Одинокая луна

      В ярком беспощадном свете полной луны Он метался на скомканных простынях. Зажмуренные веки подрагивали, когда на них падали тени колышущейся листвы деревьев за окном. Губы, все в болезненных трещинах, шептали что-то невнятное в горячечном бреду. «Душно, о Боже, как душно!»       Грудь тяжело вздымалась, пытаясь вдохнуть словно густой душный воздух, какой бывает перед грозой. Но каждый вдох не приносил облегчения, порождая панический страх в глубинах воспаленного мозга, что не сможет им дышать и сейчас задохнется. Он тонул в этом страхе, сипло втягивая теплый воздух, хватая его открытым ртом. Пальцы судорожно комкали черную шапочку с вышитой буквой «М». «Помоги мне, прошу!»       Вдруг яркая вспышка пронзила небо, соперничая со светом полной луны, выхватывая из сумрака лес, который был виден из окон его палаты. Вдали прозвучал раскат грома, обещая грозу и прохладу омытой дождем ночи. Он, с силой стиснув зубы, еще сильнее зажмурился. «Не смотреть! Только не открывать глаза!»       Но не только его терзали мучения и страхи в эту лунную ночь. Приближающаяся гроза вызвала волнения в других палатах, и их жильцы проявляли беспокойство. За соседней стеной было слышен звук торопливых, нервных шагов. Ее хозяин на ходу декламировал стихи, потом вдруг прерывался и словно вел диалог с кем-то. Но больше всего шумел новый пациент, которого привезли лишь сегодня вечером. Он стонал, мычал и плакал, все причитая: «Где моя голова, а? Верните мне голову!». Эти звуки мешали ему, сбивали с мыслей, искажая память, вклиниваясь и вырывая куски светлых воспоминаний о Ней. Мастер раздраженно мотнул головой и зажал уши руками. «Замолчите все!»       Он забылся и открыл глаза. Сердце пропустило удар, страх липкими пальцами медленно сжимал горло. Забившись в угол кровати и прижимая к груди обеими руками шапочку, он с ужасом смотрел в дальний угол палаты. Там, в играющих тенях листвы шевелился комок непроглядной тьмы, постоянно меняя форму и медленно разрастаясь. Холодный пот выступил на коже, потрескавшиеся губы дрожали, продолжая бормотать бессвязные слова. С трудом он перевел взгляд в окно, к свету беспристрастной луны, в надежде что она, его персональный враг и мучитель, изгонит прочь мрак, копошащийся в углу. Глаза жадно ловили свет ее столь прекрасного, но холодного жемчужно-белого лика. Он любил и ненавидел луну. Она играла с ним и в то же время издевалась. «Может, в этот раз все будет по-другому?»       Он впитывал ее серебристый свет, не отводя взгляда от круглого светящегося диска, на который иногда набегали облака, гонимые поднявшимся ветром. Вот очередное облачко, на секунду приглушив ее свет, унеслось вслед остальным, открыв лунный лик. Сердце радостно забилось – из окна в потоке мягкого света на него смотрела Она, столь прекрасная и улыбающаяся своей особенной улыбкой, предназначавшейся только Ему. «Маргарита…» Дрожащие губы повторяли ее имя снова и снова, словно это повторение могло продлить их встречу. Мастер боялся моргнуть в страхе, что ее лицо исчезнет, милая сердцу улыбка сгорит в холодном и безжалостном свете луны. От напряжения слезились глаза и Он закрыл их, боясь открыть снова, опасаясь, что все исчезнет. Но Она не исчезла, даря вместе с лунным светом тепло своей неземной улыбки. Мастер не отводил глаз, молясь своему божеству. Вдруг неприятное предчувствие охватило его и он задрожал, шепча: «Прошу, не забирай ее! Она – единственное, что у меня сталось…»       Но теперь его мучитель требовал плату. Плату болью и страданиями. Вынырнув из-за очередного облачка, луна снова светила холодно и безжалостно. Черные провалы глаз смотрели с издевкой, и такой же черный провал рта насмехался над ним, корежа и искажая любимые черты. «Нет! Нет! Нет!»       