Проект Zero

- Сергей Владимирович!!! Мамой клянусь, я думал, он в вертолёт сел! - Идиот. Ты хоть раз видел, чтобы он пользовался вертолётом? Он вообще к нему не подходил. - А я видела его фотку у вертолёта… - Какую еще?! - В том году, на Формуле-1… и в Польше… - Ниночка, помолчите. Ваши воспоминания никого не интересуют. Мы человека потеряли. - Ну что уж вы так сразу, потеряли… Вернемся, заберем. - Ваня!!! Ты прогноз слышал? Туда никто не вернется еще неделю, а то и две! Занесло всё. - Ну а… вертолет? - А вертолет нам спонсор даст через месяц! - … - Там хоть кто-нибудь с ним остался? - Переводчик… должен был... с ним на внедорожнике ехать... - Спасибо, Ваня. - Сергей Владимирович, ну живут же там люди… - Иван, там живут НАШИ люди. Он там не выживет. - А я читала… - НИНА! - … - Ну ладно, что ты читала, деточка? - Зря вы так, Сергей Владимирович… для вас он рабочая лошадка, а для меня – кумир всей жизни. Я про него всё знаю. - … - В общем, он любитель экстрима. И морозов не боится. Ну, то есть, психологически… - Потрясающе. То есть, по-вашему, он специально там остался?! - А кто их знает, кумиров-то, Сергей Владимирович! Может и не остался, а мы психуем тут. Вон, едут. - Игорь Петрович! Как хорошо, что вы нашлись! Мы все так переживали за вас! - Нина, - мужчина, неуклюже вылезавший из машины, смутился от обрушившегося на него внимания, - да чего за меня переживать… - Пойдемте, пойдемте скорее! Сергей Владимирович вас искал!... А, вот он сам идет! - О, Игорь! – режиссер похлопал мужчину по плечу, явно радуясь встрече. – Все в порядке? Мы уж думали, что потеряли вас. - Да все в норме… а чего это все ко мне на «вы» обращаются? Просто день вежливости какой-то, - пробурчал «найденыш» себе под нос. Его собеседник пропустил последнюю фразу мимо ушей: - Вы где пропадали-то? - Ну…, - Игорь явно смутился, - да мы это… с Михалычем в крузаке с оборудованием засиделись, в картишки перекинулись… ну и задремал я. Режиссер потянул носом, пытаясь разобрать причину сонливости и смущения собеседника, потом расхохотался: - Ладно, черт с тобой, буди гостя, пойдем вместе отпразднуем завершение съемочного блока. Надеюсь, вы с Михалычем оставили нам хоть что-то! Нина, которая все это время стояла рядом и чуть не подпрыгивала от нетерпения, фыркнула. - Ка… какого гостя? – вдруг спросил Игорь, растерянно глянув на Сергея Владимировича. – В машине больше и не было никого, - продолжил он фразу, видя, как стремительно бледнеет режиссер. – Он в сторожку решил вернуться, сказал, что забыл там что-то… - Даааа…., - вдруг подала голос девушка. – теперь из переводчиков у него в распоряжении только гугл, да и его-то нет. - Ниночка, в остроумии будешь упражняться, когда … Ваня, где тебя черти носят?! Что у нас со связью? - Сер… Сергей Владимирыч! - проорал Ваня, задыхаясь от порыва внезапно усилившегося ветра, - нет связи! Видите, как метет! ___________________       В принципе она знала, что с собакой в библиотеку нельзя. Но если там никого нет? В смысле вообще никого, одни книги. Ключ у бабы Геры лежит, бери когда хошь. Могла бы и Полкана взять, вместе веселей было бы. Он как раз выздоровел, чтоб сдох тот медведь. Все бы они сдохли, медведи. Не было бы их, у нее бы родители были. Нет, ну баба Гера в принципе клевая, но с родителями, наверное, как-то лучше. В интернате бы жить не пришлось. В принципе там неплохо, весело. Придется Полкана оставить на морозе – значит, долго в читальне не просидишь, тащить книжки домой надо.       Васька поддернула рукавицы, похлопала себя по боку, подзывая огромного пса черной масти, и задрав нос, чтобы не сползал на глаза великоватый треух, зашагала от калитки по заснеженной деревенской улице. Когда-то это было целое село, но со временем молодежь разъехалась, пользуясь деревенскими домами как летними дачами, старики перемёрли, и теперь тут обитал только вахтовый лесник да на другом конце улицы - старая бабка Гера да внучка ее Василиса. Училась девчонка в интернате в райцентре – родителей она лишилась рано и почти не помнила их – а на каникулы возвращалась домой. Весенний снегопад завалил все подъезды к деревне, даже лесник не успел вернуться на базу, освободившуюся от временных шумных обитателей – киногруппы, снимавшей «глубинку» для какого-то боевика. Но Васька не скучала: в доме было тепло от печи, генератор давал электричество (чем-чем, а топливом их лесничество баловало: благодаря этой семье деревня еще не исчезла окончательно с карты района), к тому же в ее распоряжении была библиотека когда-то оживленного, а теперь почти полностью заколоченного дома культуры. Читать Василиса любила – это сказать мало. В свои десять лет она уже одолела «Трёх мушкетеров» и «Оливера Твиста», а сейчас собиралась приняться за «Приключения Шерлока Холмса». Телевизор она не уважала, компьютера по бедности не имела, но ничуть по этому поводу не огорчалась, ибо характер имела независимый и даже боевой – в интернате с ней боялись связываться даже мальчишки, опасаясь украситься фингалом от ее острого кулачка (бывали случаи).       Полкана семья подобрала щенком – бросили проезжие охотники – и пес вырос в черную громадину, беззаветно преданный новым хозяевам. В конце зимы медведь-шатун забрел в деревню и сцепился с Полканом. Сражение закончилось вничью, зверь убрался в леса, а собаку пришлось долго выхаживать. Теперь он совсем окреп и весело рыскал по глубокому снегу, а Васька придерживалась края улицы, где вдоль канавы наносы были не так высоки.       Вскоре она уже отпирала бабкиным ключом скрипучую дверь библиотеки.       Полкан, оставленный у порога – без всякой привязи, как разумное существо – пробежался туда-сюда по улице, больше для порядка, чем по тревоге. У лесниковой базы внимание пса что-то привлекло, он пролез под воротами и закружил вокруг избы. Когда вышедшая из ДК Васька позвала его, собака отозвалась тревожным воем, но не вернулась к маленькой хозяйке. - Чо за фигня, Полкаша? – спросила Василиса, пролезая в дыру в заборе лесбазы. Пёс, теперь стоявший напротив занесенного снегом крыльца, обернулся и посмотрел на девочку говорящим взглядом, выражавшим недоумение и тревогу. Дом, по всем признакам, стоял пустой – киношники уехали пару дней назад, лесник не вернулся, а буран потрудился на славу – чистый снег до середины высокой лестницы ясно говорил о необитаемости жилища. Собака завыла.       Прижимая к груди книгу, девочка взобралась на крыльцо и потянула за ручку двери. К ее удивлению, дверь подалась. Васька расчистила место от снега, оттянула створку подальше и протиснулась внутрь. Пахнуло теплом, человеческим духом, собачьей шерстью – это еще откуда? – ну конечно, в дом влез Полкан, резво пробежался по немногим тесным комнаткам и радостно взвизгнув, заскулил возле широкого рундука, на котором, к полному Васькиному изумлению, лежал человек! ________________       Мороз и солнце; день чудесный! Сложно представить, что там чудесного видел классик, наверняка созерцавший тот самый «чудесный день» из гостиной, сидя за массивным столом, и покусывая кончик гусиного пера. Наши современники всерьез предполагают, что здесь замешано шампанское, сквозь бокал которого даже морозный зимний день становился чудесным.       Но речь пойдет совсем не о том.       Вообще-то приключение начиналось воодушевляюще. Съемки не в декорациях в каком-нибудь подмосковном городишке, еще не утратившем связь с прошлым, а на натуре. Не на задворках какого-нибудь Ленфильма с искусственным снегом. Нет, дамы и господа! Здесь вам и сугробы по самое не балуй, и ветер, сильные порывы которого регулярно сносят «тарелки» операторов сотовой связи, и настоящий вой волков ночами. Лепота! Наш народ настолько суров, что, как водится, закусывает водку нижней губой, но режиссеру непременно приспичило окунуть в эту самую экзотику человека, не выживавшего в Союзе развалившихся республик, не стремившегося срочно эвакуироваться из этой же самой страны гораздо западнее в лихие девяностые, и никогда не жившего под лозунгом «Вся наша жизнь — борьба». Зачем - одному Богу известно.       Честно говоря, в последнее время стало модным снимать в российском кино западных «звезд» разной величины и блеска. Герой боевиков Ван Дамм снялся в третьесортной комедии, «злодей» с японскими корнями Кэри Хироюки Тагава стал священником Николаем в фильме Охлобыстина, а Винни Джонс в полный рост снимается с Мироновым и Чиповской где-то в Исландии, в этот раз изображающей планету из предполагаемого не очень светлого будущего. Вот и фонд кино решил, что нельзя больше биться лицом о грязь, и в довольно короткие сроки наскреб довольно приличную сумму, на которую и было решено пригласить забугорную звезду. И не какого-нибудь малоизвестного актера, а такого, о котором не говорил разве что ленивый. Понятное дело, что гонораром его удивить не смогли. Так что можно смело сказать, что снимался иностранный товарищ за идею, в лучших традициях развивающегося российского кинематографа.       Отсняли на одном дыхании. Режиссер доволен, актеры рады, жизнь в целом удалась. Так какая ж нелегкая погнала нашего героя обратно под надуманным предлогом? А вот захотелось человеку еще разок вдохнуть тот самый русский дух, почувствовать каждой клеточкой, всей душой, что принят Россией, понять и измерить то, что неподвластно вербальному объяснению. Специально отстал от группы, шепнул переводчику, что забыл кое-что в сторожке, да и был таков. В суматохе и не заметили. Кстати, рад был такому раскладу. И от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от Сергея Владимировича ушел. Погладил рукой деревянные стены (живой домик-то, от него прям тепло исходит сродни человеческому, будто душа есть), попил чайку из алюминиевой кружки (чайник даже остыть не успел, так собирались быстро; жаль, конечно, что рацию чаем залил, но тут на снегоходе до людей рукой подать), улыбаясь, оставил отпечаток ладони на разукрашенном морозными узорами стекле. Вроде бы все, пора возвращаться, а то искать начнут.       А знаете ли вы, что какой-то умник явно путает снегоход с самолетом? Это на крылатых машинах горючее наливают впритык, чтоб при посадке чуть ли не на запахе самолет шел, а здесь-то чего было экономить? Не самое приятное ощущение, я вам доложу, стоять на дороге, которая при таком снегопаде скоро перестанет носить свое гордое звание, и станет белоснежным полем. Да еще и рация сдохла. Вот черт! Между тем темнело быстро, фонарик остался в машине вместе с остальными вещами.       Знаете, так бывает, проплыл до середины реки, и чувствуешь, что силы-то на исходе. И надо выбирать, куда дальше плыть. Так и здесь – вроде ясно, что впереди люди, вертолет, и все в ажуре. Только где это «впереди»? Зима будто решила отыграть позиции за несколько часов, мело так, что собственные мысли сложно расслышать. А позади какое-никакое жилье есть. В такую погоду все равно никто не улетит. Глядишь, завтра вернутся и заберут. Поворчат, конечно, для виду. Это вроде как традиция такая, но все будет хорошо. Как там русские говорят? Надежда умирает последней. _______________ - Опаньки. – сказала Васька, скорее самой себе, чем кому-то еще, потому как Полкан и так был с ней согласен, а спящий не очнулся даже от шума, произведенного гостями. Она подошла ближе, сняв одну варежку, сунула ее подмышку, где уже была книга, и осторожно потыкала в плечо незнакомцу. Во сне тот повернулся на своем лежаке, и девочка узнала того странного типа из киногруппы, который в первый же день приезда столичной компании поразил ее издали сходством с ее собакой – у него было такое же умное нечеловеческое лицо, и он так же не умел разговаривать. В смысле, разговаривать он умел, но не по-нашему (хоть в их третьем классе еще не учили никакого чужого языка, Васька знала, что на свете есть иностранцы, вот этот как раз был один из таких).       В данную минуту, однако, мужчина не мог бы заговорить и на родном языке. От него пыхало жаром, лицо было в поту, и он упорно не хотел просыпаться. - Болеешь, что ли? – несмело спросила Васька, снова ни к кому не обращаясь. – Погоди, не помирай, бабке скажу. Она полечит. Полкан, стереги!       Пёс послушно сел у рундука. Казалось, он признает этого человека за своего, хотя до этого они не встречались: Полкан хворал, иностранец работал в своем кино.       Васька, поспешно надевая рукавицу, выскочила из сторожки и понеслась домой. О книге, выпавшей из рук возле спящего больного, она и не вспомнила. ________________       Он брел назад. Сбивался с дороги, несколько раз проваливался в сугроб почти по пояс. Обмотал лицо шарфом так, чтобы остались только глаза, лишь бы не сбиться с дороги. Хотя шел больше по наитию, по какому-то внутреннему компасу, чем по следам. Скорее, скорее туда, где люди, где в далеких окошках уже виден свет. Он шел, стараясь не сбиваться с ритма ходьбы, хотя злой ветер, постоянно меняя направление, просто кидал его из стороны в сторону. Он шел и шел, улыбаясь внезапно возникшей мысли, что не жалеет о своем минутном порыве вернуться и «надышаться» этим миром. Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе.       Возле знакомой сторожки путник среагировал на какое-то движение сбоку. О том, что это был медведь, он догадался, когда обнаружил себя на крыше вышеупомянутой сторожки в обнимку с печной трубой, которая (хвала небесам) была еще теплой. Мишка еще долго топтался где-то внизу, видимо, не мог понять, куда испарился непонятный человек, которого нужда заставила бродить в такую погоду, зверюга порыкивал и вздыхал, будто жалел о несостоявшемся ужине.       А наш мастер по прыжкам в высоту, внезапно обнаруживший в себе столь невероятные способности, все это время обнимался с трубой и чувствовал объятия настоящей русской зимы и колючего ветра, который пробирал до костей. И только, когда медведь ушел, все так же горестно рыкая и вздыхая, наш приятель наконец скатился с крыши в сугроб, собрал остатки сил, ввалился в сторожку и запер за собой дверь. _______________       На подбеге к родному дому Васька вспомнила, что бабулей она поругалась. Ну не то чтоб совсем – в общем, из-за Полкана и книжек. Старуха была непреклонна – никакой животины среди стеллажей. А внучка, хоть и бузила, но слушалась. Утром послушалась – теперь пришло время побузить.       «Сама лечить буду!» – решила девчонка и с порога полезла на полку за аптечкой. Однако была остановлена и водворена, после мытья рук, за стол обедать. Скорости поедания супа позавидовал бы сегодня сам Наполеон Бонапарт, как известно, заглатывавший бульон за полминуты, чтобы не терять время перед решающим сражением. Темпы мытья посуды заткнули бы за пояс новейшую бытовую технику. Наконец, когда изумленная бабушка окончательно сменила утренний гнев на милость и прилегла вздремнуть, Василиса вытащила из шкафчика аптечку первой помощи, завернула в две салфетки и рушник котлету («для Полкана») и выбралась из дома во второй раз.       Больного на прежнем месте не оказалось. Вася проверила – кроме собачьих и ее собственных, следов на крыльце не прибавилось. Она поставила на спиртовку чайник (проверив, есть ли в нем вода), подозвала Полкана и только стала разворачивать котлету, как из понятно какого места, слегка пошатываясь, в комнату возвратился мужчина. Посмотрев на его серое лицо, девочка неожиданно для себя – и к вящему разочарованию ее четвероногого друга – протянула ему свой уже развернутый гостинец: - Будешь? _________________       Воистину говорят, старость – не радость. Вот и сегодня сморило посреди бела дня. Старушка села на старой скрипучей кровати, нашарила ногой тапочки и медленно поднялась, придерживая поясницу. Тяжеловато стало и дрова колоть и воду таскать, годы берут свое. Сейчас, пока Васька тут живет, вроде полегче. Девчонка бедовая, толк из нее выйдет. Только странно себя вела сегодня-то: и тарелки помыла быстро, и не перечила совсем. Возле шкафа крутилась чего-то…       Бабушка глянула на шкаф, да так и села – дверка шкафа открыта, а аптечки-то нет! Знает ведь, Васька-то, что нельзя играть с лекарствами, да, видать, от скуки в такой глуши дурковать начала. - Василиса! Васенька! – тоненько позвала старушка, надеясь, что девчонка еще не наделала делов. Ответом была тишина. Тут впору и испугаться, но баба Гера и не такое видывала. Она выглянула в окошко – будка Полкана тоже пустовала, никак за хозяйкой молодой увязался. Балует его Василиса-то, сама не доест, а собаке кусок повкуснее отдаст, все жалеет пса после драки с медведем. Бабушка оделась с невиданной для ее возраста прытью и выскочила на крыльцо. И точно – по новому снежку цепочки следов: две цепочки маленьких человеческих и одна - от лап собачьих. И все к сторожке ведут. Что ж такое Васька задумала? _________________       Ни в одном ресторане мира ему не подавали блюда вкуснее, чем это. Во всяком случае, желаннее этой котлеты на свете сейчас ничего не было. Засвистел чайник, и к жареному мясу прибавился аромат дивного растворимого кофе.       Очнувшись недавно от горячечного забытья и найдя рядом с собой дружелюбную животину, он уже понял, что помощь близка. Правда, не ожидал, что она будет такая маленькая. Однако активностью это создание (он еще не понял, мальчик или девочка) компенсировало свой малый рост. Перекусив, он был отконвоирован обратно на свою лежанку, где ему на колени вывалили всё богатое содержимое бабкиной аптечки: йод, зелёнка, бинты, активированный уголь (то, что он смог опознать еще по рассказам родителей, которые слышали об этом от своих родителей) и еще разные упаковки таблеток, в том числе, чего ни больной ни докторица не знали, бабкины медикаменты от давления. Анальгин, парацетамол, капли в нос и бальзам «звездочка» имелись в наличии, но по упаковке судить об их действии было трудно, а по-русски страдалец читать не умел. Он свято верил в добрые намерения ребенка, однако не решался употребить внутрь то, что ему деловито совали в руки, и только вежливо и доброжелательно улыбался сквозь возвращающийся жар в ответ на весь этот щебет. - Ну чего ты, дядя? Это от температуры же! Мне давали, когда простыла. Видишь – «анальгин»! У тебя именно температурища! – Васька требовательно положила ему ладошку на лоб и ощутила эту температурищу с точностью до 38го градуса. – Давай, пей. Вот и вода тебе остыла! Бенедикт решил, что двум смертям не бывать, а гном не отстанет, и всё-таки шарахнул эти таблетки с подозрительным названием – Васька, сообразясь с размером больного, сыпанула три - запив кипяченой водой. Он хотел быть любезным, но пока дитя паковало свои снадобья, сон уже морил его, и лежавшая на полу у изголовья книга с до боли знакомым профилем на обложке стала последним, что он запомнил из этой встречи. ________________       Васька была поймана с поличным, точнее, с Полканом, на пороге сторожки. Именно сюда и вели следы. Девчонка как раз прикрывала дверь, когда баба Гера, скрипя по свежему снежку, подошла к крылечку. Василиса вздрогнула, засуетилась, тем самым зародила в бабке подозрения. - Баб, ты чего встала-то? – залепетала девочка. – Устала поди, тебе б отдохнуть. Пойдем, я тебе чайку заварю, - улыбалась хитрюга. - Пойдем, коль не шутишь. – охотно «согласилась» бабушка. – Я только на минутку к Семёнычу забегу. Грех не поздороваться, раз уж у крыльца-то стою, не по-людски как-то. - Что ты, ба! – заерзала Васька. – Там неубрано… - А ты туда, внученька, наверное, прибраться ходила? - хитро прищурилась баба Гера, чем сама себе напомнила Ильича из старой советской книжки. Василиса потупилась было, но быстро нашлась: - Да Полкан туда забежал, пришлось вызволять. Пойдем домой, бабуль. Застудишься ведь, поясницу прихватит. - Ох, и хитрая ты девка, Василиса Васильевна! В кого только такая пошла. – рассмеялась баба Гера. - Знамо, в кого, бабуль, - девчонка бросилась обнимать бабушку, но та уже открывала дверь сторожки. Коня на скаку останавливала, неужто эта хитрая мелкая бестия обведет вокруг пальца?       На рундуке, завернувшись в пальто, лежал человек. На Семёныча не похож, тот невысокий и коренастый, а этот огроменный какой-то, не из наших-то. Бабушка машинально попыталась нащупать чего-нибудь потяжелее, но у дверей был только старый веник, с ним и двинулась на незнакомца. Тот зашевелился от скрипа половицы под бабкой, повернулся и блеснул холодом светло-голубых глаз. Потрескавшиеся губы шевельнулись и хриплый голос произнес: - Хай… - Хайль? – баба Гера чуть не села на месте. Она еще не забыла, как у нее, девчонки чуть помладше Василисы, немцы украли детство и юность. - Я тебе дам «хайль», фриц проклятый, - зашипела старушка, перехватывая веник на манер ружья. – а ну-ка ханде хох! Васька повисла на бабушкиной руке и запричитала: - Да что ты, бабушка, что ты, голубушка? Какой же это фриц? … - Уйди, внученька! Сейчас я ему покажу кузькину мать!...       Неизвестно, что подумал незнакомец, но глаза его с каждым мигом становились все больше и больше. Ужасно хотелось курить, но было ясно, что стоит только сделать хоть одно движение, непонятное мохнатое оружие в руках этой шустрой старушки будет использовано против него. _________________ - Да. Да. Нет. Да, всё в порядке. Вы его лучше знаете, конечно, но вот у нас тут специалист говорит, что он вполне может уйти в отпуск на ровном месте. Верно, Нина? Да, именно - английский в монастыре. Нет, у нас там нет монастыря. Церковь есть. Что? Нет, пустая, там некому... живут, живут там люди, не медвежий угол... Иван, выйди, ржешь - мешаешь. В общем, не волнуйтесь, ваша звезда на отдыхе. Чистый воздух и полный покой. До свидания. ...       Ивааан!!! Свяжись с лесником, срочно, а то хуже Крыма проблема выйдет! _________________ - БАБА ГЕРА! – вдруг завопила Васька, чем ужасно напугала незнакомца и заставила замереть бабку с веником наперевес. – Это киношный дядя. Я видела! Не бей его веником!       Насилу Ваське удалось утихомирить воинствующую бабульку. Да ту и силы-то уже оставили от нахлынувших переживаний и воспоминаний. - Ба, он заболел, у него температура! – со слезами на глазах взахлеб рассказывала Васька. – А он тут совсем один. Ни папки, ни мамки, - зачем-то добавила она и окончательно разревелась, разжалобив бабушку. - Не плачь, Васенька! Ну чего ты, внученька, - баба Гера сграбастала Ваську в охапку и гладила ее по голове, утирая слезы. - Вишь, басурманин заладил «хайль» да «хайль», вот я и за веник. Шпрехен зи дойч? – на всякий случай уточнила она у незнакомца, но тот покачал головой.       На этом языковые познания были исчерпаны, а проблема осталась. Вот она, на рундуке, зыркает голубыми глазами и молчит. И молчит-то даже как-то не по-нашенски. Басурманин, что с него взять.       Васька понемногу успокоилась, «киношный» дядя вел себя спокойно, военных действий не начинал и вообще выглядел неважно. Бабка подошла к нему поближе и протянула руку, чтоб пощупать лоб. От незнакомца веяло жаром. - Ба, вдруг ему корень женьшеня поможет? А то помрет ведь, жалко, - опять захныкала Васька. - Женьшень говоришь? – призадумалась старушка. - ….жен-щин…, - подал голос незнакомец. - Ой, ну посмотрите на него, - рассмеялась бабка, - встать не может, а про женщин бормочет что-то, - она наклонилась к мужчине поближе и заговорила громче, будто от этого он стал понимать русский. – Не женщин тебе надо, а женьшень!       Незнакомец в ответ вежливо закивал и заулыбался. Хотя было ясно, что ни черта-то он и не понял. Да, с языковым барьером надо что-то делать. - Вась, ты ж в библиотеку собиралась? - повернулась бабулька к девчонке. Васька открыла было рот, ответить, что уж была там, но на всякий случай благоразумно промолчала. - Ты б, внучка, сбегала, поискала на полках этот... словарь-то иностранный. Помню, отец рассказывал, прибился к ним в самом конце войны испанец один, пленный. Так пока не начал по-нашему балакать, так жестами и общались... Дай Бог памяти, как его звали...То ли Хуан, то ли Хулио.. - А словарь-то какой, ба? - Ну, басурманин говорит, что не шпрехает, англицкий неси. Больше-то и нету никаких.       Васька вихрем унеслась в заданном направлении, чуть не выронив варежки. А иностранец пытался сообразить, почему эта непонятная женщина называет его «саруманом». Кто бы мог подумать, что Пи Джей с его фильмами так популярен в российской глубинке. Будет, о чем рассказать летом на досъемках. _________________       Бред Бенедикта.       Cу-ка… будешь мой су-ка… да заткнись ты, бандитская морда! В багажнике адски душно, мучительно тесно, и этот голос… или это мой собственный? Хоть бы убили, как я устал… жарко, ЖАРКО! Старуха пишет горячие подсолнухи гигантской кистью. Детский голос кричит. Я не знал, что это так больно, когда кричит ребенок. Не пугайте детей… и зверей… Благословите детей и зверей… откуда это? Хоть бы щелочку приоткрыли, вздохнуть. Каково это проснуться в гробу? Так и не узнал. И не надо. Говорили мне не езди по ночам… по снегу… медведи съедят, вот уже добрался до меня, лижет в лицо, уйди, не рычи… ушел? А почему так холодно? Звезды, над головой – и везде, мир так огромен, а я такой маленький, мне так холодно… снова старуха, сует питье, горькое… не пей вина, Гертруда! Как ты здесь оказалась, мама? Укрой меня потеплее, пусть в багажнике, лишь бы не мерзнуть так… и тяжесть в руках… чей это младенец, кто оставил мне ребенка? Я занят, мне не справиться, пусть возьмут у меня ношу… главное, не выронить ручку, здесь все завалено фотографиями, не знаю этих лиц, нужно всё время подписывать… голова ледяная, а руки горят… зарыться в эти горы бумаги, уснуть… _________________       Баба Гера осмотрелась в сторожке. Да, Семёныч весьма неприхотлив. Буржуйка на ладан дышит. Воду еще согревает, а вот тепла от нее немного. То ли дело печь, любовно сложенная по кирпичику. Не какая-нибудь декоративная, а самая настоящая, которая еще дедам служила и правнукам послужит.       А басурманина увозить надо отсюда, сбить температуру поскорее и увозить. Тут он долго не протянет. Вон, ворочается, стонет, бормочет что-то под нос. Старушка подошла поближе, рассмотреть супостата. А ведь молодой совсем, возрастом, как сынок ее, Васькин отец. Принесла ж его нелегкая в такую глушь. Жаром от него пышет, а сам кутается, кутается в пальтишко свое. Пришлось одеяло ватное (старое, дырявое, будто из пулемета по нему очередью прошлись, и чего только Семёныч его не выкинет) сверху набросить.       Полкан притащился с улицы и долго рассматривал незнакомца, крутя из стороны в сторону лопоухой башкой. Принюхался, подобрался поближе да и лизнул мужчину в лицо. Тот заворочался, сморщился, словно совсем плохо или больно ему.       Всплеснула руками бабка, да и бросилась домой за травками и спиртовыми настойками.       Когда температура спала и больной засопел носом, встала проблема поострее: Васька ни за что не хотела оставлять его на ночь одного, а бабка ни за что не хотела оставить Ваську с посторонним мужчиной. Вон Семёныч каких только ужастей не порассказывал. Сам-то слышал от приезжих охотников, может, и от себя чего добавил. Но, говорят, странные эти иностранцы. Завелись у них мужики, которые уж больно до других мужиков охочи. И ведь не стесняются этого, демонстрации устраивают (на манер первомайских), наряжаются срамно, тискаются (фу, стыдобень-то какая!) Но и на этом не успокоились изверги заморские — детей малых к стыдным делам приучают. Сталина на них нет!       Васька — девка упрямая, насилу уговорила ее ночевать в соседней комнате. Полкана же охранять поставили. Он и разбудит, коль что случится, да и сбегнуть басурманину не даст.       Пока девчонка, успокоенная тем, что не надо бросать больного, читала свою книжку, хмуря брови, баба Гера пыталась привести скромную спаленку в божеский вид. Да и печь надо подтопить, а то не жарко в горнице-то. А еще думала старушка, как незнакомца к себе в дом сконвоировать. Решив, что утро вечера мудренее, накормила девчонку принесенным с собой из дома ужином и погнала спать. Проснулась баба Гера, как говорится, с первыми петухами. Василиса еще спала, разметавшись по кровати, как это делают все дети. Да и басурманин спал. По всему было видно, что полегчало ему.       Лицо разгладилось, волосы на лбу чуть слиплись от пота. Температура спала, хорошо.       Развела баба Гера огонь в печке, которая почти остыла к утру, и побежала домой — завтрак на скорую руку собрать, да и поискать для незнакомца вещички кой-какие, чтоб в дом свой перевести его. Не дай бог, опять рассопливится. _________________       Луч солнца, пробившийся к дальней стене, ткнул его в глаз и прервал очень странный сон, который хотелось обдумать, но пока не было возможности: на табуретке у окна за столом примостилась его guardian angel с книжкой в руках. Несколько минут мужчина наблюдал, как она читает. Однако быстро! Его кольнуло родственное чувство пополам с завистью – читать хотелось едва ли не больше, чем курить.       Между тем сюжет очередного рассказа взволновал девочку – она хмурила брови, закусив губу, и в конце (перед тем, как захлопнуть книжку) даже, кажется, уронила слезу с кончика носа. Бенедикту показалось неделикатным подсматривать и дальше, и он пошевелился и потер глаза, изображая этюд «пробуждение».       