«Выходи из интернета, давай, нажимай на кнопочку и выключай комп. Ну, будь ты хорошим мальчиком, баиньки пора, уже два часа ночи, а завтра на работу в пять вставать. Давай, выключай».
Вот уже два часа я сам себя уговариваю лечь спать, но все время меня что-то отвлекает. То видео какое заинтересует, то рассказ. Вон, друзья весь день молчали, а тут как все разом повылезали — отвечать на сообщения не успеваю, а пообщаться охота со всеми.
«Интернет-интернет, отпусти в туалет, полчаса уже сижу, ноги крестиком держу, — подпевал я сам себе, но комп не выключал. — Ну, что ты как маленький! Выключи заразу и иди спать, имей силу воли, - сила воли отказывалась, чтобы ее имели и с удовольствием имела меня».
Взяв себя в руки... не сразу, со вздохом трагического облегчения выключил компьютер и поплелся в кровать. Стоило коснуться подушки, как меня срубило. Снилась какая-то белиберда: то я за кем-то гонялся, то кто-то за мной, и, главное, этот кто-то все время хватал за пятки, как мой кот, когда жрать хочет, а покормить моя суЧность его запамятовала. В общем, хорошие у меня сны, бодрящие, с элементами зарядки. Звон телефона, который нагло ворвался в кадр моих грез, был как-то мной не запланирован и, честно скажу, раздражал сильно. Не открывая глаз, потянулся к тумбочке, пошарил там рукой — ничего. Подвинулся слегка поближе и снова пошарил — получил когтями по пальцам и был трижды обматерен мяуканьем кота. Если кот на тумбочке, значит, телефон под ним, так просто не достанешь. Придется открыть глаза. Открыл, пересказал родословную того, кто звонит, и не забыл поведать коту о его предках. Кот и ухом не повел, только плотнее прижал к себе вопящий телефон.
Неравный бой с котом выиграл я, но только через минуту. Телефон продолжал все это время орать, вокалист надрывался от души. Я посмотрел на экран — странно, номер почему-то не определился.
— Алло?
— Спишь? — хриплым голосом спросил какой-то мужик.
Я посмотрел на часы — полтретьего ночи — и ответил, но почему-то шепотом:
— Сплю.
— Хорошо тебе, ты спишь, а я не сплю.
— Так полтретьего ночи, потому и сплю.
— И я спать хочу, — в этот момент мой левый глаз начал дергаться, но я продолжал слушать бред своего собеседника, почему, и сам не знаю.
— Эммм, а вы телефоном не ошиблись? — тишина настала такая, что, казалось, ее пощупать можно было. У меня мелькнула надежда, что мужик прекратил хренью страдать и уснул. Рано радовался.
— Нет… я не ошибся. Телефон в моем кармане лежал, значит, он мой. Другого нет. — У меня дернулся второй глаз и отпала челюсть. Что-то знакомое было в голосе говорившего, что-то очень знакомое.
— Дэн, ты?
— Я. Ты разве не видишь? Правильно, спишь там, а я тут умираю. Умру, а ты и не узнаешь… ик…
— Дэн, ты пьяный, что ли?
— Почему сразу пьяный. Трезвый я. Сам посмотри.
— Блять, ты в дупель нажрался. — Где-то на заднем плане раздалось пение, и судя по тому, как сильно не попадали двое орущих в ноты, да и просто в текст — вся компания на шарах.
— Я трезв. Просто умираю.
— С чего?
— От любви. Я его люблю, а он меня не любит. Ведь правда не любит?
— Да кто он-то? — я ругнулся тихо и потер глаза.
— Он… Максим… — Моя челюсть больно ударила по коленям. Единственный Максим в нашей компашке без тормозов и мозгов (у большинства) был я.
— Кто?!
— Максим мой, мой любимый Максимка. Ты не знаешь, как сильно я его люблю, очень-очень. Да я ради него… я ради него… — как видно, Дэн искал в своем пропитом мозгу рыцарский подвиг, а дальнейшее подтвердило, что алкоголь плохой в этом советник. — Все могу для него. — Не придумал. — Вот лежу и умираю.
— И где лежишь?
— На полу…
— И почему лежишь?
— Встать не могу. От любви ноги отказали.
— Ясно. Нажрался до поросячьего визга.
— Да. Максимочка, любимый, приезжай, забери меня.
— Ты где?
— На полу. — Так, это надолго.
