(не) любовь

– Скажи, что любишь меня, – Убин делает еще один толчок бедрами, вырывая из уст Чонсока очередной стон. – Ты ведь именно это чувствуешь, так? Чонсок резко жмурится, сжимая в руках спинку кровати. Поясница сильно затекает, а колени постоянно разъезжаются в разные стороны, особенно, когда член Убина проходится по простате, заставляя давиться собственными стонами. Он не любит его. – Ненавижу… ублюдок, – Чонсок вздрагивает и кончает, падая грудью на смятые простыни. Убин делает несколько толчков и следует за ним, прикусывая чувствительную кожу на его шее. – Слезь с меня, – выдыхает через некоторое время Ли, пытаясь вылезти из-под Кима, хотя тело, в данный момент, почти не слушается его. Убин послушно слезает и, отодвинувшись от него, ложится на спину, закинув одну руку за голову. Тишину между ними изредка разрезает шум машин и чьи-то громкие голоса, доносящиеся из-за тонких стенок одного из самых дешевых отелей Сеула. Ким щелкает зажигалкой и затягивается, выпуская изо рта светло-синий дым. Чонсок медленно вдыхает остатки смога, который быстро рассеивается, в себя, устало прикрывая глаза. Все начиналось слишком банально. Ли встретил Убина, когда праздновал юбилей какого-то журнала, куда его иногда приглашали на фотосессии. Он никогда не любил ту небольшую кучку шалав и истинных ублюдков, с которыми ему приходилось работать. Но выбирать не приходилось. Чонсок медленно осматривал помещение вокруг себя, когда случайно наткнулся на него. Ким сверлил его немигающим взглядом, и в груди Ли что-то екнуло тогда, а ноги сами понесли его в направлении мужчины. Они даже не разговаривали друг с другом, а имена спросили только перед тем, как разойтись, пообещав друг другу встретиться еще раз. Чонсок помнит лишь то, что чуть не прокусил себе губу, когда, сидя на коленях Убина, насаживался на его член во второй раз… А еще этот глупый спор, который они заключили, лежа на этой самой кровати, две недели назад. «Кто первый признается другому в любви». Но ведь это же бред. Бред и глупость, наполненные чем-то детским и до ужаса серьезным. Если они и трахались, то это не значит, что скоро они поклянутся друг другу в вечных чувствах, заведут собаку и будут ездить за город на выходные. Трах – это вообще ничего не значит, кроме взаимного удовольствия, конечно же. Так считает Чонсок, но с каждым днем что-то мешает ему думать именно в этом направлении. Ли встает с постели и идет в ванную, изредка хватаясь за поясницу. Убин провожает его оценивающим взглядом, в котором медленно загораются похотливые огоньки, и вновь чиркает зажигалкой и затягивается второй сигаретой. Чонсок лишь хмыкает и закрывает за собой дверь. Вставая под горячие струи неплохого для такого места душа, Ли понимает, что его достали его отношения с Убином. Потому что, где-то в глубине души, Чонсок до безумия хочет, чтобы Ким испытывал к нему хоть какие-то чувства кроме желания поиметь. Когда Чонсок учился в школе, он мечтал о сильных, чистых и взаимных чувствах. Он мечтал о милой девочке, которую сможет привести в семью и создать с ней полноценную ячейку общества. Когда Ли исполнилось семнадцать, он осознал то, что его мечты никогда не сбудутся, потому что вместо девочки ему безумно хотелось быть оттраханным каким-нибудь брутальным парнем, и желательно тем, что учился в его классе и иногда бросал на него тяжелые нечитаемые взгляды. Это желание буквально перевернуло жизнь Чонсока и заставило осознать то, что жизнь навсегда разрушила его детские мечты, растаптывая их тяжелыми ботинками суровой реальности. Ли исполнилось девятнадцать, когда он признался родителям в своей ориентации и его выгнали из дома. Потому что отец больше не хочет видеть в своем доме грязного педика. Потому что матери безумно