***
*** С годами жизнь Кёнсу не менялась в лучшую сторону ни на мгновенье, он все так же оставался гадким утенком. В классе, где мальчиков было больше, чем девочек, теперь маленькому Кёнсу доставались и издевки приправленные тумаками, пинками и прочим не слишком приятными вещами, вроде спрятанной формы или выброшенных в окно учебников. Одноклассники, достигшие возраста полового созревания на последнем году средней школы начали чувствовать себя невероятно сильными и могущественными на фоне низкорослого Кёнсу, что как и все дети был слегка пухловат. Кёнсу выглядел младше, чем ему было на самом деле. Эдакий сахарный пончик, а не парень. За то, что он был таким вот невысоким и даже чуть смазливым на лицо одноклассники невзлюбили его еще сильнее. Девочки, отпугивались затравленным взглядом больших глаз – красивее, чем у любой девушки, - и общей нелюдимостью. Кёнсу не слишком-то искал себе друзей. То есть он, конечно пытался с кем-то подружиться, но только до тех пор, пока каждый мальчик или девочка в его классе явно не дали ему понять, что такого друга никому не нужно. За глаза прозвав безобидного паренька умственно отсталым - просто из-за того, что тот слишком стеснялся высказываться на уроках и не отвечал на издевки – ребята сделали так, что это обидное прозвище преследовало паренька всю его последующую жизнь в школе. Умственно отсталый До. Тупой До. Идиот До, и еще много-много не лестных синонимов.. Учителя на не слишком дружелюбные отношения в классе просто закрывали глаза.***
Время идет, и в тихой жизни До Кёнсу случается невероятное – он влюбляется в одноклассницу, симпатичную девочку с очаровательными вьющимися волосами чернильного цвета и такими же чернильными глазами, спрятанными за стеклами аккуратных очков. Девочка уже на втором году средней школы оказывается выше Кёнсу, у нее появляются кое-какие формы и за ней уже старается ухаживать другой мальчик – звезда класса. А когда наш несчастный Кёнсу набирается отваги - полгода набирается, между прочим - чтобы признаться в своих нежных чувствах и глупит, надеясь на взаимность, его слабое, совсем недавно начавшее открываться миру сердечко вновь растаптывают с особой жестокостью напару с невинно-белой ромашкой, которую парень преподносит своей любви. "Ты себя в зеркало видел, головастик? Проваливай, тебе ничего не светит." Грубые слова сорвавшиеся с любимых тогда губ долго не давали дышать спокойно, заставляя проливать горячие слезы тогда, когда никого нет поблизости. Издевки одноклассников с того дня стали еще жестче и грубее, насмешка за насмешкой выбивая из Кёнсу все больше и больше сил, чтобы оставаться тихим и незаметным. Теперь по настоящему стать серой неприметной мышкой, которую когда-нибудь раздавит чей-нибудь каблук стало мечтой всей жизни. Подростки бывают порой бессмысленно беспощадны.***
Один раз парню посчастливилось подслушать разговор своей первой любви с подружками, когда они, не заметив черной макушки за дальней партой – или, что более вероятно, проигнорировав его присутствие вообще, - начали обсуждать недавнее пришествие. "Нет, ну вы видели, какой придурок? на что он вообще надеялся?" - щебетала одна, посмеиваясь, как будто рассказывала до неприличия смешной анекдот. "Действительно, он хоть в зеркало смотрится? Вот ну как можно такого полюбить-то? Он же на лягушку похож с этими его губищами и глазищами! И жирный такой! Одни щеки почти все лицо занимают! Урод!" - брезгливо вздернутый носик своей первой любви и ее же недовольное верещание режут по сердцу. Это первый раз, когда Кёнсу не сдерживает слез прямо в школе, незаметно сползая под парту и беззвучно всхлипывая – его не замечают весь остаток дня, ведь соседа по парте у него нет. Это время, когда на теле Кёнсу ежедневно появлялся новый десяток синяков и десяток выгравированных на сердце обидных прозвищ, замок на двери в комнату личным спасением от мира, а подушка, совсем не впитывающая слезы единственной вещью, которой Кёнсу показывал себя - маленькая тихая жизнь в школе стала для мальчика адом окончательно. Он понимает, что все яркие цвета скудной жизни остались в детстве, в уютном домике бабушки, умершей, когда маленький Кёнсу пошел в первый класс младшей школы.***
