Ваниль и Бархат

- Скажи, я признателен за приглашение, но пойти не смогу. - Тогда он спросит, а почему это вдруг? - А ты скажи, отравился улиткой. - Он ответит: брехня, в Японии не травятся едой. - Тогда застрял в лифте. - Он не поверит, в Японии ничего никогда не ломается. - Упал со стула, свернул шею. - Ну да, ничего не скажет, просто сделает харакири, мы же под его опекой. - Напился с проститутками. - Бурная фантазия. Знаешь, здесь в Японии принято оказывать знаки уважения. Нас пригласили в гости, надо идти. Мотояма даже о личной встрече похлопотал. - Магс, я не хочу знакомиться с попугаями. Да ты посмотри на них! Я подолбил по афише, попадая в чью-то перьевую голову. Магне покосился на мой палец, хотел возразить, не вышло. Я знаю, он просто хочет потусоваться, а наш друг Пол – зануда и конечно со мной ему будет веселей. Я хотя бы смеюсь над его шутками. Но нас пригласили на рок-концерт, пообещали монументальность и фееричность. Я сразу же насторожился. - Если серьёзно, это будет банальный кукольный театр. Я не поклонник этого жанра. Нравится, иди. От меня отстань. - Вообще-то, в анонсе заявлено, что это культовая команда. - Не люблю девчачьих коллективов! Магне состроил довольную хитрую рожу и откинулся в кресле. - Вообще-то, это парни. - Где? – я уткнулся в афишу. – Это снежная королева, это пиковая дама, вот невеста Франкенштейна, это страус, а это вообще чёрт знает что. - Пол говорит, это парни. - Пол их проверял? Я вообще сомневаюсь, что это люди. - Неужели неинтересно? Ты же такого не видел. И я не видел. - Наешься мухоморов, ещё не такое увидишь. - Ладно тебе, пошли. - Магс, это точка. Просто скажи Мотояме, что Харкет с детства боится клоунов. Магне сдался. - Только учти, я тебе ничего не расскажу. - И не надо. - И фотографии не покажу. - Ой, избавь. - И не спрашивай, кто они оказались, мальчики или девочки. - А вот это нечестно. Магне отрицательно помотал головой, сжимая губы. Он не скажет, можно не умолять. Он вышел из номера, лёгкий хлопок двери медленно растворился в тишине. Я просто не верил в удачу. Так быстро? Я ещё посидел неподвижно, с тем же выражением лица, на случай если дверь опять распахнётся. Не распахнулась. Действительно ушёл. Наверно сейчас постучат в окошко почтовые голуби с приглашением на концерт. Не постучали. И только теперь я расслабился, перевернул красно-чёрно-синюю афишу лицевой стороной на стол и блаженно растянулся на софе. Вот так и промотал свой первый и последний концерт «Малис Мизер». Мелодия телефонного звонка разбудила, когда на крышку моего гроба упала первая лопата земли. Срывающийся от негодования голос Пола запутался в сновидении и до меня дошёл только конец фразы. - … чтоб твоя задница была здесь! - Я тут умер. - Мне насрать, я сказал, ты должен быть здесь! - Пол, погоди, ты не знаешь, к чему снятся похороны? - К похоронам, Мортен, в твоём случае к похоронам, если не появишься, - и отключил трубу. Когда стеснительный, тихий Пол становится в позицию большого начальника, это значит, он проворачивает большое дело во благо группы. А это дело общее. Ладно, вечеринка ещё нормально, вечеринка это не концерт. Можно попить, поесть и где-нибудь спрятаться. Пол был так зол, что прислал за мной такси, чтоб совсем уж не оставить шансов прогулять. Ехали молча, ни шофёр, ни я, ни радио не нарушали мерного гула мотора. Но когда мотор заглох, шофёр первый «съел дохлую кошку». - Мы на месте, сэр. - Что это за место? - я без воодушевления разглядывал яркоосвещённое хрензнаетсколькоэтажное здание, подпирающее крышей небо. Шофёр удивлённо вскинул брови: - Это… - дальше следовало труднопроизносимое слово. Пришлось согласиться, что мне наконец-то повезло в жизни. - А вы случайно не знаете, - я открыл дверь наружу и притормозил, - что значит, если снятся похороны? - Кто умер? - Я. - Кто хоронил? - Я. - Интересно. - Да уж, надо было умудриться закопать самого себя. Японский