— А где тот пол?
— В квартире.
— А квартира чья?
— Съемная.
— А снимает кто? — «Чокнусь с ним, вот точно чокнусь».
— Игнат. — «Наконец-то».
— Жди меня там… алкаш.
Я злобно сплюнул, выругался: «Чтоб у тебя пожизненный запор был, проблема проспиртованная!», напугав кота до обморока, и чуть было не швырнул многострадальный телефон об стенку. Вот за какие грехи? За какие грехи мне всё это? Его светлейшее Высочество нажирался в компании с непохвальной регулярностью, а мне приходилось волоком тащить его ночь-полночь к нему в квартиру. И насколько трезвый Дэн весел, остроумен и приятен в общении, настолько он непереносим в пьяном виде. Обычно Дэн почему-то принимал меня за свою очередную пассию, начинал хватать за коленки, интересовался: «Киска, а ты давно делала эпиляцию?» и «Как ты относишься к минету?» и вообще вел себя совершенно непотребно, именовал то Леночкой, то Викочкой, то Ниночкой, то вообще «лапулей» и «солнышком», обещал златые горы и отдых на Бали за горячую ночь, а потом просто вырубался и засыпал, сука такая. Отсутствие груди и рост метр девяносто восемь у предполагаемой «лапули» его не смущал — и это притом, что он сам почти на полголовы ниже! Именно это обстоятельство и помогало мне смириться с неизбежным — эвакуацией тела в состоянии «дровушки» на четвёртый этаж и запихиванием его под холодный душ. На пятой минуте тело начинало синеть, на седьмой — судорожно извивалось, на восьмой оно слабо бормотало: «Максимушка, я опять, да? Прости меня, дурака, совсем пить не умею…» И этот взгляд… Взгляд маленького лемурчика из «Мадагаскара»… Именно благодаря ему Дэн до сих пор ходит с неполоманным носом и целой челюстью. Потому что я проникался, вытаскивал ходячее несчастье из-под ледяного душа, поил горячим чаем и запихивал в постель. Ну и сам на диванчике пристраивался, поскольку возвращаться домой и ложиться в постель уже окончательно и бесповоротно поздно.
Эти ночные звонки уже стали нехорошей традицией, с которой я кое-как, но смирился, ибо Дэн фантастически невезуч в личной жизни, а мне его, дурака, как ни крути, всё-таки жалко. Но вот до прямых признаний в любви дело не доходило ещё ни разу, и я сделал печальный вывод, что до состояния «дровушки» незадачливого Д
эн Жуана отделяют считанные минуты. Проще всего было оставить всё как есть: не зверь же Игнат — задвинет безжизненное тело в уголок и продолжит пьянствовать дальше. Но мне вспомнился взгляд лемура из «Мадагаскара», и я с тяжёлым вздохом набрал номер такси.
Обстановка в квартире Игната была вполне ожидаемой — входя, сразу же захотелось закусить, ибо концентрация алкогольных паров на квадратный сантиметр этой напрочь убитой ещё предыдущими жильцами хрущёвки была просто убойной. Народ по этой причине находился уже на входе в нирвану, и, судя по характерному запашку, к алкоголю присоединилась ещё и чудо-трава, поэтому большинство присутствующих видело во мне не хорошо знакомого им Максима, а розового слоника, черепашку ниндзя или классную руководительницу Марию Ивановну с указкой и глобусом. Что поделаешь, у каждого свои детские травмирующие воспоминания. Спрашивать о чём-то у этой обдолбанной и упитой компашки бесполезно, хорошо хоть, хрущёвка — это не Версаль, и долго искать мне не пришлось. Дэн дрых в закутке между туалетом и ванной, свернувшись в клубок и обнимая коленки. Я вздохнул, привычно перекинул через плечо неподвижное тело, проигнорировав вопль:
— Лю-ю-ди! Дэна инопланетяне утащили для опытов! Щас совокуплять будут!
Прошёл в прихожую и, закрыв ногой дверь, стал спускаться по лестнице к терпеливо ожидающему меня такси.
Пока шел к машине, таксист смотрел на нас, но и глазом не моргнул. Привык, бедолага, столько раз уже смотрел, как я таскаю это недоразумение. Это самое недоразумение громко сопело и непривычно спокойно свисало с плеча. Дэн почему-то не делал попыток сойти с этой карусельки и сбегать в ближайший бар — догнаться.
