Стыдно

      - Хен, - так неслышно зовет Чонин, простирая к нему руки, но Чанель просто не слышит его: он домывает руки, выйдя из кабинки, и приглаживает непослушную прядку на челке, затем еще раз оценивающим взглядом скользит по своему отражению в зеркале.       - Идеально! - щелкает пальцами брюнет и отворачивается от "совершенного себя", как часто называет он сам себя, намереваясь поскорее покинуть уборную, но натыкается на тонсена. Такого невысокого, смуглого и невероятно сексуального. Чанель не может сдержать всплывающую наружу широкую улыбку-оскал, которую вызывает его очаровательный друг, и тянется рукой к темно-шоколадным, немного сальным на вид, волосам Кая, желая взъерошить их, но тот отстраняется он огромных пальцев старшего. Поднимает на него глаза.       Чанель хмурится, щуря глаза, наклоняется немного вперед, дабы лучше видеть лицо младшего и начинает внимательно вглядываться в него, напрягая до максимума свое зрение. Казалось, что могло измениться в тонсене за пару часов? Те же черные узкие миндалевидные глазки, правда, без привычного безобидного озорства и ребячества, так часто мелькавшего в них, густые темные дуги бровей в позе "домик", отчего Кай похож на затравленного, забитого в угол щенка; алые пухлые губы плотно сжаты, а не обрамляют жемчужно-белые ровные зубы, растягиваясь в очаровательную, невинную улыбку. Чанель стал задумываться. Когда же Чонин так поменялся? Как давно? Но долговязый не знает, сколько бы и как сильно не напрягал свою память. Они не так уж часто пересекаются, не считая репетиций и записей, поэтому даже если бы он истово хотел знать Чонина как можно теснее, то чисто физически не мог бы осуществить задуманное.       Уголок губ Чанеля тянется вверх, зубы до крови впиваются во внутреннюю сторону нижней губы, а взгляд устремляется в черную глубину глаз Чонина, которой не видно дна. Чанель теряется: будто что-то извне вторглось в его сознание и подчинило эмоции парня. Во рту в миг пересыхает, а руки начинает трясти и мелко покалывать, как у наркомана во время сильной ломки. Брюнет не находит в голове подходящих фраз: духота, отяжелившая воздух в помещении, грузом сваливается на костлявые плечи репера, поэтому язык еле ворочается, издавая нечто непереводимое, непонятное даже тому, кто это произнес.       - Кай, что не так? - выудив из себя что-то приблизительно похожее на человеческий язык, мямлит старший.       Чонин дергается он слов своего хена, как от разряда тока, но так же, не проронив и слова, продолжает стоять, опустив глаза в пол. По его телу разливается волна дрожи, это видно, но Чанель не хочет замечать этого: боится. Боится чего: сокровенной тайны тонсена, которую придется хранить, что крайне невозможно для любящего чесать языком человека, или же последствий? Скорее, второго. Он чувствует, что то, что держит в себе Кай носит довольно-таки интимный, личный характер, поэтому молча прячет глаза, как провинившийся перед родителями школьник, принесший плохую оценку, от и так не смотрящего на него парня, и волнительно теребит подол черного свитера запотевшими ладонями.       - Черт, - шипит Чанель и проводит по шее, гуляя взглядом по стенам аэропортного туалета, ища на них подсказку к дальнейшим действиям, но, прождав пол минуты, он шумно выдыхает и обращается к Каю: - Может, скажешь, что все-таки стряслось? Я обещаю не насмехаться над твоими проблемами и помочь, если смогу, - и дружеское прикосновение к трепетавшему плечу младшего.       - Ты не сможешь помочь мне, хен, - главный танцор поднимает покрасневшие глаза, черные зрачки которых мечутся, как мячик-попрыгунчик, несчастно ухмыляется подрагивающему до белизны сжатыми губами, сбрасывая руку со своего плеча, - моя проблема не имеет желаемого мне решения.       - Доверься мне, Чонин. Я помогу, - проговаривает брюнет, слегка нависая над собеседником, и обхватывает своими ладонями его в замок, прижимая к своей худой груди, на что Ким лишь хмыкает и несильно отталкивает хена от себя. - Чонин! - зло вскрикивает репер и хмурится, сжимая кулаки до побелевших выступающих костяшек.       - Что?! - вырывается из горла Кая судорожный, хриплый крик, больше схожий с ревом дикого животного, не имеющего ни единого шанса на спасение, а из блестящих на свету глаз выплескиваются соленые ручейки слез, давно жаждущих выбраться из своеобразной западни в виде сдерживающего эмоции парня. Пустой взгляд, устремленный сквозь Чанеля, подрагивающие кровоточащие губы - "Вероятно, Кай прокусил губу, когда вскрикивал", - подумал Пак - немного раскрыты, ярко-красные пятна под опухшими глазами и на носу, часто-часто вздымающаяся грудь - все это до дрожи в коленях пугает опешившего Хеппи Вируса. Он думает, что если бы не знал своего одногруппника, то обязательно бы принял его за невменяемого, у которого случился приступ эпилепсии. " Еще бы пену изо рта", - на лице репера появляется ухмылка, и он готов сам разразиться в приступе истерического смеха, но, вовремя дав себе воображаемую затрещину, Чанель трясет головой, приходя в рассудок. Он приседает на корточки рядом с осевшим на пол Чонином и пытается приобнять тонсена за плечи, но получает смачный шлепок по кисти, от чего подрывается на ноги и встает в полный рост.       Его самолюбие серьезно задето, ему надоело сюсюкаться с "этим мелким неблагодарным засранцем", как он прозвал Кима за глаза; руки не могут найти себе места ни в карманах куртки или джинс, а лишь беспорядочно блуждают по одежде - так и хочется дать им волю, но нельзя, что еще больше злит: во-первых, Кай - тонсен, во-вторых, они певцы и, вдобавок, одногруппники. Репер выдыхает и забирается рукой в волосы, небрежно отбрасывая челку назад. Подбоченивается, опираясь на правую ногу и выставляя бедро в бок.       - Вот же ж, - вымученно стонет Чанель. - Слушай. Я пойду, пожалуй: уж больно задержался, - разворачивается на пятках и делает шаг к двери, но в следующий момент корчит гримасу и громко вскрикивает из-за испуга: - Твою мать, Чонин! Напугал, засранец!       Оборачивается. Чувствует потную, маленькую ладошку на своем запястье, которая с силой сжимает его, и успокаивается: Кай на него не в обиде.       - Не хватай меня так неожиданно, - по-отцовски предупреждает Чанель и все же выполняет задуманное еще давно - лохматит волосы "мелкому", уже беззаботно улыбаясь и нашептывая какие-то глупости на ухо Каю. На этот раз младший послушно стоит и терпит очередной наплыв нежности друга, изредка потряхивая плечами из-за непрекращающихся всхлипов.       - Хен, - вновь шепчет Кай, но теперь явно настойчивее, чем в предыдущий раз. - Чанель-хен, я... я люблю тебя, - выпархивает из уст Чонина на очередном выдохе. Его осипший голос дрожит, а колени подкашиваются, заставляя своего хозяина навалиться на рядом стоящего одногруппника и вцепиться в ворот его голубой куртки, дабы удержаться на ногах. Трясущиеся руки сильнее сжимают мягкий лоскут ткани, потрескавшиеся губы приятно шекочат ухо Чанеля, шепча дальше: - Прошу, не отталкивай, хен, - шмыгает носом Кай, потягивая вместе с воздухом сладко-соленые капельки, стремительно бегущие из прикрытых глаз, опоясанных мокрыми, слипшимися длинными ресницами. Но Чанель не может даже поднять руки, чтобы отпихнуть тонсена, поэтому просто молча стоит, переваривая поступившую информацию. Каждый мускул его тела напряжен, в голове полный кипишь - своеобразное рагу из перемешавшихся мыслей, губы то размыкаются, то смыкаются, не издавая ни звука, словно рыбьи. Оцепеневший, он стоит так около минуты, внимательно слушая беспокойный стук сердца Кая, и чувствует тяжелые вздымания его грудной клетки, еле касающейся груди старшего.       - Кай...