La verdure

- Завтра поедем примерять костюмы, на подгонку потребуется еще неделя. Кстати, нужно согласовать дату интервью Аоя и мою, ты звонил в редакцию? - мой взгляд обратился на спину, склонившуюся над плитой. - Така, прекрати, можешь помолчать, пожалуйста, - такой ответ мне не понравился, недовольство внутри меня начало подниматься, словно желчь по пищеводу, разъедая все на своем пути. - О чем ты? - в моем голосе сквозил холод. - Ни о чем, спина болит, дай хотя бы минуту покоя, - между бровей Ютаки пролегла складка, он судорожно продолжил переворачивать овощи на сковороде. - Ну извини, что лишний раз напоминаю о твоих обязанностях. У тебя болит спина, но было нормально, когда ты заставлял меня идти на репетиции, когда у меня болело горло, - из меня прямо брызгало ядом, желчь сочилась изо рта, стекала сквозь зубы, я отравлял себя и хотел отравить все вокруг. - Така, это другое! - он повернулся, и черные угли его глаз прожгли меня на миг: его лицо было искажено от обиды и злости. Резко повернув рычаг на плите, он раздраженно отбросил лопатку, которой мешал, в сторону и вылетел из кухни, оставив меня одного. Сжав посильнее зубы, я остался сидеть на месте. Часы на стене тихо выстукивали свой ход, а к злости примешалась вина. Наша ссора испортила этот вечер, я был не прав. Горло. Хоть у меня и болело горло, Юта просил не останавливать репетиции и сам же выхаживал меня, пряча сигареты, не давая выкурить больше, принося разогретый кофе вместо холодного из автоматов, истощая мои нервы просьбами прополоскать больное горло с утра до вечера. Только вот он никогда не ставил мне это в вину и не возводил свою заботу в нечто, за что я ему должен быть обязан. В глубине квартиры послышалось движение, заставвшее меня отвлечься от своих мыслей. Звук змейки - и я уже дернулся в прихожую. - Куда ты? - я обеспокоено рассматривал его силуэт во мраке прихожей, не решаясь подойти вплотную. - В магазин, - кажется, он ляпнул мне первое, что пришло в голову. Мы заходили в магазин сразу же после репетиции. Все это означало, что он просто хочет уйти. - Я с тобой, - не думая, я впихнул ступни в первые попавшиеся у входа кроссовки и, схватив куртку, еле успел выйти в закрывающуюся дверь. Он не ждал меня, его шаги уже стучали по ступеням, но я знал, что он не уедет без меня, он притормозит где-нибудь у машины или на выходе из дома и обязательно даст мне шанс нагнать его - в этом была вся его сущность, внутри, на подсознательном уровне. Успев закрыть дверь, я все равно спешным шагом полетел через две ступени, молясь, чтобы ноги не запутались. Я отстал не намного, пролетая через фойе и открывая дверь, я увидел как шатен еще лишь идет в сторону парковки. Пытаясь выровнять дыхание, я быстрым шагом поспешил за ним и лишь когда между нами было расстояние в пару шагов, успокоился. Фары поприветствовали светом, барабанщик с непроницаемым лицом сел за руль. Я проскользнул на заднее сиденье. Попытался поймать его взгляд, заглядывая в зеркало заднего вида, но он все так же сдержанно игнорировал мои глаза и мое присутствие. Улыбка на мгновение появилась на моих губах. Глупый. Когда мы отъехали от дома, я уже примерно знал наш маршрут: Кай поедет по центральной трассе прочь из Токио, а потом наугад свернет на какую-нибудь неизвестную дорогу. *** Почему я так смутно помню приход Кая в нашу группу? Я плохо запомнил, как мы познакомились, и почти совершенно не помню первую встречу, а вот дату почему-то никогда не забуду. Но то, что моя память так избирательно выкинула именно этот момент, заставляет меня зло сжимать