«Может, помер», — мелькнула мысль, но нет, не помер... труп же не станет нахально ощупывать ручонками задницу, правда? А Дэн вполне себе ощупывал, и сопение при этом только возросло. Вот же недоразумение мелкое.
Я дошел до такси и сбросил алконавта, как куль с картошкой, и запрыгнул на сиденье рядом с ним. Дэн тут же потянул ко мне свои ручки и попытался что-то нащупать в области груди, при этом громко сетуя, что кто-то землю все время раскачивает, а он так сосредоточиться не может.
— Максимушка, а пригласи меня на кофе к себе домой, а.
— Приглашу, как только протрезвеешь.
— Я не пьян, — Дэн тут же икнул и чуть не завалился на меня. — Я просто болен.
— Чем ты болен, алконавт? У тебя же организм проспиртован основательно.
— Любовью болен. Знаешь, как сильно я люблю?
— Если спиртное, то догадываюсь, а если что-то еще, то ты меня просветишь сейчас.
Дэн опять икнул и попытался стечь в ноги. Едва успел поймать.
— Да будешь ты прямо сидеть, алкаш-неудачник?
— Буд-ду. А куда ты меня везешь? — Дэн смотрел на меня теми самыми глазами лемура, в которых клубилась вселенская скорбь по всей невыпитой водке.
— Домой.
«Дэн, неприятность чертова! Скоро на работу, а у меня сна ни в одном глазу. Пиздец просто!»
— К тебе? — он сделал попытку погладить меня пальцами по щеке, но промахнулся и погладил спинку сиденья. Думаю, даже не заметил особой разницы.
— Нет, к тебе.
— Ко мне нельзя.
— Что еще за новости?
— Где?
Я выпрямился и уставился на Дэна.
— Почему это к тебе нельзя?
— А там сеструха со своим ухажером.
«Тьфу, приехали. Что ж за ночь-то такая? Хрен с тобой».
Я попросил водителя отвезти нас по другому адресу и скрепя сердце назвал свою улицу. Доехали быстро, но, пока были в дороге, Дэн спел нам пару песен. В прямом смысле, взял две песни, смешал в одно и спел. На просьбу заткнуться и глазом не моргнул. Несколько раз спросил, уважает ли его таксист, и если уважает, должен с ним выпить. Потом он еще раз вспомнил, что смертельно влюблен, и полез целоваться, но, как видно, меня он путал со спинкой водительского кресла, поэтому лобызал ее долго и со вкусом. На минуту у меня мелькнула зависть, но только на минуту. Когда Дэн дыхнул на меня винными парами, вся зависть испарилась и даже платочком на прощание не помахала. Впечатленный поцелуем Дэн затих на время, а потом всхрапнул и спел еще раз что-то из своего двойного репертуара. Концовка песни оказалась совсем неожиданной: алкаш махнул рукой и как подкошенный упал, но аккуратно поместил свою голову мне на колени. Придурковато улыбнувшись, он обнял мои ноги и, причмокивая, в сотый раз рассказал о своей болезни-любви.
Как-то так само по себе получилось, что я положил руку ему на голову и стал перебирать короткие пряди. Когда заметил, хотел убрать руку, но, решив, что Дэну уже пофиг, продолжил играться волосами.
Таксист притормозил у подъезда моего дома, и я тут же сунул ему тысячу, а сдачу велел оставить себе.
Как я тащил Дэна до квартиры, это отдельная история. Вот спал бы он, донес на плече и дело с концом, но, как только машина затормозила, у него словно будильник в голове сработал — тут же проснулся. Домой он идти отказывался и пытался станцевать с девушкой, с березой, но не смог обхватить даму за талию и просто стек к корням и захрапел. Я сделал попытку поднять его, на что меня попросили дать поспать, на работу он сегодня не пойдет и секса уже не хочет. Дэн назвал меня Женей и попытался расплатиться за услуги. Это стало последней каплей. Я со злостью одним слитным движением поднял алкаша с земли и закинул на плечо, напрочь проигнорировав далекий посыл и шлепок по заднице.
В подъезде Дэн решил снова спеть. Это уже раздражало и сильно. На его вопль выглянула соседка, Тамара Петровна, чтоб ей спалось лучше.
— Максим, это почему ты такой шум поднял? А с виду приличный человек. Что за пьянь ты тащишь? Безобразие какое.
— Простите нас, Тамара Петровна.