Нет, Чонин. Почему ты говоришь такое?! - срывается раздраженное шипение с пухлых малиновых губ. Парень хмурится, с силой сжимая длинными пальцами и впиваясь ими в костлявые плечи тонсена, и отталкивает его, почти швыряет, словно резиновый мяч, что младший еле устоял на ногах. Ошарашенные карие глаза поднимаются на Чанеля, встречаются с узкими темными ниточками глаз Пака и виновато упираются в пол, снова наполняясь слезами. В груди репера горит пламя ненависти к одногруппнику, что не может утихнуть от времени - нужно его потушить, выпустить пар, а именно сорваться на "мелком". Оно подогревает сердце, пульсирует в висках приятной болью, но так раздражает нервы Чанеля, заставляет его начать злиться на влюбленного в него тонсена. Он хмуро смотрит на вновь осевшего на пол Кая, показывая ему свое превосходство как в росте и возрасте, так и в чувствах: он ничего не испытывает к Каю.       Чонин снова плачет, орошая смуглую кожу на щеках, крепко стискивает полу своей серой водолазки и тихо постанывает в нос: ему больно. Но чего он ожидал, признаваясь в чувствах одногруппнику-гомофобу? Счастливого конца? Побывать в крепких объятьях хена, получить шанс дольше вдыхать горький аромат его одеколона вперемешку со сладящим нос запахом пота? А, может, и поцелуй? Страстный или же невинный? Каю все равно, лишь бы быть во власти этих персиковых губ, о которых он мечтает во снах. Как бы он стонал от грубых ласк старшего, наслаждался яростными укусами, нанесенными Его губами. Где-то в глубине души он знал, что его слова любви будут жестоко отвергнуты и что он напрасно терзал себя глупыми надеждами на взаимность, но глупое сердце не могло успокоиться при виде возлюбленного, в голове рисуя их первое свидание, первый поцелуй, первую ночь, проведенную вместе...       Звук хлопнувшей двери отвлекает Чонина от мыслей, заставляет отчаянно схватиться за голову, цепляясь за волосы, и глотать горячие слезы. Он валится на пол, обхватывает колени и прислоняется головой к ним, сворачиваясь калачиком. Сладкие ручейки забегают в рот во время всхлипов, из-за чего парень начинает задыхаться и кашлять, будто болеющий туберкулезом. Чонин прикрывает глаза и время от времени еле заметно подергивает плечами.       Из кармана джинс доносится любимая песня, такая ненавистная сейчас. Мелодия противно режет уши, раздражение накатывает на Чонина, из-за чего он не хочет отвечать на звонок лидера, дабы не сорваться и не наговорить гадостей в его сторону, но приходится. Отпуская ноги и выпрямляя их, танцор тянется за трезвонящим мобильным и с трудом выслушивает возмущенные крики и ругательства. Слезы, касающиеся экрана, заглушают звук динамиков, а срывающийся шепот Кая и вовсе превращается в кашу звуков, которую Сухо не разбирает и нервничает сильнее, требуя немедленного присутствия тонсена.       Чонин выпускает дрожащий вздох и поднимается на подкосившиеся ноги, хватаясь за раковину, чтобы не упасть снова. Еле волоча ноги, он добирается до дверной ручки и давит на нее, открывая дверь уборной. Выйдя, он смахивает с глаз и лица оставшиеся слезы, отряхивает и расправляет складки на куртке и джинсах. Ищет ребят из EXO-K. Найдя, поспешно бежит к ним, прямо в объятья разъяренного лидера, что сразу же начинает отчитывать за опоздание, грозясь в следующий раз оставить Кая в аэропорту, будь это Корея или любая другая страна. Чонин лишь опускает глаза в пол, стесняясь посмеивающихся одногруппников. Особенно Его. Того, кто устремил свой взгляд на экран смартфона, наверняка, переписываясь с очередной девушкой и обделяя вниманием Чонина, так трепетно смотрящего на Него, впадающего в ступор при случайной встрече глаз или при разговоре, когда Он обращался к нему. Горький вкус обиды чувствуется во рту, а сердце, словно кусок металла, тянет тело к холодному кафелю пола. Хочется биться в истерике, кричать, плакать, только не видеться более со своим объектом вожделения: стыдно. Безумно стыдно.