Цветные сны

Поезд призывно гудит. Стоя на перроне Ли Сухёк в последний раз оглядывается по сторонам и бросает взгляд на большие настенные часы вокзала, стрелки которых остановились на III. Клубы дыма вырываются из-под поезда, обдавая черные лаковые ботинки Сухёка паром. Он ловко прыгает на подножку, и поезд трогается с места точно по расписанию. Сухёк отодвигает дверцу купе, и застывает в секундной нерешительности. Длинные худые ноги в черных брюках, белая рубашка, ворох рюш схвачен у самого горла булавкой украшенной изумрудами, двубортный пиджак неаккуратно валяется на массивном чемодане. Парень чуть пониже самого Сухёка, с пышной шевелюрой каштановых волнистых волос. Он поворачивается на звук. Лицо холодное, застывшая маска, не хуже чем у самого Сухёка. Молодой человек бросает короткий взгляд в сторону Сухёка и возвращаясь к своим делам. Один чемодан он уже закинул наверх, и теперь пришла очередь второго. — Добрый день, — Сухёк усаживается на сидение напротив. То, что его полностью игнорируют, Ли несколько не смущает. — Паршивый день, — молодой человек садится на свое место. Он расстегивает пуговицу на манжете рубашки и чуть закатывает рукав. Запястье украшает массивный серебряный браслет со скорпионом, хвост которого вздрагивает и поднимается торчком, как у настоящего. Сухёк невольно кривиться от вида металлической иглы на конце хвоста. Механическое существо сползает с браслета, и быстро перебирая серебряными ножками, преодолевает расстояние от хозяина до Сухёка. Забирается по штанине и, устраиваясь на его руке, браслетом замыкается на запястье. Жало скорпиона входит в вену, и Сухёк запрокидывает голову… Ли Сухёк приходит в себя лишь на какой-то очередной станции, когда человек, чьего имени он так и не знает, уверенно тащит его за собой по перрону через толпу людей. Сухёк запинается о чужой чемодан, поспешно извиняясь, он оборачивается, сталкиваясь взглядом с незнакомкой. В смазанной пестроте вокзала он видит лишь её пронзительно голубые кукольные глаза, которые провожают его неживым взглядом. Сухёка дергают за руку, заставляя бежать быстрее. Дышать нечем, Сухёк мало понимает, что происходит. У него перед глазами все еще радужные круги из-за синтетического наркотика. Небо окрашено нежно-зеленым, по нему фиолетовой рябью плывут облака, а на синее солнце совсем не больно смотреть... Чудесная жизнь. Они скрываются под ближайшей аркой. Сухёка прижимают к кирпичной стене и зажимают рот ладонью. Парень с каштановыми волосами шипит на Сухёка, чтобы тот вел себя тихо. Его лицо так близко, а мысли такие спутанные, что дай им лишь секунду и они заведут туда, куда не следует. От курьера пахнет сладким, Сухёк узнает запах духов, которые не так давно нюхал в одном из магазинов Каннама. Парень прижимается щекой к его щеке. И Сухёк ощущает его сбивчивое дыхание. Мимо проходят люди в форме, презрительно сплевывая в их сторону. Механический скорпион на запястье издает глухой звук, выпуская немного пара, обжигая руку Сухёка, а затем просто падает под ноги, подскакивает и мчится к хозяину, карабкаясь вверх по штанине, чтобы сомкнуться на запястье. — Пришел в себя? — Не уверен. Небо все еще нежно-зеленое. Сухёк протягивает руку солнцу, пытаясь то ли дотянуться до него, то ли загородиться. — Как тебя зовут? — спрашивает Сухёк. — Не положено знать. — Понимаю. В груди у Сухёка тепло. А потом тепло превращается в боль. Она концентрируется в животе. Приходится резко наклониться вперед. Курьер вовремя отскакивает в сторону, потому что Сухёка рвет. — Ты как? — Паршиво. — Паршиво, — подтверждает курьер, прежде чем у Сухёка начинает темнеть в глазах. Ему снятся фиолетовые облака и теплые губы курьера. Много-много губ, которые открываются и закрываются, шлют ему воздушные поцелуи, скалятся и целуют. Ему снятся белоснежные лошади, снится огромный поезд, в котором пахнет