Чуткая Васька вздрогнула, но с места встала не сразу – сперва взяла себя в руки. Бен догадывался, какой сюжет так растрогал юную читательницу: книжку он от нечего делать пролистал и по немногим картинкам понял, что «Последнее дело Холмса» в сборнике есть.       Деловито пощупав лоб выздоравливающего, Васька удовлетворенно улыбнулась и принялась распаковывать бабкины судки с сегодняшним обедом. Убедить иностранца, что утром мало кофе и галет, хозяевам так и не удалось.       Бен сходил ополоснуть лицо. По пути высунулся на крылечко. Снег лежал, будто солнце было ему нипочем. Весной даже не пахло.       Он почувствовал, что его тянут за свитер. - Не морозься! Ну как маленький же! – интонация «надсмотрщицы» была понятна без перевода.       Пока «больной» ел, angel – ох, к этому еще надо привыкнуть – сидела напротив, подперев щеку ладошкой (про себя он назвал ее «маленькой бабушкой») и смотрела на него. Однако взгляд ее проходил сквозь; он понимал, почему, и, закончив трапезу, потянулся к книжке на подоконнике. - Show me… - он протянул ей томик. Васька удивилась: почитать ему, что ли, а разве поймет? Она раскрыла книжку на первой странице, но это оказалось не то, и вместе они долистали именно до той иллюстрации, которую девочка видеть как раз не хотела бы: двое мужчин, сцепившихся на краю обрыва. - He hasn’t died, - нет, она не поняла. Бенедикт вытащил из ящика стола карандаш и блокнот.       Очевидно, рисовать крышу Сен-Барта было неуместно, так что он изобразил обрыв и уступ под ним, а на уступе – фигуру примостившегося человека. Наверху на скале появился стрелок. Особенно художник гордился идеей добавить траекторию полета пули, минующей цель. Законченный рисунок довольный собой Бен подвинул девочке.       Ценители Ван Гога не изучали его полотна так пристально, как Василиса следила за рождением этой жуткой абстракции. Она поняла, что рисунок имеет какое-то отношение к трагической истории о великом сыщике. Уродливые насекомые на кривой лестнице под дождем, вероятно, означали основных персонажей. - Холмс? – Васька горестно ткнула пальцем в муху, перечеркнутую волнистыми линиями внизу схемы. - Nope. Moriarty. - Холмс??? – с изумлением указала Васька на симбиоз паука и лопатки, примостившийся наверху. От ручки лопатки наискосок шли неровные стежки вниз. - No!!! - Уотсон???!!! - God, no. - А, ну если гад, то не Уотсон, понятно. – оставив неизвестное явление на потом, она перешла к главному. – А где Холмс? Бенедикт снова взялся за карандаш, обвел человека на уступе скалы и рядом написал слово. - Но… - начала читать Васька. - [Хо] – возразил автор. - Кто? - Holmes! - Опа, а я думала это дерево. Ну и почерк у тебя!       Получив кивок в ответ на безмолвную просьбу, она вырвала лист из блокнота, заложила им книгу и решила поразмыслить обо всем на досуге.       Посуда как раз была собрана в котомку, когда в избе вдруг заверещала ожившая рация. От неожиданности они ее не сразу нашли, а найдя, чуть не грохнули на пол. Наконец связь была установлена. Разговор шел по-английски, и Васька с изумлением впервые в жизни испытала то, что называют погружением в незнакомую языковую среду. Это было так интересно!!! ___________________ - Ба! А если его на санках перевезти? - горячо шептала Васька, одухотворенная идеей, что киношный дядя теперь будет жить у них. У дяди, кстати, никто мнения не спросил. Пусть привыкает к матриархату. - Ну, ты мастерица выдумывать, - махнула на нее рукой бабка. - Смотри, какой здоровый, хоть и больной..., - запуталась она. - Не влезет он на твои санки-то. - Ба, я не про свои санки, а про папкины, что он на охоту брал... А Полкан санки тянуть будет, как лошадка... Баба Гера на секунду вспомнила Васькиного отца, но отогнала от себя тоску и проворчала: - Небось, не маленький, сам дойдет. На вот, отдай ему, - добавила она, протянув девочке старую шапку-ушанку и тулуп. - Пусть прямо на пальто натянет, авось не замерзнет. И шарфом лицо ему обмотай, чтоб варежку на улице не разевал.       Иностранец одевался с энтузиазмом. Зато долго вертел в руках шапку, сунул в нее руку, что твой Печкин из советского мультика, озадаченно поглядел на вылезшие из дыр пальцы. Так бы и крутил ее, если б Василиса не подошла, да и не натянула ему шапку на голову. Вид у этого рафинированного интеллигента в замызганной шапке был такой уморительный, что бабка с девочкой хором расхохотались.       По сугробам, протоптанным за время беготни между домом и сторожкой Семёныча, пробирались гуськом — Полкан, оправдывая свое прозвище, впереди, как полководец, баба Гера за ним, а за ней по пятам шел басурманин. Если бы не шарф, закрывавший большую часть его лица, можно было заметить, что мужчина улыбается. То ли от восхитительно хрустящего под ногами снега, то ли от того, что Васька доверчиво сунула ладошку в его руку и теперь прыгала за ни м по сугробам, стараясь поспевать за процессией.       Первым делом в доме, пока баба Гера шуровала по хозяйству, иностранный гость осматривался. Ему очень понравились и узорные салфетки, лежавшие не только на всех горизонтальных поверхностях, но и покрывавшие старенький телевизор; с любопытством он разглядывал старые, побуревшие от времени фото в самодельных рамках. Это родители бабы Геры: красавица-казачка мать, и отец – герой войны, чуть смущенно улыбающийся с карточки. Гость провел пальцем по орденам мужчины с фото. Надо же, сколько их.       Его размышления прервал голос хозяйки: - Вась, посмотри, как там баня. - Банья? - оживился басурманин, видимо, услышав знакомое слово и вспомнив мечтательные выражения лиц русских коллег по фильму, произносивших это слово с особенным смаком. - Банья? Водка? Баба Гера нахмурилась. Ишь, шустрый какой. - Баня гут. Водка нихт, - сурово ответила она.       Баня — гут, спору нет. Но теперь надо подумать, во что переодеть иностранного гражданина. Вон, ходит, любопытными глазками сверкает и лыбится от восторга, как ребенок, которого первый раз привели в зоопарк. Экзотика, будь она неладна.       Баба Гера вытащила из шкафа сыновьи вещи — водолазку и трико, те самые трико, которые начинали пузыриться на коленях. Шедевр советских дизайнеров, не иначе. Немного подумала и решила, что с нижним бельем надо тоже что-то делать. Пришлось порыться в шкафу подольше. Наконец на свет появились сатиновые синие трусы, любовно называемые «семейками». Старушка задумчиво посмотрела на сияющего интуриста. Да уж, в таком виде в ихних кембриджах не ходят.       Баба Гера подвела интуриста к двери, ведущей в предбанник, и сделала отгребающий жест руками. Он обозначал направление движения: - Шнеллер, милок.       Милок молчал и удивленно таращился то на бабку, то на Ваську. - Ба, а как же он в бане один-то? А вдруг печку заденет, обожжется?       Бабка представила себе гостя, мечущегося по бане с обожженной задницей, а потом выскакивающего на воздух, чтобы бухнуться в сугроб. Да уж. Пришлось, прихватив вещи и полотенца, вести басурманина в баню, дабы провести инструктаж.       В предбаннике баба Гера показала гостю два полотенца, в народе именуемые «Мэ» и «Жо». Одно для морды, короче говоря. Показывала она жестами, помахав одним полотенцем над головой, а вторым — за спиной. При этом очень сетовала старушка, что эти нерадивые иностранцы ленятся учить русский, вот и мучайся с ними потом. Потом показала на вещи, покрутила в руках труселя, фасон которых поверг иностранного товарища в культурный шок. С другой стороны, пусть спасибо скажет, что не хэнд-мейд в ромашку.       Вводный инструктаж пройден успешно (гость кивал и улыбался), пора переходить, так сказать, к первичному, на «рабочем месте». Баба Гера вздохнула, стянула с себя кофтенку, оставшись в халате. Опять же жестом показала басурманину, что в одежде в баню «нихт».       Наш немытый герой разделся до пояса. При виде этого торса с аристократически бледной, будто мраморной кожей, сотни и тысячи женщин попадали бы в обморок от переизбытка чувств. Баба Гера, увидевшая всю эту красоту на расстоянии вытянутой руки, поцокала языком и сказала: - Батюшки, тощой-то какой. Никак вас там гамбургерами не кормят?       Процесс раздевания застопорился, иностранец застенчиво теребил пояс штанов. Видимо, мысль расчехлиться перед незнакомой престарелой дамой не была мечтой его детства. То ли дело на сцене, когда свет софитов бьет в глаза, и не видишь, как мадамки на первых рядах нервно вцепились в рукава кавалеров. - Милок, ты чего это, бабушки застыдился? Не надо стесняться, - с этими словами бабка достала еще одно полотенце и показала, как его можно обернуть вокруг пояса. - Вот, а бабушка отвернется и глаза закроет.       Она действительно отвернулась к стенке и демонстративно закрыла глаза сухонькими ладошками, пробурчав при этом что-то про рафинированную интеллигенцию.       Наконец банный дебютант прошел фейс-контроль, и бабка открыла дверь в парилку. Предбанник сразу заполнился влажным горячим воздухом. - Кам мит мир, майне либе фройляйн, - поманила она гостя, немного подивившись тому, как ловко подсознание выуживает из памяти немецкие словечки, значение которых не всегда было ей понятно. Потом добавила, пробурчав под нос, - а то жар уходит.       Далее экскурсионная программа продолжилась. Бабка прошлась вдоль стеночки, всем своим видом показывая, что нельзя подходить к печке. - Печка нихт! - строго сказала она.       Для наглядной демонстрации старушка взяла веник, который Васька загодя положила в тазик с горячей водой (чтоб распарился), и поднесла его к печке. Капли зашипели, коснувшись раскаленного металла и камней.       «Опыт» не произвел должного впечатления на басурманина. Гораздо больше его удивил веник. А что бы вы подумали, оказавшись среди людей, которые замачивают в тазу сухой куст? - What is this? - пробормотал растерянный интурист. - О! Вас ист даст? - обрадовалась бабулька, услышав знакомые слова. - Дас ист мочало, - она сунула натуральную мочалку из лыка в руку мужчины. - а дас ист веник! - веник тут же лег в другую руку басурманина. - Баня — гут, мочало — зэр гут, а веник — вообще фантастиш! - лингвистический поток из уст бабки было не остановить. - Вэник - фантастиш..., - ошалело повторил иностранец, вертя в руках диковины.       С мочалом и веником гость смотрелся, что твоя королева со скипетром и державой. Короной была копна золотисто-рыжих волос, закурчавившихся сверх нормы при такой-то влажности.       Поняв, что гость завис, бабка забрала из его руки мочало, окунула в воду и густо намылила мылом, всем видом показывая, какая все-таки отсталая молодежь за бугром, раз не видела лыкового мочала. С веником было сложнее, его действие надо показывать в «полевых» условиях. - Лягай на лавку, милок, - бабка ласково похлопала по теплому полку́.       Не известно, что там подумал несчастный интурист, который, вздохнув, лег на спину с обреченным видом. При этом руки на всякий случай он держал в районе ватерлинии. - Ах, ты ж, жертва цивилизации, - всплеснула руками бабка, - ну чего ты, как первый раз замужем. Вертайся, - она сделала круговое движение руками, чтоб непонятливый товарищ лег на живот.       Тот перевернулся с видом некоторого облегчения, но потом опять нахмурился, фантазер. Баба Гера добавила кипятка в таз, окунула туда веник и потрясла его над камнями, от чего сразу пошел пар и запахло банным духом. А потом принялась парить интуриста, от души, по всем правилам. Как когда-то сына парила, когда тот маленьким был... Только вот сынок, когда вырос, сложением был покрепче, не то, что этот — худющий совсем.       Чтоб отогнать тоскливые мысли, баба Гера набрала в ковш воды и, сказав «Ахтунг», плеснула на камни. _________________       Ваське звуки, доносящиеся из бани, были по барабану – бабкину манеру парить она знала по себе и была уверена, что крепкому дяде и подавно удастся выбраться из парилки живым. Так что от нечего делать она села за уроки. Начала с гадкой математики. Таблица умножения была для нее страшным неуловимым драконом, парившим над макушкой и обдававшим ее смрадным дыханием (такой вот художественный образ, давно родившийся в ребячьей фантазии без всякой подсказки сэра Толкиена). Она мысленно вооружилась мечом, облеклась в доспехи и, зажмурившись, стала повторять примеры подряд. От ненависти к проклятому змею декламировала она громко, так что, когда распаренный, просветленный и ошалевший Камбербэтч, сопровождаемый бабкой, воротился в избу, его с порога оглушил ломкий голосок, пронзительно скандировавший какую-то ритмическую каббалу вроде: ТРИЖДЫ ДЕВЯТЬ – ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ! ДРИЖДЫ ДЕСЯТЬ ТРИДЦАТЬ! - 27! - А? – очнулась Василиса. - 27, говорю, трижды девять-то, – проворчала старушка, ставя самовар, чтобы довершить водные процедуры чаем с малиной. - Да блин! – расстроенно уставилась школьница на оборот тетрадки. – Ба, спроси вразбивку? - Некогда мне. Вон его попроси.       Васька с изумлением воззрилась на бабку – никак у той маразм приключился от банного жару. - Чего смотришь? Цифирь-то, чай, у них как у нас. Милок, - Гертруда Акимовна сунула присевшему на лавку мужчине тетрадку, послушно переданную внучкой, - на-ка, позанимайся с дитем. Мозгам после баньки полезно. Вася, дай ему карандашик-то.       Бенедикт раньше никогда не видел российских школьных принадлежностей. Получив в свое распоряжение тетрадку в клеточку (12 листов) с таблицей умножения на обороте и простой карандаш «Сибирский кедр – Томск – М», он внимательно их изучил и вопросительно глянул на хозяев. Автограф им, что ли, ни с того ни с сего понадобился?       Ваське идея начала нравиться. Быть одновременно ученицей и учительницей ей казалось забавным. Пока поспевал самовар, она уже придумала, как приспособить нового жильца ей помогать. На первой странице появилась надпись печатными буквами: «Ва-ся», которая была оной Васей озвучена с соответствующей жестикуляцией. Карандаш поступил обратно Бенедикту. Помня, как издевался над его почерком Стивен, он собрал все свои графические способности и аккуратно вывел: «Be-ne-di-ct». Фамилию решил оставить на потом. Оба посмеялись, что имена у них начинаются с одной и той же буквы, которую, однако, надо читать совсем по-разному. Бен заговорщически кивнул на бабку, шуровавшую в кухне, и подвинул Ваське тетрадь. Написанная ею кириллица никак не предвещала того, что он услышал: «ГЕРТРУДА…» дальше он и не вслушивался. - Хертруда?! – громким шепотом переспросил незадачливый Гамлет. - Кой там «хер», ты чо! Гертруда Акимовна звать.       