Особые обстоятельства

*** Следующие несколько недель проходят под девизом “соблазни Чонуна”. И Кюхен старается, откровенно забив на все остальное и клятвенно пообещав хену больше не тусить и уж тем более не изменять. Сосед активно отбрыкивался и в конце концов высказал Чо все, что думает по этому поводу. После очередной попытки сделать ему минет прямо в госпитале, Ким в самых нецензурных выражениях объяснил младшему, к чему приведут его слишком активные попытки. Расставаться, так и не попробовав нормально повстречаться, Кю не хотел, а потому слегка успокоился, решив, что еще настанет его время. Теперь его вечера начали проходить намного спокойнее и частенько в квартире Чонуна, где он и дожидался того со смены. Сначала старший был сильно против, но щенячьи глазки сделали свое дело. Кюхен чувствовал себя абсолютно счастливым, готовя хену по утрам завтраки и щебеча о том, что у него произошло за смену в клубе. Удивительно, как грело то, что старший внимательно выслушивал все, что бы не нес Кю. Он смотрел прямо на него, не сквозь, и не на тело, а именно на него, как на личность, на человека, который достоин того, чтобы ради него ущемить себя в драгоценном сне, да и просто свободном времени, и посвятить себя вот таким ничего не значащим посиделкам. А как щемило у него сердце, когда Чонун, приходя со смены, ложился рядом, и обязательно грел о него ноги, довольно сопя и почти моментально засыпая. Вообще, это было удивительно — ну вот как в такое жаркое лето человек может мерзнуть? Хотя какая разница, ведь Кю чувствовал себя самым счастливым, разворачиваясь к хену и плотнее прижимаясь ступнями к его, чтобы поскорее согреть уже спящего мужчину. Ему казалось, что он даже во сне радовался своей нужности и улыбался. К слову, на работе его теперь постоянно подкалывали и в шутку уже записали Кю в монахи. А еще каждый раз покатывались со смеху, когда Чо отшивал очередного кавалера. Те думали, что он над ними прикалывается или на что-то обиделся, а потому сразу не отставали, заставляя нервничать и психовать. Ведь он действительно собрался быть верным хену, пока у них есть хоть подобие каких-то отношений. Он не знал, чем так его зацепил Чонун, но то, что он не отмахнулся от его проблем, дорогого стоило в глазах парня. Правда то, что они за это время лишь пару раз поцеловались, и причем, страшно представить, без языка, к вящему неудовольствию Кюхена и радости Генри, которому он, сидя на барной стойке после закрытия заведения, рассказывал о своих любовных проблемах. В конце концов Кюхен на его обиделся и, стукнув в отместку шейкером, поплелся собираться домой. *** Чонуну теперь тоже приходилось несладко. На работе эти придурки, ранее именуемые друзьями, ржали бешеными конями, похабно шевелили бровями и делали ставки, когда же Кюхен излечит его от “воздержания”. Ким очень вежливо посылал их нахрен и грозился надрать им зад. Да, и Енуну тоже, пусть тот и был сродни гризли в миниатюре. Присутствие в его жизни Кю стало каким-то привычным и необходимым. Он чувствовал себя совершенно нормально, обнаруживая мелкого в своей квартире, мирно сопящего на его подушке и только что-то неразборчиво бормочущего, когда он тихонько пододвигал того на другую сторону кровати. А приставания доставали, да. Но Кюхен слегка успокоился после очередной серьезной выволочки и теперь явно придумывал более заковыристые планы по соблазнению. Не то чтобы это сильно волновало старшего, но все же как-то неприятно было не оправдывать чужих ожиданий, понимая, что проблема-то в нем самом. С другой стороны голос логики подсказывал, что он честно все рассказал Чо, а значит, тот знал, на что шел, и можно не заниматься самоедством по этому поводу. Хотя бы какое-то время… А еще Чонуна волновало то, что рассказал ему почти под принуждением Кюхен. Родители… Не то чтобы он не понимал их. Просто сам Чонун вырос в детдоме и не имел опыта общения с родителями, а потому и сам не знал, как бы поступил в такой ситуации, если бы оказался на их месте и при их жизненных обстоятельствах. Но жизнь у него сложилась совсем по-другому, и сердце тревожно сжималось при каждой даже самой ничтожной картинке избиения Кю отцом. Думалось, что физическая боль была самой малой проблемой паренька в то время — страшнее то, что душевные раны вряд ли затянулись и по сей момент. Страшно не то, что твои родители не принимают твою ориентацию. С этим можно смириться и подстроиться — не говорить об этом, делать вид, что живешь как все, не показывать своих пассий и вынужденно кивать на полные надежды слова родителей, что скоро ты одумаешься, выкинешь из головы всю дурь и женишься на прекрасной девушке, которая родит им кучу внуков. А вот реально жутко то, что люди, которые вроде как были самыми родными, вдруг в мгновение ока отказываются от тебя, смотрят чужими глазами полными презрения и злости, оплакивают тебя так, будто ты уже умер, и единственное, что они могут — предаваться воспоминаниям о любимом сыне. Видимо, другая ориентация — новая