. Люди свободны, ведь они могут игнорировать инстинкты, потому что у них есть разум. Ты слышишь, ангел? Ты должна быть свободной, ты должна летать, а земля держит тебя здесь, среди тех, кто разбил свои крылья и разбивает их другим. И девушка слышала, пропускала всю себя через его слова, проходила сквозь стены, летала и видела. Она смотрела на мир его глазами. Глазами монстра, учившего людей становиться иными: чистыми, верными себе, настоящими. Касьян больше не вызывал ни страха, ни отвращения, ни ненависти. А ей хотелось быть свободной. Как ветер. Девушка увидела всю свою жизнь иначе и поняла, о чём он говорит, о чём её просит. Она увидела себя его глазами, посмотрела на мир сквозь бездну, заменяющую ему душу, холодную, безумную, тёмную. В его тьме порой плясали искры чего-то нового, неизведанного. Она осознала. Она осталась опустошённой, и внутри неё гулял ветер. Что такое пустота? Пустота ничего не значит. Люди придумали её, чтобы объяснить состояние, когда ничего нет. Если ничего нет, то и пустоты тоже не существует. Поэтому впусти в себя хоть что-нибудь, впусти, иначе останешься лишь оболочкой, которой не суждено быть чем-то большим. Будь тем, кем хочешь, не подчиняйся. У тебя есть крылья, у тебя есть свобода.VII
Касьян повёл девушку в сад. Она держала его за руку уже уверенно, она не боялась ни смерти, ни боли, ни времени. Ей стало спокойно, она училась радоваться каждому мгновенью, она училась отдавать миру всё самое лучшее, чтобы видеть в деталях прекрасное. Когда замечаешь существование удивительных вещей, они притягиваются сами по себе. — Остановись на секунду, — попросила девушка и, повинуясь минутному порыву, встала на носочки, задумалась, рассмеялась своим мыслям и поцеловала его в губы воздушно и шутливо. — Иногда я завидую ветру. Он может целовать, кого захочет, и не встречать гнева. Я люблю тебя. Касьян удивлённо отшатнулся, а она рассмеялась. Она вдруг стала удивительно схожа с ним, даже движения изменились, теперь они спонтанные, но плавные, не лишённые грации, но свободные и небрежные. Как у него. Но он не чувствовал гордости за её достижения, не разделял с ней радости. Он ждал момента, чтобы нанести последний удар. Люди — игрушки в руках монстра. Марионетки. Ими можно управлять, дёргать за ниточки, внушать уверенность в том, что они особенные. Они вдруг думают, что уловили мысль, её суть, её величие. Но слова ничего не значат. Лишь поступки делают людей теми, кто они есть. Поступки решают судьбу, от них зависит жизнь, из-за них меняются пути. — Пришло время, — чуть слышно сообщил Касьян и вышел во внутренний двор. Девушка снова рассмеялась тем холодным звенящим смехом, который раньше внушал ей ужас. Она вдруг захотела всегда быть со своим монстром, потому что теперь он стал для неё кем-то вроде демона-искусителя. Только демонам и ангелам не суждено быть вместе. Никогда. Касьян подошёл к статуям. Подошёл и раскрыл их перед ней, стянул покрывало со стеклянных сосудов, показал свой истинный облик. Вдруг в глазах девушки пропали уважение, восхищение и восторженность. Появилось неверие. Она сделала неуверенный шаг назад, едва удержалась на ногах. — Что скажешь, ангел? — усмехнулся Касьян и сбросил последнее покрывало со своего творения. — Ты боишься меня? ненавидишь? Чувствуешь ли ещё свободу? Нет, я знаю это ощущение, я мирюсь с ним, когда смотрю на всё, что меня окружает, и я вижу, что не так, ангел. Ты отрицаешь меня. Девушка зашла обратно в дом на негнущихся ногах, и дикий ужас, панический страх, отвращение и неверие накинулись на неё и начали разъедать душу. Вот теперь она почувствовала себя стеклянной, и стены рухнули в одно мгновенье. Она вдруг стала прозрачной и представила, как по телу расходятся