кулаки. Акира, в отличие от меня, почему-то прекрасно все помнит. Почему же я тогда нет? Но называть Уке своим «подарком» я никогда не перестану. Юно был хорошим барабанщиком, но с приходом Кая группа вдруг резко пошла в гору. Мне всегда казалось, что мое прошлое как бывшего барабанщика делает мою связь с ним какой-то особенной. Хотя я уже давно забыл, каково это: держать в руках палочки и нажимать на педаль, быть главным двигателем группы... Но никто лучше меня все равно не понимает, каково быть позади всех, смотреть на группу. Может поэтому я теперь впереди всех? Тот, кто был последним, стал первым. Ютака взял на себя и все обязанности лидера, однако мы все равно были двумя руками одного организма, которые одинаково нужны, вот только я был, пожалуй, левой. Я, давно огрубевший к чувствам, заскорузлый, как сухарь, стал замечать, как при каждом интервью для записи Кай берет на себя обязанность говорить, как он разбирается с бумагами, справляется о моих делах даже в выходные, подбадривает перед лайвами, и я испытываю искреннюю благодарность, теплоту. В этом нет никакого двойного смысла, просто Юта - хороший парень, и я не был единственным, к кому он был добр, но почему-то мое сердце отзывалась на его внимание особенно сильно. Год шел за годом, новый барабанщик постепенно стал полноценной частью группы, наше существование больше не представлялось раздельным. А доброта шатена не изменялась с годами, улыбка не выцветала на лице, только мои чувства развились, словно ядовитый плющ отравляя мою душу. Серьезные чувства к другим стирались из жизни, люди, любимые мной и любившие меня, уходили, но мысль о том, что есть Ютака, оставалась. *** Согнувшись за установкой, он сидел, пытаясь успокоить дыхание, я бесшумно вернулся в репетиционную. Но согруппник не обратил особого внимания на мое появление. Я двинулся к установке, водрузившись на один из том-томов, скользнул глазами по согнутой спине. Свободная майка свисала, контур лопаток и ребер прекрасно просматривался. Моя разгоряченная ладонь прошлась меж ребер, которые напоминали зародыши крыльев. Уке удивленно вздрогнул, но не уклонился от моей руки. Из окна за нами наблюдала лишь темнота. Когда мой кофе опустился на барабаны, а я, освободив руки, принялся массировать его спину, он, теряя слова, произнес: - Таканори… что ты делаешь? - обхватив его грудь руками, я чувствовал, как его птица бьется о клетку из ребер. - Ютака… - он мог посчитать меня сумасшедшим, мои губы заскользили по открытой шее, голос звучал хрипло, а я не мог перестать прикасаться к его коже. Чужая горячая рука сжала мою и, кажется, стала плавиться под моими прикосновениями. Я не видел его глаз, но чувствовал, как его сердце бешено качает кровь и как его то бросает в холодную дрожь, то он горит под моими ладонями. Я не мог произнести тогда ничего, кроме его имени. Влажный поцелуй, которым я его душил, не давал сделать и глотка воздуха. Мне хотелось утонуть в нем. Закрытые веки Ютаки дрожали, когда наши языки сталкивались, и я вновь и вновь скользил меж его пухлых губ. Силясь, я все-таки разорвал нашу недолгую близость, ресницы драммера еще долго колыхались, словно от ветра, и лишь спустя какое-то время он открыл глаза. - Нам пора по домам, - пытаясь выровнять голос, он мягко высвободился из моих рук и, смущенно собрав вещи в зале, ушел с неизменной морщинкой меж бровей и ошарашенным выражением лица. Я поднял глаза к потолку и заметил, какой тусклый свет царил в комнате. Бешено улыбнулся сам себе. Ощущение было такое, словно у меня была ремиссия после болезни, словно мне дали дурманящий