Бенедикт покачал головой. Откуда ему было знать, что во времена, когда родители этой старушки были молоды, советские загсы регистрировали еще и не такое. Гертруда значило сокращение от Героини Труда, Вилен был редуцированный Владимир Ильич Ленин… спасибо, не Даздрапермой нарекли! - Дядя Бандикт, - на свой манер поименовала гостя Василиса, - ну давай же, я буду решать твои примеры.       Она написала в тетрадке 3х9= и подвинула ее актеру. Тот изменился в лице, решив было, что его принимают за идиота, но доверчивая мордашка девочки быстро вернула его к реальности. После знака равенства появилось «27». - Теперь ты.       Дело заладилось. Взрослому больше не приходилось держать экзамен, он только придумывал, какой пример написать дальше, а ученица морщила нос, пыхтела, считала на пальцах, но урок продвигался. Бабка даже не спешила с самоваром, видя, какой энтузиазм вызывает у обоих полезное занятие. Когда Васька ошибалась, Бен не зачеркивал ее ответ, а только делал смешное лицо – во всяком случае, девочка хохотала от души и старалась отвечать правильно, лишь бы дядя так не мучился – не дай бог испугает кто, так ведь и останется уродиком! А ему еще нормальных людей изображать в своих кинофильмах. Или каких он там изображает.       Баба Гера собирала на стол и украдкой поглядывала на Ваську и этого...не расслышала, ка зовут-то...Девчонка повеселела. Вон как возится с новым приятелем. Почему-то вдруг пришла мысль, что девчонке ведь отца не хватает. Сама-то бабка уже, мягко говоря,немолода. Случись чего — и что с девчонкой станется? Нужна она кому? Девка-то видная вырастет, уже сейчас видно, что красавица. Доучится в интернате, да уедет к центру поближе. А там найдется какой охальник, до наивных девок жадный, да и загубит малую.       А этот вот сидит, математику с ребятёнком повторяет, баба Гера ажно залюбовалась. Хихикают чего-то, шушукаются, басурманин рожицы корчит, ну, ей-богу, как дети малые. Может, и хорошо, что иностранец здесь появился. Как там говорят умные люди? Случайности не случайны?       Чтобы не выдать своего сентиментального настроения, баба Гера сурово наказала Ваське отложить тетрадки, до помочь накрыть на стол. Это только городские говорят, что сытое брюхо к ученью глухо. А в такой глуши без полноценного обеда не только с голода, но и от холода умереть недолго. Вот, картоха поспела, с маслицем да с зеленью. Из погреба — опята маринованные, да огурчики солёные. А еще компот, вишнёвый, Васькин любимый. - Ба, у нас праздник что ль какой? - удивилась девчонка.       Она знала, что померзли вишни-то прошлой зимой, а летом ягод мало дали. Компота без повода и не допросишься. А тут — на тебе. - Ты, Василиса, много-то не разговаривай, а то и этого не получишь, - усмехнулась старушка, видя, как Васька закусила губу.       Девчонка быстро накрыла на стол, куда быстрее обычного. Поставила миску с дымящейся картошкой в середину стола, хлеб нарезала, масло достала, кусочек плюхнула на картошку, пока бабушка не видит. Уж больно интересно смотреть, как масло плавится, оставляя вкусные желтые дорожки. Потом положила гостю картошку в тарелку, потом бабе Гере, а себе в последнюю очередь. Уж больно хотелось показать, что умеет себя за столом вести и за гостями ухаживать. - Как звать-то тебя, касатик? - спросила баба Гера, усаживаясь за стол.       Гость заморгал, не поняв, что хочет от него эта суровая женщина. - Васья? - покосился он на девочку.       Василиса показала ему листок, где нарочито аккуратным почерком он сам вывел свое имя. - Be-ne-dict, - произнес он как можно разборчивей. - Как? - переспросила старушка, для наглядности приложив ладонь к уху. - Бандикт! - восторженно сказала Васька, но бабка от нее отмахнулась. Ну не похож он на бандита-то! - Be-ne-dict, - повторил он. - Аааа, Венекдит! - наконец «расслышала» бабушка. - Ну, значит Венька по-нашему. Ты, Веня, как, бутерброды уважаешь?       Но незнакомец лишь улыбался и хлопал глазами. Вот непонятливый.       Баба Гера взяла в руку хлеб и сказала: - Брот. - Хлеб, - громким шепотом поддержала ее девочка. - Bread! - понял мужчина их «игру». - Бутер, - продолжала бабулька. - Масло, - с полуслова подхватывала Васька. - Butter, - радостно резюмировал «Веня».       Старушка густо намазала масло на хлеб и протянула гостю. - Бутер-брод, - сказала бабушка. - Бу-тер-брод, - старательно подтвердил Бенедикт.       Были убраны тарелки, вместо них появился пузатый самовар и чашки (у бабы Геры даже промелькнула шальная мысль, а не порадовать ли гостя экзотикой, поставив на стол стаканы в серебряных подстаканниках), а также варенье. - Ой, вареньице! - обрадовалась Василиса, и, забыв о том, что решила вести себя прилично, она тут же густо намазала варенье на свой ломоть хлеба.       Бабка было посмотрела на нее строго, а потом умилилась — совсем ведь ребенок, любит сладенькое. А Васька, спохватившись о приличиях, намазала варенье на хлеб и для гостя. - Jam? - спросил он, вдыхая чудесный и такой узнаваемый аромат вареной малины. - Ваш джем - сплошная химия! - ответила старушка — А это руссиш варенье! Только его в чай надо, - почти шепотом добавила она, делая большие глаза и выразительно глядя на Ваську. - Ой! - пискнула девчонка, и тут же плюхнула ложку варенья в чашку «дяди Бандикта», которую он как раз в этот момент подносил ко рту.       Брызги полетели в разные стороны, а шалунья, от испуга зажала рот ладошками.       Гость, обрызганный чаем и вареньем, не рассердился, а даже наоборот, расхохотался, чем успокоил девочку, которая снова принялась за свой сладкий бутерброд.       Сытые и довольные Васька и Бенедикт сидели возле окна и смотрели на закат, когда баба Гера зашла с улицы с дровами для печки на утро. - Вась, ты бы сбегала завтра к Семёнычу за рубочным билетом. Не рассчитала я давеча, дровишки заканчиваются. - Хорошо, ба, - заулыбалась Васька. __________________       Через пару дней в деревню вернулся лесничий, а с ним прикатил агент-переводчик Игорь, уполномоченный выяснить, что вообще произошло и какие планы у артиста. Идеальный порядок в сторожке навел Семёныча на верный след, и оба появились у калитки бабы Геры и Василисы после полудня. Погода переменилась, дули теплые ветра, снег сходил, чуть ли не шкворча – весна вступила в свои права. В интернате очень кстати объявили карантин по ветрянке (рация продолжала исправно служить людям), и Василиса, которая ею пока не болела, получила полное право задержаться в родном доме еще на три недели.       Утреннее прибытие вездехода не прошло для обитателей деревни незамеченным. Поэтому, зайдя во двор, они были встречены сердитым лаем Полкана – пес ощущал волнение хозяйки, а та беспокоилась, не отнимут ли у нее «киношного дядю», забота о котором стала самой интересной игрой за всю ее пока очень короткую биографию.       Гость спал, и баба Гера категорически отказалась его будить. Игорь Петрович чуть не рухнул с крылечка, услышав о болезни именитого подопечного. Однако полканов бас мог поднять и мертвого, а Бенедикт не был ни мертвым, ни даже уже сильно недужным. Он проснулся и, аккуратно сползши с полатей, вышел в сени. Дверь в избу была приоткрыта, и мизансцена открывалась прелюбопытная. На завалинке Гертруда Акимовна мирно беседовала с бородатым мужичком в камуфляжном ватнике, спортивных штанах и высоких – до колена – валенках, а перед домом стоял, нервно улыбаясь, его «адъютант» Igor. Ему было отчего нервничать: на крыльце сидели Полкан и Васька и даже со спины выражали решимость держаться до конца.       Бенедикт скрипнул половицей, потянул дверь и предстал честной компании. Все лица (плюс одна морда), как по команде, обернулись на него. Актер смутился и по обыкновению провел рукой по лицу, чтобы это скрыть. На всякий случай пригладил непослушные волосы и подумал, что напрасно не глянул в зеркало в горнице, а теперь это делать уже поздновато: явился чучело чучелом, отступать некуда. Семёныч, у которого память на лица была скверная, поскольку он в основном имел дело с медведями, кабанами и браконьерами, которых надо гонять, а не рисовать с них портреты, только и подумал, что это и вправду тот забугорный мужик, что приезжал с киногруппой. «Аккуратный», - припомнил он порядок в своей сторожке.       Баба Гера с удовольствием отметила, что басурманин выглядит при солнечном свете гораздо лучше, чем в первый день их знакомства – вон и румянец на щечки вышел, здоровый, не лихорадочный, и кудри вишь вьются, чисто золото, послал же господь рыжего в дом… может, счастье принесет. Переводчик увидел и то, что Камбербэтч сильно осунулся и похудел за эту неделю, и то, что настроение у него совсем не скандальное, так что, возможно, продюсеры картины не вылетят в трубу на штрафах за скверную охрану труда звезды. Игорь был человеком практичным…       Полкан приветливо оскалился и подошел за порцией ласки к своему большому другу, которого уже признавал за второго хозяина (бабы Геры он побаивался и старался по возможности избегать по причине веника).       А Василиса вдруг поняла, что у нее есть к дяде Бандикту важное дело. Потому что Полкан кого попало к себе не допускает, и почему она об этом до сих пор не вспомнила, непонятно. Он обязательно должен выучить русский язык, а ее научить своему, вот. Дядя, конечно, а не Полкашка. И она уже придумала как. ____________________       Васька злилась, и это еще мягко сказано! Понаприперлись тут городские! И Семёныч вон, предатель, стоит рядом, улыбается! А она-то у него дома порядок навела, дурёха.       Вообще-то день начинался очень даже здорово. Васька проснулась и увидела, что баба Гера уже встала, натопила печь и ушла задать корм скотине. Девчонка выпила чая с булкой и вареньем и была рада, что некому заставлять ее полноценно завтракать. Вот в интернате приходится давиться кашей, сидишь и давишься, ведь до обеда далеко, а кушать все время хочется. А баба Гера добрая, и каша у нее всегда вкусная.       Наскоро сполоснув чашку, девочка оделась, кликнула Полкана (вместе веселее) и побежала в сторожку Семёныча. Тот еще не вернулся, но Васька-то знала, что рубочные билеты лежат у него под клеенкой обеденного стола. Как путёвая, оставила записку, что билет забрала, потому что «было очень нужно», и бегом вернулась домой.       Баба Гера еще не пришла, так что Васька тихонько, на цыпочках заглянула в комнату, где спал гость. Все боялась, что вдруг ее новый большой друг куда-то денется за ночь. У нее никогда еще не было взрослых друзей. Мужчины, которых она видела, почему-то уезжали или спивались. Женщины были суровы, этакие железные леди. Такие от детей обычно отмахивались, у них и без шумящих-галдящих-позитивных человечков забот много. Были друзья в интернате, но это все не то!       «Дядя Бандикт» никуда не делся, так что Васька успокоилась и принялась за дело. Сегодня она твердо решила научить нового друга играть в лото. Игру она нашла в комоде еще в прошлом году, но баба Гера все время была занята или спала, так что компанию было найти сложно, а играть одной — тоскливо. Для лото ей понадобились картонные фишки. Пришлось доставать спрятанную коробку из-под новогоднего подарка, что дарили детям в интернате. В этой коробке Василиса хранила все свои нехитрые сокровища — несколько игрушек из перепавших за недолгую жизнь киндер-сюрпризов, какие-то ракушки, камешки, заколки, которыми девчонки вечно менялись, игнорируя проповеди воспитателей о гигиене. Васька пересыпала все «сокровища» в совсем маленькую коробку от конфет «Рафаэлло». У этой коробки тоже была своя история. Это друзья сделали Ваське такой подарок на день рождения. Конфеты там, естественно, были попроще (самих «Рафаэлло» из детей никто не пробовал, но все шептались, что это очень-очень вкусно), «сбросились» по паре конфет, у кого что было, а коробку стянули у воспитателей.       Василиса старательно рисовала и вырезала из картона кружки для лото, когда услышала, что Полкан лает что есть сил. Баба Гера, шуровавшая по хозяйству, не обратила на это никакого внимания. А девочке лай мешал. Да и Полкан обычно не лаял так истошно. - Ба, я пойду посмотрю, чего это Полкан лает, что хоть цветы подноси, - сказала Васька, метнувшись за одеждой. - Хоть святых выноси, - со вздохом поправила ее старушка. - Действительно, разорался пес окаянный. Веньку ведь разбудит.       И действительно разбудил.       Теперь «Венька» стоял и о чем-то говорил на своем непонятном языке с каким-то неприятным на вид мужчиной, которого звали Игор. «Игорь», догадалась Васька, но менее неприятным мужчина от этого не стал. Поэтому Васька с Полканом всем видом показывали, что незванные гости ничем не лучше татарина, или как там говорится в поговорке. И только когда Семёныч с Игорем уехали на своем вездеходе восвояси, Васька перевела дух. _________________ - Ну, всего вам хорошего, Сергей Владимирович, удачно доработать! - Да уж, вступаем на скользкую почву монтажа. К озвучанию-то он, надеюсь, уже надышится? - Куда денется: контракт. Кстати, Нина Александровна, вам большое спасибо за интимный набор! - Игорь Петрович!!! - Не скромничайте, у него щетина уже кудрявиться начинала. Ему там предложили какой-то древний инструмент… - Топор, что ли? - Нет, Ваня, вообрази – не топор. Но не сильно лучше. В общем, трусы дело необходимое, а от роскоши он уж отказался: фейсом ему еще работать, лишние шрамы ни к чему. Так что благодарит, Ниночка. - Да ладно вам, он и не помнит как меня звать. - Что правда, то правда. Но в рюкзачке пошарил и остался доволен. Вы небось собирали – как к плащанице прикасались? … - Игорь, прекрати, засмущал барышню. Не мне же, в самом деле, ему исподнее складывать. - А я не понял, вы про какие труселя вообще? - Ох, Ваня, а то не знаешь, какими ситцами наши села богаты. - Я б глянул! - Иван? - Не, не в этом смысле… я нормальный, вот Нинок подтвердит – не раз меня отшивала! - Погоди, Жанно, вот уедет барин… - Прекратите, Игорь Петрович. - Хорошо, хорошо. Ну, всем всего. Мне тут еще жить-дожидаться. - Ну, на связи тогда. - Поехали… ______________       Васька рисовала на листочке что-то непонятное и думала о недавно уехавших гостях (тех самых, непрошеных) и о том, как ей хочется хоть краем глаза глянуть, что ж там такого интересного передали дяде Бандикту в пакете. Она видела, что часть вещей он отдал обратно. А вот электробритву покрутил в руках, поцокал языком и пробормотал что-то вроде «нина-нина». Что это за Нина такая, вот еще новость. Ваське даже стало немного обидно, что он не взял старый батин бритвенный станок, который бабушка любовно хранила все эти годы. Нормальный станок, между прочим. Бабушка даже лезвие нашла и специально поменяла. А этот отказался и стоит теперь вон, в зеркало любуется. Вот тебе и «нина-нина».       