Горячие слезы полились по щекам. Он стонал, прижимая к губам шапочку, сшитую и вышитую Ее руками, заглушая звуки. Он водил ею по лицу, представляя, что это ладони Маргариты гладят его. Мастер пытался вспомнить тепло Ее рук, но колкий страх ужалил в сердце мыслью о том, что вдруг он путает его с теплом рук нянечки - Прасковьи Федоровны, которая заботилась о нем и таких же несчастных из соседних палат. Руки Маргариты так давно не касались его… Отведя взгляд от издевающейся и насмехающейся над ним луны, он обессилено прислонился к холодной стене. Пальцы гладили вышитую букву «М» на влажной от слез черной шапочке, губы шептали имя любимой. Мастер закрыл глаза, вызывая в памяти Ее образ. Но перед внутренним взором настойчиво всплывал лик луны с черными провалами зениц и рта, смазывая любимые черты. Воспаленный мозг тут же породил новую, полную ужаса мысль, что безжалостная луна выжгла без остатка из памяти образ любимой, украла у него это единственное сокровище. Он метался, раздираемый этими страшными мыслями. «Нет! Нет! Я тебя не забуду! Я помню! Вот ты идешь по улице, держа в руках букет ранних весенних цветов. Они резко выделяются какой-то цыплячьей желтизной на фоне твоего пальто. Ты робко спрашиваешь меня: «Нравятся ли Вам мои цветы?» Я честен с тобой и возможно этим проявил резкость, но сказал, что не люблю их. Я тут же пожалел о сказанном, так как ты, смутившись, выбросила их в канаву». Мастер уловил боковым зрением какое-то движение. Комок непроглядной тьмы разросся, подпитываемый Его страхами и уже плескался у кровати, жадно протягивая щупальца к Мастеру, требуя новой пищи. «Вот мрак проглотил букет мимозы и тянулся по тротуару к их ногам, пытаясь захлестнуть. Мастер подхватил Маргариту под руку и ускорил шаг.» Он поджал ноги, так как тьма уже поднялась вровень с кроватью. На ее поверхности плавали ошметки букета. «Я помню! Вот я сижу в нашем уютном подвальчике и с нетерпением жду тебя. Вдруг слышу легкий стук. Ты шаловливо стучишь туфелькой по стеклу. Я радостно бросаюсь к окну… Но что-то темное заслоняет свет. С ужасом я вижу, как темные волны колышут твою туфельку и она бьется в окно. «Скорее! Ты успеешь!» И я с облегчением слышу твой радостный смех из коридора. С тобой мне ничего не страшно. Ты весело рассказываешь о незначительных событиях, которые наполняли твой день в ожидании нашей встречи, а я смотрю на твое прекрасное лицо и наслаждаюсь звучанием твоего голоса. Но вдруг звук разбитого стекла доносится из комнаты. Я с ужасом наблюдаю, как непроглядный тягучий мрак вливается в окно, поглощая все на своем пути. Ты не замечаешь его, не видишь, как увязла в нем уже по колено. Ты все так же улыбаешься, а я в ужасе и бессилии тяну к тебе руки, не в состоянии пошевелиться. Тьма поглощает нас, и вот я вижу уже только твое прекрасное и все еще улыбающееся лицо… »       Полный страха и отчаяния крик вырвался из груди Мастера. Сквозь щупальца мрака, жадно и плотно обвивавшего его тело он успел увидеть, как в палате появилась Прасковья Федоровна, бормоча успокаивающие слова и готовя укол. - Нет, не надо! Я не хочу забывать! – кричал он. - Тише-тише, сейчас все пройдет, - она закатала Его рукав и сделала укол. Безразличие горящим огнем потекло по венам. Непроглядная тьма неохотно начала отступать, ослабляя хватку своих щупалец и прячась в играющих тенях листвы в дальнем углу палаты.       