Сломленный

Когда долго идешь к своей цели, иногда бывает, что не замечаешь искривляющего стекла между собой и ней, а потом становится поздно. Но только сильные могут признаться себе в ошибочности их иллюзий. Порой Ориону казалось, что он постыдно слаб. Прошел уже месяц, после того второго инцидента с Прималью. Казалось, любому бы стало понятно, что больше этими силами нельзя пытаться управлять, но Орион не мог оставить все как есть. Немного позже они нашли мертвую девчонку и потерявшего сознание нового носителя силы Примали. Полного силы. Неуправляемого, своенравного вора, который скорее убежит в тени, нежели будет сотрудничать. Но и свободолюбивую сороку можно заставить сидеть в клетке. Почти месяц назад Орион лично взял молоток в руки, чтобы разбить суставы на руках вора. Он портил то, чего так и не смог заполучить. И когда самое ценное, что может быть у вора, превращалось в кровавое месиво, Орион думал о том, что это правильно. Орион думал о том, что не может поступить по-другому. Орион думал о том, что только так он сможет спасти Город. Он пытался не вспоминать то, что ему всегда хотелось стиснуть эти хрупкие пальцы, целовать эти необыкновенные руки. Пытался забыть. Теперь Гаррет лишь пленник. Тот, кого так мечтали поймать, стал заложником в бывшем доме Барона Норткреста, а теперь штабе Озаренных. Уже месяц. Месяц расплавленного свинца внутри. Месяц непроходящей борьбы низменных желаний и высоких целей. Орион в который раз заходит внутрь подвальной комнаты, где держит своего самого ценного пленника. Сюда пришлось снести хорошую кровать из хозяйских спален, ковры и завесить тканями когда-то голые стены. Эта комната не похожа на камеру, вот только окон тут нет и закрывается она на тяжелый засов, который натужно скрипит, каждый раз, когда Гарретту приносят еду или приходят, чтобы увести на очередной эксперимент. Они до сих пор не знают, как спасти Город. И тяжелый засов скрипит опять, как двадцать четыре вечера до этого, чтобы впустить внутрь Ориона. *** Если бы он мог повернуть время вспять и вернуться в тот день, он бы смог всё исправить. Но, убив Эрин, Гарретт открыл дверь, которую уже никогда не сможет закрыть. Он помнил, как очнулся в казематах под Городом, помнил, как ощутил впервые овладевшую им силу, и некогда разноцветные глаза оба обрели зелёный, изумрудно-зелёный оттенок. Вор слышал голоса. Видел вещи, которые не были доступны взору простого человека и ощущал лишь страх. Первобытный страх перед невероятным могуществом, которым теперь обладал. Открыл дверь, которую он теперь никогда не закроет. Прималь нашла своего нового носителя. Следующим вспоминанием была боль. Подумывая сбежать, Гарретт попался в руки Озарённых и, даже убив одного из них, лёг на стол врачевателя, коим оказался живой, вполне себе здоровый Орион, смерть которого вор видел благодаря энергии Примали. И вопреки ожиданиям, древняя сила не защитила мастера-вора от его маленькой личной катастрофы - Альдус всё-таки взял молоток и уничтожил то, чем некогда гордился Мастер-Вор. Его руки. То, без чего воровать он никогда не сможет. Больше не сможет. Осознание абсолютного бессилия в тот день ненадолго выпустило Прималь - была уничтожена одна несущая колонна, а молчаливый стражник на входе оставил после себя не совсем аппетитную биомассу, которую уже сложно было назвать человеком. Вор ослабел для сопротивления, и Орион с барского плеча даровал ему эту тесную комнату, что теперь служила Гарретту домом. Домом, в котором он постепенно сходил с ума. Двадцать четыре вечера слились для него в один нескончаемый кошмар без сна и еды. Его поддерживала Прималь. Её воля. Её сила. И если Эрин сошла с ума от осознания этой власти, то Гарретт принял её, предавшись немыслимым доселе мукам. Принял. Но управлять не сумел. Смотря на свои обезображенные руки, он молча сидел на постели и, смутно осознавая, что происходит, повернул голову на звук отворяемого засова. Знакомые очертания. Орион. Если он убьёт его сегодня, он тоже откроет дверь, которую невозможно будет закрыть. Город уничтожен. Королева Попрошаек слишком самоуверенно говорила, что Эрин - единственный носитель. Она позабыла, что за осколок Гарретт всё это время прятал в своей глазнице. И теперь, наверняка, жалеет о случившемся. Что ей ещё остаётся, Верно? Поднос с растянутой в неделях периодичностью опустился на стол. Пустой куриный бульон и картофельное пюре - не то, что можно было бы предложить очень важному человеку, но Гарретт так давно не ел, что кормить его чем-то тяжелым было бы опрометчивой ошибкой. Сколько еще Прималь сможет поддерживать жизнь в этом теле? Вечно ли? - Гарретт, тебе нужно поесть, - сказал Орион и запоздало понял, что в его голосе слишком много покровительственности. Но как еще он может себя чувствовать, когда журавль,что так долго был в небе, как по волшебству стал драгоценной синицей в руках? Орион взял тарелку и ложку. Рано или поздно Гарретт должен будет сдаться, они все заперты в этом городе и другого выхода у них нет. Они все пленники, просто кого-то держат стены, а кого-то - обязанности. - Гарретт, открой рот, - вновь обратился к пленнику