Года идут, а Кёнсу все так же совсем не меняется, разве что чуть прибавляет в росте - недостаточно для того, чтобы нагнать самого низкого парня в классе, не считая его самого. А еще он слегка теряет в весе, как и любой другой ребенок, вытянувшийся в росте, но этого, видимо тоже недостаточно - пухлые щеки и круглое лицо все еще не нравятся девушкам, как и отсутствие кубиков пресса. Их для Кёнсу заменяет обычный гладкий аккуратный животик с только-только появляющейся тонкой полосочкой волосков.. Девушки, кстати, все так же обходят его стороной даже на последнем году старшей школы, как и все годы до этого, считая влюбленность в такого неудачника, пусть теперь и отличника - но разве теперь у школьников это преимущество? - ниже своего достоинства. Большинство одноклассников понятия не имеют как звучит его голос, и как именно его зовут - то ли Кёнму, то ли Кюнсу, то ли Кёну.. но это никого не волнует. Кёнсу тоже не знает, всех людей, кто учится с ним в одном классе поименно. 1:1, хотя бы где-то они квиты. Не смотря на все, Кёнсу доволен - настолько, насколько вообще может быть доволен человек в таком положении, - своей жизнью. Рад, что его не вспоминают до того, как он попадется на глаза, потому что тогда на ребрах или запястье наверняка появится новый синяк или царапина. Ему еще не простили той глупой выходки с признанием и того факта, что он вообще родился на свет и нервирует амбициозных одноклассников и одноклассниц своим присутствием. Кёнсу никак не может забыть ту злополучную фразу своей первой любви. Он никогда до этого не задумывался о том как выглядит, но после того случая его собственное отражение в зеркале стало ему противно. Он скептично и придирчиво осматривает свои пухлые губы, большие тусклые глаза, пухлые щеки и широкие брови. Теперь он не улыбается никогда - так щеки меньше заметны. Кёнсу одевается в серое и черное, прекрасно теряясь в толпе и собственных больших свитерах, да потертых джинсах. Кёнсу перестает есть, где-то в глубине души не теряя нелепой надежды на то, что становящаяся с годами только привлекательнее, Ю Санми обратит на него свое бесценное внимание, хотя прекрасно понимает, что ему ничего не светит. Но не может перестать надеяться. Кёнсу теперь разрывают два желания: стать таким как все его одноклассники - симпатичным и привлекательным юношей, - или же наоборот, не показываться до конца учебного года, когда, после череды экзаменов, он никогда больше не увидит этих людей испортивших ему последние лет десять-двенадцать жизни. Но выбрать он, к сожалению, не может, а потому продолжает понемногу терять вес и силы, продолжая скрываться за бесформенной одеждой и молчать. Кажется, его голос, опустившийся в первые же полгода средней школы, не слышал никто. Младшеклассники подумывают, что До Кёнсу - немой чудик.***
В универе жизнь До Кёнсу не особо меняется. Казалось бы, университет это новые люди, возможность начать новую жизнь, но наш герой остается таким же каким и был - стыдливым тихоней, что сторонится людей. Воспоминания о школьных годах свежи в памяти - даже на выпускном ему не дали отдохнуть, напоследок избивая обессиленного парня едва ли не до бессознательного состояния, оставляя после в одиночестве добираться почти ползком до дома. В другой конец города. В группе из тридцати человек, в знаменитом Сеульском университете Кёнсу, так же как и в классе, совсем не находит друзей, но не от того, что над ним издеваются и здесь. Он просто боится подходить к другим студентам. Лучше уж быть серой мышкой снова, чем получать теперь уже от почти двухметровых - рост Кёнсу же остановился на метре семидесяти - парней. И все бы ничего, но к концу года парень теряет всякие силы на продолжение обучения. Он не ходит на пары по физкультуре, которые зачем-то понадобилось ввести начинающим медикам, потому что боится умереть после. Если сил еле хватает на то, чтобы писать и дойти до дома, то какая к черту физкультура? Кёнсу никогда не претендовал на роль спортсмена. Под красивыми кофейными глазами с веерами черных ресничек теперь пролегают фиолетово-черные круги, которые, кажется, отпечатались там перманентно. Всем преподавателям и сокурсникам кажется, что Кёнсу учится здесь не первый год - так плохо выглядят только студенты с последнего курса и интерны городской больницы, и те не насколько смахивают на живой труп. Мешковатая одежда заставляет парня казаться еще меньше чем он есть, а под трупно-белой кожей даже не прячутся кости, открыто выпирая. Особенно ребра и костяшки пальцев.***
С весом теперь падает и успеваемость - Кёнсу все еще не ест почти, - но теперь родители об этом не беспокоятся. Точнее и тогда не беспокоились, но сейчас то у них даже нет возможности. Кёнсу переехал - точнее его почти выставили за порог с вещами, - как только он вернулся с выпускного в потрепанном костюме и порванной, чуть подкрашенной красно-бордовым рубашке. Оплату маленького чулана на краю шумного Сеула, так и быть, взяли на себя мать с отцом, хотя, кажется, скоро они начнут игнорировать и это, как игнорируют и тот факт, что у них вообще есть живой сын. Который, в общем-то, кажется, совсем не прочь стать "неживым". Кёнсу спит на парах, и спит дома, совершенно не вливаясь в ритм жизни, он просто не знает, что делать, когда веки наливаются свинцом прямо во время лекции. Голова все чаще кружится, а перед глазами вспышки темноты - Кёнсу предпочитает держаться ближе к стенам или вовсе сидеть где-нибудь на полу или стуле. Он обходит стороной студенческое кафе - слишком тошнотворно от туда пахнет вкусной едой, - и все чаще пропадает где-то, забившись в угол – живот постоянно крутит и в такие минуты Кёнсу думает, что именно так, здесь и сейчас, он может запросто отбросить коньки.***