смертельная болезнь. Она убивает тебя за секунду, но ты этого даже не замечаешь, пока по тебе не объявят траур, пока не начнут смотреть сквозь тебя, словно ты долбаный призрак. И не докричаться, не достучаться. Остается только собрать то, что от тебя осталось и начать жить в другом мире, в параллельной вселенной, надеясь, что когда-то, ваши миры все же соприкоснутся хоть немного, и ты сможешь увидеть в чужих глазах то, что видел, прежде чем так неожиданно “погиб”. Чонун не знает, почему вдруг проникнулся симпатией к Чо. Он чувствует, что это не любовь. По крайней мере, пока. Ну не бывает у него вот так — сразу. Да что там говорить, у него вообще редко хоть как-то бывает. А тут как переклинило после разговора с мелким. Может, сыграла честность и оголенность чувств, с которыми Кю делился с ним самым сокровенным. Возможно, с ним он не чувствовал себя одиноким. Нужность кому-то, а не просто движение по течению жизни — очень бодрит, расковыривает то, что старательно прячется или находится в состоянии глубокого сна где-то глубоко в душе. А глаза Кю так и кричали о том, что если сейчас кто-то не примет его желание принадлежать кому-то больше чем на час секса, то это конец — никогда и никому больше он не покажет того униженного и растоптанного мальчика, что остался все в том же дне, когда он умер для своих родителей, оставшись лишь человеком, по стечению обстоятельств, слишком похожим на их покойного сына, чтобы они могли пройти мимо и не сделать вид, что у них добрая душа. Все эти размышления ни к чему не приводили, не давали никаких ответов, но все же были необходимы вечно рефлексирующему Киму. Иногда ему казалось, что возможно дело было в жалости, но вот этой самой жалости он не испытывал, глядя на суетящегося на кухне Кюхена. Только спокойствие и легкое волнение, когда младший открыто и искренне ему улыбался, все так же забавно выговаривая “хёёёёён”. Это “хёёёёён” преследовало его теперь везде. Казалось, оно было всегда. Глупости какие… Нельзя так привыкнуть к человеку за такой короткий срок. Особенно Чонуну. Нельзя ведь, правда? *** Кюхен невероятно чувствителен и податлив. Чонун убеждается в этом каждый раз, когда они остаются наедине, и младший старается подобраться к нему как можно ближе. Он всегда старается хоть ненадолго, но прикоснуться к Киму хоть кончиками пальцев, хотя бы зацепить локтем, поправить отросшую челку или мазнуть бедром по его, проходя мимо. Брюнету нравится это — сразу видно, парень считает его своим, неосознанно помечает своим запахом, дает понять, что он рядом, показывает свою привязанность. Правда, скажи Чонун ему об этом, наверняка бы засмущался и начал бурчать, что ничего подобного и это все выдумки. Чонун внезапно осознает, что поцелуи с Кю затягивают — к ним привыкаешь, без них день уже не такой, а смена в госпитале уныла. То, как младший жмется к нему, полностью открывается и удовлетворенно мычит в поцелуй, когда он вжимает худое тело в диван или любую другую поверхность, у которой им везет оказаться в тот момент, заставляет растекаться по телу старшего непонятное чувство томления и одновременно восторга. И эти ощущения хочется продлить, а потому Ким подолгу ласкает язык Кюхена своим, зацеловывает пухлые губы, путается пальцами в мягких волосах и не может насытиться, уловить, что же во всем этом такого, что невозможно остановиться. А еще вот это самый вид разгоряченного, доведенного до точки кипения, Кюхена неизменно сопровождается покалыванием в кончиках пальцев и какими-то непонятными кульбитами в области солнечного сплетения. В такие моменты он жадно впитывает этот новый для себя опыт, и при этом не может не любоваться младшим, который становится слишком неземным и притягательным. В голове витает слишком много несвойственных ему мыслей. Что будет, если поцеловать парня еще чуть более страстно? А что если не только поцеловать? Какую еще свою сторону он может показать и так зачарованному им старшему? Какое выражение лица у него будет, если перейти эту тонкую грань от поцелуев до чего-то большего и интимного? Понравится ли это самому Чонуну? В какой-то из вечеров он не выдерживает и позволяет своему любопытству победить. Кюхен лишь удивленно охает, когда старший слегка неуверенно накрывает рукой довольно ощутимую, даже сквозь джинсы, чужую эрекцию. А это самое любопытство начинает просто-таки зашкаливать. Ведь Чонуну до чертиков нравится, как длинные бледные пальцы все сильнее вцепляются в его плечи, пока он бесстыдно ласкает своего парня. Полнейшее удовлетворение растекается по венам чистейшим кленовым сиропом, когда Кю тихо вскрикивает, подаваясь навстречу горячей руке, что пробралась под его расстегнутые брюки и небрежно приспущенное белье. Кюхен в этот момент настолько его, что Киму становится на секунду страшно. Парень кажется одним сплошным сгустком желания, и от этого слюна во рту становится совсем чужеродной, что кажется и не сглотнуть, не осилить такое простое действие. Чонуна бросает в жар, стоит только младшему