— У Бога прощение просить будешь, а у меня нервы, давление, а тут такое безобразие. Я найду на вас всех управу!
Соседка хлопнула дверью, но продолжала причитать так, что и на лестничной площадке слышно было.
— Бля, Дэн, ну ты и гаденыш. Я пять лет как сюда переехал, успешно скрывал свою личную жизнь от всех. Даже парней сюда не водил, а из-за тебя, засранца, засыпался. Теперь она всему двору разнесет, что я алкаш, как и мои друзья, и наркоман, а как завершающий штрих — что извращенец.
Дэн только засопел, продолжая болтаться на моем плече. Ладно, пусть уж лучше сопит, чем песни орет. Только успел подумать, как он что-то вскрикнул и взбрыкнул так ногами, что я чуть его не уронил. Хорошо, мы хоть уже к квартире подошли, и, привалившись к стене, мне удалось остановить падение нас обоих на грешный бетон.
— Бля, что ж ты такой поганец-то?!
Открывание квартиры напоминало битву за мир. Дэн все время сползал с плеча, я за его ногами не видел замочной скважины, и он все время на мне елозил. Плюнув, сгрузил его и привалил к стеночке. Велел постоять. Ну, он и постоял, ровно до того момента, пока я его не отпустил. Плюнув на лежащего Дэна, отпер дверь и распахнул ее пошире. Прямо напротив входа, он же выход, сидел мой кот, и в его глазах без труда читались матерные слова в тот момент, когда я Дэна заносил в квартиру. Стоило мне пройти мимо лохматой пакости, как тот зарычал и попытался цапнуть меня за ногу. Я увернулся. Рано радовался. Уже на подходе к кровати ногу обхватили две лапы, и кот повис неподвижным грузом. Я споткнулся, попытался поймать равновесие, развернулся на сто восемьдесят градусов, не выпуская из рук Дениса, и все равно начал падать. Спасибо, что кровать оказалась за спиной, мягко лег, но сверху-то шмякнулся Дэн. А весил он порядочно.
— Матьядритьвкореньтвоючтобтебя, — высказался я, но меня не услышали. Денис вздохнул, его губы расплылись в глупой улыбке, и, причмокнув несколько раз, пахнув на меня при этом убийственным перегаром, он мирно засопел. — Что ж за дебильная ночь-то?
Я скатил его с себя и, отвернувшись от Дэна, почти повис на самом краю. Мне нужно поспать, хотя бы часок, хоть немного, иначе сдохну. Мне почти удалось задремать, но не судьба. С другой стороны кровати послышался громкий стон. И я понял — началось. Вот не знаю, на что вообще рассчитывал, ведь так же всегда было, он ужирается в говнищу, а я потом откачиваю его. И ведь отлично знает, что алкоголь плохо на него влияет и ему потом чертовски плохо. Понимает и один демон пьет.
Кровать затряслась, и стон стал громче. Проклиная все на свете, я встал и поплелся в ванную за тазиком или ведром, что найду. Нашлось ведро, большое такое, на десять литров.
Остаток ночи я отпаивал Дэна водой, обтирал лицо и слушал, как его рвет. Не ночка, а «мечта». Дэн, как и всегда, ныл, что вот-вот отдаст Богу душу, на что я ответил, что Бог его не примет, черти тоже. Зря сказал, он тут же ударился в самобичевание о том, какой плохой, и что его никто не любит, и он никому не нужен, даже чертям. Потом посмотрел на меня полным вселенской скорби взглядом, и, вздохнув, я направился звонить на работу, чтоб сообщить им, что заболел и сегодня не приду.
«Боже, ну почему мне так сильно не везет в жизни?!»
Через пару часов Дэна перестало рвать и трясти, как в лихорадке, и он уснул. Я упал рядом с ним и тут же вырубился. Сквозь сон почувствовал, как меня обняли и к спине прижалось горячее тело. Я знал, что это может быть только Дэн, ну, не кот же.
— Максим, а я все равно тебя люблю и знаю: если набухаюсь с мужиками, ты придешь и заберешь меня.
«Это я сейчас ослышался, правда? Он что специально это… чтоб я приехал… Ах, ты ж!» — додумать не успел, уснул раньше.
***
Меня разбудило странное жужжание с обрывками мата. Тут же возник вопрос, кто это может материться у меня в квартире, если живу-то я один? Воспоминания пришли как-то уж очень резко. Застонав, я попытался залезть под одеяло с головой, но тут с меня его сдернули.