больно, потому что она родила настоящего урода, которому не место в приличном обществе. Потому что в мире любовь «не к тем» под запретом. Чонсок резко жмурится и проводит руками по влажной и теплой плитке душевой кабины, царапая ногтями гладкое покрытие. Убин в его жизни мог претендовать на место первой любви, Ли иногда думал над этим. Потому что, где-то на дне покрытой застарелыми шрамами души, теплилась надежда на то, что Ким обязательно полюбит его, а Чонсок сможет полюбить в ответ. Розоватые мечты о взаимной любви разбивались о клубы сигаретного дыма и боль от особо сильных засосов на теле. Иногда Чонсок чувствует себя какой-то безвольной шлюхой, когда дрочит, потому что нет возможности встретиться с Кимом, представляя пальцы Убина, пахнущие корицей и его собственной спермой. Он закусывает ладонь, пытаясь сдержать стоны, после которых, обычно, Ли чувствует себя омерзительно грязным и опустошенным. Ким чувствует к нему лишь физическое влечение, и от этого слишком больно в душе и в сердце. Когда Чонсок выходит из ванной, комната встречает его громкой пустотой и запахом недавнего секса. Ли медленно подходит к кровати и бессильно падает на нее, зарываясь всем телом в чуть влажные простыни. Они пахнут пеплом, далеким теплом и корицей. Чонсок вспоминает о том, как мать каждое воскресенье готовила яблочный пирог с этой ароматной приправой, и ему внезапно хочется разрыдаться, потому что дома его больше не ждут. Убин чертовски напоминает ему о доме, будоража старые раны, и Ли хочется убежать куда-нибудь от этой тянущей, противной боли и больше никогда не возвращаться. Тонкие стены отеля равнодушно взирают на Чонсока и каким-то неведомым образом заглушают те эмоции, что бушуют у него в душе. Чонсок безумно хочет не любить и ненавидеть Кима, но с каждой минутой он почему-то понимает, что не сможет этого сделать. Уже не сможет. *** Ли искренне и всем сердцем ненавидит ночные клубы и все заведения подобного рода. В них всегда присутствует некая атмосфера потерянности и слишком сильной безысходности. Она давит на людей, проникает внутрь них вместе с алкоголем, сигаретным дымом и громкой раздражающей музыкой. Чонсок приходит в тот ночной клуб, где они познакомились с Убином, каждую неделю. Он ощущает себя по-настоящему своим среди всех этих людей, которые приходят сюда, чаще всего, для того, чтобы забыться и отрешиться от той реальности или жизни, которая окружает их каждый день. Сегодня Ли хочет напиться. Так, чтобы не чувствовать абсолютно ничего. Ни боли, ни ужасно давящего одиночества. Ни-че-го. Он заказывает целую бутылку какого-то жутко дорогого коньяка, который стоит как две его месячные зарплаты, но ему сейчас плевать на деньги. На все плевать. Чонсок допивает уже третий бокал, когда понимает, что за ним кто-то наблюдает. Ли чувствует на себя тяжелый и безумно знакомый взгляд и, разворачиваясь, видит в дальней части помещения Убина, который сидит на одном из темных кожаный диванов, держа в руках сигарету, которая, в данный момент, медленно прогорает. Что-то ломается в голове Чонсока, прямо как в день их первой встречи, заставляя загореться в груди какой-то странный, обжигающий внутренности огонек, который не хочет угасать. Ли неровными шагами пробирается сквозь толпу танцующих людей, от которых разит потом, алкоголем и дешевым парфюмом. Ли подходит к Убину и, опустившись ему на колени, утягивает его в поцелуй. Он влажный, страстный и слишком пошлый, чтобы его видели люди. Чонсок улыбается, чувствуя руки Убина под своей рубашкой, на спине, и его язык у себя во рту. Внезапно, под закрытыми глазами выступают слезы, в нос бьет удушливый запах корицы, а руки Кима перемещаются на ягодицы Ли, и Чонсок понимает, что всего слишком много. Много шума, различных