наркотик... Следующий день был выходным, нас ждал тур по стране. Казалось, я проанализировал все. А вечером, просматривая фото группы, на каждом вглядывался в своего барабанщика. Пройдя аэропорт, команда, состоящей из нас и нашего стаффа, все-таки добралась до зала ожидания. Первым делом я пошел к автомату. Пересекаться с барабанщиком мне пока не приходилось: суета собираемых сумок, проверка необходимых документов и самого нашего наличия не дали время переглянуться лишний раз. Заметив автомат с кофе, мы с Юу сразу же рванули вперед, но, конечно, он меня обскакал. - Думай быстрее, - засмеялся он и, забрав стакан, сбежал разговаривать с нашим техником, его хорошим приятелем. Размешивая сахар, я обернулся и уже хотел идти, когда наткнулся на нечто черное. Подняв глаза, увидел, как Кай набирает воздух в грудь. - Руки, позавчера, то, что было… - он, нахмурившись, замялся посреди фразы, а я лишь расцвел какой-то полу-дурацкой улыбкой местного дурачка. - Все было, - ответил я, правда, моя улыбка мутировала в улыбку искусителя. - Что это было? - мы, кажется, разговаривали на каком-то своем языке. - Давай забудем? Ты устал? Я понимаю тебя, Така, но мы могли бы просто поговорить, - мой барабанщик включил режим дотошного психолога, друга, который лезет в душу, при этом не понимая сути вопроса. - Я приду к тебе завтра после концерта, договорились? И мы поговорим, - я сжал в руке стакан и, уходя к нашим работникам, тронул свободной рукой запястье Юты. - Открыто! - я услышал только крик из-за двери, фыркнув, зашел в номер согруппника. С первого шага я решил, что моей настойчивости и твердости хватит на нас обоих. Уке никогда бы не смог завалиться на порог моего номера вот так беспричинно и уж точно бы не стал говорить со мной о чувствах. Он сидел на полуразобранной кровати в одной футболке и свободных шортах, подогнув ногу под себя, и увлеченно щелкал каналы. Я буднично подошел к нему вплотную, отвлекая от телевизора, водрузил руки ему на плечи. - Я устал, - буднично сообщил я ему, он посмотрел мне в глаза. Все выглядело так, словно мы уже давно вместе и это наша обыденность. Но была фальшь, и фальшивил здесь я, а фанатов, как на концерте, готовых закрыть на все глаза, не было. Был лишь я, Ютака и ночь. - Так почему ты не остался в своем номере? - его голос звучал совсем тихо, мне пришлось напрячь слух, а проницательные карие глаза наблюдали за мной. - Потому что я хочу тебя видеть. Я люблю тебя, - так же тихо ответил я, выдерживая взгляд его глаз. Мы смотрели на друг друга, словно играя в игру, кто первым моргнет. Он моргнул первым, сразу закрыл глаза и, обхватив мою талию, теснее прижал к себе. Наши губы почти сразу встретились, смущенные прикосновения сменились полными нежности и чувственности движениями языков. Я сжимал плечи Юты, прерывисто срывал поцелуи с его губ. Меня вело от Ютаки, как от крепкого алкоголя, но он сам не давал мне ни единого намека. Однако мои приходы к нему учащались с каждым новым городом тура, с каждым свободным вечером, заканчивающимся в его комнате. Мы не успели перейти пока ту грань, которая разделила бы наши воспоминания на «до» и «после», даже от наших тесных объятий Ютака краснел и смущался. Он хотел моей ласки, сам иногда срываясь на требовательные поцелуи, но скоро остывал, словно чем-то пристыженный, и замирал в моих руках. Что бы я ему ни говорил после, он лишь смущенно улыбался мне. Последний концерт тура мы наконец-то решили провести не как измотанные работой трудяги. Музыка гудела со всех сторон, вибрацией отдаваясь по всему телу. Я молча рассматривал