Вообще-то без своей ужасной рыжеватой щетины дядя Бандикт стал гораздо симпатичнее. Но девчонка все равно продолжала дуться и даже раздумала играть с ним в лото. А вместо этого оделась потеплее и вышла на двор, где баба Гера старым топориком колола остатки дров. В Васькины обязанности входило подбирать дрова и аккуратно складывать в поленницу. Она сама пробовала и колоть, но силенок надолго не хватало, хоть Васька ну очень старалась. Вскоре гость тоже вышел на крыльцо, сияя свежевыбритой физиономией. Он даже не подозревает, как ему повезло, что Нина положила ему лосьон после бритья. Баба Гера не стала бы так цацкаться, обошелся бы старым одеколоном «Саша».       Как хорошо воспитанный мужчина в самом расцвете сил, он не смог долго смотреть на «мучения» престарелой женщины и бросился помогать. Ну не знал, супостат, что баба Гера из тех великих русских женщин, кто не только коня на скаку взглядом останавливает, но и дверь в горящую избу пинком открывает. Вот и кинулся отбирать у бабки (неподготовленной к такому рывку со стороны) топорик. Повезло еще, что им же по лбу не получил. Зато у бедной бабульки, едва увернувшейся от «напавшего» на нее помощника, привычно скрутило спину. Поэтому «трофейный» топор так и остался у басурманина, а бабуля в позе дачника (в народе именуемой «буквой «зю») бочком покидала поле брани. Брани слышно, кстати, не было. Баба Гера привыкла сдерживать эмоции, пока Васька жила у нее.       Бен покрутил в руках топор, покосился на Ваську. Вспомнил нехитрые телодвижения, виденные только что в исполнении старушки, решил, что мать-природа подскажет, ухнул, крякнул и принялся за дело. - Ай да Венька, - похвалила его баба Гера, хотя и считала, что «Веньке» лучше все же не менять профессию. Дровосек из него, правда, получился намного лучше, чем балерина из Семёныча. Да и выбора-то теперь не было. Кому-то надо было идти в лес, не отпускать же Ваську одну. Так что «зачёт» по рубке дров Бен условно сдал. _____________________       Кроме всего прочего, лесник привез письмо из школы-интерната со списком заданий на время карантина.       Поэтому наряд на дрова показался девчонке путевкой в санаторий. Она спрятала «аглицкий» словарь, который тайком читала в сенях накануне, и с энтузиазмом стала снаряжаться в недалекий поход.       Снег с поля уже почти сошел, но на укатанном проселке и в лесу еще лежал, пропитывая землю влагой и превращая низины в глубокие лужи и озерца. Далеко по просеке идти не пришлось: трелёванные хлысты ждали вывоза в нескольких сотнях метров от опушки. Правда, недалеко не значит недолго, когда речь идет о двух любознательных путешественниках, открывающих для себя мир – родной для младшей и новый для старшего. Бенедикт с Василисой, снаряженные топориком и двуручной пилой, волоча за собой санки, заглянули под каждую кочку, осмотрели все первоцветы, вспугнули полусонных букашек на пнях и измерили глубину каждой лужи – к счастью, сильно глубоких им не попалось. Упомянутые санки, на которые предстояло погрузить добычу, были не похожи на маленькие городские саночки - дедовой еще работы, полтора метра в длину, полметра в ширину, на полозьях из списанного дюраля (эвакуированный в войну авиазавод возвращался в начале 50-х в родные места, вот и перепало) – они выдерживали добрых сто килограммов.       Васька быстро (не впервой) сориентировалась, какие стволы предназначены для самозаготовки, и дровосеки принялись за работу. Сразу выяснилось, что отцовы рукавицы, всегда казавшиеся девочке огромными, британцу жмут. Она даже попыталась помочь ему натянуть одну, но пыхтеть было бессмысленно: ладонь у Бенедикта оказалась великанская. Он виновато пожал плечами, скрутил бесполезные рукавицы и сунул в карман куртки. У Васьки рукавички были свои, сшитые бабушкой из холстины, крепкие и уже по-рабочему потрепанные. - Let’s go! – улыбнулся мужчина и взялся за ближайшее бревнышко. Это Васька поняла и даже рискнула ответить: Йес!       Работа продвигалась споро: ствол топором очищался от веток (работа Бена), затем распиливался на недлинные чурбаки (тут действовали оба).       Через пару часов ударного труда решили сделать перекур. Сели на санки. Курил, конечно, только Камбербэтч, а Васька устроилась с наветренной стороны и разложила между ними нехитрую снедь, выданную бабкой работничкам на обед: бутерброды в вощеной бумаге, чай в термосе да варенье в жестянке «с завинтушкой», то есть с завинчивающейся крышечкой. Отвинтить которую, после бабкиной закрутки, оказалось непросто. Васька сопела-сопела и в конце концов потянулась к топору – поддеть крышку краем лезвия. Бенедикт со смехом отобрал у ребенка опасный инструмент и взялся за банку сам. Ему тоже пришлось нелегко, но в итоге всё получилось. Однако к трапезе приступить удалось не сразу: девочка заметила, что у ее напарника – а нечего было такие ручищи отращивать! – от непривычной работы уже натерты ладони, и кое-где даже выступила кровь. - Бэд! – сказала девочка, старательно нахмурившись, чтобы мимикой компенсировать недостаточно аутентичное произношение (конечно, она не мыслила именно так, но инстинкт подсказывал, что насупиться не помешает). - Yep. – виновато подтвердил Бенедикт, глядя на свои исцарапанные palms.       Васька вытащила из-за пазухи мешочек, развязала тесемки и – вуаля! – вытащила пачку пластырей и плотно закупоренный флакончик йода. Пострадавший послушно продемонстрировал ссадины. Что интересно – пока она мазала ранки жгучим лекарством, на обычно подвижной физиономии Бена не дрогнул ни один мускул. Флакон был убран, пластыри наклеены – и только отвернувшись закурить, актер позволил себе выдохнуть и выпучить глаза в сторону леса. Просто он опасался, что Васька расхохочется – или, не дай бог, испугается – и выльет ему на руки весь этот жидкий огонь. Сидючи на санках после интенсивной работы, оба слегка продрогли и поэтому решили начать обед с горячего чая, благо варенье уже было доступно. Пили из крышечки термоса по очереди, а в варенье окунали хлеб, занятый у бутербродов. Васька с любопытством следила за Беном. Поначалу она думала, что ему не нравится их с бабкой питье – всегда сначала как бы «щупал» его во рту, прежде чем проглотить. Потом привыкла – может, его так учили. «Ну чисто дети вы оба!» - сказала бы баба Гера, наказывавшая прежде слопать колбасу, а не сластенничать.       Может, и лучше было им послушать мудрую старуху. Хотя, конечно, даже она не могла предвидеть появления в компании лишнего едока.       Привлеченный запахом пищи, из чащи на делянку вышел молодой голодный медведь. _______________________

ПРОТОКОЛ предъявления трупа для опознания N-ский РОВД 18 сентября 2010 г.

Опознание начато в 10 ч 30 мин. Опознание окончено в 10 ч 45 мин. Следователь (дознаватель) майор Карпухин В.Н. в помещении N-ского городского морга № 2 при естественном освещении, в присутствии понятых: 1. Алеференко Михаила Семёновича 2. Алексеичева Анатолия Алексеевича с участием судебно-медицинского эксперта Калугиной Л.П. в соответствии с частями первой, второй, четвертой, седьмой и девятой ст. 193 УПК РФ предъявил следователь Карпухин В.Н. по уголовному делу N 557/212 для опознания труп мужчины среднего возраста, нормального телосложения, обнаруженный в квадрате 1678-19 N-ского леспромхоза с множественными рваными ранами, нанесенными неустановленным хищным животным (предположительно медведем). Перед началом опознания участвующим лицам разъяснены их права, обязанности и ответственность, а также порядок производства опознания трупа. Понятым, кроме того, разъяснены их права, обязанности и ответственность, предусмотренные ст. 60 УПК РФ. Судебно-медицинскому эксперту Калугиной Л.П. разъяснены права, обязанности и ответственность, предусмотренные ст. 57 (58) УПК РФ. Перед началом опознания свидетель Премудрова Гертруда Акимовна предупреждена об ответственности в соответствии со ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложных показаний и в соответствии со ст. 308 УК РФ за отказ от дачи показаний. При этом ей также разъяснено, что в соответствии со ст. 51 Конституции Российской Федерации она не обязана свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников, круг которых определен п. 4 ст. 5 УПК РФ. Участвующим лицам также объявлено о применении технических средств – фотоаппарата. Опознающая Премудрова Г.А. осмотрела предъявленный для опознания труп и заявила, что в нем она опознает своего сына, Премудрова Василия Васильевича, 1980 года рождения, постоянно проживавшего с ней в ее доме в лесничестве NN-ово. Результат опознания: Премудров В.В. В ходе предъявления для опознания применялась фотосъемка. К протоколу прилагаются фотографии. Протокол предъявлен для ознакомления всем лицам, участвовавшим в следственном действии. По просьбе понятого Алеференко М.С. протокол оглашен ему следователем (дознавателем). Замечания к протоколу отсутствуют. Настоящий протокол составлен в соответствии со ст. 166, 167 и 193 УПК РФ. Следуют подписи.       Через полгода мать Василисы, оставив пятилетнюю дочь на попечение свекрови, уехала «на заработки» в Среднюю Азию и больше о себе вестей не подавала. ________________________       Годовалый медвежонок был единственным выжившим из последнего помета старой медведихи, сгинувшей со всем выводком в лесном пожаре прошлого лета. Мать едва ли успела научить детенышей всем хитростям лесного житья, так что копить жир и искать место для берлоги ему подсказал заложенный от рождения инстинкт – но подсказки были бессвязны, и зиму мишка провел плоховато. Первая же оттепель подпустила ему ледяной воды под бока, и вот уже с месяц он шатался по лесу, перебиваясь случайной добычей – промерзшими ящерками, мышами, жесткими ягодами прошлогодней спелости, а то и забредшей в лес животиной вроде неосторожной кошки или собаки. С одной из собак у него приключилась скверная история – и заломать не заломал, и сам получил на орехи.       Почуяв с просеки запах съестного, медведь потопал через овражек, промочил лапы и пузо, еще сильнее разозлился на непутевую свою жизнь и наконец увидел источник вкусного благоухания – на причудливом бревне пировали двуногие существа, которых в другое время зверь обошел бы стороной, но теперь он был слишком голоден, чтобы отступать.       Мишка издал предупредительный рык, чтобы обозначить свои серьезные намерения. Двуногие вскочили со своего бревна, издавая резкие звуки. Зверь тряхнул башкой, будто отгоняя от себя этот суетливый шум, и двинулся вперед.       Тут маленькое двуногое схватило какую-то блестящую штуку и с визгом побежало прямо на него. Медведь приостановился, решая, стоит ли добираться до остро пахнущей колбасы или удовольствоваться живиной. Его раздумья решил большой двуногий, прыгнувший вперед и схвативший мелкого поперек туловища, при этом рыча на незваного гостя таким настоящим звериным голосом, что у медвежонка шерсть на загривке встала дыбом. Блестящая штука упала на снег, а высокий человек потащил маленького к горе бревен, на которую они и взобрались с неожиданным для косолапого проворством. Проблема выбора отпала сама собой, и медведь подошел к брошенным санкам. Для начала он слопал бутерброды, потом вылизал до дна банку с вареньем. Еще раз посмотрел в ту сторону, куда улизнула крупная добыча, но никого не увидел, а нюх у него после месяца голодовки и холода здорово поослаб. Так что он пофырчал-пофырчал, да и пошлепал, всхрюкивая, по просеке – в сторону деревни. _____________________________       Баба Гера с тяжелым сердцем отправила-таки лесорубов по дрова. А сама, чтобы не терзаться, занялась домашней работой, благо, работа эта никогда не заканчивалась.       И вот теперь старушка стояла возле сараюшки и с тоскою во взоре смотрела на крышу, которая того и гляди прикажет долго жить. Ветра и снегопады зимой бушевали не на шутку, так что косметический ремонт, плавно перетекающий в капитальный, был бы тем, что доктор прописал. Но, если несложную «мужицкую» работу необделенная здоровьем баба Гера еще выполняла сама, то лезть на крышу в ее годы было уже поздновато. Значит, опять придется договариваться с местным «очумельцем» Семёнычем. А это чистой воды лотерея. Руки у Семёныча не то, чтобы совсем не из плеч. Это больше под настроение. Когда из...хм...ничего сделает конфетку, а когда и наоборот. Вот и выходило, что лотерея. К нему еще издревле прозвище прилипло - «Спортлото-55». Правда, баба Гера, осведомленная о порядке расчетов с этим самоделкиным, больше предпочитала вариант «Спиртлото». А про 55 мнения разделились. Кто-то говорил, что родился Семёныч в 55-м, другие смеялись, что все из-за того, что может он выпить две по 0,5 без закуси.       А бабе Гере сейчас было не до шуток, очень уж ее занимала мысль, выдержит ли крыша еще пару недель, пока погода не наладится, или порыв ветра снесет ее к чертовой бабушке. Радует то, что Семёныч не близко знаком с «универсальным» крепежом, имевшемся в арсенале каждого городского «очумельца». Недаром говорят, что теперь в России на скотч крепится все, что могло быть завинчено, закручено и прибито. _______________________       Взгромоздившийся, что твой кочет, на гребень чокера Бенедикт следил за зверюгой с колотящимся сердцем. Дважды за неделю повстречать лицом к лицу дикого хищника (другого или того же самого, сказать трудно) – это, кажется, может вылечить даже его адреналиновую зависимость. Да еще Васька. Что это на нее нашло? Вместо того чтобы бежать без оглядки – что Бен и собирался сделать, как только узрел косолапого грабителя – ребенок хватает топор и несется прямо на него, как будто ждала этого момента всю жизнь. Ясное дело, пришлось проявить героизм и спасти лесную зверушку… шутка, девочку… вон, уже не жмется к бревнам, села верхом и смотрит вслед мишке… а по лицу слезы градом, вот те на.       Камбербэтч выпрямился, оседлал кучу бревен и, улыбаясь, протянул руку, чтобы ободряюще похлопать соратницу по плечу. Каково было его изумление, когда Васька оскалилась чумазым личиком, что твой звереныш, и крикнула: - Ты зачем меня держал?! Зачем?! Струсил, да? Их убивать надо!!! Ненавижу… - Васька спрыгнула с чокера, споткнулась, едва не упав, но от протянутой руки последовавшего за ней мужчины снова отшатнулась и пошла к санкам, явно собираясь закончить работу, прерванную таким нервным образом.       