Look in my eyes I'll make you see We're drifting aimlessly Blind in a world of make believe.
Существует древнее поверье, что давным-давно некий Творец, создавая потусторонний мир, сплел его из миллионов нитей-миражей, чтобы души навеки усопших преждевременно обрели свой покой именно в нем. Люди цепляются за эту надежду, как тонущий за спасительный круг, не понимая, что она – тот самый губительный якорь, затягивающий в топкое болото заблуждений. Они трепетно лелеют свои страхи, как чуткая мать, нежно воркующая над кроваткой младенца, и молятся Творцу, чтобы после смерти оказаться в райском уголке. - Я слышал, что этот мир лишь иллюзия, - вкрадчивым шепотом сообщает Гин во время одной из особенно холодных руконгайских ночей. – А, значит, в принципе, бояться нечего. На все воля Творца. Рангику озадаченно пожимает плечами, придвигаясь ближе к полуразрушенному камину со слабо тлеющими угольками, почти не источающими тепло. Она не верит в старые байки. Но она верит Гину.I've got no hand in matters worldly, I hardly care at all. What's going on fails to concern me, Cos I'm locked behind my wall. But you know what drives me out. Out of my mind.
Жизнь в Сейретее похожа на непрерывный бег с препятствиями, где титулованные победители решают судьбу отстающих. Прошло не одно тысячелетие с гонкой за звания, насыщенной лабиринтами трудностей, но все это время они были вместе, и это придает триумфу особенный пьянящий вкус. - Не любят меня в этом Сейретее, - и Рангику резко, до ломоты в шее, поворачивается, чтобы разубедить его и доказать обратное. Но слова густым непробиваемым комком забивают горло, когда она вспоминает косые взгляды, брошенные исподтишка рядовыми шинигами, их ядовитые ухмылки и язвительное, как они думали, прозвище – демон. Девушка смеется, и нотка горечи сквозит в её голосе. Она обнимает его одной рукой и кладет подбородок на плечо, шепча о том, что никакой он не демон, а самый надежный на свете ангел-хранитель, и от этих слов обоим становится тепло.So can you name your demon? Understand its scheming. I raise my glass and say "here's to you".
Кира смотрит замутненно-мягко и опустошенно одновременно, будто жалеет, будто на самом деле понимает, и оба пьют горьковатое саке, не чувствуя его вкус, ведь горечь, пожирающая изнутри, намного сильнее. - Знаешь, - Кира пьяно хихикает, забавно раскачиваясь на стуле, - однажды Ичимару-тайчо сказал мне, что наш мир на самом деле не существует, а то, что мы, как обычные люди, можем двигаться, видеть, дышать, – всего-навсего искусно созданная неким Творцом иллюзия, и стоит ему только захотеть, как этот мир исчезнет, а вместе с ним исчезнем и мы. Неимоверным усилием воли Рангику натягивает бессмысленную улыбку. Для неё конец света уже наступил.Can you chase your demon? Or will it take your freedom? I raise my class and say «here's to you».
Это, наверное, шутка такая у Творца, - когда душа умирает во второй раз, она рассеивается миллионом духовных частиц, не оставляя после себя ничего, как будто само её существование – иллюзия, ложь. И даже если весь этот мир просто мираж, Гин чувствует её дрожащие руки, судорожно сжимающие его ладони, и горячие слезы градом сыплются на его лицо. И даже если весь этот мир всего лишь мираж, сейчас Рангику рядом с ним – живая, материальная, не иллюзорная. - Гииин! Как тяжело слышать её надрывный плач, нет, не такого исхода он так жаждал, совершенно не такого! Он думал, что мир лишь иллюзия, и сам не заметил, как окружил себя иллюзорными мечтами, но понимание приходит слишком поздно. - Гиииин! Рангику чувствует, как неумолимо быстро холодеют его пальцы, и что-то внутри неё тоже замирает и становится леденяще-холодным. - Пожалуйста, - склоняя голову, молитвенным шепотом просит она, - если ты, Творец, и вправду существуешь, верни мне Гина, дай ему второй шанс! - Бесполезно, Ран-тян, отпусти меня и будь свободной, - сквозь лающий кашель со сгустками крови он продолжает улыбаться. Как же холодно. Как холодно, когда смерть, пусть даже и вторая, придвигается вплотную. Гин закрывает глаза.I've got no hand...
- Что это? – обескураженно спрашивает Гин, поднимая ладони к восходящему солнцу. Рангику заливисто смеется, смаргивая слезы и, как целую вечность назад, кладет подбородок на его плечо. - Ничего сверхъестественного. Это просто жизнь.