своих друзей, оттягивая рукава кардигана. Рейта деловито уточнял у всех, кому что заказать, склонившись к близ сидящему Юте, пытался расслышать, что тот говорил. Моя челюсть непроизвольно сжалась, я нашел в себе силы признаться барабанщику в том, что ревную его к Акире. Это было стыдно признавать, но, стоя ночью у окна, когда время перевалило уже за полночь, а засыпающий Ютака лежал в постели, я все-таки выдавил из себя. - А знаешь... - воспоминание об Акире, назойливо подшучивающего сегодня над шатеном, так и маячило перед глазами. В тишине Юта что-то угукнул, а я выпалил: - Я Сузуки в следующий раз не только пну на концерте, если он тебя будет подкалывать, - в ответ ничего не последовало, и, прикрыв глаза, забывая о ночном пейзаже, я решил, что он уснул. Раз так, то можно меньше стыдиться. Но тихо зашуршавшее одеяло и теплые руки, обхватившие мои плечи, заставили глаза удивленно распахнуться. - У меня даже нет возможности поплатиться на концертах, когда я сижу позади и вижу, что ты делаешь, - жаркий шепот на ухо заставил меня самого покраснеть. - Я запомню, - виновато ступорясь, произнес я. И вот снова ревность, басист так близко склонился над его лицом, пухлые губы барабанщика в темном освещении что-то говорят ему. До смешного глупо, я не могу контролировать эмоции и сижу, пожираемый этим чувством. Акира перехватывает мой взгляд, устремленный на них, и что-то кричит мне, но я, выдернутый из мыслей, не могу настроиться, какая-то злость сидит во мне. Дернувший его за край рубашки Кай что-то говорит ему, и басист с Койю уходят, в нашей компании остается только стафф, расположившийся в вип-ложе, и Юу. Барабанщик бросает на меня проницательный взгляд, от которого я спешно отвожу глаза, сложив руки на груди и скрестив ноги, замираю. Я не в плохом настроении, я просто опустошен, все пьют, переговариваются, а я лишь наблюдаю. Если к Широяме, когда он не в духе, стараются не лезть, то меня же всякий проходящий беспокоит заботой. По мере того, как длится вечер, я считаю бокалы, выпитые сидящим напротив Уке. Они сменяются один другим, а расположившиеся рядом Акира и Койю совершенно не препятствуют: как только басист пытается шуткануть на тему «я тебя не потащу», Ютака назло заливает уже следующий стакан. Когда Ютака с Койю решают нас «покинуть», то уже всем заметно, кто тут накидался больше всех. Гитарист, удерживая согруппника, направляет его на пути в туалет. Я цокаю языком и нервно дергаюсь на диване, понимая: не бежать же мне за ними, а ритм-гитарист, сидящий рядом, смотрит на меня каким-то подозрительно понимающим взором, его глаза блестят от выпитого алкоголя. Минуты тянуться медленно, я огромными глотками поглощаю спиртное... кажется, я решил догнать сегодня Юту. Сверлю взглядом Акиру, который сидит ближе всех к лестнице, по которой поднимаются вип-клиенты. Когда там намечается движение, он, видимо посчитавший, что я переживаю за гитариста с барабанщиком, показывает мне знаком «ОК» и помогает Койю, тащащего шатена с негнущимися ногами. Ютака вырывается из тонких пальцев гитариста, делает шаг в сторону Акиры, который пытается подхватить его под руки. И вот тут я не сдерживаюсь, мгновенно вскакиваю с дивана, уже начиная готовиться к войне, а пьяный Юта отмахивается от рук Акиры и пытается его отодвинуть. Не сдержавшись, я втиснулся между столом и блондином, замечая пьяный взор Ютаки, - и вот он уже почти падает в мои объятия, я удерживаю его от падения, обхватывая поперек груди, притягивая к себе. Он весь горячий, словно атомный реактор, пытается устроить тяжелую голову на моем