Бенедикт последовал за ней. На сей раз работа проходила в молчании. Девочка отводила глаза, иногда смазывая со щеки злую слезу холщовой рукавичкой. Когда физиономия стала совсем черной, товарищ вынул из внутреннего кармана чистый носовой платок (спасибо, Ниночка, заботливая душа) и протянул страдалице. Васька сделала вид, что не заметила попытку примирения. Тогда Бен поймал ее, притянул к себе и утер заплаканные щечки без всяких церемоний. Это оказалось правильной тактикой – Васька разревелась, уткнувшись ему в плечо, и ручейки слез помогли привести ее мордашку в более-менее человеческий вид.       Разговор (какой уж он мог у них получиться) так и не завязался, но враждебность ушла, и они поволокли санки домой уже почти прежними друзьями.       Однако Бен крепко задумался и решил как-нибудь ухитриться выяснить причину такой непримиримой ненависти маленькой подруги к невинному лесному зверью. __________________       От мыслей старуху отвлек какой-то неясный шум за спиной. Она обернулась и чуть ли не нос к носу столкнулась с тощим медведем, который бестолково пялился на крышу сарая, словно пытаясь понять, что ж там такое вкусное разглядывала эта непонятная двуногая. Медведь тоже слегка заторможено среагировал на движение и начал подниматься на задние лапы, все видом пытаясь показать боевой настрой. Старушка, не сводя сурового взгляда с незваного гостя, потянулась за длинной жердью, которая была прислонена к сараю и словно ждала своего часа (не хуже ружья в театре).       Вооружившись жердью и вспомнив старый охотничий прием, бабка показала мохнатому нахалу, кто здесь ху: - А ну-ка ша, скотина ушастая! - начала гневный монолог старушка. - Ты чего сюда приперся, оглоед?!       Медведь, обруганный второй раз за столь короткое время, оторопело хлопал глазками и поводил пушистыми ушами. Он уже забыл о своем намерении покрасоваться на задних лапах и теперь сидел на заднице перед бабкой. - Чего расселся, обормот?! А ну бери свой зад в лапы и чеши отседова, чтоб глаза мои тебя не видели!       Медведь, спотыкаясь о собственные конечности, начал отступать к калитке, которую лесорубы плохо прикрыли за собой. Бабка, набирая обороты не хуже твоего «Сапсана», бешено вращая глазами, вертя жердью над головой и разве что не улюлюкая, неслась прямо на перепуганное животное. - Пожрать поди пришел, живодёр проклятый?! - не прекращала орать бабка. - Ну ужо я тебя угощу! - с этими словами она палкой больно огрела медведя по спине. Мишка взревел и что есть сил ломанулся от бабки прочь, чуть не сбив у ворот Семёныча, прикинувшегося элементом пейзажа. Бедный лесник, который, к слову, был не робкого десятка, стал одного цвета с забором и отличался от последнего только огромными выпученными глазами и сигаретой, которую он выкурил в один затяг. __________________ - А это что, дядь Миш? – Васька вертела в руке какую-то небольшую деталь. - А, это! – обрадованно выхватил у нее свечу зажигания Семёныч, - это трамблёр! - Трам чо? – изумилась маленькая разбойница и зарылась носом в технический справочник, который завалялся в бардачке снегохода. – Тут такого нет! - Свечой называется… - проворчал из глубин двигателя лесничий. - Ну так бы и сказал!       Семёныч распрямился, давая отдых спине. Отмороженный снегоход следовало привести в порядок. По-хорошему, с киношников бы слупить за ремонт, да где их найдешь. А иностранец чисто дитя, да и вид у него не миллионерский – больно прост. - А ты скажи любому водиле – не салаге, конешное дело – «свеча», он тебя на смех подымет. А скажи «трамблёр» - зауважает, как свою. - А… - понимающе кивнула ничего не понимающая девочка и, отложив непонятную книжку, осмотрелась на сиденье. Дерматин был в нескольких местах порван – поработали зубы и когти. Видно, сердился зверь, что мясная начинка удрала. Васька поковыряла пальцем разрез. Перегнулась через сиденье назад и обнаружила в большом заседельном кармане ракетницу, которую немедленно изъяла для анализа. - Гляди, дядь Миш, чего тут было! Жаль, дядя Бандикт не догадался по зверюге шмальнуть!       Опытный охотник сдержал побуждение в прыжке выхватить у ребенка опасную игрушку, зная, что в этом случае травмы не избежит ни один из присутствующих, а сарай вместе со снегоходом просто сгорит в две минуты. Семёныч деловито крякнул и протянул руку, приглашая Ваську поделиться находкой, чтобы обсудить идею. Когда ракетница оказалась в его распоряжении, он незаметно перевел дух и продолжил беседу как ни в чем не бывало. - Оно конечно… - проворчал он, - но все ж как будешь животину невинную стрелять? - Невинную, как же! – вскинулась Васька, однако в драку не полезла: всё же Алеференко был ей не ровня (каковым она почему-то ощущала Камбербэтча).       Лесничий вздохнул, вытащил папиросы. Когда-то этот разговор нужно было начать. Видно, сегодня и пора. - Ты, Васенька, пойми… некого тут виноватить, что твой папка погиб… - и не обращая внимания на то, что девочка насупилась и отвернулась, продолжил: - Зверь, он свой закон соблюдает… Васька калачиком съежилась на продранном сиденье, уткнув нос в коленки и продолжая расковыривать дыру. Полез поролон. Но с места она не трогалась, так что Семёныч понял, что момент и впрямь подходящий. - Вот этот медвежонок тож, которого ты вчерась топором порешить хотела. Он же в деревню со страху прибег, к людям. Голодный, холодный, да и поди как ты – сирота. Не слыхал я давно о медведихе-то, знать, околела. - Ага, голодный! Чуть бабку не съел! – буркнула Васька со своего насеста. - Бабаню твою съешь, прям – как раз подавишься! – оба засмеялись, вспоминая, как вылетал из калитки перепуганный косолапый бродяжка и как ломилась за ним грозная баба Гера с дрыном наперевес – дровосеки как раз приближались ко двору и всю эту картину маслом наблюдали с безопасного расстояния в деталях. И правда, жалко дурака. У мишки морда была, как… как у Веньки лицо, когда она, Васька, прикрикнула на него на просеке. Эта ассоциация вдруг так поразила девочку, что она замерла, уставившись перед собой невидящим взглядом.       Семёныч глянул, кашлянул – да и вышел из сарая покурить. Раздумья тронулись, дальше дело молодое – добро должно взрасти само, крепче будет. _________________________       Баба Гера долго недоумевала, почему Васька вернулась из леса хмурая, даже надутая, а у ее спутника лихорадочно горели глаза. У девочки ничего выспросить не получилось. Васька молча забежала в дом и, спешно сбросив верхнюю одежду, нырнула в кровать. Бабка хотела было ее поругать за то, что в домашнее не переоделась, да передумала. Васька на вопросы не отвечала, а только глубже заползала под одеяло и скоро из-под него торчала только кнопка конопатого носа.       От басурманина тоже ничего не добьешься. Тот был каким-то рассеянным. Вроде и вызвался помочь с дровами разобраться, да толку-то. Заметно было, что гложет его мысль какая-то — и глаза были дикие и морщинка на лбу залегла.       У бабы Геры настроение тоже испортилось, видимо, за компанию. Накормила она Бена, да и спать пошла. Все одно день не задался. Семёныч — и тот незаметно испарился, никак после встречи с мишкой приступ медвежьей болезни напал. Так насчет крыши и не договорились.       Поутру Васька все еще дулась и оттого молчала, к гостю не подходила и изо всех сил прикидывалась больной, чтоб лишний раз в комнате не отсвечивать. Но баба Гера быстро поставила «больную» на ноги, сказав, что сейчас даст ей лекарство «от всех болезней». Васька лекарств не любила, тем более что во фразе было что-то такое, от чего болеть расхотелось. А тут и голова Семёныча в окне замаячила. Этот-то точно подлечиться пришел. Видать давеча дома весь запас лекарства на нервной почве и употребил.       Гость заморский страшно обрадовался при виде Семёныча, начал хватать за руки мужика, еще не пришедшего в себя после того, как едва в воротах с медведем разминулся. А басурманин все не унимается, ишь, забалаболил что-то на своем непонятном языке. - Акимовна, - забеспокоился Семёныч, - чего это ему надо? Баба Гера прислушалась, да разве поймешь супостата. Застрочил, как пулемёт. Только и успела старушка услышать слово «house». - Погодь, Веня, - подергала она Бена за рукав. - Ты объясни толком, чего надобно-то тебе. - Нах хаус чтоль? - применила она свои лингвистические познания. - Yes! - просиял Бен и показал рукой на Семёныча. - Йес, йес, ОБХС, - пробурчал Семёныч, которому совершенно не нравилось, что в его сторону тычут пальцем. - Ты, Семёныч, соберись, - сурово сказала баба Гера, - и веди нас в свою сторожку, забыл, видать Венька что-то у тебя. Вон, слышишь, всё твердит «нах хаус» да «нах хаус». - Нах..., - начал было лесничий, но смутился, увидав острый Васькин взгляд. - Ну пошли тогда, раз приспичило, - без энтузиазма сказал он.       Шли гуськом: впереди Бен, за ним недовольно курящий сигарету за сигаретой лесничий, а уж после них бабка с внучкой. Последние, правда, быстро отстали. Бабка не успевала за несущимся вперед Беном, а веселая обычно девчонка уж второй день была на себя не похожа, сердилась и что-то бурчала себе под нос. В глаза бросалась разительная перемена между уходившими в лес дровосеками, которые, казалось, были не разлей вода, и теми странными существами, которые вернулись из леса. Бабу Геру внезапно осенило, и она от такой мысли чуть не села в снежные останки вдоль дороги: - Вась, - осторожно начала она, взяв девочку за руку, - Венька тебе что-то сделал?       Вот же ж дура старая, ругала она себя за то, что отпустила Василису в лес с человеком, которого знала-то всего ничего. - Сделал, - пробурчала девочка, вспомнив, как дядя Бандикт не дал ей поквитаться с проклятущим медведем. - Ох...., - едва не схватилась за сердце баба Гера, - он...он...он тебя трогал? - с ужасом в голосе прошептала старушка. - Да! - выпалила Васька, но, прежде чем, бабка рванулась вперед, чтоб пришибить маньячину, девчушка добавила, вытащив из кармана платок, - слезы он мне вытирал.       У бабы Геры прям камень с души упал. Но она все равно продолжала настороженно смотреть на спину вышагивающего впереди Бена. Тот, словно почувствовав сверлящий взгляд, повернулся и замахал рукой, мол, идите быстрее. Еще прокричал что-то. Бабка с внучкой не разобрали, но что-то навроде «импОтент».       Баба Гера прикинула, где она могла раньше слышать это слово, а вспомнив, облегченно вздохнула, - видать зря она за Ваську разволновалась. А потом вдруг стало Веньку жалко. Сам молодой такой, а уж проблемы. Видать совсем в ентих европах беда с мужиками случилась: одни на свои парады бесовские ходят, другие вон о своих недугах орут на всю улицу.       Ничего, баба Гера травки всякие знает, авось поможет. _____________________ - Что? Какой еще вызов? Опять?! А, по радио… ну слава те… да, приеду. Срочно? Кой чорт занес меня на эту галеру, хехехе. Еду-еду. Не задаром хотя бы.       Игорь развернул машину и, перебирая в уме возможные причины экстренного вызова на связь, поехал на главпочтамт. Его поддостали причуды звездного подопечного (ну, в самом деле, люди в Европу из России рвутся, а этот в обратную сторону – да еще как зацепился, не выгонишь), но платили хорошо, а кредит висел дамокловым мечом… в общем, ворчать не приходилось.       Хотя переводчику не могло и голову придти, о чем пойдет разговор. В городке он был человеком чужим, временным, и местные «ужастики» не коллекционировал. Так что «материал», который ему пришлось переводить, не говоря уже об эмоциональном фоне беседы, оказался для него неожиданным и далеко не приятным сюрпризом. ____________________       Попав наконец в сторожку Семёныча, настырный гость сразу же нашел рацию там, где оставил ее в прошлый раз. Не шибко аккуратный лесничий даже не удосужился прибраться в доме после последнего визита киношной братии. Видимо, посчитал, что порядка, наведенного бабой Герой и Васькой, хватит надолго.       Насупленный Семёныч (вообще-то он не жаждал принимать дома гостей уж в который раз за месяц) с жалостью поглядел на Бена. Вишь, как приперло парня, - из последних сил летел к сторожке, чуть ноги по дороге не погнул, чтоб до рации добраться. Не по зубам ему Рассеюшка.       Рация захрипела в руках актера, он что-то забалаболил по-своему, но Семёныч и не думал разбираться в сути происходящего, да и баба Гера упорно выталкивала его за дверь, чтоб за Васькой приглядел. Девчонка наотрез отказалась находиться в сторожке одновременно с дядей Бандиктом, и вместо этого пошла смотреть на сломанный снегоход. Лесничий, прихватив инструменты, двинул за ней.       Баба Гера все думала о своей роли во всей этой истории, когда басурманин, до этого без передышки что-то эмоционально говоривший по рации, сунул ей в руку передатчик и жестом показал, что надо послушать.       От первых слов переводчика (именно с ним так рвался выйти на связь наш герой) баба Гера без сил опустилась на стул, который так кстати оказался рядом. Эти слова, доносившиеся из бездушного куска пластика, снова всколыхнули внутри все те вещи, видения, воспоминания, которые баба Гера старалась не бередить. Уж слишком тяжело пришло осознание, уж слишком ужасной была потеря. Что страшнее всего для матери? Пережить свое дитя. Еще ужаснее осознать, что сын умер в муках.       Она прикрыла глаза, а когда снова открыла их, увидела перед собой обеспокоенно-настороженное лицо Бена. Он ждал. Старушка снова поднесла трубку к уху. На том конце переводчик в который раз повторил вопрос и был готов принять ответ. Он просто выполнял свою работу.       Баба Гера, собравшись с духом, описала все, что случилось в ее жизни и в жизни маленькой девочки, которая так рано осталась без родителей, которая по вине разбушевавшегося зверя теперь живет в интернате вдали от родного дома, которая никогда не узнает материнской ласки и отцовской заботы. Вроде недолго говорила, а казалось, что целая вечность прошла до момента, когда она снова передала трубку Бену и он приготовился слушать ту же историю в пересказе Игоря.       Бабка не стала дожидаться, пока переводчик повторит ее слова, вместо этого вышла было во двор, где Васька с Семёнычем возились со снегоходом. Но и там разговор велся о медведе, слушать который у женщины не было никакого желания. Решила снова вернуться в дом лесника.       