шофёр не удивился, наоборот, ободряюще улыбнулся кривозубым ртом. - Это очень хороший сон. - В каком смысле? Я типа обрету новую жизнь? - Вы обретёте, сэр. Пол встретил меня в алом пиджаке с золотыми лацканами и обведёнными чёрным карандашом глазами. Он был похож на сумасшедшую сову. - Они укусили тебя, приятель? – попытался я прервать поток захмелевшего словоблудия. - Я серьёзно теперь подумываю над декорациями сцены. И скрипки, я слышу в наших песнях много скрипок. И больше никаких футболок и небритых морд. - Только шляпки и корсеты? – бормотал я, оглядывая публику: мужчины в коже и латексе, женщины в рюшах и бантах, ярконакрашенные губы, чулки в крупную сетку, вуали в мелкую, лаковые перчатки, полуобнажённые груди. Одним словом готика, только с японскими мордашками. - О, вот и вы, мистер Харкет, сэр! – кланялся Мотояма, я бы не узнал нашего парня в этом белом старомодном сюртуке. - Хоть бы оделся нормально, - злобно заскрежетала сова. - Извини, как-то оставил в отеле свой чёрный плащ и серебряную трость. - Проходите, будьте нашим гостем. Жаль, что вы не попали на концерт. - И мне жаль… - Но я вас представлю. И понеслось, я такого не видел. Никто такого не видел. Как в аду Данте, только по- настоящему. Среди прочих я запомнил только хозяев бала, и то в лице фарфоровой куклы в человеческий рост в синем средневековом платье и золотыми волосами. Пока Мотояма придумывал мне и ей титулы, то на японском, то на английском, девушка безразлично тупила на моё плечо, а может даже за него. Несмотря на всю нелепость её футуристического имиджа и исключительного снобизма, она была настолько хорошенькой, что по спине забегали мурашки. - Приятно познакомиться, - я протянул руку, после недолгой паузы она положила в неё свою ладонь в сетчатой перчатке, но не успел я коснуться губами, как она уже вырвалась. Неловко вышло. Улыбнулся. Голубая королева хлопнула на моё плечо искусственными ресницами и пошла по своим делам. Вот так вот, а раньше это срабатывало безотказно. Теряешь хватку, Харкет, а ведь ещё только сорок. Но тут ожила её свита, они дружно поклонились за неё. Не все, одна из фрейлин чуть склонив голову, заглянула мне в глаза исподлобья так многозначительно, что появилось чувство, будто меня прокляли и благословили одновременно. Я рассеянно покивал им вслед. Высоченные барышни на гигантских платформах скрылись за чёрной портьерой вип-зала. Вот в общем-то и всё зачем я тут был нужен, и после этого протянулся час бессмысленного времяпрепровождения. Бессмысленного для меня, потому что красноречивый по «синему тапку» Пол успел наладить деловые отношения со сливками японской рок-сцены, а пьяный Магне перелапать всех узкоглазых девиц и кажется не-девиц тоже. Всё это время я сидел поближе к выходу из зала и делал вид, что бесконечно увлечён своим пустым стаканом. За чёрной портьерой кто-то наблюдал за мной. Сначала я понадеялся, что это синяя королева, но потом решил, что ей подобные за мужиками не шпионят. Чёрный бархат шелохнулся от выдоха, и я вдруг подумал, что если сейчас не пущусь в какую-нибудь авантюру, то сдохну со скуки. Идти туда, где сверкали голые бёдра, и сотрясался богемный хохот, желания не возникало, наверно это уже осталось в прошлом. А вот то, что стояло за занавеской и глубоко дышало в мою сторону, было куда как интересней надуманных гримас и поз. Я отвернулся, чтобы ослабить бдительность шпионки и тут, опрокинув стул, в два шага оказался рядом и завернул в портьеру чьё-то худенькое ахнувшее тело. Надёжно обхватив одной рукой, я осторожно развернул добычу и вскрикнул сам. С двухметровой высоты на меня сияло тонкое лицо с печально опущенными уголками бледных губ, в лазоревых глазах дрожали зрачки. Она не сопротивлялась, просто замерла, даже не дышала. - Вы что, на меня охотитесь? Где остальные валькирии? Я держал её за талию на вытянутых руках. - Тебя ваша главная подослала? Девушка внимательно