плече, но из-за разницы в росте ему приходится неудобно горбиться. Поднимая взгляд, я встречаюсь с непонимающим взором Акиры и удивленно сдвинутыми бровями. Койю ничего не замечает, он шарит по столу в поисках воды, один Юу, уткнувшись в стакан, со смиренным безразличием наблюдает эту сцену. - Мы пойдем, - произнес я одними губами и утащил виснущего на мне Ютаку. С трудом довел его до машины, которую подогнал один из рабочих клуба. Водрузив его на сиденье, я прижал его к другой двери, мы двинулись, но Уке, похоже, не видел ничего перед собой. Вытащить и отвести его в номер мне помог все тот же парень, что и вез нас, а барабанщик все это время изображал тряпичную куклу. Спустя недолгое время он, наконец, уже лежал, словно бездыханный, растянувшийся передо мной на своей кровати во мраке комнаты. - Юта, - позвал я его. - Така, - отозвался он, тело на кровати подорвалось, словно я дернул за марионеточные нити, и я оказался рядом с ним. Еле заметный отсвет в карих глазах. - Так ты не настолько пьян, - я провел по его волосам, убирая их с аккуратного лица. Он помотал головой: его движения явно выдавали, что он все-таки выпил сегодня лишнего. Влажный язык скользнул между губ, привлекая мое внимание, - и вот я уже впиваюсь в губы Ютаки, воруя у него эти поцелуи, а привкус табака с алкоголем делает эту близость не похожей ни на одну из предыдущих. Руки требовательно толкают его в грудь, опуская в мягкий вакуум кровати, он доверчив сегодня, просяще тянется все за новыми и новыми поцелуями и послушно ложится под тяжестью моих рук. Его небольшие губы обхватывают мои, а я лишь влажно и жадно исследую его рот, скользя руками по телу и осторожно снимая ненужную одежду, желая поскорее ощутить под ладонями тело Ютаки. Когда мои руки касаются ширинки, я ощущаю его возбуждение, и он отчаянно пытается вырваться из затянувшегося поцелуя, чтобы взять передышку. И я позволяю, отчаянно спускаясь с поцелуями на его шею, мягко касаясь влажными губами его кожи, а руки все еще отчаянно борются с застежкой. Жила на шее моего барабанщика отчаянно пульсирует, я прижимаюсь к ней губами, а по бедрам спускается последнее препятствие, которое отделяет меня от него. У него удивительно тонкие ноги, их не видит никто, кроме меня сейчас... И вот, преодолевая стыд, он раздвигает бедра под моими ладонями. Тело слабо дрожит в темноте, я чувствую это, пока скольжу по его коже пальцами, все ближе к напряжению мышц, хватая ртом воздух, Юта закрывает лицо рукой, а я, точно завороженный, облизываю пальцы. Он рефлекторно хочет сжаться, когда мои влажные пальцы пытаются проникнуть в него. В темноте его тяжелые неровные вздохи наполняют комнату пьянящим желанием, и я пьянею вместе с ним, ощущая, как мои пальцы оказываются внутри него... Я начинаю ласкать Ютаку, вновь и вновь скользя по нежным стенкам ануса. Склонившись над любимым лицом, пытаясь не пропустить не одного изменения, не желаю сделать ему больно, но, увы, он не позволяет мне взглянуть на него, все так же закрываясь ладонью. Жар его тела и возбуждение, которое я так давно сдерживал, заставляют меня толкаться в него пальцами глубже, губами я изучаю его подбородок, не скрытый рукой. Мне мало, первый слабый полустон-полувыдох совершенно лишает меня способности думать, и я уже не могу удержать себя, убрав его ладонь, я вижу его характерную складку между бровей, влажные приоткрытые губы. Ритмично насаживая его на свои пальцы, я проскользнул шершавым языком в приоткрытые губы, с которых срываются все более откровенные стоны. Опьяненный ими, я забываю обо всем, я могу только