— Хватит дрыхнуть, вставать пора.
Открыв глаза, наткнулся на пронзительный взгляд стального цвета глаз Дэна. Этот поганец как-то уж очень свеж был, будто и не он вчера нажрался до поросячьего визга и блевал полночи и половину утра. Зато у меня были ощущения, словно это я хрен знает где был, хрен знает что пил, и совсем непонятно, чем занимался.
«Что ж это за херь такая, он пьет, а мучаюсь я?!»
— Дэн, отвали, а. Прекрати жужжать этой хренью и дай поспать.
— Эта хрень, чтоб ты знал, называется «пылесос», но судя по тому бедламу, что творится в твоей квартире, ты не только слова такого не знаешь, но и в глаза его никогда не видел. Как ты вообще можешь жить в таком свинарнике?
— Это не свинарник, это творческий беспорядок, — искренне возмутился я на поклеп.
— Какой, к демонам, творческий? Да ты шутишь?! У тебя пыли столько, что можно, как в детстве из песка, куличики лепить. Вещи разбросаны по углам, окурки всюду, где только можно и нельзя. И я не говорю о пепельницах переполненных, у тебя пепел даже в горшках из-под цветов. Почему из-под цветов? Да потому что цветы там уже не прорастают, только голая земля, присыпанная густо пеплом, да бычки, как иголки у ежика, торчат. Я нашел окурки даже в чашке с чаем, причем ты их туда так набил, что они уже горой возвышаются над кружкой.
— Ну и что?
— А то, что у тебя на кухне творилось, вообще не поддается описанию.
— Ты ничего не понимаешь.
— Да куда мне, — Дэн бросил на кровать мои домашние спортивные штаны и серую футболку. — Одевайся, пойдем завтракать. С продуктами у тебя, кстати, тоже глобальная проблема. Я так понимаю, твой холодильник давно на диете.
Дэн вышел из комнаты, а я лег на спину и уставился в потолок. Вставать было лень, шевелиться было лень, да даже дышать — и то лень. Принесло еще этого, с батарейками энерджайзер, на мою голову.
— Максим!
— Да, бля! Встал я уже, встал!
Соскреб себя с кровати и медленно поплелся в ванную. На полном автомате включил душ, скинул с себя трусы и шагнул под упругие струи…
— Максим, забыл сказать, у вас горячую воду отключили, — это предупреждение и мой вопль прозвучали одновременно. После того, как меня окатило ледяной водой, проснулся сразу, но настроение при этом резко спикировало вниз. Оно и так хреновым было, а тут совсем убийственным стало.
На кухне Дэн встретил меня ехидной улыбочкой, сверкнув ровными зубами. Проредил бы, ей-Богу.
— Чё ты лыбишься?
— Как душ? — поддел алконавт.
— Бодрит, сука, сам попробуй, — этими словами я подошел вплотную к Дэну и потряс головой, брызги воды тут же нашли свою цель. Дэн отскочил, сверкнув в мою сторону глазами. Как мальчишка поступил, но на душе как-то посветлело.
— Ну и как водичка?
— Бодрит.
Глядя на то, как Дэн передернул плечами, я лучезарно улыбнулся.
— Садись и ешь, — он мотнул головой в сторону стола, и я наконец-то увидел свой завтрак. Чуть слюной не изошел. Буркнув «спасибо», плюхнулся на стул и, не откладывая в долгий ящик, приступил к поглощению омлета.
«Вот как у него получился такой высокий и воздушный омлет? Я сколько раз ни пробовал, у меня он всегда больше блин напоминал, причем сверху непрожаренный, а снизу подгоревший».
Ел я молча и быстро, словно боялся, что отнимут, даже смешок Дэна не остановил меня. Дожевав последний кусочек омлета, откинулся на спинку стула и сыто вздохнул.
— Такое чувство, что ты не ел лет сто.
Я проигнорировал его ехидное замечание и, пригубив немного горячего горьковатого кофе, прикрыл глаза от удовольствия.
— Дэн, — начал я разговор, волнующий меня еще с раннего утра, — ты, что специально нажираешься, чтобы я тебя таскал каждый раз домой?
Дэн нахмурился и рассеянно отпил кофе.
— Дэн?
— Не совсем.
— То есть?