Долгожданная гроза, наконец, принесла обещанную прохладу. Дождь плотной стеной омывал пейзаж за окном. Мастер безучастно смотрел, ожидая, когда гроза прекратится и он снова сможет увидеть хоть на мгновение облик любимой в обманчивом свете луны. Вот дождь прекратился, а ветер унес тучи. Лунный свет дорожкой заструился в окно палаты. Она смотрела с неба как всегда со своей особенной улыбкой и протягивала к нему руки. Он почувствовал, как его тело освобождается от оков и твердой поступью волчьих лап уверенно ступает на лунную дорожку. Мгновение, и он на свободе. Ноздри жадно втягивают сырой запах земли и влажной листвы. Он бежит к ней на встречу. Уши улавливают отдаляющиеся голоса больных, которым еще не сделали успокоительных уколов. Но не это занимает его мысли. Он боится потерять след, сойти с лунной тропки и не успеть. Лапы уверенно несут его все дальше вглубь леса. Впереди на тропинке из жемчужного света он замечает человека в белом плаще с кровавым подбоем. Тот шаркающей походкой тоже идет навстречу Ее зову. Вокруг него с радостным лаем носится большой черный трусливый, но преданный своему хозяину пес. Мастер в отчаянии прибавляет шаг, ведь он должен успеть первым, но как бы не старался, нагнать их не мог. Фигура в плаще заслоняла от него облик любимой. Лапы дрожали, шерсть вздыбилась, он зло зарычал. И тут дорожка ускользнула из-под лап. Он упал, больно оцарапавшись об кусты. От быстрого бега было тяжело дышать. Он всюду искал глазами ее лик, но его заслоняли деревья. Хромая он побрел на поляну, видневшуюся впереди. По коже словно прошелся ток и шерсть поднялась дыбом, когда лунный свет коснулся его тела. Большой черный волк с серым клоком шерсти на груди, напоминающей букву «М», поднял морду к луне и протяжно завыл. Боль и отчаяние эхом разнеслись по лесу.       В маленькой комнате она сидела за столом, склонив голову на руки. Пальцы касались обгоревшей тетради и засушенного бутона розы – единственных сокровищ, оставшихся как память о ее Мастере. На лицо, прикрытое прядями волос, падал струящийся мягкий свет луны. Она улыбалась во сне, так как ей снился Он. Она каждый день приходила в эту комнату, чтобы в тысячный раз перелистать обгоревшие страницы, вдохнуть слабый аромат засушенной розы, предаваясь воспоминаниям о днях, проведенных с ним. Но Мастер снился ей все реже. Маргарита в отчаянии перебирала эти реликвии в надежде, что они помогут ей более ярко вспомнить его образ. И вот пришел долгожданный сон о любимом. Ей снился лес и загородный дом. Она пытливо заглядывала в окна стремясь отыскать его комнату. В одной из них она, наконец, увидела его, метавшегося на белых простынях в тревожном сне. «Я с тобой» - шептала она, протягивая к нему руки. Мастер словно услышал ее и посмотрел на нее измученным взглядом. Мгновение, и он устремился к ней – гордый черный волк, мчащийся по лунной дорожке. Она подставляла свои ладони, нежно касаясь подушечек его лап, ощущая пальцами густую шерсть. Вдруг до ее слуха донесся звонкий собачий лай. Веки задрожали, на мгновение приоткрывшись и сощурившись от яркого лунного света, залившего комнату. Глупая собака из соседской квартиры заливисто лаяла из окна, приветствуя входящего в подъезд хозяина. В полудреме сквозь этот шум до нее донесся полный тоски протяжный волчий вой. Одинокая слеза скатилась по щеке к губам. «Я всегда буду с тобой…» - шептала она во сне.