двигаться внутри него, пока он все сильнее вжимается в меня и, уже забыв про стыд, сам сжимает мои пальцы внутри себя. Мокрые и скользкие поцелуи, в которых мы оба тонем... Я совсем позабыл про себя в ту ночь, мне было все равно до того, что Ютака, обхвативший меня своими стройными ногами, доставлял болезненное наслаждение моему собственному члену. Я не хотел пугать его, пьяного, своими ощущениями - мне было важно, чтобы он не боялся больше довериться. Выгнувшись до боли в спине, он вырвал свой язык из горячего плена моего рта и в последний раз исступленно простонал, его пальцы судорожно сжали мое предплечье, а тугая теплая струя хлынула на мою футболку. Когда Юта устало упал на кровать, я заметил, что его ресницы блестели от влаги, а пальцы судорожно сжимали и разжимали ткань на моем плече. Я не мог ничего ему сказать, не хотелось тревожить его, потому, упершись руками в кровать, я лишь наблюдал за ним. - Така, - его глаза распахнулись, хриплый изможденный голос обращался ко мне. - Да, - я ответил ему одними губами. - Я хочу тебя, - он совершенно не смущался, произнося это, словно сейчас ничего и не было. Он все так же прямо смотрел на меня, а я не понимал, что я могу еще дать. - Ты устал, - убрав ладони, я отстранился от Уке и сел на кровати. - Но ты же… - он схватил мою руку, заглядывая в глаза, а я не удержался, залюбовавшись его наготой: вытянувшиеся худые ноги, рельеф мышц груди, миндальные глаза, которые смотрели в упор на меня, и губы, раскрасневшиеся от поцелуев. Я тряхнул головой и провел по его волосам, убирая с лица влажные прядки. - Забудь, - я улыбнулся ему. Когда Ютака поднялся на кровати на коленях и придвинулся ко мне, я онемел, полностью подчинился ему, когда он повалил меня на бок и прижал к своей груди. Лицом к лицу я был парализован его близостью. Потом все словно горело в огне, я помню только, что задыхался от любви, стонов и нежности, переполнявшей меня, помню лишь его сильные руки и глубокие карие глаза. Он скользил своими узловатыми, шершавыми от мозолей пальцами по моему члену, сводя меня с ума совершенно, а я, позабыв про стыд, стонал прямо перед его глазами и кусал то свои, то вновь его губы. Кажется, тогда в предоргазменной агонии я разрыдался, уткнувшись в его сильную грудь, а его мускулистые руки сжимали и гладили меня все время, пока я не затих и мы оба не уснули той ночью. Утро все-таки настигло меня через незадернутые шторы, даже грудь Юты не защитили меня от настырного света. Когда я распахнул глаза, то сразу же замер, забывая про мысль поскорее выбраться из кровати. Умиротворенное лицо Ютаки загипнотизировало меня, меня вновь разрывало от эмоций, как и вчера ночью в его руках. Воспоминание об этом заставило робко сжаться: это ж надо же строить из себя уверенного парня, а сразу после его нежности разрыдаться, как последняя размазня! Выбираясь из-под одеяла и рук своего барабанщика, я раздраженно фыркнул, злясь на себя, решив поскорее натянуть привычную маску безразличия и временной амнезии. Юта позволил мне и это, не в его правилах было указывать мне вне нашей профессиональной деятельности. Я помню, что долго ждал его пробуждения тем утром, но я очень хотел дождаться, мне хотелось увидеть, что он будет делать. В безделье я перелистал все журналы в номере, рассмотрел все его лежащие в номере вещи, но не трогая ни одну, прошерстил все новости интернета. Когда я услышал в спальне шуршание одеяла, вздернулся и так и замер на диване в небольшой гостиной, притворяясь, что увлечен телефоном. По-домашнему одетый и заспанный барабанщик, часто моргая, оглядел