Совушка

      Как известно всем живущим на свете: и прожженному сталкеру, и торговцу-сквалыге, и челноку-балагуру, и хмурому оружейнику, и гордому начстанции – нет поганей и страшнее твари, чем та, что живёт на поверхности.       Мальчик Саша, «сын станции», тоже это знал. А вот зверьку, которого он видел каждую ночь во сне, никто эту простую истину так, видимо, и не объяснил. Создание это было явно, совершенно точно не этого мира: красивое, свободное, воздушное – видя то, как птица (а это была именно птица) перемещается меж развалин на поверхности, у паренька всегда перехватывало дыхание от восторга, страха за чудо-создание и неверия.       Саша привык к тому, что во сне он видел куда больше правды, чем ото всех взрослых и мира вокруг, поэтому никому, даже лучшему другу Лёшке, о птице не рассказывал. Она была настолько чудесной и нездешней, настолько родной, что мальчик не хотел, чтобы о ней знали окружающие, чтобы не обижали её своими недоверчивыми усмешками, ядовитыми фразами и вообще всем тем, что в избытке есть у того типа людей, которые, стоя посреди бескрайнего простора с раскинувшимся куполом неба над ними, видят лишь одну-единственную бетонную стену перед носом, – и поднять голову, чтобы взглянуть повыше и подальше, для этих людей совершенно немыслимо, ведь другие люди могут подумать о них что-то не то.       Единственный взрослый, который, пожалуй, отличался ото всех прочих, был редким гостем станции, и его прихода Саша всегда очень ждал. Это был сталкер, сухой и жилистый, словно бы всегда готовый к прыжку. Мальчику нравилось наблюдать за его скупыми и точными движениями и нравилось, когда мужчина начинал говорить о качествах, которыми должны обладать все, кто хочет стать «рыцарем прекрасного нового мира». - Надо не просто смотреть. Видеть надо. Мелочи различать нужно. Нельзя отмахиваться, нельзя игнорировать, мир ничьей смерти не хочет, он только и рад помочь, протягивает же знак за знаком. И надо различать знаки эти. И верить им.       И Саша верил, верил в то, что его ночная гостья тоже знак.

***

- ..от же сука, а!..       Кажется, это была его последняя ходка. Никогда он не ошибался так глупо: проворонить метки химеры, чёрт, где вообще были его глаза. Отбиться-то он отбился, но тварь на излёте задела его, а рваную рану на поверхности, в равной удалённости и от своего схрона, и от станции в сталкерской среде, принято называть пиздецом.       Но Саня, Александр, когда-то мальчик Саша, продолжал ползти, упорно, безнадёжно, как и, в общем-то, всю свою жизнь.       На улице, среди мусора и мутантьего дерьма помирать решительно не хотелось – и сталкер решил заползти в одно из зданий по пути: взрывами ему удалось снести одну из стен, и вся восточная сторона была открыта. Из-за ядовитого плюща мутанты там не ходили, да и сталкеры из-за фона тоже не задерживались. Александр же был уже в том блаженном состоянии, когда его уже нельзя спасти, но когда он сам ещё может решить, где именно ему поставить точку.       И сейчас ему хотелось увидеть восход. Золотистые лучи, которые словно бы сдёргивают похоронный саван с лица этого города, этого мира, заставляют его оживать пусть и на краткий миг, уже вот-вот должны были появиться, хотелось окунуться в них перед всепоглощающей, вечной и ледяной темнотой.       ...Кое-как, измазав бетонные плиты своей кровью, сталкер устроился на импровизированной смотровой площадке. Силы покидали. Жизнь покидала. И откуда-то издали вдруг пришёл звук, протяжное «ух», горькое, зовущее, просящее.       Сталкер открыл глаза. - Пришла, родная.       Птица, та самая, которую мальчиком он так часто видел во снах, которую искал во всех книжках прошлых лет – и нашёл - его совушка сидела сейчас прямо напротив него. Но он уже ничего не мог сделать – не мог протянуть даже руки. Только смотреть.       Мир расплывался – то ли от смерти, то ли от слёз. Сил не было уже, во рту пересохло, горло сжимало, но не сказать он не мог, не мог не сказать тех слов, что жили с ним с самого детства, с самого первого сна, когда к нему прилетела Она, пусть они и менялись с течением лет, с каждым новым прожитым и вымученным годом – но смысл был всё тот же. - Мы встретимся ещё. Ты и я. Единственно верная... величина – это вопрос «Когда?». Жили, живём, будем жить. Будем же?..

«Да».

      Простое слово, так чисто и звонко возникшее в сознании заставило улыбнуться, заставило слёзы перестать горчить.       Сталкер умер счастливым – ведь это вовсе не конец. Теперь он знал, что его там ждут.