посмотрела на мои руки и отрицательно покачала головой. - Не знаю, что у вас на уме, дамы, но если вы так развлекаетесь, то не советую продолжать. Прошу прощения. И отпустил её. - Я просто хотел познакомиться, - низкий голос как будто обдал сверху холодной водой. Меня развернуло по кругу. - Это сейчас ты сказала? Странное нечто кивнуло. - Ну-ка скажи ещё раз, - я подобрался ближе. - Хочу с тобой познакомиться. Когда подходишь к женщинам так близко, они ведут себя по-другому, то есть хоть как-то себя ведут. А существо просто смотрело голодными глазами: вроде очень хотелось скушать, но тогда смотреть будет не на что. - Ты мужчина? – наконец предположил я. - Мужчина. Пошарив взглядом по батистовой скрывающей бёдра блузе в поисках половых признаков, я решил поверить на слово. Конечно же, я узнал глаза, то есть тот взгляд, это один из хозяев бала. Глупо было бы отказать, некорректно. А потом, почему бы не протянуть вечер в компании миловидного кровососа. Это лучше, чем с пустым стаканом или пьяными шутками Фурухольмена. - Наверно неудобно, - я ткнул носком ботинка в огромную платформу его сапога. - Удобно. - Хорошо, куда пойдём знакомиться? Ко мне? – я кивнул в сторону опрокинутого стула. - Мне туда нельзя. Может ко мне? – он пригласил жестом в сторону длинного стола с канделябрами, за которым восседали его друзья горгульи. - Думаешь, меня туда пустят? – засомневался я, - хотя, воткнём мне куда-нибудь пару перьев да и… Длинное чудо легко улыбнулось припудренными губами. - Я сам не хочу туда. - Отлично. Куда ведёт эта нейтральная полоса? Мы стояли в коридоре, который разделял два зала. За столом с канделябрами зашевелились когти и крылья. Кто-то позвал по-японски, голубая королева щёлкнула сложенным веером по ладони. - Нежели она тоже парень? Вместо ответа мой новый знакомый захлопнулся в портьеру, как раз в этот момент из широких стеклянных дверей появился очень длинноволосый господин в шоколадно-золотом камзоле. Потеряли своего вампирёныша, никак. - Извините, - бросился я прямо ему в лапы, - не подскажите, куда ведёт этот коридор? Он переключил всё внимание на меня. Интересно, он говорит по-человечески? - Налево к лифтам, направо к служебным помещениям. А вы не видели здесь… - Худого парня в огромных ботах? Видел. Пошёл направо. - Спасибо, - длинноволосый чуть поклонился и пошёл к служебным помещениям. Я подождал немного и похлопал по портьере. - Пойдём. Только тихо. - Худой в огромных ботах? - Ну да, не жмут? - Не жмут, - кажется, он обиделся. - О, чёрт, - я потёр лоб, - прости. Я же не хотел. Он промолчал, гордо подняв нос. Я не привыкну к японцам. Я не знаю как с ними вести себя. - Может пойдём, пока нас не засекли? Он двинулся вперёд. Цок-цок-цок. - Эй, - я остановил за локоть, - а ты не запнёшься, не поскользнешься? - Нет. - Ну, хорошо. Цок-цок-цок. Я опять поймал его и заставил остановиться. - Ты своим грохотом распугал всех чаек на побережье Хоккайдо, а здесь, думаешь, тебя не слышно? Разувайся. - Нет. - Японцы же любят ходить босиком. - Не по бетону. - Ты же самурай. Он рассеяно оглядел стену напротив, вытянул тонкую шею к потолку, наверное, вспоминал, что же написано про бетон в бусидо. - Ладно, только… - он кивнул за плечо, - шнуровка сзади. - Давай сюда, - присев на корточки за его спиной, я стал распутывать затейливые узлы, - кто же до такого додумался? - Ками... - Попадись он мне, я научу его шнурки завязывать. - Сюда идёт Ками. Вот никогда не жаловался на реакцию, жаловался только на последствия. Я обхватил его сзади и, толкнув спиной дверь, провалился в чей-то номер. Мой случайный пленник попытался запротестовать, я зажал ему рот, подпёр им дверь и навалился сверху, не без удовольствия заметив, что без своей чудовищной обуви он ниже меня. За спиной кто-то немелодично запел. Оглянулся. Прямо напротив в комнате стояла девушка в наушниках, нижнем белье и пританцовывая что-то утюжила. От