Она не сразу увидела Бена. Тот перебрался в дальний угол комнаты и сидел неподвижно, зарыв лицо в ладони. Из ненужной уже рации шел монотонный треск. Баба Гера не знала, как выключается это чудо техники, поэтому просто накрыла ее подушкой. Постояла, так и не вспомнив ни одного слова, которое было бы уместно в таких случаях, да и пошла восвояси. ________________       Васька слышала, как бабуля вышла из сторожки, как тихо говорила с Семёнычем («Про крышу рядятся», - догадалась она.) Лесничий заглянул в сарай, буркнул: «Мы эта, Васёк, до вашей хаты… постереги тут что ли» - скрипнула калитка, неспешные стариковские шаги затихли вдали. В другое время девчонка не оставила бы без внимания, что бабка не скомандовала сама, а подослала соседа, да и что ей тут караулить, а главное – от кого? Но ее сомнения еще искали своего разрешения, и из раздумья ее вывел только Полкан, вскочивший прямо на сиденье с радостным визгом. Вчера он не пошел с дровосеками в лес – все еще боялся после своего приключения. - Что, изменщик? – улыбнулась Васька, спрыгивая со снегохода и вместе с псом выходя во двор, - подлизываться пришел? А нету ничего, – и она развела руками, показывая, что никаким угощением не богата. Полкан был сыт, так что принял хозяйкин жест за приглашение поиграть, и они тут же стали вертеться и валяться по двору, тявкая и хохоча.       Мужчина подошел к окну. Впрочем, для этого ему достаточно было встать и сделать полтора шага – уж очень не по его габаритам был скроен этот домик. Он смотрел на играющих ребенка и собаку – большую черную собаку и маленького веселого ребенка – и по его «нечеловеческому» лицу, которое сейчас было совсем человеческим, ползли какие-то «глупые» детские слёзы.       Васька упала на спину, спихнула с себя торжествующего Полкашку, и ее взгляд сам собой уперся в окно сторожки. За мутным стеклом видно было плохо, но девочка сердцем почуяла, что с ее большим другом что-то неладно (она и не знала, что он все еще тут, думая, что он ушел с остальными взрослыми). Ее обида моментально улетучилась (раздумья ее уже измельчили), и Васька, как в первый раз, кинулась на выручку. В доме что-то упало, и она чуть не оторвала дверную ручку, влетая в сени.       Бенедикт стоял посреди горенки с подушкой в руках, а на полу лежала и свистела рация. - Ты чего? – испуганно спросила Васька, сбившись с аллюра на шаг. Такую физиономию она только изредка видела в зеркале после особенно бурной разборки с бабкой. – Ты плачешь, что ли?       По ее тону Бенедикт понял, что выглядит более необычно, чем обычно. Он неопределенно показал на рацию и отвернулся, чтобы положить подушку на место, а заодно утереть щеки хотя бы ладонью.       Друзья присели на корточки возле рации. Она жила своей электрической жизнью, издавая неопределенный шум и явно не придавая значения своей роли возмутителя спокойствия. Бен взял устройство в руки и решительно отключил. Васька воспользовалась моментом и сунула ему в лицо его же собственный платок – так что они вдруг поменялись ролями. - Медвежонок… - заботливо и ворчливо приговаривала девочка, осушая влажные дорожки на скулах товарища. Как ни странно, это слово больше не пугало и не злило ее. Все дело-то, оказывается, в том, с кем говоришь, а что – неважно. С другом о чем ни говори – все будет о дружбе.       Как водится, в качестве «рояля в кустах» в дом вбежал Полкан, которому надоело дожидаться, пока о нем вспомнят. Он весело облаял обоих людей и повернулся к двери: мол, чего тут на полу расселись, это мне приличней, и то я себе не позволяю.       Когда они притворили сторожку снаружи (запирать смысла не было, раз Семеныч в деревне, главное чтобы ветер не гулял и птица не залетела), Ваське пришла в голову отличная мысль, как расшевелить притихшего Камбербэтча. Ей всегда помогало справиться с огорчениями одно верное средство. Наверняка и дяде Бандикту оно поможет. - Го! –сорви-голова потянула британца в противоположную от дома сторону. Сейчас Бенедикт пошел бы за ней куда угодно и разрешил любую шалость. Так что он был даже удивлен, когда, войдя в с виду заброшенное здание, оказался в маленькой, но чистой и уютной сельской библиотеке. _____________________       Ну насчет разговора про крышу, это Васька верно подумала. Но теперь у бабы Геры к Семёнычу и другой интерес возник, однако переходить к серьезному разговору надо тоже серьезно. Посему бабка усадила лесничего за стол, достала из подпола огурчики и плеснула в стакан 100 грамм для нужного настроя. Семёныч зыркнул удивленно на старушку, которая, сколько он помнил, не поощряла употребление напитков в своем доме (после известных событий), но спрашивать о причинах такой щедрости не стал, а то передумает. Мужичок заглотил в один присест весь стакан, крякнул, захрустел огурчиком, всем видом демонстрируя свой благостный настрой: - Ну, Акимовна, когда за крышу-то приниматься? - Да погодь ты с крышей-то, шустрый нашелся, - отвечала бабка. - Ты лучше скажи, как капкан на медведя поставить. - Стоит в лесу капкан-то, - усмехнулся Семёныч, - а толку? Голодный медведь-то, вот и шастает к тебе. - И я о чем, - закивала баба Гера. - Вот и надо капкан возле деревни поставить, чтоб не шастал... - Что ты, что ты! - перебил ее лесник. - Да как возле деревни-то ставить, ведь люди ходят... - Ну да. Люди. Ты, да я, да мы с тобой, - отмахнулась от него рукой бабка. - Ну и скотина в капкан попадет, сама ж меня последними словами поминать будешь! - все еше упирался лесничий. - Ты не понял, Семёныч, - молвила старушка, и в ее голосе зазвенел металл. - Я не хочу, чтоб возле моего дома, возле Васьки зверюга шастала! - она плеснула холодную жидкость в стакан собеседника.       Тот залпом осушил посудину, занюхал коркой, задумался на пару секунд. - Ах, чтоб тебя! - махнул он рукой в сердцах. - Уболтала, чертовка красноречивая. ...Только смотри, чтоб твой буржуин долговязый в капкан не попал. ________________________       Васька аккуратно вытерла ноги у входа, сняла курточку и повесила ее на гвоздик (все крючки давно поотрывались). Бенедикт последовал ее примеру, только свой иностранный тулупчик положил на табурет у двери: решил, что гвоздику достаточно.       Они прошли между стеллажами – Васька шаря глазами по полкам, Камбербэтч рассеянно оглядывая корешки: все книги, конечно, на русском языке… даже покурить захотелось… вдруг Васька нырнула в нижний ряд книг и вытащила «Сборник английских детских стихотворений». Через секунду до нее дошло: «в переводе Маршака».       Бен поглядел на огорченную девочку и потянулся за книжкой. Немножко он уже умел узнавать буквы кириллицы, и, полистав тонкую брошюрку с картинками, наткнулся на слово «Джек». Смутное воспоминание всплыло и забарахталось в его голове. - Jack? - Ой, да! – обрадовалась Васька. Она обожала эту «считалочку» с нарастающим комом забавных проблем персонажей. – Дом, который построил Джек, да! Э… хоум… нет, хаус! Джек сделал хаус! - The House that Jack built, - объявил обрадованный чтец. Сообразительная Васька потащила его к столу несуществующего библиотекаря у окна, где читатели уселись, и представление в лицах началось. Причем памятливая девчонка тараторила стишок по-русски. Их совершенно не смутило, что локализованный вариант оказался короче оригинала. И вообще они не заморачивались с деталями, которых не понимали, типа отсутствия у Маршака священника и свадьбы и замены крысы синицею. Корова мычала, собака лаяла, дом Джека ходил ходуном.       Настроение у друзей по пути домой было замечательное. ___________________       Основательно подогретый и, следовательно, весьма мотивированный, Семёныч ввалился в дом с довольной физиономией, пошептал что-то бабке и велел всем собираться. Бабка покивала Ваське, что, мол, надо бы сходить, дело важное, отлагательств не потерпит, до завтра не подождет, да и Семёныч вон мельтешит в хате, как ужаленный. С таким лучше сходить, чем переубедить.       Да идти-то было недалече. От деревеньки чуток в сторону леса отошли, когда Семёныч вдруг резко встал, как вкопанный и крикнул «Стоять!» да так громко, что вороны с деревьев послетали. Хотя ведь недаром говорят, что лучше стоять, как вкопанный, чем лежать, как выкопанный.       Странное поведение лесника объяснилось легко. Он наказал всем идти по его следам (хотя снег все равно бы растаял, не оставив следов) и двинул в сторону старого ветвистого дерева, корни которого так и бугрились над землей. Тут, возле корней, мужик и поставил капкан, а сейчас принес приманку, а заодно и экскурсантов привел. - Слышь, Семёныч, а капкан-то чего такой маленький? Чай медведя ловить надо, а не комарьё, - громко возмутилась баба Гера. - Много ты понимаешь! - обиделся Семёныч, но не признался, что капкан действительно не для охоты на крупного зверя. Волчий валялся в сараюшке, вот и пригодился. - Дядь Миш, - взволнованным голоском заговорила Васька, - а ты медведя ловить вздумал?       Она вроде и рада была, что медведя поймать решили, но вдруг жалость какую-то к бедному животному почувствовала. Видать припомнила слова лесника, что медвежонок тоже сирота, да и голодный, вот к людям и шастает.       Семёныч не успел и рта открыть, как баба Гера взяла с земли сухой сук, да и сунула в капкан. Дуги тут же захлопнулись и переломили палку на две части. Васька от испуга вскрикнула и спряталась за Бена, вцепившись в его рукав. Бабка, весьма довольная произведенным эффектом, строго посмотрела на басурманина и прокомментировала: - Ахтунг! Яйцен клац-клац!       И пока лесничий с кряхтением приводил пружину в боеспособное состояние, добавила в сторону девочки: - И ты, Василиса, здесь не шастай. А то живо в интернат отправлю! ___________________ - Игорь, срочно вызывай артиста из глубины сибирских руд! - Что приключилось-то? Мы только вчера с ним разговаривали. Там какие-то траблы в семействе. - У него самого скоро будут траблы в семействе. Он на связь не выходил почти месяц. Ты в курсе, что его родители в полной уверенности, что сына в России похитили и пытают ради выкупа? - Сколько ж лет тем родителям, он же сам на пятом десятке. - Пока нет, учи матчасть. В общем, его надо срочно возвращать в семью, а то британских дедку с бабкой кондратий обнимет. Или кто у них там на этот случай есть. А потом полетит нас оприходовать. - Ладно. Можно я завтра? - Хорошо, только прямо с утра. Пусть отзвонится им и летит домой белым лебедем. Озвучание у нас дай бог через три месяца начнется, если что, поляки студию обещали. - Хехе! - Тебе «хехе», а Нина тут от ревности погибает. Ну ладно, до связи. Надеюсь на тебя. - Окей, Сергей Владимирович. ___________________       Васька всматривалась в темноту, чтобы не уснуть. Уже перестала ворочаться и вздыхать бабуля, уже засопел на топчане Бандикт, а она всё боялась шелохнуться. Наконец, решив, что ждала достаточно, она тихонько поднялась с кровати и стала наощупь одеваться. С вечера разложив вещи в определенном порядке, девочка сумела ни разу не нарушить тишину горницы. Даже скрипучая половица в сенях не стала помехой – сейчас ничто не должно было помешать осуществлению плана, и Василиса старательно перешагнула вредную доску напротив ящика для обуви, который нащупала в кромешной тьме. Выйдя на крыльцо, она поежилась от ночной свежести и поцокала языком, призывая Полкана к полному молчанию. Ученый пес выбрался из будки и встал перед хозяйкой «как лист перед травой». - Стереги, – сказала Васька. Запереть взрослых в избе она не решилась, а оставлять их с открытой дверью без всякой защиты тоже не следовало. Она убедилась, что собака улеглась в сенях, и, прихватив у сарая новую штакетину, выбралась со двора при свете луны. Выйдя за калитку, расхрабрилась и включила фонарик.       Дойдя до конца улицы, Васька повернула к околице. Она шла осторожно, но быстро – нужно было вернуться как можно скорее – бабкин сон чуткий, а ну как обнаружит, что внучки нет в доме: ее кондрашка хватит, а уж как внучке попадет… Луна луной, а вообще-то ни зги не видно, даже от фонарика кругом как будто темнее. Что такое эта зга? Почему ее должно быть видно…       Непонятно где послышался шорох. Покосившиеся заборы не особо пугали. Девочка не была суеверна, к тому же отлично знала, что людей в деревне не имеется. О том, кого и вправду следует бояться, она сейчас думала больше как о несчастной жертве людской жестокости, поэтому не придала звуку значения и вскоре уже стояла на том самом месте, куда их днем водила баба Гера.       Семёныч хорошо замаскировал капкан, но запах приманки выдавал его – человека он отнюдь не манил. Васька опасливо протянула свое орудие вперед и пошарила в соломе и ветках. Где же он, зараза? Она сделала полшажка вперед. КРАК! – стальные челюсти с лязгом сомкнулись на штакетине, и доска треснула напополам, как карандаш. У Васьки даже сердце ёкнуло. А ну как таким – и ногу… или лапу!       Успех – коварный подсказчик. Василисе еще только предстояло это узнать. А вот Бенедикт это понимал прекрасно. Поэтому совсем не удивился, увидев из чахлых кустиков заброшенного огорода (где устроился наблюдателем, ибо мешать исполнению такого благого дела не собирался, а за безопасность партизанки не беспокоился, потому что захватил кочергу – Полкан, кстати, даже не проснулся, когда через него перешагнул его любимый «большой человек»), ну так вот, он не удивился, когда девочка, закинув на плечико свои полштакета, нырнула в темное поле. Однако «не удивился» не значит «не испугался». По-русски говоря, он чуть не наложил кирпичей, совершенно не понимая, что ей могло там понадобиться.       Отступать было некуда, и Бен зашагал следом, уже не прячась.       По каковой причине за ближайшим пригорком получил штакетиной прямо в голень. __________________       Васька выскочила во двор и чуть было не сшибла с ног необычайно хмурого лесника. Отвратительно настроение последнего объяснялось двумя причинами.       Во-первых, принципиальная баба Гера не дала «подлечиться» проверенным средством, вместо чего заварила каких-то горьких травок. В голове прояснилось, но легкое ощущение недолеченности, больше похожее на ощущение недопитости, у Семёныча осталось. Бабка, конечно, пообещала «премировать» ремонтника по завершении работ. Но когда это будет...       Во-вторых, утром обнаружилось, что поставленный накануне капкан захлопнулся (и пришлось заново приводить его в порядок). Круг подозреваемых был узок. В особенности под подозрение подпадали два субъекта: Василиса, находящаяся в приподнятом настроении и с легкой улыбкой что-то напевающая себе под нос; и заметно прихрамывающий иностранец. Ну, с иностранца что возьмешь? Тем более что возле капкана был обнаружен кусок штакетины, а не кусок ноги или обрывок штанов.       К тому же, как следствие первой причины, Семёнычу абсолютно не хотелось лезть на крышу сараюшки. Он предпринял робкую попытку отмазаться, пролепетав что-то про технику безопасности, но был награжден таким суровым взглядом бабы Геры, что пулей взлетел на крышу. Хромоватого басурманина оставили внизу, чтоб подавал материалы.       