трещины, а потом она разбилась на тысячи мельчайших осколков. Касьян остановился перед ней, усмехнулся. Изучающий взгляд жестоких голубых глаз скользил по её телу. Девушка побежала к выходу, на улицу, где есть воздух, где нет чудовищ в человеческом обличии. И она бежала, пока силы не покинули её окончательно. А потом вдруг осознала, что спасена, когда услышала, как совсем рядом проезжает машина. Для неё осталось загадкой, почему в грозу она не отыскала настолько заметной дороги, не встретила людей, хотя они часто приезжают в эти леса к берегу озера. Но сейчас она спаслась, словно монстр позволил ей. Словно лес, в который раньше приходили совершенно случайно, превратился в достопримечательность. Люди всегда уходят, бросая напоследок громкие слова. Люди предают и ищут себе оправдания. Их обещания ничего не стоят, я смотрю на поступки и слышу ложь. Они найдут в своей душе место для ненависти, они никогда не освободятся от боли. Таков их выбор, и у них есть право его сделать. Через три часа приехала полиция. Касьян сидел на диване, наблюдал за колыхающимся пламенем свечи и сосредоточенно думал. Потом он встал так же неожиданно, как и всегда, поднёс свечу к каждой шторе, поджёг разбросанные по дому вещи, а потом сжал фитиль пальцами и погасил пламя. Он найдёт себе иную обитель. Обитель без кладбища и воспоминаний. Ведь он свободен от привязанностей и разочарований, он делает, что вздумается, и он неуязвим. Монстры не умеют привыкать ни к людям, ни к месту. Когда они теряют то, что было им дорого, они становятся ещё более свободными, хотя и не сразу это понимают. И пока в их руках может оказаться чужая смерть, они ищут крови и идут на её зов, потому что могут, потому что хотят, потому что им плевать на мнение других. Безумие — единственный выход в безумное время, в XXI веке, когда весь мир как будто сходит с ума. Касьян скрылся в подвале, откуда подземный лабиринт вёл на свободу, и ушёл искать себе другую обитель. А в доме, где бушевало пламя, куда пожарные машины прибудут только через полтора часа, осталось его кладбище. Остались его «ангелы», души которых осветили всё вокруг и сделали сад сказочным на пару мгновений. Но монстры не сожалеют, теперь он свободен. Ничто не вечно. Просыпаться и засыпать с этой мыслью, отпускать всё, что когда-то было дорого, и закрывать глаза, чтобы вернуться утром в чёрно-белый мир. Теперь ты знаешь, ангел, что в людях много отвратительного, много того, что им хотелось бы скрыть. Теперь ты не скажешь, что готова встречаться с чужими пороками. Никто не готов. Языки пламени терзали стеклянные сосуды, которые раньше скрывались за тканью и стояли возле могильных плит как напоминание о том, что монстр в руках держит смерть. Шестнадцать «ангелов». Шестнадцать пар их сияющих крыльев, которые из разноцветных стеклянных сосудов отбрасывали пёстрые тёплые тени на потускневший двор, на когда-то прекрасный сад, а теперь уже кладбище. Чтобы ангелы вечно жили, парили над этим кладбищем, возвышались над миром, Касьян заливал в сосуды формалин. Ангелы не меняли своего облика. Они олицетворяли смерть человека, над могилой которого стояли. В своих руках они держали собственные сердца, а в груди у них была чёрная дыра, и белые воздушные одеяния только усиливали тьму внутри, тьму, которою он выпустил из них, чтобы они могли взлететь. Моя главная работа не закончена, я всё ещё не искупил свою вину, я всё ещё должен держаться мира, который мне отвратителен. Когда я приду за тобой, мой семнадцатый ангел, я вырежу твоё сердце и вложу его тебе в руки. Ты будешь присматривать за ней, за моей матерью. Ты будешь моим подарком, благодарностью за то, что она сделала меня свободным. Мой семнадцатый ангел, я приду за тобой. Однажды.