утонуть в собственном оргазме. Он прикусывает губу и наблюдает, как Кюхен приходит в себя, словно на некоторое время потерялся во времени и пространстве. Вспоминается тот минет и та сладость, перекатывающаяся на языке, да так быстро и неуловимо, что и не разобрать, что это и откуда взялось. Чо же смотрит на него преданными и влюбленными глазами, отчего все внутри Чонуна сжимается и завязывается в такой крепкий узел, что теперь только перерубить, если захочется избавиться от него. И старшего осеняет — попал! Попал до такой степени, что от осознания начинает слегка тошнить. Ведь сам вздернул себя на крючок чувств. Этот самый крючок намертво зацепился где-то между ребер. Ведь именно поэтому под ними так тянет? Говорил, что самое важное — эмоциональная составляющая? Получи и распишись… Кюхен был прав… Уж лучше просто секс, чем вот это желание вывернуться наизнанку, но сделать так, чтоб вот этот человек перед тобой был счастлив и доволен. Уж лучше бы ему было сдержаться в то утро, чем сейчас с садистским довольством признаваться себе, что готов меняться ради этого парня, готов что-то сломать внутри себя, трансформировать, лишь бы видеть этот взгляд, слышать заливистый смех и… эти стоны... *** Кюхен чувствует себя так, будто его обернули в плотный кокон — спокойствия, счастья и какой-то непостижимой уверенности в себе, да и вообще во всем. Все в его мире стало уравновешено, гармонично и очень просто, как никогда. Словно все вдруг оказалось на своих местах, само по себе разлетелось по нужным полочкам, тем самым перестав мешаться под ногами и дав парню больше свободного места. То самое чувство, когда ни с того ни с сего решил провести генеральную уборку в большом захламленном доме. И вот сейчас, спустя несколько часов непрерывного труда, стоишь посреди сверкающего чистотой дома и вдыхаешь полной грудью свежий воздух, который рвется из открытых окон, и счастливо улыбаешься сам себе. Ощущать себя нужным кому-то — приятно, до легкой щемящей боли в области солнечного сплетения. Кю хотел бы, чтобы хен заботился о нем вечно, чтобы смотрел только на него, чтобы только с ним засыпал и просыпался. А еще как-то слишком волнующе Чонун смотрит на него в моменты их близости. Чо каждой клеточкой тела чувствует заинтересованность того в своей персоне. Не скрывается тот любопытный огонек в глазах старшего, что появился не так давно, но Кюхен уже по полной программе успел прочувствовать, насколько этот самый огонек опасен для него. Парень плавится под таким пристальным вниманием и совершенно не в состоянии хоть как-то собраться воедино и не позволять Киму делать то, что собственно он делает. А Чонун охочий слишком до многого. Он прикасается… Везде и каждый раз по-разному. Изучает… Досконально и с завидной педантичностью. Словно Кю какой-то редкий экспонат или зверушка, и если сейчас не узнать всю возможную информацию, то второго такого шанса не будет. На удивление, это не давит на голову, не заставляет сомневаться в себе. Хоть брюнет так ни разу и не довел свои “исследования” до логического завершения. Иногда Кюхен закусывает нижнюю губу почти до крови, представляя себе их первый полноценный секс. Он уверен на сто процентов, что ему понравится, что лучшего секса у него не было, и вряд ли будет. А все потому, что думается, хен действительно особенный для него человек. Эх, скорее бы… Но даже в такой ситуации младший не чувствует себя обделенным или нежеланным. Наоборот. Еще никогда он не получал от других столько внимания как в общении, так и в ласках. Это не передаваемое чувство, когда ты знаешь, что для тебя сделают все и при этом почти ничего не потребуют взамен. Кюхен помнит, как Чонун впервые довел его до оргазма. Последний был особенно ярким из-за того, что парень и не ожидал, что хену захочется очень скоро так откровенно приласкать его. Тихий, радостный шок. Сладко-приторное счастье от всего произошедшего. Чо впервые заметил, насколько темные глаза у его внезапной любви. Агатовые… Смоляные омуты. Затянет, и уже не выбраться никогда. Да и надо ли?! Хен явно был возбужден, но когда Кю придвинулся ближе с явным намерением помочь ему решить эту проблему, тот только улыбнулся и покачал головой, мол, это не стоит внимания. Конечно, это стоило внимания, но младший все же решил играть по предложенным ему правилам. И нельзя сказать, что он слишком прогадал. Чонун дарил ему тонны наслаждения, не требуя ничего взамен. Вот просто так, зацеловывая задыхающегося от наслаждения и желания Кюхена, хрипло и по-доброму смеясь в его приоткрытые губы. Все это было слишком необычно для привыкшего за все расплачиваться той же монетой парня. И сначала он смущался и переживал, но что-то в поведении хена показывало, что все в порядке, и Чо начал, не стесняясь брать то, что ему давали щедро и бескорыстно. Не это ли счастье? Быть нужным кому-то просто так, без каких либо условий и взаимных подачек. И раз уж Чонун его принял таким, как есть, то глупо было бы ему не отплатить той же монетой.