развернувшегося зрелища я потерял бдительность, ослабил руки и тут же оказался лицом в дверь с вывернутой за спиной кистью. Нет, всё-таки Япония загадочная, удивительная страна! Я перевернулся и придавил его спиной. - М-м-м, - недовольно выразился он. - Прекрати это своё кунг-фу, пожалуйста. - Это каратэ, - с достоинством ответили между стеной и спиной. Я отпустил, всё ещё придерживая рядом. Девушка в комнате так и не оборачивалась, и хорошо, её ждала бы весьма волнующая картина. У двери остановилось цоканье копыт Ками. И я наверно под давлением подскочившего адреналина, подтянул к себе каратиста с крашеными глазками, а он как-то охотно прижался и ещё засунул в рот ноготь. Азарт от возможности быть застигнутыми с двух сторон, словно сплёл наши тела вместе электрическими разрядами. Мы как два сообщника, не желающие выдать друг друга, пытались друг друга спрятать друг в друге. Вот такое странное ощущение. Что это было, не знаю. Наверно что-то японское. Судя по удаляющемуся грохоту волосатый Ками пошёл обратно. - Обувь, - прошептал мне в подбородок сообщник. Я расцепил кольцо рук, осторожно выглянул за дверь. - Ками утащил твои сапожки, дружок. Он снова ахнул, расстроился очень. - Знаешь, что сделаем, - я разулся, пнул туфли под чужой шкафчик. – Вот так сделаем. Ну что? Один-один? Он посмотрел на наши ноги, потом поднял голову. Усмехнулся. Понравилось вроде. Справа взвизгнула хозяйка номера, она всё-таки повернулась, и нас вынесло в коридор, вперед к распахнутым дверям лифта. - Наверх? – спросил я и нажал самую верхнюю кнопку, даже не представляя, что нас там ждёт. Мансарда хрензнаеткакого этажа или же нас просто выкинет катапультой в космос. Чем выше мы поднимались, тем напряжение, стиснувшее моего нового знакомого, отпускало. - Как тебе приключение? Он вдруг тряхнул огненной головкой, уткнулся лбом в плечо и сжал в кулаке кончики моих пальцев. Это было несколько странно, но я решил над этим не задумываться, просто то тонкое, почти детское доверие, сцепившее сейчас наши пальцы… В общем мне нравилось это чувство. Мне нравилось быть папочкой. - Что мы будем там делать? - Там? – я поднял в потолок лифта глаза, - ну, если нас выкинет в открытый космос, я наковыряю тебе полный карман звёздочек. Его лоб оторвался от плеча. - Ты серьёзно? - Конечно, я же взрослый. А взрослые все очень серьёзные. Он наконец-то улыбнулся по-настоящему, даже глаза заискрились, и толкнул меня. Мягко, как девчонка, даже мило. Лифт бесшумно остановился, за открывшимися дверями распахнулось во всей красе ночное небо. Всё-таки в космос. На огромной плоскости крыши мог бы развернуться 747-ой Боинг. Глухая тишина ватой заткнула уши, неужели так высоко? Мы вышли на широченную платформу. Какие крупные цветные звёзды, не видел таких, действительно появилось желание выдолбить хотя бы один такой алмаз из небесной породы и кому-нибудь подарить. Например, ему. Я перехватил его руку, показалось, что если сейчас дунет ветер, его унесёт куда-нибудь далеко и… я посмотрел на его освещённое луной лицо, оно само походило на плоскую вытянутую луну… и я уже никогда его не встречу. - Ты боишься высоты? - А-а… - я загляделся, - вроде нет. - Проверим? Он потянул к краю крыши. Опёрся на бордюр, влез, я следом. Бордюр оказался нешироким, полторы стопы в ширину и никаких перил. И там, на самом краю крыши внизу и дальше мир снова ожил. Под ногами открылось ещё одно удивительное искрящееся небо. Только теперь звёзды упорядоченно двигались, регулируемые своим электронным богом, но эти огни были мельче звёзд, выходит, мы всё-таки оказались ближе к раю. Сердце замирало от восторга. - Смотри, я на небо наступил, - шагнув в пустоту, я сделал вид, что нащупал ногой что-то твёрдое. Мой спутник молча стиснул мою ладонь и вцепился в бордюр пальцами ног. - Чего ты боишься? Упасть? Когда я был таким как ты, то тоже игрался со своими страхами. Признаюсь, причинять