Чем он и занимался, пока не увидел кусок шифера. - What is this? - таращился Бен на непонятную штуковину. - Шифер, - ответила ему баба Гера, привычно среагировавшая на «вас ист дас» - Schiffer, - изумленно пробормотал подмастерье, в памяти которого уже возник светлый образ немецкой топ-модели. - Why? - попытался он прояснить ситуацию. - Вай, вай, шифер подавай, - передразнила его старушка, и жестами показала, что, мол, на крыше ощущается острая нехватка материала. - On the roof? - еще раз решил уточнить гость. - Акимовна, чего тормозите-то? - проорал с верхотуры лесник. - Да вот, Семёныч, товарищ интересуется, кто ты по профессии, - баба Гера снова блеснула лингвистическими познаниями, вспомнив про «фон беруф». - А на кой ему? - свесился с крыши лесничий. - А я знаю? Работай, не отвлекайся, - замахала на него бабка.       Бенедикт все продолжал рассматривать непонятную серую штуковину. И только взглянув на лист сбоку, наконец увидел сходство с аппетитными формами, и решил, что русские при всей своей странности все же большие оригиналы и ценители прекрасного.       От мыслей о возвышенном его оторвал жуткий рев, раздавшийся со стороны леса. Семеныч кубарем слетел с крыши, чуть не свалив по дороге долговязого иностранца, тискавшего шифер, и понесся на зов. Вся честная компания припустила за ним.       За околицей порядок поменялся: бабка отстала, Семеныч, прикинувшись галантным кавалером, трусил рядом с ней, а впереди неслась Васька, потому что Бенедикт сдерживал свой темп – отчасти тоже из джентльменства, отчасти из чувства вины: ночью он междометиями и жестами уговорил эту храбрую портняжку повременить с поисками второго капкана, особенно упирая на полученную им травму, и теперь не мог не сознавать, что животное пострадало из-за его нерешительности.       Рёв сорвался и перешёл с тонкий отчаянный визг. У девочки, казалось, выросли крылья.       В захлопнувшемся волчьем капкане елозил их знакомый медвежонок. Он жалобно верещал, по задней лапе стекала кровь.       Как Васька ни пылала жалостью, она всё же притормозила, соображая, как бы подобраться к пострадавшему, минуя его зубищи и свободные передние лапы; да еще Бандикт, небось, снова поперек тулова схватит, только сунься. Ох и трусы эти англичане, как видно!       К ее удивлению, «трус» решительно двинулся вперед. В его руке была давешняя кочерга – прихватил уже автоматически, и не напрасно. Мишка отвлекся от своей беды и сбивчиво зарычал на человека. Человек ответил ему тем же, но на этот раз не так грозно, как при встрече на просеке. От изумления косолапый замер, а Бенедикт храбро продел кочергу в зазор между лапой зверя и дугами ловушки (хорошо еще, это было самое примитивное устройство из арсенала лесничего – без острых зубьев) – и нажал.       Под истошный вопль освобожденного животного на место действия прибыли баба Гера и Семеныч, с которого за эти 10 минут слетел и хмель, и похмелье. Лесник устремился помогать вызволять тёзку, а Васька, рыдая, уткнулась в тулуп бабки. При виде жалкого состояния мишки старухино сердце ёкнуло и сменило мстительный гнев на острое сострадание. Она пошарила по карманам и вытащила какую-то ветошь, всегда имевшуюся в запасе, чтобы отереть руки. Алеференко использовал тряпку как повязку для раны. Медвежонок затих и только всхлипывал, как настоящий ребенок. - It needs a doctor… - поднял голову Камбербэтч, сидевший возле него на корточках. - Доктор-то доктор, да где его взять? – развел руками Семеныч. - Ветеринара надо! – загорелась Васька. – В район везти! - Vet, yes! – подхватил иностранец. - На какие шиши? – горько вопросила небеса баба Гера. Васька поникла.       Бенедикт, как представитель общества развитого капитализма, понял проблему (shit-shit) по вытянувшимся лицам собравшихся. - Money is not a problem. I’ll pay. – заявил он, вставая на ноги.       Через час в город отправился вездеход с тремя ездоками, один из которых был накачан успокоительным из охотничьего набора, укутан в мешковину и наряжен в полканий намордник. Врач на ветстанции оказался человеком современным – как выглядит купюра в сто евро, он знал отлично. Бен только порадовался, что последовал совету не пользоваться в России кредитной картой: наличные здесь работали как волшебная палочка.       Ночевать решили в городе – слишком нервный был день для обратной дороги по распутице. Лесник двинул к родне – отвести душу поллитровкой, а артист вернулся в гостиницу, где за недостатком постояльцев ему моментально выделили прежний номер.       Там его и нашел звонок Игоря. У переводчика, который с утра никому не дозвонился (ввиду починки крыши), были новости не только из Англии, но и из Польши, от киногруппы. Новости были отличные, но у Бенедикта почему-то заныло внутри. ____________________ - Ой, здрасьте, дядь Миш! - восторженно встретила Васька Семёныча в сенях, когда он снимал измазанные по самое не балуй сапоги. — Как там медвежонок? - Да в порядке твой медвежонок. Пытался врача покусать, зверюга косолапый. А вообще в норме, жить будет.       Васька сделала испуганное лицо, поэтому лесничий поспешил добавить: - Врач тоже не промах. За пять секунд гипс наложил, мишка даже не понял ничего. - Бедняжка, - запричитала Васька, - лапку сломал. Как же он теперь по лесу бродить будет? - чуть не плакала она. - Да ничего не сломал. Трещина просто, - успокаивал ее лесник. - Ты, Василиса, сбегай-ка до сторожки, там тебе гостинцы из города.       Когда Васька унеслась, а баба Гера по русским законам гостеприимства накрыла на стол, Семёныч наконец завел тему, ради которой Ваську из дома и сплавил. - Тут такое дело, Акимовна, - говорил он, прихлебывая горячий ароматный чай из большущей чашки, - ваш англичанин в городе остался... - Как так? - удивилась баба Гера, которая уже и привыкла к гостю. - А вот так! - Сюда-то приедет? - А бог его знает, - ответил лесник.       В это время в дом влетела Васька, несшая в руках большой кулек шоколадных конфет — гостинчик из города. Семёныч благоразумно решил сменить тему и неестественно веселым голосом заговорил: - Видела б ты, Акимовна, в каких условиях там животных содержат! Вашему страдальцу мохнатому целую комнату выделили. - И кормят поди? - так же театрально поддержала его бабка. - Кормят, как родного, - заливал мужик. - Скоро шерсть лосниться начнет. Кучу денег ваш Венька врачу отвалил...       Не успел он закончить предложение, как получил ощутимый пинок под столом от бабы Геры, делавшей большие глаза. Да и сам уж понял, что зря про басурманина ляпнул. - Дядь Миш, а дядя Бандикт куда запропал? - спросила Васька. - Он... это...ногу он лечит, Васенька, - быстро сориентировался лесничий. - Сама ж видела, что хромал.       Васька потупилась и постеснялась расспрашивать дальше. А Семёныч в один большой глоток опустошил чашку, здорово обжег при этом язык, быстро раскланялся и домой засобирался. Но с порога вернулся и сказал: - Там у вас в школе карантин закончился. Так что, Васёк, собирай манатки. В понедельник за знаниями пойдешь. ______________________ - Премудрова, к директору, - передал дежурный.       Василиса смело постучала в дверь, но войдя вздрогнула и замерла на пороге: на фоне окна вырисовывался силуэт высокого мужчины. Но увы – это оказался не Бенедикт, а тот «городской», что приезжал к ним проведать больного, переводчик. - Здравствуйте, Василиса Премудрова, - сказал Игорь с улыбкой, но в его тоне была какая-то неприятная нотка, которая превращала вроде бы уважительное обращение в насмешку (Васька еще не знала слова «ирония»). - Здрасьте. - Вася, Игорь… как вас по отчеству? - Просто Игорь, товарищ директор, - вот, опять вроде шутит, а никому не весело. - Игорь… привез тебе новости. Васька молчала, но в ней проснулась надежда, что ее друг прислал сообщить, что скоро вернется, или даже… - Мистер Камбербэтч прислал некоторые средства на лечение пострадавшего животного, - он достал из бумажника карточку. - Я передаю их Алле Сергеевне… - Анне. - А? Простите, да, Анне на хранение. Ты ведь еще маленькая, согласна?       Васька насупилась. Но ссориться было не к месту, тем более ее терзал главный вопрос. - А он приедет? - Кто? Бенедикт Камбербэтч? – казалось, Игорю приятно выговаривать это имя полностью, так что оно звучало абсолютно чужим в стенах захолустного интерната. – Сюда? Не думаю, Вася, не думаю. Он вам с бабушкой очень благодарен, но сама понимаешь – ему есть чем заняться, кроме как… чинить крыши сараев! – тут гость рассмеялся, видимо, считая, что необыкновенно остроумно проиллюстрировал ситуацию.       Васька изо всех сил сдерживала слёзы. У нее даже не получалось заставить себя сказать «спасибо», хотя медвежонку, конечно, деньги пригодятся. Анна Сергеевна пришла ей на помощь: - Передайте, пожалуйста, уважаемому артисту спасибо от всех нас. Очень важно защищать животных… даже в наших местах.       Это была единственная ответная шпилька, которую Игорь даже не заметил. О просьбе Бена по душам побеседовать с девочкой он забыл через секунду после того как самолёт с неугомонным клиентом оторвался от местной посадочной полосы. Игорь предпочел бы улететь тем же рейсом, но ему некуда было спешить настолько сильно, поэтому на него и была возложена миссия закончить тут дела. С чувством исполненного скучного долга он на другое утро улетел на родину. Только одно сомнение его слегка доставало: он никак не мог понять, действительно ли услышал, или ему показалось, что эта малявка буркнула ему в спину «фак ю».       Васька и Алеференко благополучно оплатили пребывание мишки в лечебнице еще на месяц. Дотошные старшеклассники узнали в интернете, что знаменитый артист в твиттере просил поклонников о содействии в этом вопросе, и собранных ими средств хватило бы на открытие в городе зоопарка. Ваську ненадолго настигла слава. Но поскольку на все вопросы «Какой он в жизни?» она упрямо отвечала «Рыжий», от нее скоро отстали, подосадовав, что такая удача выпала недоразвитой малолетке.       Приближались майские праздники. Впервые ей не хотелось возвращаться домой. _______________       Васька вернулась из города сама не своя. Такой тихой баба Гера ее еще ни разу не видела. Шли дни, а девочка мыслями словно не здесь была. Говорить с ней стало совсем невозможно — Васька отвечала невпопад, могла вообще собеседника не услышать, и к концу недели бабка от внучки отстала. Кормила ее, как положено, а добиться, о чем думает, даже и не пыталась. Полкан тоже дивился переменам в своей хозяйке. Та уже сколько дней не бегала по улице, как сумасшедшая, не теребила его мохнатый хвост и холку, и, страшно сказать, ни разу в библиотеку не ходила. Девочка часто сидела у окна и что-то рисовала в маленьком блокноте, а потом забиралась с ногами на кровать, отворачивалась к стенке и водила пальцем по узорам на видавшем виды ковре.       Баба Гера смекнула потом, в чем причина такого непонятного поведения девчонки, а чем тут поможешь? Уехал Венька-то, что с него взять. Пожил-погостил, хлебнул экзотики, да и умотал восвояси. Поди и не вспомнит о них больше. У него работа, съемки и... что там у него еще... опять съемки. Мамку родную, может, годами не видит. Что ему до чужой девчонки? А эта дурочка, вишь, скучает. Ест плохо, без аппетиту. И так-то в теле никогда не была, а теперь того и гляди истает совсем.       И тогда решила баба Гера письмо своему басурманину написать. Авось есть у него сердце-то, чай не каменный. Пусть хоть весточку Ваське пришлет. Мол, жив-здоров, чего и вам желаю. Вот и написала, как смогла. И вышло — нечто среднее между письмом Ваньки Жукова и письмом дяди Федора из Простоквашино. Вроде и все нормально у нас, да только хвост отваливается.       Почетным гонцом пришлось насильно Семёныча назначить. Он единственный, кто в город ездит. Вот и поручила ему бабка письмо Веньке отправить в края далекие, англицкие. Адреса не было, но Семёныч — мужик бывалый, языкастый, авось придумает чего.       «Гонец» отнекивался долго. Даже слушать не стал про оплату повышенную, но потом согласился — разве с бабой Герой сладишь? Вздохнул чего-то, письмо в карман засунул и засобирался в город.

Эпилог

      Самолёт. Поезд. Автобус. Попутка.       Они сидели на завалинке. В кустах сирени истерил запоздалый соловей. Новая знакомая читала Василисе вслух, переводя «с листа». - «Моя дорогая девочка! Ты еще не забыла наши каникулы? Теперь меня ждет работа (думаю, ты скоро увидишь в кино, что у нас получилось), и я должен увидеться с моими родителями. Они по мне скучают, а я скучаю по ним. Мы обязательно встретимся еще много раз. Я бы хотел вместе с тобой заботиться о нашем medved, думаю, что смогу уговорить еще много людей делать это доброе дело. Может быть, ты напишешь мне, как его здоровье? Пожалуйста, прости меня, что я покинул ваш город так неожиданно. Мне будет очень грустно, если ты обиделась, потому что я надеюсь, мы стали друзьями. Я попросил Нину…» - А как он узнал, где меня найти? - Я сама узнала, это нетрудно. У вас всего два интерната в городе. - А. - Читать дальше? - Ну, читай… - Ты правда не обижайся на него. У него действительно работа. - Угу… - «… попросил Нину передать тебе мой подарок. Если ты захочешь, мы могли бы общаться таким образом. Я возьму словарь и буду читать твои сообщения, а может быть, ты тоже возьмешь словарь и мы будем…» - Ты что ли словарь привезла? - Нет … вот. - О. У меня никогда не было мобильника… - Как же ты с бабушкой общаешься? - Она идет к Семёнычу, он звонит Анне Сергеевне. Директору. Она его сестра какая-то дальняя. Зовет меня, разговариваем… - Понятно. - А как ему позвонить? - Я тебя научу… ну и вот… - Ты прямо так всё понимаешь, что он написал? - Ну, я учила английский несколько лет… - Ясно-ясно, но он же как курица лапой! - Ой, что верно, то верно. Он вообще хотел напечатать – знаешь, на принтере, чтобы было разборчиво. Я подумала, не стоит, согласна? - Ты ему велела написать самому??? - Ну, посоветовала… - Наверное, битый час корячился! Целый лист! - Не то слово как!       Они засмеялись. Потом задумались, каждая о своем. Васька строила далёкие планы – как выучит английский, надрессирует мишку (почему-то ей это казалось возможным, хотя зверя они уже выпустили в лес и он только время от времени появлялся в деревне с братским приветом) и вместе с ним поедет к дяде Бан… Бенедикту в гости в его Англию. Небось они там медведей не видели.       Нина, как индивидуум взрослый, планов не строила, понимая, что жизнь, озарившаяся для неё новым светом в майской Варшаве, всё равно найдёт, чем удивить. Можно только надеяться… и вспоминать… Письмо терпеливо лежало перед ними. «… двигаться навстречу друг другу, пока наконец не придем.

ххх».