— Обычно я сначала нажираюсь, а потом приходит идея, что нужно позвонить тебе и попросить помощи.
— Зачем?
Дэн пожал плечами, допил кофе одним глотком, но ничего не ответил. Он встал из-за стола и направился к раковине, а в кухне повисла какая-то тягостная тишина.
— Думаю, мне пора уходить, продукты сам купишь, не маленький.
— Куплю.
Удерживать его я не стал, просто проводил взглядом до кухонной двери. Дэн приостановился на пороге и, не поворачиваясь, спросил:
— Максим, а почему ты всегда приезжаешь за мной?
— Не знаю. — Честно говоря, и правда, не знал.
— Ясно. Пока.
Дэн вышел и прикрыл за собой дверь, а через пару секунд раздался негромкий хлопок, и в квартире стало как-то пусто.
***
После нашего странного разговора я не видел и не слышал Дэна две недели. За это время совесть успела изгрызть меня, как сумасшедшая мексиканская белка кактус. Я понимал, что виноват. Дэн ждал чего-то от меня, а я, ну, бля, не ожидал я такого! Дэн же бабник, каких свет не видывал, а тут... и не знаешь, как отреагировать на подобное.
Я обидел его, хотя и не намеревался, но всё равно — обидел. Своим бездействием, своей нерешительностью… Я должен ему позвонить и объясниться. Знать бы еще, как. Всякий раз, как я брал мобильник и начинал набирать номер Дэна, что-то меня останавливало. А потом… потом у меня приключился жуткий аврал на работе, и стало ни до чего вообще. В суете будней все подзабылось.
К концу второй недели я получил наконец-то долгожданную возможность отдохнуть. Ей-богу, выходных ждал, как чуда, сошедшего с небес. Только радости все равно не было, меня даже в клуб не тянуло, мне невольно вспоминался тот разговор, взгляд Дэновых глаз, и на душе становилось всё тошнее.
Устав бороться с собой, я постарался скинуть усталость и немного забыться. Обычно душ, пиво и ничегонеделанье на диване помогали, а тут только хуже стало. Я пожевал без аппетита заказанную пиццу, попробовал посмотреть какой-то идиотский фильм, но даже в сюжет втянуться не смог. Реплики героев казались деревянными, движения — искусственными, да и сами герои — редкими идиотами.
Часа через полтора усталость последних дней наконец-то сказалась, и я задремал на диване прямо перед работающим телевизором. На усталость наложился недотрах, и снился мне гигантский осьминог, который убеждал меня, что мне лучше дать ему, чем быть съеденным. Я сопротивлялся, изображая трепетную гимназистку, прямо по поговорке «Умри, но не давай поцелуя без любви». А осьминог ехидно скалился и говорил, что свою настоящую любовь я профукал и что сейчас он меня слопает с пивом, раз я такая несговорчивая шалава. После этого щупальца обвили меня максимально плотно и потащили в огромную чёрную яму, которая служила этому чудовищу ртом. Я заорал… забился… свалился с дивана, матюгаясь, попробовал выпутаться из пледа, который и сыграл в моём дурацком кошмаре роль осьминоговых щупалец. Мой мобильник завопил, как индеец, раненый томагавком в стратегически важное для появления потомства место. Еще толком не проснувшись, я пожелал индейцу побыстрее встретиться с предками.
С трудом выудив мобильник из кармана узких по моде джинс, я поднёс трубку к глазам. На дисплее высветился номер Дэна. Сон как рукой сняло, злость тоже куда-то улетучилась. Кто бы знал, как я был рад этому звонку! Вот только сейчас осознал, как мне не хватало этого разъебая и алконавта.
— Да? — ответил я максимально спокойным голосом, чувствуя, как сердце начало гулко и больно колотиться о рёбра.
— Максим… — так и есть, до часа икс, то есть до состояния «дровушки», судя по пьяному голосу Дэна, осталось совсем немного.
— Чего тебе, пьянь? — грозно вопросил я и сам не поверил в свою грозность.
— З-забери меня, а… Мне холодно и плохо, — всё по сценарию. Но на этот раз это меня совсем не раздражает… отчего-то.
— Где ты? — «Бля, что за эйфория такая появилась?!»
— Я один… меня все бросили… только я и звезды… — так, дело худо. Он что, на улице? Один? Ночь глубокая, его собутыльники что, с ума посходили, отпустить в таком состоянии?