запахов и Убина, который заставляет воздух уйти из легких, а сердце разорваться от нахлынувших чувств. Чонсок резко встает и тянет Убина в сторону темных дверей туалетов. В голове стоит алкогольный туман, заставляющий совершать необдуманные поступки. На мгновение в глазах Кима вспыхивает что-то нечитаемое и очень личное, но ему быстро удается скрыть это. Ли толкает Кима в туалет, захлопывает дверь и заставляет Убина прислониться к одной из ближайших стен. Им везет, потому что сейчас здесь никого нет. Чонсок медленно опускается на колени и резко тянет молнию на ширинке вниз, стягивая с Кима боксеры и обхватывая ладонью его полу возбуждённый член. Убин откидывает голову назад и прикрывает глаза, когда губы Чонсока накрывают головку, а после медленно посасывают ее, начиная заглатывать член глубже. – Я заставлю тебя сказать, – Ли с пошлым звуком выпускает член изо рта, смотря на Кима в упор. – Ты знаешь, что я имею в виду. Ким вспоминает про глупый спор, который он сам предложил Чонсоку около месяца назад. Он не помнит, на что рассчитывал, и, наверняка, это просто что-то ударило ему в голову тогда. Хотя, ему было все равно почему. Он повторяет это себе все чаще и чаще, не веря собственным мыслям. – Попробуй, – почти шипит Убин, когда Чонсок обводит пальцем головку, а после берет в рот сразу наполовину. И в этот момент что-то разбивается в груди Убина, задевая острыми осколками сердце и что-то, похожее на душу. И Убину почти до боли хочется, чтобы Чонсок заставил его. Ведь ему надоело жить с этими невысказанными чувствами, которые давили и сжирали его изнутри, заставляя разбивать кулаки в кровь, лишь бы на мгновение заглушить эти ощущения. Чонсок старается, как может, медленно обводя проступающие вены, заглатывая почти полностью и проходится языком по уретре и помогая себе руками. Сейчас он напоминает актера из какого-нибудь дорогого порно, на которое дрочат латентные геи и слишком озабоченные девочки. – Ведешь себя как последняя блядь, – выдыхает Убина, слыша тихие постанывания Чонсока и чувствуя вибрацию, исходящую от его горла. В ответ Ли проводит рукой по оголенному бедру Кима, с силой вдавливая ногти в кожу. От резкого контраста с болью, Убин тихо стонет и кончает, притягивая Чонсока ближе и удерживая за голову. – Шлюха, – шепчет Убин, смотря, как Чонсок слизывает остатки спермы с его члена и касается пальцами покрасневших губ. – Любимая шлюха, – он почти ласково проводит по волосам Ли, немного зарываясь в них рукой. На мгновения Чонсок замирает, а затем медленно переводит глаза на Убина, на глубине которых зажигаются хитрые огоньки. – Вот ты и признался. Первым, – он ухмыляется, не замечая замешательства Убина. Он не мог этого сделать. Не здесь и не сейчас. Ведь это слишком… быстро, и просто нет. Нет, нет и нет. Убин вздрагивает и на мгновение отводит взгляд. – Любимая – значит любимая из многих, – усмехается Убин, застегивая ширинку и отходя от Чонсока, который продолжает сидеть на полу. Огоньки в глубине его карих глаз начинают стремительно угасать. Ким стремительно выдыхает, чувствуя облегчение, которое резко начинает сменяться чем-то безумно неприятным и мерзким. Чонсок не замечает щелчка двери, когда Убин выходит, даже не сказав ему ничего на прощание. Было больно, паршиво и чертовски обидно. Обидно не только потому, что Ким заставил Чонсока чувствовать себя настоящей дешевой шлюхой, а потому что и считал этой самой шлюхой. И, если Чонсок не любит Убина, то почему на глаза наворачиваются слезы и хочется забиться в какой-нибудь угол и раздирать грудную клетку руками, в надежде унять тянущее, свербящие ощущение отверженности. Ли подтягивает колени к груди и опирается на холодную темную стену спиной. Действие алкоголя сходит на нет, и