себе боль было приятно. - Ты никогда не был таким как я, - паренёк сверкнул особо печальными глазами. - О, это была моя любимая фраза. Он поджал бледные губы, наверно ожидал другого ответа. И очевидно сейчас придумывал очередную юношескую глупость, которая станет однажды уроком жизни. - Что будет, если мы упадём? О! Вот и она! Глупость. Он на сантиметр приблизился к краю, заглянул в распахнутую пасть беды. - Возможно, ты превратишься в летучую мышку и зависнешь где-нибудь под карнизом, а я упаду в ворох красных кленовых листьев. Он перестал смотреть под ноги, покосился на меня и закрыл глаза. - Возможно? А если нет? - Тогда, скорее всего, какое-то время ты будешь чувствовать эйфорию свободы когда летишь, потом её фальшь, ведь ты падаешь, а когда до тебя дойдёт, что всё уже необратимо, у тебя разорвётся сердце, там, в воздухе. Я буду падать, держа тебя за руку крепко и надеяться, что этим смягчу твою боль, а перед тем как удариться виском об асфальт, на всю смерть запомню твоё мёртвое лицо с расширенными от ужаса зрачками. Он коротко вздохнул, открыл глаза. - Ты совсем ничего не боишься? – этот вопрос прозвучал как утверждение. Он вдруг отпустил мою руку. - Боюсь. Боюсь терять любимых. Судя по смятению в глазах, он понял мои слова уже после того, как принял решение, и отчаянный взмах руками не остановил наклоняющееся тело. У меня отличная реакция, именно потому, что не думаю о последствиях. Я успел подхватить его под локоть, до того, как он оттолкнулся, а другой обхватить за талию, развернув к себе. И он подлетел вверх, вместо того, чтобы упасть вниз. Паренёк был тонким и лёгким, как стрекозка, но этого хватило, чтобы потерять равновесие, нас понесло в пропасть, и вроде бы я наступил на звёздное небо и удержался. Мир вокруг балансировал, как огромный маятник, и мгновение мне чудилось, что мы летим вниз, а может уже умерли. Но к моему лицу прижималась его холодная щека, на плечах лежали узкие батистовые локти, крепко обнимали шею длинные сильные пальцы. Я касался края крыши пятками, и бездна тянула пальцы ног вниз. Он кажется чувствовал это зыбкое равновесие, он висел над мерцающим далеко внизу пространством и боялся пошевелиться. Мы могли упасть прямо сейчас, просто от одновременного вздоха. - Эй, не бойся, глупенький. Я тебя удержу. Да, конечно удержу, но скорее всего не смогу удержать себя. На тонкой грани, где отчаянье оставляет на языке лишь горький привкус скорой развязки, когда сомнения уступают место обострённым до предела чувствам, в этот момент экстаза просветления, любви и смерти, на пульсирующий висок ложатся мягкие губы, а пальцы сжимают волосы. Он что-то шепчет по-японски, я стараюсь поменять центр тяжести, пока он отвлечён, устояв на одной ноге, делаю маленький шаг назад. Кажется, это было абсурдно и опасно, но наши шансы не упасть снизились до пятидесяти процентов. Его губы поцеловали висок, скулу, щёку, переносицу, я закрыл глаза и почувствовал губы на веках, бровях. Кажется половины безопасности ему было достаточно и он неожиданно меня поцеловал. И здесь я не удержался, внутри я упал. Рыжие отливающие серебром луны пряди волос щекотали лицо и в каком-то расслабленном упоении двигались губы. Я принимал всё как есть, без удивления, без азарта, поскольку больше ничего не оставалось в этом мире. Он сузился до двух человек на краю крыши. А когда его руки совсем в ином ритме задвигались по моим плечам, я вдруг сделал ещё один шаг назад. Спрыгнул с бордюра. Снял его. Получается, Ньютон был неправ. Силе притяжения противостояла какая-то другая сила. - Мы чуть не погибли? – он тяжело дышал, вглядываясь в меня красивыми блестящими глазами. - Ну, да, - я сунул руки в карманы джинсов, чувствуя себя странновато. – Тебе понравилось? - Висеть над пропастью? Или… Вот хитрюга, куда заворачивает. - Или что? - меня тянуло улыбаться как дурака. Чёрт. Какая безумная ночь. - Шопен. Слышишь? – в этом радостном