— Я спрашиваю, ты где, сперматозоид проспиртованный? — пусть не думает, что я всерьёз беспокоюсь.
— Да… ик… так тут мужик в пиджаке… и ещё оно… дерево… одно, два, три, много… трава... ик, много... — так, это надолго, — звезды... ик... много... — «Повторяешься, Дэн, повторяешься». — Земля...
— Да-да, понимаю, и ее много. Дальше давай.
— Да, очень много. Фонтан с голой бабой. Макс, прикинь, она меня не возбуждает… Забери меня, а? — «Еще б тебя бабы каменные возбуждать стали».
Я задумался. Деревья, памятник, фонтан… Похоже, он в центральном парке, недалеко от моего дома.
— Сейчас буду. Не вздумай заснуть, пьянь, я тебя в этом фонтане утоплю и скажу, что так и было.
— Максимушка… Ты человек… — прочувствованно произнес Дэн и в телефоне пошли короткие гудки.
А я что? Я, как и всегда, вызвал такси.
Таксист привычно молчал, пока мы ехали. Но посматривал в зеркало заднего вида на меня. Ну и правильно, раньше он меня таким никогда не видел. Сижу на заднем сиденье и ёрзаю в нетерпении, иногда постукиваю пальцами по стеклу, будто этим смогу поторопить всех разом.
В парке было тихо, очень тихо, странно. Оно, конечно, не белый день, но там всегда людно, кто-то да бродит, а тут глубокая тишина. Уличные фонари освещали мне путь. Я шел медленно, выискивая взглядом своего алконавта. Сам алконавт нашелся у фонтана...
Вот кто б мне сейчас дар речи вернул. Дэн сидел на бортике фонтана и крутил в пальцах красную розу. Был ли он пьян? Да ни в одном глазу. Этот паразит сверкал ослепительной улыбкой, соперничавшей белизной с его костюмом.
— Что за хреновина? — Ну, я удивился просто, это и понятно, ожидал упор лежа, а тут... на свадьбу, что ли собрался?
— Я хочу сделать тебе предложение, Максим. — Не поверите, но этот встал на одно колено, протянул розу мне и пафосно произнес: — Максим, стань моим любовником.
— Ты бы еще руку и сердце у меня попросил, — удивленно выдавил я, а цветочек принял.
— Да хоть сейчас. Я готов в любой момент на тебе жениться.
Ей-богу, ну, не смог я сдержаться, заржал так, что чуть не сел где стоял.
— Дэн, — я с трудом отдышался, — ты серьезно? — По упертости, отразившейся на лице, тут же понял: он серьезен, как никогда.
— Серьезнее, чем когда-либо.
— На сто процентов уверен в своих словах? Учти, потом не отпущу.
— На двести, правда, Макс, как никогда. Я, кажется, люблю тебя. Нет, уверен, что люблю. Макс, можно тебя поцеловать?
— Детский сад. — Я обхватил его за затылок, притянул к себе и с удовольствием поцеловал пахнущие мятой и табачным дымом губы. Реакция Дэна была молниеносной, он сжал меня так, что ребра затрещали. Как-то быстро мы вошли в раж, забыв, что все еще в парке, а он общественный. На грешную землю меня спустила тихая мелодия. Или у меня глюки, или кто-то рядом играет на скрипке.
— Что это? — удивился я, глядя на скрипача.
— Это план номер два. Я же не знал, согласишься ты на мое предложение или нет.
— И сколько всего планов было?
Дэн покраснел, как мальчишка.
— Семь. — «Удивил».
— И какие?
— Неважно, первый же сработал.
Чую, не скажет.
— Нам с тобой не сегодня-завтра тридцатник стукнет, а мы, как малолетки, в парке обжимаемся. Отпускай все свои «планы» и поехали домой. Заодно и таксиста удивим. Он же трезвым тебя еще никогда не видел.
Дэн засмеялся и, поцеловав меня еще разок, крикнул:
— Все свободны, всем спасибо. — Кажется, у нас было много свидетелей. Почувствовал себя нудистом. Только не с голым телом, а с обнаженной душой. И почему мне совсем не стыдно-то? — Иногда нужно рушить традиции, — Дэн подмигнул мне.
— Пошли уже, алконавт неправильный.
Вот правильно говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Только иногда сложно найти в себе силы и хоть раз выложить все, о чем думаешь, на трезвую голову, а не в алкогольном угаре.
*Конец.
