***
А началось все это два месяца назад. Вступал в свои права последний месяц лета, светило солнце, было жарко. Как вы догадались, все это было за стенами Фабрики, а внутри все было так, как на душе кондитера - прохладно и сумеречно. Все давно забыли, сколько ему лет и когда у него день рождения. Чарли нянчил внуков и отошел от дел, а сны давно перестали посещать кондитера. В отношении самого маэстро время ограничилось несколькими очень малозаметными сединами и чуть более резкими складками в уголках рта и глаз. В его жизни бывало всякое: и юная бесшабашность, и юношеское упрямство, и зрелая обида на мир, и счастливая семья, но все это, в конце концов, перешло в тихое, но деятельное и при этом спокойное одиночество, которое не тяготило, а создавало ощущение единственно верного порядка вещей. И в те ранние дни августа кондитер был спокоен и нетороплив. Смотрел он на все скорее философски. Зная, что спешить уже некуда, что время, как ни парадоксально, любит вдумчивого обращения, а не спешки, и заполнять его поэтому надо размеренно и рассудительно... Подождите немного. Хочу уточнить... вот что: А что такое хорошая сказка? Так это просто, друзья мои. Это та самая сказка, которая знает, что значит быть хорошей сказкой. Быть до боли реальной и заключать в себе то, чего людям в этой реальности всегда не хватает, заключать органично, так, чтобы было ясно: все возможно. Ведь возможно действительно все, разве нет? Нееет? - звонко и молодо смеется. - Ну, что вы... только не здесь и не для нас. Итак, мы отвлеклись. Конец лета - красивая пора, доложу я вам... Сады в яблоках, вишнях... черешне... Нет-нет да и упадет на голову какая-нибудь гениально простая идея. Верите, я в это время не ношу цилиндр. Честно говоря, я уже давно его не ношу. Что? Трость? Ну это да, конечно, куда же без нее... - легкая улыбка. - Ведь это последняя опора моей шоколадной старости. Перчатки? Да конечно. В моем деле без них нельзя. И с ними давно уже привычней. Редингот? Только на встречи с партнерами по бизнесу, заказчиками, поставщиками - в общем, только там, где я не человек, а обложка собственной коммерческой организации. А дома... дома я предпочитаю быть, как дома. Кто-нибудь помнит мой темный, шитый золотом халат? Никто? Ну и здорово! От этого он ничуть не страдает, уверяю. И я конечно тоже. В общем и целом, тот август не отличался от десятков прошлых и последующих. Даже то, что на адрес Фабрики пришла очередная посылка, едва ли выбивалось из привычного течения вещей. Сколько их приходит... это даже не стихийное бедствие - это статистика. Слава богу, Дорис и ее подручные отлично справляются с этой... мм... ну да... статистикой. Где-то после обеда, когда я собирался устроиться с любимой книгой у камина, ко мне пришли пятеро умпа-лумпов. Пыхтя и отдуваясь, они тащили внушительных размеров коробку. В ней оказался... канделябр в человеческий рост. Богатый золотой канделябр, изящно оформленный. Смотреть на него было интересно. Он был слегка изогнут, украшен изящно, без лишних изысков, две крайние свечи поставлены выше средней и слегка склонены наружу, средняя тоже была чуть наклонена, как бы прислушиваясь к окружающему миру.***
Кондитер обошел канделябр вокруг, почти коснулся крайней свечи, но кисть в сиреневой перчатке остановилась в миллиметре от изделия, не трогая. Он опустил руку и отошел к окну. Двор заливало яркое солнце, по нему сновали туда-обратно прибывающие и отбывающие грузовики с грузами, ворота едва успевали закрываться и открываться. Магнат обернулся обратно в комнату. - Поставьте это в гостиной, пусть постоит пока что там, справа от дверей лифта.***