внутри становится холодно и пусто. Одна одинокая предательская слеза сбегает по щеке, падая на грудь, куда-то в район сердца. Он ведь не любит, верно? *** Огни ночного клуба напрягают глаза, а клубы сигаретного дыма заставляют их слезиться. Убину слишком плохо, чтобы замечать все это. Виски медленно скатываются по горлу, принося с собой лишь мерзкое, липкое тепло, но никак не облегчение или забытье. Ким допивает второй стакан и упирается взглядом в начищенную до блеска барную стойку. Он не считает его шлюхой. Никогда не считал и не будет. Слова, сказанные Чонсоку, впиваются острыми кусками в мозг, в память и в сердце, заставляя хотеть разбить голову о чертову барную стойку. Убин в тайне восхищается Чонсоком, даже благоговеет перед ним. Ведь ему, в отличие от самого Кима, хватило смелости признаться другим и самому себе в том, что девочки его никогда не заводили. И даже отречение родителей не сломило его, хотя Убин видел, как Ли было больно, когда он рассказывал об этом после одного из разов в том задрипанном отеле. Ким чувствует себя слабым и малодушным педиком, когда думает о собственном камин-ауте. Он боится непризнания, переворота в собственной жизни и чертовски боится одиночества, потому что кому он будет нужен? Никому, на самом-то деле. И от этого становится еще больнее. Этот секрет слишком грязный, чтобы о нем знал хоть кто-то. А ведь он любит Чонсока. Любит до боли, даже не смотря на то, что считает его профессию откровенно бабской и полной дешевых шлюх, несмотря на то, что считает Ли слишком изящным для мужского пола. И есть еще миллионы и миллионы этих «несмотря на то», но именно они делают Чонсока самым лучшим. Для Убина. Ким скользит взглядом в сторону туалетов, в надежде увидеть выходящего оттуда Чонсока, и со вздохом отводит взгляд, когда видит там лишь мужчин в сопровождении дешево и вызывающе одетых девушек. Ли его не простит. Он был уверен в этом на гребаных сто, нет, двести пятьдесят процентов. *** Чонсок на негнущихся ногах выходит из туалета и оглядывает мутным взглядом помещение. Он не злится и не чувствует обиды на Убина. Ему безумно хочется чувствовать хоть что-то плохое по отношению к этому человеку, но он не может. Потому что любит. Любит так, что хочется кричать до потери голоса, так, чтобы об этом знали все. Ли хочется уйти из этого места и никогда не возвращаться сюда, потому что слишком многое связано с ним. Он в спешке идет к выходу, натыкаясь на случайных людей. Сейчас они напоминают ему стадо. Обычное стадо, движимое только лишь физическими потребностями. Чонсок выходит на улицу и зябко ежится от холодного ветра, который заползает под одежду. Город кипит ночной жизнью – мигают неоновые яркие вывески, а в воздухе раздаются многочисленные голоса прохожих. Ли чувствует себя потерянным среди всего этого многообразия. – Я думал, ты никогда не выйдешь оттуда, – раздается голос позади Чонсока. Тот оборачивается и видит Убина, который стоит, облокотившись на стену клуба спиной. И Ли по-настоящему осознает, что хочет быть с этим человеком. Потому что его сердце, глупое влюбленное сердце, тянется к Убину, потому что знает, что чувства взаимны. От этого становится легче, как будто камень, лежащий все это время на душе, наконец-то раскалывается, давая нормально дышать. Чонсок медленно подходит к Убину и утыкается тому в плечо. На его губах появляется легкая улыбка, когда он чувствует, как руки Кима робко обнимают его за пояс и притягивают чуть ближе к себе. И Убин понимает, что Чонсок никогда не злился на него из-за тех слов, потому что он любит. Любит так же, как и Ким, а может, даже сильнее. – Знаешь, я тебя… – начинает Убин, но Чонсок перебивает его, обнимая в ответ, придвигаясь почти вплотную. – Я знаю. И я тебя тоже.