Монах и Царь

В холодный день, идя лесной тропою слепой монах услышал тихий плач. Незримый волхв прозрачною рукою, дитя держал, и направлялся вскачь На юг. Младенец пел на языке природы, и ветви поднимались пред гонцом, Озера расширяли свои воды, робея и вздыхая пред Творцом. Как вдруг: Из пустоты небесной нежной глади, на крылиях, подобных облакам, Явился Царь, без грамоты и рати, с клинком в руках, и закричал: "Богам! Мой друг! Не суждены скитанья падшей жизни. Как дьяволу не в силу - благодать. Вы высшего пророка вечной мысли, заставили в беспамятстве страдать. Пусть дух, Ваш жалкий очерствеет в сером теле, уста пусть ваши не проронят слов, Коль вы забрать наследника сумели, сумейте затушить очаг костров, И круг, Закрыть над бездной этой бесконечной, что воцарится на земле рабов, Что молятся во славу быстротечной, минуты счастья, в шепоте гробов. И мук". Монах прозрел. И спрятавшись в ущелье, картину эту в страхе наблюдал И, осознав величие, в смиреньи, снял крест и в реку замертво упал. На звук, Слетелись быстро птицы, труп бездушный, лежа средь черных вымытых камней, Поднялся вверх на парусе воздушном и загорелся сотнями огней. Испуг Пронял Царя, он засмеялся дико. Сказал волхву: "Наказаны и так Вы глупостью своей, покорным ликом, творя из света безрассудный мрак. Вокруг Все побелело, влажный ветер высох, замолкли мириады голосов, Дитя ушло. На небе темным мысом явился лунный отблеск милых снов. Из губ Гонца лились немые строки, о том, что нет спасенья всем живым: "Вы верите, вы страстно-одиноки, вы поддаетесь бедам молодым И слух Ваш чуткий принимает боль - надеждой, вы рушите, а небеса кричат, О том, что всем поступкам грешным - прощенье есть. Мы сами строим ад, Что сух". Ребёнок знал, он видел через пепел, как встал очаг и как в крови утоп, Тот мир, что был ему наивно светел. Закрыл глаза. И начался потоп.