Кондитер возвращался к себе поздно. Он любил работать поздним вечером плавно переходящим в ночь. В ночной тишине никто не вспугнет музу. Он даже иногда подумывал о том, чтобы окончательно перейти на "совиный" образ жизни, но почему-то и днем находились дела, которые поднимали его из теплой кровати... Благо, с возрастом желание спать как-то потихоньку сходило нет, но, тем не менее, возникало вновь иногда весьма неожиданно. И тогда кондитер мог проспать 12 часов к ряду и вовсе не выспаться... Но такое случалось обычно зимой. Летом такие досадные фокусы судьба выделывала нечасто. Итак, магнат возвращался к себе около часа ночи, собираясь заварить себе зеленый чай с ромашкой, погреть у камина старые кости и после все же поспать, или хотя бы полежать несколько часов... мечтая. Поднимаясь в лифте на свой этаж, он ощутил некоторое беспокойство, и никак не мог понять, с чем оно связано... Ничего из ряда вон выходящего не происходило здесь вот уже лет десять...а может, и пятнадцать. Даже пыль ложилась и исчезала по расписанию. Но все же...***
Слегка звякнув открылись двери лифта и... - Господи, ну кто, кто выбирал эту посуду?! Кто поставил холодильник ЗДЕСЬ? иии ииии почему холодильник такой... Такой МАЛЕНЬКИЙ... мизерный, невзрачный и ПУСТОЙ!!! Фуа-гра и крем брюле...- Из чего создать их мне?! Вся эта тирада доносилась из скромной личной кухни кондитера. Исполнял ее приятный музыкальный мужской голос. Исполнял эмоционально, обнаруживая свое явно французское происхождение и интонацией и легким акцентом. Магнат еще не успел обрести дар речи и прийти в себя от шока, когда из кухни, шипя и ругаясь по-французски, пролетел в направлении ванной весьма странный субъект. Вилли успел разглядеть камзол с широкими обшлагами рукавов, панталоны, башмаки, парик... вид в стиле "при дворе Генриха IV". Через секунду, пока кондитер пытался осмыслить таки ситуацию, виртуозное создание вынырнуло из ванной комнаты, и, слегка притормозив в коридоре, развернулось и стремительно направилось к кондитеру. - Оу, у нас гости! Наконец-то! После этого исторического заявления кондитер вновь потерял уже было почти обретенный дар речи. Кроме того, приближающийся скорее молодой человек... ну скажем лет тридцати... был... ну, в общем... он был канделябром! Кисти рук и верхушка парика завершались свечами, которые вспыхивали временами, видимо, от чрезмерной эмоциональности. - Видите ли... Хозяин зачем-то все запутал и переделал буквально в одну ночь... и... и теперь я ничего не могу найти... Да... вот тот стеклянный ящик у вас за спиной - он особенно подозрителен. Не советую подходить к нему близко, он звякает и хлопает створками. В этот момент лифт закрывает двери и звякает. Подсвечник подскакивает, делает большие глаза и прижимает правую руку к груди. - О... Господи! Еще секунду он смотрит на это явно ему не ведомое чудо техники весьма озадаченно, слегка приоткрыв рот. На его лице недоумение, опасение и любопытство... Вскоре его бойкий взгляд возвращается к кондитеру. - Так вот, дорогой гость, несколько часов я потратил на поиски кухни. Вообразите! - экспрессивно воздевает правую руку, на которой при этом вспыхивает пламя. - Я нашел библиотеку... С книгами! Такой уймы книг у хозяина никогда не было, потому что он не умеет читать! - воздевает левую руку с тем же эффектом, что и правуюю - Я нашел спальню... с... с... нет! Нет, поверьте, то, что там стоит никак нельзя назвать чудным именем КРОВАТЬ... ооо... это несчастное лежбище, на котором просто никак невозможно уместиться вдвоем... в приличной позе, я имею ввиду. Кондитер поперхнулся. Канделябр повернулся к нему в полоборота и продолжил, как ни в чем не бывало. - Впрочем... - опускает руки, пламя