сладким. А еще толща водной глади, по которой можно ходить подобно Иисусу. Сухёку хорошо. Ему давно не было так хорошо. С того раза, когда… А впрочем это было так давно, что и вспоминать не стоит. А потом становится плохо, потому что нужно просыпаться… Сухёк открывает глаза над унитазом, он упирается в его керамические бока руками. Курьер устало вытирает лоб, с выступившими каплями пота и срочно нажимает на кнопку, выбрасывающую в воздух струю пара с приятным ароматом. А потом сползает по стене вниз. Рядом с Сухёком. — Я должен был оставить тебя в поезде. — «Скорпион», — Сухёк проводит языком по внутренней поверхности щеки. Кажется, его снова вырвет. Он кое-как поднимается на ноги и полощет рот под струей воды в раковине. — Тебя выследили бы по серийному номеру «скорпиона», поэтому ты не мог. Но ты мог оставить меня под той аркой возле вокзала. — И правда… — курьер улыбается. Возможно, эта мысль не приходила ему и в голову, а может он только притворяется, что не приходила. — Значит, полиция устроила проверку? — Да, и мы почти попались. — Как тебя зовут? — Не положено знать. — Брось, мы встречаемся чаще, чем я со своими друзьями. Ты не бросил меня в поезде, не бросил на вокзале, и я всего лишь спрашиваю твое имя. Курьер молча проводит рукой по волнистым волосам, пытаясь пригладить их, но не получается. А потом он принюхиваться к своей ладони и громко ругается, подскакивая на ноги, и спешит вымыть руки с мылом. Сухёк не любит вспоминать о том, как стал зависим. Не важно, были ли это забавы с приятелями, некоторые из которых все так же торчат на игле, как и он сам. Главное, что он не может сойти с этого пути. Он как чертов самоубийца застрял на рельсах, и ждет своего поезда, который размажет его, сотрет из этого мира, где Сухёку давно нет места. Сейчас он встречается с курьером уже пару раз в неделю. В основном вот так же подсаживается к нему в поезде на какой-нибудь станции, получает свою дозу и едет до самого конца, где его счастливого толкают в бок и просят убираться, потому что конечная. А потом Сухёк садится на другой поезд... Рассуждать о своей жизни довольно печальное занятие, от которого хочется лишь хорошенько прочистить желудок. Причины и следствие, какая разница, если ты уже скатился в яму. У курьера все проще — это его работа. Он не чертов наркоман. Он всего лишь рабочий, у которого свои заботы. — У тебя кровь из носа, — курьер достает платок и протягивает Сухёку, тот прижимает его к носу. И, правда, красные пятна… Курьер выходит из ванной комнаты и Сухёк пялится в зеркало на стене, из которого на него смотрит тяжелым взглядом темных глаз уставшее заостренное лицо практически незнакомца. Потому что этого человека он уже давно не знает. Да и вряд знал себя по-настоящему. В заднем кармане брюк шипит передатчик. Так некстати. Сухёк достает нечто с виду похожее на круглые большие часы на длинной цепочке и с щелчком открывает крышку. Вместо циферблата там на белом экране светится «i56g99f, Хон Чжонхён, ликвидация», а еще фото… Сухёк устало выдыхает, чувствуя новый приступ дурноты, с которым все же справляется. Он запрокидывает голову назад и тяжело дышит, а потом набирается сил, и выходит. — i56g99f, — говорит Ли Сухёк. — Твой серийный номер. Хон Чжонхён. Глаза Чжонхёна округляются. — День и, правда, паршивый, хотя уже вечер. За неплотными занавесками гостиничного номера уже стемнело. Чжонхён пятится назад. Медленно и осторожно, не сводя взгляда с Сухёка, застывшего в дверном проеме. У курьеров опасная работа. Когда они лажают, их убирают. Потому что курьеры — мелкие шестеренки в огромном механизме, но они делают важную работу, которую необходимо делать хорошо. Когда шестеренка не справляется с поставленной задачей, её заменяют другой. Это очень легко. Облажаться тоже легко. Чжонхён поднимает руки, показывая, что он безоружный. Во всяком случае, мозги