комнату и, зацепившись взглядом за меня, расцвел своей знаменитой улыбкой. Я ответил ему тем же. Отчужденность между нами разрушилась. Когда закончился тур, я настоял на его переезде ко мне, на что Уке сначала отмалчивался. Тогда я только лишь предложил, но когда слег с простудой во время записи, то попросил того же, но в более требовательном и настойчивом тоне. «Зачем?» - спросил он меня тогда, а я лишь сказал, что мне нужны его кулинарные и опекунские способности. Я не хотел его обременять своими чувствами, поэтому старался реже говорить о них и больше делать, чтобы рассказать о них без слов. Драгоценности, которые я заказывал для Ютаки, зная, что главным ювелирным творением в моей жизни является он. Бриллиант, который мне не огранить ни в один металл. Тексты песен, которые я записывал, заставлявшие шатена смущенно замирать, когда я показывал их всей группе. Каждая свободная минута в студии и на работе, когда я стремился нарушить субординацию. Комично: мы обнимались и прижимались к друг другу почти в каждом углу огромного здания. Я упирался ему в плечо, а иногда и в грудь, а он окружал меня своим спокойствием и силой. Моя любовь к нему не прекращалась, она терпела спады, когда мне казалось, что у меня не хватает того огня, чтобы любить его так, как прежде, и так, как он заслуживает, но Ютака не стремился требовать от меня полного обожания. «Ты, в принципе, не обязан меня любить, я не сделал к тебе и шага толком, когда ты шел сам и тащил меня на одной своей любви», - когда он сказал эти слова между репликами одного из не самых радужных разговоров, я онемел. Это была глупая ссора, он перенервничал, что наш мимолетный поцелуй увидел Койю, который зашел в комнату на студии. Я бросался обвинениями в Ютаку, а он безропотно проглатывал все мои упреки, выкуривая сигарету за сигаретой, что меня порядком выводило из себя. Только потом, когда я упал на диван и замолчал, он рассказал, что Юу уже обо всем знает, и советовал ему пока держать все в тайне. Плюнув на все в тот вечер, мы помирились. *** Мы ехали дальше, чем обычно, и барабанщик все не съезжал с главой трассы. Вдруг я заметил, что драммер за чем-то наблюдает на мониторе, резкий поворот руля - и мы свернули на какую-то неизвестную нам дорогу. Напряженно отпрянув на сиденье, я вновь откидываюсь на спину, наблюдая за пейзажем. Солнце медленно садится, его лучи, мелькающие через верхушки деревьев, пробивающиеся через кроны, проникают в машину, и я вижу, как блестят волосы Ютаки. Меня так и тянет протянуть руку и погладить его упрямую голову. Пока мы доедем, солнце точно уже укатится за горизонт, мы понесемся по ночной трассе. А он скользит ладонью по рулю и, слегка повернув голову в бок, приглядывается к пейзажу: чем дальше мы едем, тем ближе становится природа. Зеленый цвет повсюду, ограничители по краям трассы исчезают, и я подозреваю, что это дорога заканчивается каким-то небольшим городком или деревней. Я не могу успокоиться, теребить барабанщика мне не хочется, но и сидеть в звенящем молчании машины невыносимо! Пока я раздумываю, что же ему сказать, машина замедляет ход и тормозит у окраины дороги. Уке нетерпеливо толкает дверь, покидает авто, я, еле успевая опомниться, борюсь с дверью и, к счастью, выигрываю схватку. Холодный воздух сковывает легкие, на пару секунду дышать становиться больно. Осень, внешне еще мало различимая, но ощущаемая на подсознательном уровне, уже дышит в спину. Я кутаюсь в куртку и торопливо спешу вслед за спиной, что маячит среди деревьев. Мы идем, он - впереди, я - чуть отставая. Все вокруг покрыто