возбуждении любимой музыки, зацелованных губ и ещё неизвестно чего, чем набита его юная головка, он был чудесен, необъяснимо. Просто я каким-то чудом оказался здесь, мы каким-то чудом живы и играет вальс из чьего-то открытого окна. Меньше как чудом не назовёшь. Я вытащил руку из кармана. - Танцуешь? Он резво бросился ко мне. Да, танцевал он прекрасно, лучше, чем я и, чтобы не оттоптать ему ноги, я быстро сдался. - Эй, ещё, - он подпрыгнул от нетерпения, - почему стоим? - Потому что… Мне нечего было ответить, и я просто поцеловал его. Вот так, мы стояли под самым небом и целовались, целовались как чокнутые, как будто только что, впервые почувствовали удовольствие от такого простого и приятного занятия. Я только позже узнал, что в Японии не принято целоваться и эти западные новшества воспринимаются не так уж просто. А ему так нравилось, как будто старался нацеловаться на всю жизнь, как будто японцам потом не будут интересны его губы. А они уже припухли, и наверно уже больно, а он тянулся ещё и ещё. Увлёкшись этой игрой, я не сразу заметил, когда моя рубаха успела расстегнуться и сползти до локтей. Музыка больше не играла, а я всё держал своего партнёра под спинку. Его руки медленно скользили по шее, по груди, вниз, по бёдрам, искусно, оценивающе, требовательно. Губы опустились горячим дыханием на ключицу, и язык щёкотно и влажно повторил её изгиб. - Перестань, - мой голос упал на два тона ниже и похоже убеждал в обратном. Я попытался совладать с чёртовым безрассудством, взял в ладони его лицо, поднимая от груди. - Какой красивый, - сказало лицо, прикрывая жадные бесстыжие глаза. Наверно я и сам выглядел не лучше, когда, желая остановить юношу, одной рукой подтянул за шею, другой за бёдра, прижимая его приятный батист к коже, его коварные губы к шее. - Гакт?! От неожиданности паренёк сжал меня так сильно, я даже побоялся, что он что-нибудь себе сломает. За спиной кто-то заговорил по-японски, это горгульи прилетели сообщить, что скоро встанет солнце, и они превратятся в камень. Так что пойдём, брат, надо спешить! Милый мальчик нервно и нежно зацапал мой затылок, прижимался так, что слышно было сердце, и выглядывал на друга из-за моего плеча. Но по мере того, как продолжался монолог, его хватка ослабевала. - Мортен, ты совсем охренел? О, вот и Пол взобрался на вершину горы. Я не ответил, только чувствовал, как осторожно ускользает мой рыженький спутник и становится одиноко. Я обернулся. - Ты понимаешь, какой может быть резонанс, если это просочится в прессу? Пол в своём нелепом пиджаке, мало что понимающий Магне с флаконом чего-то мутного, всё ещё монотонно гудящий Ками уже держит под локоть отбившегося от стаи, и синяя королева. Всё такая же прекрасная, но абсолютно здесь неуместная. Все тут. Как в каком-то идиотском драматическом боевике. Мне осталось выхватить пистолет и перестрелять всех этих злодеев. Между тем его уже проталкивали в лифт длинные на своих каблуках тюремщики. На прощание синяя королева развернулась, безразлично уставившись на моё плечо, и я был бы обманут её равнодушием, если бы она (или он) так резко не отвернулась. - Ты б оделся, Казанова, - хихикнул Магне, провожая жестом и поклоном японских особ в лифт. Среди них мой малыш в своей белой лёгкой рубашечке, казался таким хрупким и беззащитным, он опустил голову, обхватил тонкие ссутулившиеся плечи и виновато молчал. - Да пошли вы все к чёрту! Пол, Магс и флакон полетели в стороны. Я протянул руку между отпрянувшими японцами. Юноша поднял печальные удивленные глаза, вцепился в руку и выпорхнул из лифта. Лица, ворвавшихся на нашу крышу, были чрезвычайно разочарованными, разве что синяя королева смотрела на нас с безразличной ненавистью. - К чёрту идите вы все, - повторил я и показал пальцем направление вниз. Вскоре мы снова остались одни, как будто и не было этой нелепой сцены. Но, благодаря ей, я узнал две вещи - первая: я влюблён в японского парня, а вторая: - Значит… Гакт, - пробуя на вкус чуждо звучащее имя, я старался занести его в свой словарный запас. - Мор… - он прищурил глазки, - Морутен. Но когда я проводил Гакта до номера, он вдруг перекрыл дверь спиной. - Ну, вот и всё, дальше я сам. - Ааа… э..