Ким Чонин врывается в жизнь Кёнсу неожиданно, но очень вовремя. в самый подходящий момент. Однажды, когда за окном накрапывает отвратительно-серый - как и вся жизнь Кёнсу, - дождь, одногрупники нашего героя почти насильно усаживают его рядом с собой в холле во время обеденного перерыва. Десяток парней и девушек, удобно устроившийся на полу обедали - кто чем мог,- а завидев хилую фигурку Кёнсу в конце коридора они подзывают его к себе. Ребятам интересно, что это за человек, который бегает от согруппников, как от огня. Они выглядят не слишком опасными и Кёнсу соглашается присоединиться - хотя у него нет сил на то, чтобы отказать, - не смотря на то, что запах еды кажется ему отвратительно-аппетитным, заставляя глаза бегать, а изголодавшийся желудок урчать. Одногрупники, заметив явно голодное выражение лица Кёнсу, делятся едой из своих запасов, интересуясь, почему тот не обедает. Кёнсу отшучивается тем, что просто забыл взять деньги дома - и это наглая ложь, потому что у него денег в общем-то не водится, а в холодильнике повесилась мышь и только шкафы набиты дешевым раменом быстрого приготовления. Одна пачка в день. Иногда еще йогурт. Диетический. Кёнсу не хочет потолстеть снова.. Под выжидающими взглядами одногруппников Кёнсу боязливо откусывает сочный кусок красного яблока и кое-как заставляет себя его проглотить, выдавливая некое подобие улыбки - Кёнсу не улыбался с младшей школы, помните? Спустя несколько минут, кусок яблока просится обратно противным голоском внутри темной головушки Кёнсу: "Не смей, Кёнсу, ты же не хочешь потолстеть? Или хочешь остаться жирным до конца дней своих?". Он подрывается с места, лепеча еле слышные извинения и уносится в направлении туалета.***
Уже в кабинке, стоя на коленях на холодном кафеле напротив белого унитаза Кёнсу думает, что никогда больше он не подойдет к одногруппникам. Два пальца направляются в рот.. Раз.. Два.. Три.. злополучный кусок яблока противным привкусом пробегает по языку прежде чем покинуть организм. Кёнсу закашливается, давясь желудочным соком и именно тогда, чувствуя горячую ладонь, лупящую по спине в попытке помочь откашляться, он обмякает на полу туалета. Последней мыслью становится то, что умереть на кафельном полу кабинки в университетской борной, в луже собственного желудочного сока, это наверное самая подходящая для него, пожизненного неудачника, смерть. А дальше - пустота..***
Кёнсу приходит в себя на мгновенье, когда его что есть мочи лупят по щекам и ошпаривают ледяной водой. Перед глазами плывет и он, через вакуум в голове, улавливает голос полный беспокойства, кричащий: "не смей умирать, придурок, какого черта ты творишь?!". Кёнсу ненадолго раскрывает глаза, и, спустя мгновенье, снова окунается в беззвучную темноту обморока.***
Второй раз Кёнсу приходит в себя с трудом открывая глаза и видя над собой только белый потолок, который он, к слову, не узнает. Как только он пытается приподняться, уже знакомая горячая рука аккуратно надавливает на плечо, заставляя Кёнсу лечь обратно. - Проснулся наконец-то? - говорит бархатный голос совсем близко и Кёнсу не понимает те нотки, которые он в нем слышит. Они не похожи на отвращение или злость, или еще десяток знакомых эмоций. Это скорее беспокойство? Так оно звучит? Нет, Кёнсу, тебе кажется, такого не бывает. Не по отношению к тебе. Не в этой жизни. - Лежи, лежи, а то еще раз в обморок грохнешься. Незнакомец говорит мягко и даже, кажется чуть суетливо, но это только кажется. Из тихого уверенного потока речи Кёнсу узнает, что парня перед ним зовут Ким Чонин и что сейчас Кёнсу находится у него в квартире. А еще то, что Чонин без пяти минут интерн, и ближайшие две-три недели Кёнсу остается у него. Это не обсуждается. - Н-но.. мне нужно домой.. - бормочет Кёнсу, не прекращая ленивых попыток подняться, в которые вкладывает все оставшиеся силы. - Зачем? - Чонин смотрит прямо в глаза, заставляя Кёнсу опешить от непривычного зрительного контакта. - Голодать? - Я не.. - Когда ты в последний раз нормально ел, Кёнсу-я? - Чонин смотрит серьезными глазами, а рукой поправляет волосы упавшие Кёнсу на лоб. Парень, к слову, даже не удивляется, откуда теперь уже знакомый парень знает, как его зовут. - Ну.. - Кёнсу теряется, не зная, что