мелкими каплями росы, а под ногами хрустит и шумят старые листья, мох, какая-то трава. Я, как могу, увиливаю от веток, честно говоря, я готов уже плюнуть и вернуться в машину или устроить очередную сцену. Куда его только несет?! Но я хочу мира, поэтому иду, это наш «мирный пакт», в котором я расписался, а значит, должен следовать его правилам. Впереди видится просвет, и когда я, выламывая ноги, выхожу вслед за каштановой макушкой, то вижу какой-то овраг. Здесь лес отступил, начинается целое поле всяких трав. Спина Юты виднеется среди них, он стоит где-то в начале этого зеленого моря, а потом падает. Сбиваясь с шага, я бегу, как дурак, несусь к нему и замираю, когда подхожу ближе. Кожаная куртка кое-где покрыта каплями росы, он лежит, уткнувшись лицом в траву. Мое сердце начинает отчаянно стонать и колотиться, а совесть впивается в меня ядовитыми клыками. Я сажусь перед ним на колени и утыкаюсь носом в шоколадные волосы, обхватывая ладонями его плечи, крепко сжимаю. Я ведь все знаю, какой я идиот, знаю, что если мы расстанемся, неважно по чьему желанию, то мы оба просто впадем в кататонию. Жизнь останется при нас, но ее смысл уйдет. Искать утешения в других людях и связях бессмысленно. Его рука выскальзывает из-под тела, он сжимает мою ладонь, и я, судорожно вздыхая, задыхаюсь в запахе его волос. Все-таки отрываясь, удерживая его за плечи, я поворачиваю его лицом к себе, укладывая на колени. Губы поджаты, он смотрит сквозь меня в небо. Я знаю, что все это происходит из-за боли в спине. Не жалея одежду, я усаживаюсь на влажной траве и, упершись в землю, притягиваю Ютаку к своей груди, усаживая его меж своих ног. Морщась и силясь не завалиться, он утыкается спиной в меня. Я держу его руки в своих ладонях, а небо покрыто закатным занавесом. - Совсем невыносимо терпеть? - я тихо спрашиваю у него, перебирая его пальцы своими: они у него совсем горячие, в отличие от моих. - Просто болит, - Юта отвечает после небольшого молчания, склонившись к его лицу, я успокаивающее целую его в скулу. - Завтра сходим к врачу. - Что толку?! - Уке несдержанно отвечает и дергается вперед. Боясь, что он хочет встать и уйти, я рефлекторно прижимаю его к себе. Он недовольно сопит, но, сдавшись, вновь расслабляется. - Все будет хорошо, Юта, поедем домой, я найду эластичный бинт и обезболивающее. До утра продержимся, - крепко обнимаю его со спины, шепча всякую утешительную ерунду. Обхватив его под грудь, нелепо из-за своего роста, я пытаюсь поднять его. - Что ты делаешь, я и сам встать смогу, - шатен не сдерживает улыбки, и я уже рад этому: его всегда веселит наша разница в росте, мои неуклюжие попытки не замечать этого... Пока он встает, я вижу, как он пытается сдерживаться, но то, что ему больно, от меня не скрыть. Когда он, наконец, поднимается, я забрасываю его руку себе на плечо и обхватываю его за талию. - Пошли, - не давая ему на раздумья времени, я тяну его вперед, но он делает лишь один неохотный шаг и останавливает меня. Мой барабанщик, приложив ладонь к моей щеке, поворачивает мое лицо к себе, а я вопросительно взглядываю на него из-под челки, закрывшей мне один глаз. - Я люблю тебя, Таканори Мацумото, - Ютака запечатлевает на моих губах свой нежный поцелуй-клеймо, такой короткий, что я еле успеваю поднять глаза к небу, чтобы скрыть набежавшие слезы. В небе летит какая-то маленькая птица, разрезая крылом затягивающую небесную синеву. Собравшись с духом, я перевожу взгляд на моего возлюбленного, Юта все так же ласково улыбается мне. - Ты мой лучший подарок… - кажется, эти слова он слышал тысячу раз.