э..э..., - я переступил с ноги на ногу, расчесал пальцами чёлку, поправил полурасстёгнутую рубаху. - Ты что это задумал? - Ну… - я подпёр руками бёдра, встав в эффектную позу, - мы познакомились в кафе, смотрели на звёзды, танцевали под луной, даже целовались по-взрослому, да и родители теперь всё знают. Думаю, мы могли бы. Ну, это. Гакт, пытаясь спрятать улыбку, поднял тонкие брови. - Конечно, если тебя смущает, что ты ничего обо мне знаешь, то я родился в Норвегии 14 сентября в 1959… - Погоди. Ты так хочешь со мной переспать, что послал всех наших друзей к чёрту? – его вытянутое личико стало ещё длинней. - Вообще-то они мне не друзья. Так, коллеги по работе, - он меня смутил. – А твои даже и не коллеги. Да они тут вообще не причём. Нам и вдвоем хорошо, без них. Хорошо ведь? Ну? Давай, соглашайся. Я потянул его на себя. Он засмеялся на весь коридор. - Я-то думал, это я озабоченный. Одной рукой я оторвал его от пола и дёрнул ручку номера. - Мне нужно шампанское и диск Джорджа Майкла. Он, обхватив шею, смеялся мне прямо в лицо. - Кроме меня ничего нет. Сойдет? - Ай, сойдёт. Мы свалились на огромную постель. Чтоб не раздавить любовника я упал на спину. Он тут же ловко забрался мне на грудь. - Удобно? Вместо ответа он сжал коленками рёбра. - Медаль за смелость возьми себе, во-он на полочке. После недолгой весёлой возни, я положил его на лопатки. *** Я проснулся от страха, от того что сбилось дыхание, я почувствовал, что кто-то сжал моё плечо. Не он, он не сделает мне больно. Я открыл глаза. Простыня. Просто каким-то образом натянул простыню, и она сдавила плечо. - Морутен, - позвал я. Никто не ответил. Сердце глухо колотилось от досады. А что я хотел? Я готов был к этому. С того момента как заглянул в его смеющиеся синие глаза, с момента когда стоял за портьерой и не знал как подойти к нему, я уже знал, как всё закончится. Хостесс, звезда, какая разница, та же шлюха, только в другой упаковке. Я перевернулся на спину. Каждый сантиметр тела помнил его руки. Вот и всё. Мана как всегда беспощадно прав. Нельзя никому верить. Доверия в нашем мире не существует. Есть влечение, секс, ложь, страх, а доверие и любовь придумали поэты. Слёзы покатились по вискам. Сам виноват, некого больше винить. Ну захотелось, ну трахнулись и разбежались, но зачем вот так-то, с сердцем, с нежностью. И что теперь? Теперь каждое мгновение этой ночи будет преследовать: запах, шёпот, оглушительный страх перед высотой, бесконечные поцелуи, ладони так и будут гореть от прикосновения к его телу. Я плакал и злился на свою слабость. Лучше бы упал с крыши. Лучше бы… Дверь тихо распахнулась, я смотрел вверх, мне было всё равно, Мана это или смерть. Запахло кофе, потолок обрушился свежими орхидеями. В опасной близости грохнулся на постель он. - Почему плачешь? – вытер пальцем висок, воткнул цветок в волосы, поцеловал в нос. - От счастья, - я думал, сейчас взорвусь цветными конфетти. - Тогда плачь, - он подгрёб меня поближе, подпёр кулаком голову, прикрыл треугольные как у змея глаза, - я здесь подожду. Такого не бывает, может это ещё сон? Я засунул руку ему в разрез рубахи, кажется всё по-настоящему. - Я проснулся и подумал ты ушёл. - Эй, рыжик, я же тебя люблю. Разве не говорил? - Говорил, раз пятьдесят. - Ну вот, так это правда. - Японцы очень редко признаются в любви. - Можешь не признаваться. Это не обязательно. Кофе будешь? Он перегнулся через меня, стараясь не нарушать таинство запазухой, и поднял поднос со столика. - Я вот что думаю. Фестиваль закончился, гастроли тоже. У тебя какие планы? - Пока никаких. - Тогда давай сбежим куда-нибудь вдвоём. - Куда? - Например, в