Непреднамеренная романтика

В долийском лагере, куда группе пришлось вернуться для отдыха и починки доспехов, Алистер, Винн и прибежавшая на шум Лелиана почти силой заставляли некоего Серого Стража остаться на ночь под присмотром целителей. Серый Страж решительно упрямствовал. С убеждающей стороны в ход шли аргументы «а вдруг что-то пойдёт не так, это же был контакт с мертвятиной» и «осторожность еще никого не убивала», а Алистер попытался протолкнуть даже резонное «тебе западло, что ли?». С упорствующей стороны звучали не менее основательные «бессмысленно», «холодно» и даже (убийственный аргумент!) «скучно», после чего угрюмо молчавший в сторонке Зевран громко выругался по-антивански, взашей вытолкал всех лишних с территории лечебницы и объявил Джилиану, что он остается здесь, остальные идут в свой лагерь, а сам Зевран зависнет неподалёку у долийцев возле костра, чтобы внезапно впавший в детство маг не жаловался, что его все бросили. Помогло. Но разобиженный на весь мир Джилиан свернулся клубком в спальном мешке под самом дальним навесом лечебницы, а Зевран бродил лесом вокруг долийского лагеря, развеивая свою мрачность, и пришёл к костру после наступления темноты. Он тихо и плавно ступил на самый край круга света, и никто сперва его не заметил, а рассказ не прервался. Зевран уже давно считал себя законченным циником, оставившим пору романтики далеко позади. Но даже он заслушался, пытаясь представить, каким был мир его предков — его и Джилиана предков. Историй было много, грустных, эпичных, поучительных, и веселых даже, иногда. Зевран бесшумно смеялся, когда смеялись все, и передавал по кругу кружку с чем-то душисто-горячим и пьянящим, несколько раз даже забывшись и позволив себе пару глотков. Иногда парочка эльфиек со звонкими голосами начинали петь, и тогда Сарел замолкал и слушал с удовольствием. И песни тоже были разные — и грустные, и остроумные, и воодушевляющие, и философские, и шаловливые. Мысли скакали с одного на другое. Это было странным, всё было странным — их встреча сама по себе, и теперь ещё этот древний долийский дух заставлял их обоих делать и думать странные вещи. Джилиан вдруг стал жутким альтруистом, а Зевран перестал видеть вокруг одних наивных идиотов и неожиданно открыл в себе ностальгию по временам, которых не мог помнить, и эмоциям, которых не мог испытать в прошлом. Сарел как будто умел читать мысли. Оказывается, он умолк несколько минут назад, закончив рассказ, и в тишине чужак Зевран обнаружил на себе взгляды всего эльфийского молодняка, собравшегося сегодня слушать, и самого сказителя. — Ты, эльф, который ходит во тьме. Что ты ищешь? Зевран подавил порыв отпустить колкость и поднял пристальный взгляд на Сарела, ожидая развития вопроса. — Ты с Серым Стражем, хотя он тебя не звал. Ты тот, кем быть не выбирал. Что ты так отчаянно жаждешь найти? У Зеврана на языке завертелось множество ответов, от хамских до искренних. Где-то справа вне круга света хрустнула ветка, так тихо, что только слух убийцы мог различить. Шаги удалились. Зевран вздохнул и усмехнулся, его глаза заискрились в свете костра. Он старался, чтобы ответ не прозвучал слишком вызывающе. — Ты, безусловно, очень мудр, сказитель, но не настолько, чтобы видеть всех насквозь. Я не ищу. Я уже нашел. Зевран собрался подняться, но Сарел снова заговорил. — И всё же ты продолжаешь поиски. Только не глазами ищешь, и не руками… а мыслью. Зевран помедлил секунду, затем легко поднялся, коротким поклоном обозначил почтение присутствующим и растворился в темноте. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь неплохо отличали силуэты аравелей и шатров среди деревьев. Этот момент, шаг из круга тепла и света в темноту ночи… очень странный. Зевран запрокинул голову и глубоко вдохнул лесной воздух. Звезды мерцали сквозь ветки деревьев, переплетенные высоко вверху, а жухлые листья под сапогами вдруг стали ощущаться мягким ковром, в котором тонешь по щиколотку. Свежий ночной воздух казался чем-то осязаемым, плывущим вокруг, как паутинки в пору урожая. Здесь было ощутимо холоднее, чем у костра, и от этого — неожиданно — в крови снова поднялся и заиграл пряный хмель. Можно ли представить себе это, когда слоняешься по кривым улочкам Антивы? Или когда беспробудно пьешь с обнимку с кем попало? Проклятье, какой мерзостью теперь кажется всё это отсюда. К демонам всё, ремесло, все эти аллегорические поиски, долийскую мудрость, к де-мо-нам. Поиски завершены. Зевран рассмеялся, поддавшись хмелю и сырой прохладе. Джилиан, конечно, не спал. Конечно, сверкал на него тёмными глазами, укутавшись в одеяло поверх спального мешка. Он сидел под плетеным навесом и периодически ожесточенно чесал спину об ограду лазарета. «Ага, значит, заживает» — хитро усмехнулся Зевран. — Ну всё, я пришёл, видишь? Нечего строить из себя обиженного ребенка. — Я и не строил. Просто опасался, что ты не додумаешься. — Ну вот ещё. Зачем я тебя, как ты думаешь, заставил тут остаться? Мы в дальнем углу лагеря, в лазарете крепко