гаснет. - Камин, это свежее решение... создает уют и ммм... теплую, дружескую обстановку, которую я бы с удовольствием разделил с моей милой Бабеттой... даже это... - с неповторимой презрительной интонацией, - лежбище не нарушило бы моих... планов. Снова поворачивается лицом к магнату. - Простите, я кажется увлекся... - Более чем. - Голос кондитера прозвучал не слишком вежливо. - Что, простите? - Канделябр явно не ожидал, что его поток красноречия осмелятся прервать. - Кто вы такой? Тон шоколадного инженера, видимо, все же, чуть смутил эмоционального француза. - Я... Меня зовут Люмьер... Разве... Разве я забыл представиться? Прошу простить... Я... я совсем не в своей тарелке из-за этих перемен... Это все ДинДон... Он, как всегда, забыл меня предупредить о самом важном... Даже не сказал, что мои любимые тарелочки больше не танцуют... Это так... неожиданно. - Довольно. - Голос магната прозвучал не очень громко но возражений явно не допускал. Люмьер оборвал мысль на полуслове, вздрогнул и отошел на шаг назад, как будто его ударили. - Где вы по-вашему находитесь? - тон магната ничуть не изменился. - Я... - канделябр окончательно смешался, но смотрел кондитеру в глаза. Неуверенно: - Дома...В Замке. - Это не Замок, молодой человек. - Что?.. - испуганно. - Как же это... - Это шоколадная Фабрика. И, если вы еще не догадались, я ее хозяин. - Хозяин? Хозяин... - страх сменился какой-то тоскливой грустью. - И меня вам подарили, да?.. Так и знал... так и знал... А все потому, что Хозяин очень ревнив... а Белль... она ведь просто добрая... у меня никогда и в мыслях не было... - медленно идет по коридору, понурив голову и опустив руки. - Да и зачем ей... подсвечник... - оборачивается. Печально. - Вам ведь тоже не нужен канделябр... кругом... - рисует рукой в воздухе дугу, на пике дуги свеча вспыхивает, в конце жеста снова гаснет, - э-лек-три-че-ство! - Снова разворачивается и идет дальше. Кондитер идет вслед за ним, не очень сознавая, что делает. Он понимает, что к добру или к худу, но теперь этот подсвечник его... живой подсвечник... В конце концов - человек. Он догнал его, положил ладонь на плечо, развернул к себе и посмотрел в глаза. Они пошли в комнату с камином. Магнат усадил Люмьера в кресло-качалку и зажег в камине огонь, принес себе плетеное кресло из гостиной и сел напротив живого канделябра, гостя, еще скорее молодого человека.***
Они долго говорили. Коротко, емко и сдержанно говорил магнат. Чем дальше, тем многословнее и эмоциональнее говорил Люмьер, сопровождая речь жестами и вспышками пламени, которое, каким-то чудом, ничего не спалило. Сказано было немало... затронуты были многие вехи житейской мудрости вперемежку с искрами чувств двух живых душ. За окном забрезжило утро. Летом рассветы ранние... даже в августе. Когда солнце почти вылезло из-за горизонта, Люмьер встал и опустив взгляд сказал коротко: - Простите, я должен вернуться.... Магнат лишь кивнул ему. Тот вышел в гостиную... Через четверть часа кондитер вышел налить себе кофе и, окинув взглядом гостиную, увидел справа от лифта подаренный ему вчера неизвестным изящный золотой канделябр высотой в человеческий рост.***
Начиналось 7 августа... И с этого дня, вот уже два месяца после того, как последние лучи солнца гасли, в гостиной вспыхивал дрожащий свет свечей. А если кондитеру случалось заснуть на закате, или где-то в цехах, совсем увлекшись творчеством, его неизменно будило негромкое и бодрое: - Хозяин,проснитесь! Уже давно... ночь. С лифтом и особенностями передвижения по Фабрике Люмьер освоился быстро. И унывал он недолго. Он просто не любит унывать. Ведь на свете есть и другие, гораздо более приятные, грехи.