у него работают хорошо и быстро. Серийный номер не та вещь, которую знает любой встречный наркоман. — Зачем ты меня притащил в эту гостиницу? — практически философский вопрос. — Вот и я думаю зачем, — курьер пожимает плечами, все еще не опуская руки. — Я решил, что ты слишком хорошо одет, чтобы умереть на захудалой станции? Я был слишком добр? Сухёк поджимает губы: — Я заблевал все свое «хорошо одет». И ты был слишком добр, — соглашается Сухёк. — Твой организм уже не принимает наркотик. У тебя отторжение, это значит, что ты в зоне риска и при следующей дозе можешь умереть. Сухёк отстранено улыбается. Ему нравятся слова Чжонхёна. Умереть было бы действительно отлично. Во всяком случае, это то, чего он по-настоящему достоин. Или это слишком простой выход? Бегство? Лучше не думать. Чжонхён медленно пятится в сторону. К окну. — Сломаешь себе ноги или шею, — говорит Сухёк. — Или все сразу. Умереть здесь хочется только одному из них. Это очевидно. Чжонхён пытается прочитать безэмоциональное лицо Сухёка, как карту или книгу. Прочитать Сухёка, который замер в пограничном мире между реальностью и своими представлениями о ней, не возможно. На подносе для фруктов лежит нож. Секунда для Чжонхёна, чтобы заметить его посеребренную ручку. Секунда для Сухёка, чтобы понять ход мыслей курьера. Сухёк с разбега ударяет ногой по столику с подносом, и тот с грохотом отлетает к стене. Поднос падает. Нож падает, звонко лязгая о поверхность пола. Чжонхён бежит на Сухёка сбивает с ног, и со всей силы бьет кулаком по лицу. Привкус крови во рту. Сухёк сплевывает. Чжонхён морщится, когда его бьют под ребра и скидывают с себя. А затем он оказывается прижатый к полу. — Я сегодня не на работе, — говорит Сухёк, вытирая разбитую губу. — Так, что я пойду. Спасибо, что позаботился обо мне. Правда в том, что нет ни одной рациональной причины, чтобы не убивать курьера. Сухёк не знает, зачем отпускает его. Просто дать ему чуть-чуть времени, раз уж он так сильно хочет жить? Может быть и так. А может все то время, что Сухёка мирно укачивало в поезде под аккомпанемент синтетического наркотика, рядом с ним был Чжонхён и это создало иллюзорное чувство близости между ними. Чжонхён был тем кто приносил в его жизнь радость вместе со своим «скорпионом» и его жалом. — Хон Чжонхён, — произносит Сухёк, перекатывая звуки во рту, как конфету. — Я все-таки узнал, как тебя зовут. Курьер смотрит на него широко открытыми глазами. Он лежит под Сухёком, не пытаясь сопротивляться. Руки — свободно вдоль тела. Словно он сейчас под кайфом. Сухёк проводит пальцами по руке Чжонхёна, поддевая браслет—скорпион и щелкая по кнопке, снимающей замок. — Они легко найдут тебя, если продолжить его носить, — говорит Сухёк. — За что меня хотят устранить? — Не знаю, тебе должно быть виднее. — Я ничего не сделал. — Может быть. Кого это волнует? — Меня. Подушечки пальцев касаются раскрытой ладони. Сухёк улыбается, когда его пальцы переплетаются с пальцами Чжонхёна. — И что мне теперь делать? Сухёк прижимается ухом к груди поставщика радости, чувствуя, как сердце отчаянно колотится под его щекой. — Для начала оставь «скорпиона» здесь. А потом беги так далеко, как только сможешь, — после раздумий Сухёк добавляет. — Можешь пойти со мной. Я как раз собираюсь умереть в ближайшее время, если наркотик не прикончит меня, то может это сделают те, кто придут за тобой, но, возможно, это немного продлит твою жизнь. Сухёк не знает, почему Чжонхён идет за ним. Почему он вообразил его своим шансом на спасение. Сухёка не волнует, почему все именно так. Сегодня важно лишь одно: свою дозу он уже принял, он все еще жив, и у Чжонхёна красивые глаза и теплые губы. Прямо как в той чертовой фантазии. А может быть он лежит под кайфом на конечной станции, и его никак не могу разбудить, погрязшего во снах? Все может быть… Лучше не думать об этом.