сказать. Пауза затягивается и Чонин позволяет себе слегка улыбнуться впервые за разговор. - Вот поэтому ты и лежишь сейчас у меня в кровати под капельницей. - "ах, так вот почему рука так неприятно ноет!", - но если ты хочешь лежать в больнице, то я могу отнести тебя туда. - Н-нет. - лепечет Кёнсу и смотрит с мольбой в глазах, заставляя Чонина смягчиться. - Если ты не хочешь, то мы туда не поедем. – Чонин понимает, что поступает не совсем правильно, оставляя без пяти минут анорексика у себя дома, но этого Кёнсу, за которым он наблюдает еще со второго семестра последнего года школы, учась в параллельном классе, совсем не хочется заставлять что-либо делать. - Только для этого ты должен меня слушаться и начать понемногу есть, хорошо? - Но.. - Или мне придется отвести тебя туда, Кёнсу-я. Неуверенный кивок головы растягивает на пухлых губах Чонина теплую улыбку и Кёнсу кажется, что ему никогда в жизни еще так не везло с окружением. Хотя, ему не кажется. - Вот и хорошо, а теперь поспи еще. Тебе нужно много сна, чтобы восстановиться. Кёнсу только благодарно кивает, цепляясь пальчиками за большое толстое одеяло - холодно, - и натягивает его на себя, скрываясь под ним почти полностью, а в глазах как будто песок, и веки свинцовые. Кёнсу совсем не замечает, как засыпает. "Вот ну зачем же ты так с собой, Кёнсу-я?"***
Спустя неделю реабилитации в чужом доме Кёнсу уже спокойно встает на ноги и даже немного ориентируется в двухкомнатном пространстве, но лишний раз не поднимается с кровати. Да и таскать за собой капельницу – не спрашивайте, откуда она у Чонина дома, - слегка проблематично, но Кёнсу предпочитает не вытаскивать катетр - это наверняка разозлит Чонина. Кстати, о Чонине. Кёнсу не слишком доверяет ему. То есть, он действительно благодарен тому за заботу, но.. но кто знает, какой на самом деле этот Чонин - может он один из тех, кто просто хочет над ним поиздеваться. Если это так, то этот Чонин - самый жестокий из всех тех, кого Кёнсу когда-либо видел. Но, почему то не хочется в это верить, особенно после того, как Чонин на него смотрит: ласково и подбадривающе. А еще - Кёнсу боится себе признаться, - ему нравятся все эти осторожные прикосновения Чонина. Поправить подушку или одеяло, поменять капельницу, принести еды или сменную одежду, которая так терпко пахнет Чонином.. А как он улыбается иногда.. Кёнсу совсем не хочется верить, что такой парень может быть таким же, как и все остальные, как все те люди из его школы.***
- Вот тут один, - бормочет Кёнсу, стоя около большого зеркала в ванной после того, как принял душ. - И здесь еще полтора кило.. А ноги.. тут два кило.. и еще щеки.. ужас.. - О чем ты, Кёнсу-я? - шоколадная макушка Чонина появляется в небольшой щели приоткрытой двери совсем неожиданно, заставляя Кёнсу вздрогнуть и разворачиваясь, пытаться прикрыться хоть чем-нибудь. - Не смотри на меня, пожалуйста.. я.. я-я толстый.. не надо.. - Кёнсу лепечет, стараясь как можно быстрее скрыться за большим махровым полотенцем. - О чем ты говоришь? - Чонин выглядит удивленным. - Ну я.. - Ты прекрасен, Кёнсу-я. - выдыхает Чонин, подходя ближе и разворачивая парня обратно к зеркалу. - Хотя нет, я должен тебя немного откормить. А то тебя может ветром сдуть. Или кто-нибудь просто забросит тебя к себе на плечо и унесет. – "от меня", - дополняет мысленно Чонин. Теплые сильные руки Чонина оплетают талию Кёнсу, который не успел до конца завернуться в полотенце. Тонкие пальчики вцепились в клочок темно синей ткани, прижимая его к груди - Кёнсу нужно прикрыться. Он слишком некрасив, для того, чтобы Чонин смотрел на него таким. - Н-но.. я же.. - Не веришь мне? - понимающе кивает Чонин, до этого опустивший свой подбородок на чужое плечо. - Давай я покажу тебе. Чонин отстраняется, стаскивая с себя майку и взгляду Кёнсу открывается чуть смуглый торс с проглядывающими кубиками мышц и красивой крепкой грудью. Темные твердые ягодки сосков торчат чуть в стороны, отвлекая Кёнсу. - Видишь? Вот таким ты у меня станешь, если доверишься мне, хорошо? - Чонин снова приближается, обнимая Кёнсу со спины, притягивая его к своей груди. Глаза Кёнсу удивленно распахиваются, когда по спине, с чуть выпирающими от легкой сутулости позвонками, расползается приятное тепло, а шею обжигает теплое дыхание. - А теперь посмотри на себя. Чонин легко дергает за полотенце и оно падает к их ногам, открывая взору совершенно голого Кёнсу - хотя это сейчас не смущает старшего. Кёнсу старательно отводит взгляд от зеркала, и опускает голову, закрывая глаза. Он старательно избегает своего отражения, сжавшегося в руках Чонина. - Посмотри, Кёнсу-я, - шепчет Чонин, цепляя пальцами подбородок парня и приподнимая черноволосую макушку. - Открой