спят двое, остальных куда-то забрали, весь клан у костра, наши многоуважаемые соратники не путаются под ногами… Идеально. Хитрющее выражение на физиономии антиванца было различимо даже в почти полном мраке. Джилиан одобрительно, но как-то нервно, захихикал. Зевран опустился на услужливо распутанный край одеяла и тоже подпер спиной плетень. Улыбка Джилиана понемногу стухла, он обреченно вздохнул, набираясь решимости. — Зев. Это было подло с моей стороны. И мерзко. Извини. В наступившей тишине хмельному Зеврану показалось, что он слышит скрип собственного мозга, пытавшегося обработать услышанное. Джилиан снова вздохнул. — Ну про… неприятности, в которые ты попал в Антиве. Ты мне доверился, а я швырнул тебе этим в лицо. Мне правда жаль. Зевран перевёл дыхание. — Бретельки Андрасте, Джил, напугал меня пьян… не совсем трезвого. Мы оба сегодня друг другу с удовольствием наговорили гадостей, так что квиты. Не бери в голову. Джилиан почувствовал, что отпустило его не до конца. Решив оставить пока скользкую тему, он завозился, укутываясь и устраиваясь поудобнее. Зевран вдруг повернулся, и вот он уже непонятно как опутан одеялом вместе с Сураной, а его руки у Джилиана на спине и пояснице. — Ты два хренова раза потерял сознание во время боя, тебя могли убить, а всё по собственной глупости. Ты… ты знаешь, что я нашёл ещё один такой камушек с рунами? Джилиан вздрогнул в своём в коконе из объятий и одеял. — И зачем ты мне об этом говоришь? Ты же понимаешь, что… — Хочу быть уверенным, что ты не нарвешься на него случайно в одиночестве. Это странно, подумал Джилиан. — Знаешь… Морально готовиться что-то сказать, пусть даже готовиться неделями, — это одно, а взаправду произнести — оказалось совсем другое. — Знаешь, меня преследуют твои слова о том, что ты искал смерти. И ещё, Страж Андрасте спросил тебя… я стоял к тебе спиной, но видел твоё отражение в его полированном плече в этот момент. Я догадался, ЧТО ты скажешь, но то, КАК ты это сказал… Зевран весь напрягся, как в ожидании удара. Джилиану вспомнилась его «шутка» о том, что он, Зевран, верит в своих друзей, а точнее, в их нож под своими рёбрами. Сурана крепче обнял антиванца, и сделав над собой усилие, продолжил: — Зев, ты сойдешь с ума, если так и будешь варить это внутри себя. Ты не обязан вечно быть один, знаешь ли. Тот немного расслабился, и усмехнулся куда-то Джилиану в шею. — Может, я не хочу, чтобы ты сошел с ума вместе со мной. Теперь уже маг невесело улыбался. — Да куда тебе тягаться. Меня скверна изнутри ест, лет через каких-то двадцать я начну сходить с ума и без твоей помощи, и пойду в увлекательную экскурсию в один конец по Глубинным Тропам… Его голос звучал весело, но Зевран вздрогнул всем телом и посмотрел Стражу в глаза. Зная, что это не шутка. — Это такой приятный бонус к шестому чувству? — после паузы тихо спросил он. Джилиан даже сумел рассмеяться. Зевран выдохнул и устало опустил голову магу на плечо, обнимая его крепче. — Я не зря тебе сказал, что не ищу больше смерти, Джилиан. И я впервые в жизни сожалею о контракте. Меня почти пугает то, что могло случиться. Не убийство само по себе… но то, что ты… я не знаю, как сказать. Ты, весь, целый, глядящий твоими глазами и несущий твою собственную неповторимую чушь… если ты вдруг перестанешь существовать, мир станет ужасным. И пустым. А я перестану говорить сентиментальные глупости, и это тоже будет ужасно, про себя добавил Зевран. Джилиану захотелось орать на весь лес и пришлось призвать на помощь магию, чтобы успокоиться. Он потянулся к острому уху Зеврана. — Я тоже тебя люблю, Зев. Тот вскинулся. — Твою мать, Джилиан, второй раз за сегодня ты это делаешь! Но их обоих уже тряс беззвучный смех. Тихий хмель снова поднялся в крови антиванца, и он почти впился жадным поцелуем в губы Джилиана, наклоняясь вперед и прижимая его к ограде. Сурана разорвал поцелуй первым. — А еще ты наверняка не зря сказал Сарелу, что уже нашёл, да? Зевран смотрел в этой почти темноте в лицо своему любовнику и видел собственное отражение. Паршивец копирует его самую мерзкую ухмылку. — Но ты же ушел… — Зевран, ты используешь кучу трюков и природную ловкость, чтобы быть незаметным, а я владею магией. Я могу прятать свое присутствие и приглушать звуки. И создавать слуховые иллюзии тоже. — Ты… ты меня провел! — Да, — самодовольный оскал. — Ну, после того, как неуклюже выдал себя хрустом, конечно. «Моя школа!» — глупо подумал ассасин Зевран о маге. — Ну ладно, ты выиграл. Да, я не зря ему это сказал. Ещё один поцелуй, более долгий и тёплый, а где-то под конец одеяло и спальник начали как-то сильно мешать. Зевран первым отстранился и зачем-то (сам не понял, зачем) пробурчал, уткнувшись лицом куда-то между шеей и загривком Джилиана: — Ладно, демон с тобой, я скажу. Я люблю тебя. Да. И… — он сглотнул и продолжил более уверенно, — и когда тебя через двадцать лет понесёт на Глубинные Тропы… я буду за твоим правым плечом, как всегда. Если ты, конечно, ещё до того не пошлешь меня куда подальше.