Италию, - он приподнялся надо мной, мечтательно поглаживая руку, гуляющую по груди. - Это очень далеко. - Синяя мама не отпустит? Я тебя отпрошу, - он наклонился тепло-тепло и нежно-нежно. – Будем пить капучино по утрам, есть папперони с курицей, ходить на итальянскую оперу. Я нехотя отодвинул его голову. - Не люблю итальянскую кухню и оперу не люблю. - Тогда в Южную Америку. Ты был на бразильских карнавалах? Там тоже все танцуют в перьях полуголые под громкую музыку. Только они веселее это делают. Или в Африку? Обернёмся вокруг Мадагаскара на яхте. А может на Бермуды? Ты хорошо плаваешь? - Я родился на острове. - Значит займёмся дайвингом, на Бермудских островах самые красивые кораллы на свете. - И мы будем заниматься любовью? - Да, так громко, что нас будут выселять из отелей. - О, ужас! Он лез целоваться, и я жмурился от удовольствия. Я знал, что именно так всё и будет. Как он скажет, так всё и будет. Всегда, до самой смерти. Я чувствовал, что хватит ещё пяти минут, и я просто не смогу жить без него. Там на краю крыши он поймал мою жизнь и теперь не отпускает. Теперь я принадлежу ему. Не знаю, как он это сделал, но сделал ловко, без позволения. - Я скоро вернусь, а ты собирай шмотки, мы уезжаем. Кстати, подумай куда. Он уже всё решил, даже придумал варианты ответа. Сладкий плен заворачивал меня в паутину безропотного согласия. Осталось три минуты и я навсегда растворюсь в нём. Стану просто именем на его губах и сердце тянулось к этому. - Постой, - я завернулся в рубашку, выскочил из постели и просто повис у него на шее. Мне хотелось заботы, хотелось любви и тепла. Хотелось… Напоследок… - Ну всё, давай. У тебя полчаса. И поцеловал в шею, в такое место, что у меня закружилась голова, я не заметил, как он вышел из номера и перед глазами остался только его силуэт. - Прости меня, но я ещё слишком молод для рая. В его комнате было темно, он закрыл плотными шторами оба окна. Он сидел на нетронутой постели с балдахином, в гриме, в огромном платье. Он сидел так всю ночь. - Вернулся, - сказал Мана сам себе, тихо и хрипло, наверно это были первые слова за последние часов шесть. - Привет. Тихо, в тон ему сказал я, отодвинул штору, пропуская свет, посмотрел на сад внизу, слива набрала цвет, зажелтели мимозы. – Я ухожу. - С ним? – Мана тоже смотрел на полоску света. - Я ухожу из Малис Мизер, - Пауза. Долгая. - Тебя никто не держит. Вернувшись в номер, я уже не мог зайти в спальню. И я не хотел думать о том, как хорошо было бы сейчас всё бросить и улететь на Бермудские острова, не хотел думать как сейчас больно и горько Мортену, как он ищет меня и его не пускают в апартаменты Гакта Камуи. Может он даже кого-нибудь поколотит или что-нибудь разобьёт. Но его всё равно не пустят. Я поправил волосы, и рука наткнулась на цветок. По щекам побежали слёзы. - Что-то случилось? Я не заметил, когда вошёл Ками. - Да, - я крутил в пальцах светло-бежевую орхидею, - меня Мана из группы выгнал. Ками был в замешательстве. - Это из-за того парня? Чтоб не выдать удивления я отвернулся, подошёл к открытому окну. - Да, из-за него. – Врал я. - Всё-таки Кози оказался прав, я ему сначала не поверил. - В чём прав? – у меня зашевелились на голове волосы от догадки. - Ну, Мана сам вроде рассчитывал получить этого европейца, а ты всё ему испортил. Вот так дела! Я чуть не прыснул со смеху. Интрига в духе Малисовского двора: группа развалилась, потому что Гакт и Мана не поделили мужика. Вот это фарс! И Мортен тоже хорош: «Вы что на меня охотитесь?» Запах цветущей сливы потоками поднимался до тридцатого этажа неприступного небоскрёба. Я спрятал губы в орхидею. Нет, я не могу быть твоим, не потому что ты какой-то не такой, потому что я не такой, как ты думаешь. Но придёт время, когда я смогу стать таким, как ты. Стать тем мужчиной, в которого был однажды влюблён. Я выпустил из рук цветок, и порыв ветра унёс его куда-то на север.