глаза. Кёнсу доверяется теплому ласковому шепоту и приоткрывает глаза, скользя взглядом по отражению в зеркале. - Что ты видишь? - говорит Чонин, осторожно отпуская тонкую талию, но теперь опуская руки на бедра Кёнсу. - Кости, - шепчет Кёнсу, задерживая взгляд на своих же ребрах, к которым медленно ползут смуглые пальцы. Его грудная клетка, исполосованная костями под кожей сейчас выпирает сильнее, чем обычно, когда Чонин заставил Кёнсу не сутулиться и вытянуться во весь рост. Кёнсу еле достает макушкой до Чониновского носа, отчего смотрится на его фоне еще более фрагильной фарфоровой куклой. - Эти? - Чонин гладит кончиками пальцев ксилофон ребер и почти любовно улыбается. - Хочешь их спрятать? Кёнсу ненадолго задумывается и чуть отстраняется от Чонина, поворачивая голову назад и осматривая его голый торс, где ребра если и видны, то совсем чуть-чуть, а затем неуверенно кивает, тихо подтверждая вслух еле слышным "да". - Тогда тебе нужно хорошо кушать. И набрать немного веса. - Чонин шепчет доверительно и его тихий бархатный голос заливает уши Кёнсу, заставляя довериться и подчиниться. Хотя пара сомнений все же грызут его где-то внутри. – Из костей мышцы не сделаешь. - Но.. я буду толстым.. я и так урод.. - Кёнсу понуро опускает голову, его плечи немного потряхивает и Чонин кладет свои руки на них, разворачивая субтильного парня к себе лицом. - Значит я, по-твоему толстый и урод? - заискивающе спрашивает Чонин, поглаживая хрупкие плечи. Он не обижен и это показывает теплая улыбка, но он смотрит прямо в глаза, дожидаясь ответа. Кёнсу должен понять. - Нет.. прости..ты. ты красивый, а я.. - Кёнсу ужасно смущен. Ему стыдно за свой ответ, за то, что заставил Чонина так подумать. Вот как он отплачивает за такую заботу, значит, да? - А теперь подумай, если я не толстый, то и ты не будешь, если наберешь пару кило, Кёнсу-я. Логично? - Да.. - Кёнсу отчего-то заливается румянцем. Взгляд у Чонина непривычно внимательный и ласковый, голос слишком приятный, а улыбка - теплая и сладкая. Как у мамы в далеком детстве, до того как.. До третьего класса младшей школы. Сейчас, вместе с медленным осознанием своей глупости, на Кёнсу накатывает понимание того, что он стоит перед раздетым по пояс Чонином совсем нагим и даже не пытается прикрыться. Кёнсу опускает взгляд в пол в стеснении, медленно скрещивая ноги. - Так что, будешь теперь кушать со мной? - Чонин пытается встретиться взглядом с Кёнсу, но тот усиленно опускает голову, практически вдавливая подбородок в грудь. Чонин знает, что лучшим выходом из ситуации будет не заставить, а убедить, и благо, что у него получается. Кёнсу еще не настолько запущенный случай, кажется, потому что он бубнит неуверенное "да" куда-то в пол. Чонин прослеживает его взгляд и натыкается на совсем неприкрытый пах, к которому тянутся тонкие, худые ладошки. - Извини, Кённи.. - теперь и Чонин слегка смущен. Хотя в университете их учили: "что естественно, то не безобразно", да и смущаться человеческому телу нечего. Несмотря на все эти убеждения, Чонин подхватывает с бортика ванны то темное полотенце и оборачивает им чужие бедра. - Хватит на сегодня разговоров. Этим вечером парни впервые нормально ужинают вместе, разделяя на двоих немного риса и курицы. Кёнсу ест медленно, понемногу, маленькими кусочками, тщательно пережевывая еду, под пристальным взглядом Чонина. Тошнота сейчас его не мучает, разве что иногда в животе такое странное ощущение.. Но, он думает, что это скоро пройдет.***
- Вы только посмотрите на него! Все такой же жирный урод! Неудачник! – кричит, давясь от смеха, Ю Санми, тыкая в него пальцем. Ее противный голос застревает в черепной коробке, рикошетом отскакивая от его стенок. Колкие фразы звучат в мигом опустевшей голове гулким эхом и слышатся теперь, кажется – или не кажется, - отовсюду. Кёнсу с опаской озирается по сторонам в поисках хоть какой-нибудь поддержки, а вокруг только беснуется сумасшедшая толпа школьников, загородившая, кажется, небо. Серое и мрачное, но небо. Кёнсу чувствует, как сжимается под напором учеников или, может, это они растут, возносясь ввысь, как небоскребы – и даже здесь они все превозносятся над ним, а он, как никчемный муравей, придавлен к земле своим камнем. Он все меньше и меньше с каждой секундой – сжимается с бешеной скоростью. Из взрослого юноши в пятилетнего ребенка, маленького мальчика, испуганного и дрожащего под напором толпы. Кёнсу слепо пятится назад, пытаясь спрятаться от издевок, но оступается, заваливаясь на мокрый асфальт – колени и ладони, почему-то, сразу раздираются в кровь одним касанием кожи об асфальт. Впервые за всю свою жизнь он не сдерживается и начинает плакать на людях. Слезы жгут глаза и душат, но он не может остановиться – сейчас, почему-то, больно так, как не было еще никогда. Ему кажется, что нужно бы взять себя в руки и прекратить, - толпа великанов заливается смехом и тычет в него пальцами, - но, с другой стороны, накатывает понимание того, что лучше от этого не станет. В голове оглушающим гомоном голосов бьются нелестные высказывания и Кёнсу разбирает и осознает каждое – все до безобразия тошнотворные. Такие, от которых обида растекается по венам, вперемешку с углекислым газом вместо нужного кислорода, заставляя задыхаться. И он, правда, задыхается, раскрыв рот в крике – но как бы связки не напрягались связки звука нет, - и хватая потрескавшимися губами холодный воздух, но получает только привкус крови на языке и еще больший ком в горле. Шум становится громче, заливая уши жгучей болью, бьет по вискам и мальчик из последних сил прижимает окровавленные ладошки к ушкам. Не слышать лишь бы, только и всего. ..но насмешливые голоса, кажется, звучат изнутри, запертые ладошками в голове. Слезы текут не переставая, не давая закрыть глаза и полностью размазав обзор, словно на картину перед глазами налили концентрированного растворителя, но Кёнсу будто кожей чувствует, как круг сужается и великаны подступают ближе. Мальчик прижимается лбом к коленкам, притянув их к себе, сжавшись в еще больше, ожидая, когда же толпа бросится на него, переставая окружать плотным кольцом. Насмешливые комментарии сменяются гневными криками, в которых сквозит ненависть, и Кёнсу уже чувствует холодное дыхание затылком, сжимаясь еще больше. Ему не хватает воздуха. Люди тянут к нему свои руки, пытаясь толкнуть, ударить, сломать, пальцы цепляются за волосы, кожу, намереваясь вырвать к чертовой матери.. но не успевают. Мальчик слышит громогласное бархатное "Кёнсу!" и чувствует, как приятное тепло расползается по спине и рукам, накрывая ладошки на ушах. Один судорожный вдох и легкие наполняются спасительным воздухом, срывая с губ всхлип. Теплый кислород быстро расползается по телу, с частичками какого-то приятного, родного запаха, встряхивая, не хуже смачной пощечины во время истерики. Кёнсу с трудом приоткрывает мокрые глаза, из которых до сих пор струятся горячие слезы, и понимает, что спал, когда слышит шепот на ухо "все хорошо, Кёнсу-я.. это был сон" и чувствует горячие ладони Чонина, крепко прижимающие к сильной груди и гладящие по спине и запутываясь в волосах. и это немного странно, потому что Чонин вроде как спал на полу или на диване в гостиной.. а теперь он тут, в кровати, и обнимает так тепло и успокаивающе. Горло Кёнсу саднит, как будто он долго кричал, - что вполне возможно, - слезы не останавливаются, а придя в себя на секунду и кое-как глянув в обеспокоенные глаза, уже через мгновенье он сжимает в пальцах чониновскую майку на груди и сильнее прижимается сам, не сдерживая подступившей истерики. - Ну все, все, Кёнсу-я. Это был просто кошмар.. Я рядом, все хорошо, Су. – шепчет Чонин, чувствуя как дрожит тельце в его объятьях и то, как уже сильно намокла собственная майка. Грудь горит от горячего дыхания Кёнсу по мокрой синтетике и Чонин, как заведенный шепчет, - Я рядом, я рядом, я рядом.. Кёнсу снова проваливается в сон только через три часа, когда уже рассветает, а Чонин спустя полчаса, все так же прижимая к себе дрожащее в беспокойном сне тельце.***
- КЁНСУ?! Что ты делаешь?! – Чонин врывается в ванную, распахивая дверь настежь – Кёнсу забыл ее закрыть. Горячие ладони ложатся на худые плечи, оттягивая бледного паренька от унитаза. Кёнсу кашляет, давясь желудочным соком и остатками не успевшего перевариться ужина, что тонкими струйками стекают с уголков искусанных губ. Чонин сильно встряхивает парня за плечи, впиваясь взглядом во влажные, больные глаза напротив и ему хватает пары секунд, чтобы успокоиться и не отвесить Кёнсу пару пощечин - для профилактики. Чонин видит в больших глазах Кёнсу океан эмоций – не все еще потеряно. Потухший на почти два десятка лет взгляд только недавно начал заново разгораться искорками чувств, кроме страха, и теперь Чонин точно уверен, что еще не все потеряно, даже несмотря на то, что Кёнсу поддался старым привычкам и спустил ужин в унитаз. В глазах Кёнсу ужас, отвращение, разочарование, печаль и, самое ужасное, боль, но не следа апатии – это уже большой шаг в направлении выздоровления. Кёнсу наконец-то начал понемногу выплескивать то, что внутри, а не держать в себе, как бомба замедленного действия. Хотя, Чонин уверен, она уже взорвалась.. и вот теперь, он, по собственной воле, разгребает развалы личности и копается в руинах, отыскивая в них хоть что-то уцелевшее. А что не уцелело, придется сделать заново, склеить, да хоть наколдовать, но вернуть на место. Считаные секунды и черная макушка