Терновый океан

— Я думал, что ты со своими способностями к ясновиденью, сможешь обличить меня на первой же минуте, — Каин-Карлтон усмехается, и в этой усмешке нет ничего человеческого – Шон пытается найти что-то похожее с тем Ласситером, которого он знал, но натыкается на отвесную стену холода и тьмы. — Я не ясновидец, — тихо отвечает Шон, а на лице появляется едва заметная улыбка. Он тоже сейчас меньше всего похож на себя. Чувствует себя слабым и ничтожным, не способным ничего сделать, кроме как смотреть Каину прямо в глаза, ища ответы. О том, что с Карлтоном что-то не так, он заподозрил не сразу. Только когда он начал узнавать этого человека (уже не человека?), пришло понимание того, что детектив не тот, за кого себя выдает. Раз за разом, преодолевая преграды, Шон подбирался каждый раз ближе, узнавал всё больше и больше, не позволяя страху преградить себе дорогу, разбивая к чертям всё то, что было раньше дорого ему. Пока не осталось ничего. Пока Шон с уверенностью не смог сказать, что у него больше ничего и никого нет. Он пытался остановиться. Пытался идти окольными путями, но каждый раз выходил на терновую дорогу, такую прямую и беспрекословную, указывающую, куда и как ему нужно идти. Никаких изворотливых тропинок, никаких подсказок, никакой помощи. — Я знаю, — также тихо отвечает Ласситер. Он напряженно вглядывается в глаза этого человека, чудом сумевшего добраться до него, стереть в порошок стены, ограждающие Каина от внешнего мира. Этот человек, потерявший всё, стоял сейчас перед ним, как на ладони: беззащитный и слабый, повидавший многое. Это совершенно не тот ребенок, которого Он встретил в самом начале их истории. Это не тот маленький мальчик, играющий со своим другом Бёртоном наперегонки на своих велосипедах. Каин чувствует что-то похожее на жалость, но человек перед ним не позволил бы проявления этого чувства. Нет, не сейчас, не после того, как он всё потерял. Именно поэтому Каин продолжает сидеть на месте, вглядываться в противоположную стену небольшой кухни, где он провел большую часть своих дней, а Шон так и стоит. — Кто такая Коллет? – Спенсер кивает в сторону камина, где на старой полке стоит фотография в рамке, надежно сохраненная от времени. Немного потускневшая, но это не мешает разглядеть милую девушку с ангельским взглядом по-детски наивных глаз. — Она была… моей супругой. Я убил ее. Мне пришлось. — Все мы совершаем ошибки, — Шон делает шаг навстречу Каину, но тот взглядом приказывает стоять на месте. Человек беспрекословно выполняет молчаливый приказ. – Я потерял Гаса. Потерял отца. Джулс. Мать, — Спенсер прикрывает глаза, а лица, такие знакомые, всплывают в памяти, услужливо подсунутые, чтобы доставить человеку еще больше страданий. — Ты сам выбрал этот путь. У меня такого выбора не было, — возражает Каин, но Шон понимает, что чаша весов сдвинулась в его сторону. «Не упустить», — думает он в лихорадочном поиске новой фразы. — Ни у тебя, ни у меня нет ни единого человека, ни единого предмета, за который, как якорь, можно ухватиться. Ухватиться, чтобы не попасть в бушующий океан безумия. Холодный и темный, полный отчаянья и смертельной надежды, съедающей твою душу. Чтобы выплыть на сушу, там, где свет, где спокойствие, где хоть какое-то счастье. Где нет воспоминаний, где нет тоски. — У тебя всё еще впереди. Мой путь закончен, — обреченно Каин опускает взгляд. Кроме фотографии и кольца у него действительно ничего нет. Город, который должен был стать местом его отдыха, стал большой тюрьмой, из которой невозможно было вырваться. Шон подходит, невзирая на молчаливую просьбу остановиться. Карлтону ничего не остается, как подняться со своего места и взглянуть Спенсеру в глаза, но уже сверху вниз, как смотрел раньше на своих рыцарей Ада. Нет, нет, нет, Шон не может быть рыцарем Ада. Каин отгоняет навязчивые мысли. Вот он, его жертва, стоит перед ним: уставшая и набравшаяся мудрости. Шон Спенсер видел то, о чем другие могу только догадываться, что могут мельком глаза увидеть в своих потайных кошмарах. Он слишком много прошел, чтобы не получить то, чего желал так сильно. Что двигало его вперед, несмотря на ужас и отчаянье, через которые вела его дорога. Он привстает на цыпочки, обхватывая руками плечи Каина, что не удивлен подобной развязкой ситуации. Стены лжи между ними не было. Были две раны, страдающие от открытого воздуха, приносящего лишь боль, и желающие как можно более быстрого и безболезненного заживления. И этим лекарством стал поцелуй, полный боли и ярости за все те смерти, через которые им пришлось пройти, за все те испытания, что изнуряли, что расщепливали души на тысячи маленьких осколков, не желающих соединяться вновь и создающих что-то невообразимо новое, полный счастья, потому что всё это было позади. Воссоединение потерянных душ. Пускай болезненное, но оно вытаскивает их, как тот пресловутый якорь, на берег, подальше от терновой дороги.