Кёнсу, и глаз которого катятся горячие слезы омерзения к самому себе, оказывается под струей ледяной воды в раковине. Чонин придерживает чужую шею, несколько секунд удерживая под миниатюрным ледяным душем затылок Кёнсу, а затем вытаскивает, давая парню отдышаться. "Контраст – лучший шокер." – думает Чонин, и всматривается в лицо Кёнсу. Тот потерян, смотрит, как побитый щенок, а губы за секунды посинели, зуб на зуб не попадает. Кёнсу очень слаб и восприимчив к холоду. Кёнсу все еще кашляет – горло саднит и щиплет желудочным соком, что тошнотворным – о, какая ирония! - привкусом остается на языке. Он сделал это, снова сделал это.. Взгляд утыкается в зловонную жижу его непереваренного ужина и желудочного сока в унитазе - отвратительно. На Кёнсу снова накатывает тошнота. Он поворачивает голову и смотрит в лицо Чонина - слезы начинают течь с новой силой, когда он встречается взглядом с обеспокоенными глазами. Чонин отпускает хрупкие плечи и парень тут же оседает на холодный кафельный пол и жесткий коврик ванной. Кёнсу не сдерживает рыданий, что душат удавкой обнимая шею. Из груди вырываются судорожные всхлипы вперемешку с хрипами саднящего горла и кашлем. Парень опускается рядом пару секунд спустя и протягивает стакан холодной воды, который Кёнсу тут же осушает, полоская рот. Вода слегка сбивает ужасный вкус желудочного сока и неудавшегося ужина, но привкус остается досадливой горечью на кончике языка и стенках горла, как напоминание об этом его поступке. Тихий голос Чонина разрывает относительную тишину ванной: - Я что, настолько плохо готовлю, Кёнсу-я? – Чонин даже слегка поднимает уголочки губ. Видно, что натянуто, но и от этой попытки успокоить его у Кёнсу теплеет на душе и он отрицательно машет головой из стороны в сторону. В глазах щиплет сильнее: вот, Чонин такой хороший и добрый, единственный, кто заботится о нем, Кёнсу, а он и его не может не разочаровывать.. Рука Чонина прижимает к себе, заставляя положить упереться головой в тяжело вздымающуюся грудь. - Ты делал это после того, как стал жить у меня? – Чонин упирается взглядом в потолок и медленно, как будто автоматически, поглаживает Кёнсу по спине. И снова отрицательный взмах головой. - Первый раз? – спрашивает Чонин и парень кивает в ответ. Спокойный голос Чонина и вроде бы помогает, но Кёнсу кажется, что лучше бы он кричал: Кёнсу совсем не может понять его мотивов. Не может понять, почему кто-то такой чудесный, как Ким Чонин возится с ним, таким ущербным в этом идеальном обществе? Почему Чонин еще не махнул на него рукой, как сделали когда-то родители? Почему не бросил тогда, в университетском туалете? Почему..? - Зачем ты сделал это, Кёнсу-я? Кёнсу кажется, что на его лице уже оседает соль от слез, которые он выплакал за последние два дня. И они все не иссякают. Чонин, кажется, самый идеальный человек из всех, кого Кёнсу встречал в своей жизни и никакая Ю Санми даже близко не стоит рядом с Чонином. Даже эта забота о бесхребетном До Кёнсу совсем не умоляет его идеальности. Даже то, что он сидит сейчас на полу собственной ванной комнаты, прижимая к себе истерично всхлипывающее нечто. Как в депрессивных фильмах о самоубийцах-неудачниках. В голове Кёнсу только он сам кажется себе лишним во всей этой идилии – он не достоин того, чтобы греться в лучах этой идеальности, он слишком не подходит, слишком ущербный, слишком дефектный.. слишком много "слишком" для идеального Чонина. Кёнсу надламывается, заходя в тупик в своих мыслях и теперь разве что срывается окончательно, теряясь в осознании своей ничтожности. Он начинает дергаться и старается изо всех сил вырываться из горячих объятий, убеждая себя, что не достоин. Сил у Кёнсу немного, а потому он все так же остается прижатым к Чонину. Теперь он выплескивает все мысли, что роились в голове раскаленными пчелами. - ..зачем ты возишься со мной?! Зачем?! Что тебе от меня нужно?! – Кёнсу срывается крик и рвет связки, лупя слабыми кулачками по сильной груди Чонина, неведомо как оказавшись сидящим у того на бедрах, - Зачем я тебе, Чонин?! Тот только мягко обхватывает запястья и прижимает к себе, утыкая носом себе в шею так, что чуть прикрытое мокрым ломкими волосами, блекло черными, как смола, припорошенная дорожной пылью, на солнце, ушко оказывается аккурат напротив его губ. - Ну что ты такое говоришь, Кёнсу-я, - Чонин смотрит в заплаканные глаза и приподнимает уголочки губ в едва заметной улыбке. – я просто хочу помочь. Ты гробишь себя, Кёнсу-я.. - Но.. - Почему ты сделал это? – Чонин не уточняет, что именно, но это даже не нужно: они оба знают, о чем речь. - Я-я.. – Кёнсу теряется, под взглядом внимательных глаз, и опускает взгляд куда-то Чонину в грудь, туда, где майка мокрая от его, Кёнсу волос, и липнет к телу. - Расскажи мне, - ласково просит Чонин, отпуская чужие запястья. – я хочу тебе помочь. Кёнсу опускается ниже, устраивая голову на чужой груди, и усаживается у Чонина на коленках – не хочется смотреть ему в глаза, сознаваясь в своих страхах и раскрывая причины. Кёнсу утыкается носом в мокрое пятно на чониновской груди и глубоко вдыхает. В легкие забивается мягкий запах кожи Чонина. Расслабляет. Через несколько десятков секунд молчания, Кёнсу тихо начинает свой рассказ словами "Мне приснился кошмар.." и это, наверняка, самая глупая причина, но так и есть на самом деле. Нахлынувшие воспоминания, что, как ведро ледяной воды на голову, вылились на него из ночного кошмара снова завладели Кёнсу, подчиняя его себе и давая замолкшим на время голоскам в голове снова начать нашептывать пакости. Кёнсу сбивчиво бормочет, стыдливо зарываясь носом в твердую грудь Чонина, но тот все равно слышит приглушенный голос, рассказывающий ему, слово за словом, историю своей жизни от настоящего времени до детства, насколько его вообще можно вспомнить. Кёнсу говорит о том, как к нему относились одноклассники и остальные люди, о том, как даже не знает, с чего вдруг все его невзлюбили, о том, что, наверное, он и есть такой ничтожный, каким его считают. Рассказывает и как когда-то – да и последние месяцы тоже, - хотелось умереть. Как даже успел подумать об этом там, в кабинке университетского туалета на мгновенье до того, как обмяк в сильных руках. Слова оседают у Чонина на сердце, когда рассказ доходит до веселого выпускного с подарком из сломанных ребер и переезда в чулан, отдельно от родителей, а после, больно полосуют скапливающейся влагой в уголках глаз, когда всплывает первое признание и жестокость первой любви. На словах о родителях тогда еще маленького Кённи, Чонин мягко прерывает, прижимая к себе чуть дрожащее тело – Кёнсу плачет, дрожит, но говорит тихим почти спокойным шепотом. - Ты больше никогда туда не вернешься. – говорит Чонин на ушко и Кёнсу даже подумать не может, что будет как-то иначе. – Ты будешь жить у меня. Тебе не нужен этот чердак, Кёнсу-я.. Ты достоин лучшего. - Я? Совсем нет. Я просто никто, тень человека.. – последние слова тонут в горячей ладони Чонина, что тот прижимает к сухим искусанным губам. - Никогда так не говори, Кёнсу-я. Ты прекрасный парень. И если не для всех, то для меня точно, - Чонин утыкается носом в черную макушку и глубоко вдыхает, убирая руку от чужого лица. – Давай, в следующий раз, когда ты почувствуешь себя никем снова, ты быстро прибежишь ко мне? - Н-но.. – Кёнсу поднимает голову с чужой груди, и смотрит удивленными глазами, а Чонин совсем не дает ему возразить. - Хотя нет, я просто не дам тебе снова почувствовать себя так. Теперь будешь слышать только как я говорю тебе, что ты идеальный в твоей голове. Никаких больше голосов из прошлого. – говорит Чонин, улыбаясь, и заглядывая в глаза. – хорошо? Кёнсу только и остается согласиться и он нерешительно шепчет тихое "да", прикрывая глаза - их жжет от пролитых слез. - Отлично, Су! – Чонин теперь улыбается широко и тут же, положив ладони на раскрасневшиеся влажные щеки Кёнсу, притягивает заплаканное личико ближе, приникая осторожным касанием теплых сухих губ к припухшим влажным векам. Сначала, правое, затем левое, а спустя мгновение после того, как Чонин отстранился, оба глаза распахиваются удивленно глядя темными кофейными радужками. - Ну, что смотришь, - улыбается Чонин. – не можешь поверить? Кёнсу кивает, думая, что ему, наверное, показалось, а потом его глаза распахиваются еще больше, когда Чонин приближает лицо и оставляет на влажной щеке теплый поцелуй. Одна секунда, две, три..Кёнсу замирает и, кажется, совсем не дышит, но потом приходит в себя, когда Чонин отрывает свои губы от его кожи. Невидимый отпечаток недавнего поцелуя приятно греет кожу на щеке, а в голове появляется какая-то странная легкость и Кёнсу, сам того не замечая, тянется пальцами к щеке, касаясь того самого места. Чонин тихо хихикает, наблюдая за парнем: тот замер и неуверенно, а еще, кажется, неосознанно тянет уголки пухлых губ вверх, в его глазах все еще стоит вопрос. "Какой неуверенный в себе и недоверчивый" - думает он улыбаясь, а затем сжимает ладошку Кёнсу в своей. - Ты мне нравишься, Кёнсу-я. – говорит Чонин, развеивая все сомнения в больших глазах напротив. Кёнсу краснеет, не успевая выдать в ответ смущенное "ты мне тоже". .. а потом краснеет еще сильнее, когда Чонин на мгновенье невинно прижимается своими губами к его, даря быстрый чмок. Кёнсу кажется, все это происходит не с ним - слишком много поцелуев для него одного, - но он даже не думает, что это сон – ему хорошие сны не снятся.. но скоро будут. Определенно будут.