Орион, собираясь хотя бы в этот раз накормить упрямца. - Тебе не надоело это, старик? - отворачиваясь от Альдуса, произнёс Гарретт и прикрыл глаза, которые уже почти перестали болеть от постоянного напряжения. Он видел всё не так, как видят обычные люди и от этого становилось ещё тяжелее, ещё больнее. Вор чувствовал себя униженным и сломленным, а при таких обстоятельствах обычно кусок в горло не лезет. Да и вообще... Он мог продолжить питаться одной водой, если бы захотел. - Всё приходишь и приходишь, упрямо чего-то добиваясь. Эрин также сидела в подобной комнате и кричала? Нескончаемые крики, они раздражали тебя, и ты срывался на ней. Почему же молчишь сейчас? Что за нотки в твоём голосе? Неужели жалко меня? Гарретт усмехнулся и перевёл взгляд потусторонне-зелёных глаз на Альдуса. - Твой брат был прав. Энергия Примали - нечто необъяснимое. Она будет поддерживать во мне жизнь годы, если потребуется. Но не тебе, а ей... - с губ вора сорвался смешок. - Бесит, правда? Подняв перевязанную руку, с которой свисали длинные лоскуты бинтов, которые сам Гарретт пытался с себя снять, он отклонил от себя ложку и закрыл глаза ненадолго. Одежда, которую ему выдали, была позаимствована у бывших работников Мойры. Грязно-белая мешковина, чем-то напоминающая смирительную рубашку, смотрелась на воре, как цветочный венок на мертвеце. Также нелепо. - Чего ты хочешь? - твёрже проговорил вор. - Хватит ко мне ходить. Могло ли это когда-нибудь надоесть? Возможно, но не Ориону. Сам вид этого человека заставлял что-то внутри подниматься, разрывая все препятствия на своем пути. Ориону хотелось просто сидеть и смотреть. Иногда. Ориону хотелось просто прикоснуться. Чаще. Ориону хотелось стянуть эти тряпки с исхудавшего тела, самостоятельно снять бинты и целовать эти некогда прекрасные пальцы, наслаждаясь смесью боли и отвращения на лице Гарретта. А он будет испытывать отвращение, Орион был в этом уверен. Гарретт брезглив до чужих людей в своем личном пространстве. Даже сейчас, когда у него ничего не осталось, он все еще оставался собой. Это заставляло хотеть его еще больше. - Только Прималь может спасти этот город, - ответил Орион, в который раз возвращая ложку обратно в нетронутую тарелку. - И я спасу его во чтобы то ни стало. Если бы Орион был немного сильнее, то смог бы признаться себе, что это выглядит жалко. Он в который раз оправдывает себя, когда его темное нутро кипит, подобно дегтю, но он все еще пытается удержать себя от того, чтобы вылить этот кипящий котел на Гарретта. Не потому, что боится за вора. Он боится себя. Тем не менее, он не может удержаться от того чтобы перехватить руку Гарретта чуть выше запястья. - Мне пришлось обломать тебе кости, чтобы ты не улетел, - в который раз повторил Орион и это прозвучало, как оправдание, но оправдывался он не перед Гарреттом, а перед собой, и толкала его не вина, а страх перед тем, что он позволил выпустить тогда. - Ты никогда не хотел никому помогать, поэтому мне приходится тебя заставлять. Он посмотрел на эти руки, которые, он уверен, могла бы излечить энергия Примали. Если бы Гарретт только мог ей управлять, но он не мог. Было ли это благом? Орион считал, что нет, но тихо думал, что да. Если бы вор смог, он бы громко рассмеялся ему в лицо, но вместо желанного хохота из груди Гарретта вырвался лишь вздох. Каждый вечер, как зацикленная пластинка - одно и то же. Какие-то слабые оправдания фанатика, уверовавшего в ту ночь, что Прималь - единственное спасение для их Города, но Гарретт мог поклясться несуществующими берегами Иллирии, что эта сила сделает только хуже. Он познавал её. Обычно во сне, когда тело требовало отключиться, подобно машине. Он говорил с ней. И говорил с помощью неё. - Ты свято уверен в том, что она спасёт, в то время как я каждый раз говорю тебе, что нет. Опустив взгляд на большую ладонь Альдуса, сжимающую его руку, вор сощурился и враждебно посмотрел на него. - Не прикасайся ко мне. Зелёный огонь Примали на мгновение вспыхнул в глазах вора и заставил его зажмуриться. Ещё немного, он сорвётся, и прибежит стража, чтобы привязать разбушевавшегося пленника ремнями к наскоро приколоченным корабельным крюкам в изголовье кровати. Потом вор отключится и забудется коротким, но крепким сном, чтобы в следующий вечер сцена повторилась. Это было похоже на безумие. Самое настоящее безумие. - Не трогай меня! Отпрянув от Ориона и зашипев от боли, Гарретт вжался спиной в стену и тяжело задышал, пытаясь сдержаться. Как Эрин умудрялась её контролировать так долго? Откуда в этой девочке были силы? Чёрт... Почему он убил её? Что пошло не так? - Я ничем не могу тебе помочь, старик. Я не могу помочь даже себе! - Успокойся, - не терпящей возражения интонацией приказал Орион. Какие бы низменные потребности не толкали его на это, он все еще был лидером,способным повелевать людьми. По его лицу не было видно волнения, хотя он знал, что эта подбитая черноперая птица в силах уничтожить его в мгновение ока. В силах, но почему-то он все еще не сделал этого. Возможно, поначалу и было страшно, но сейчас эти вспышки протеста вызывали лишь праведный восторг. Если бы Гарретт был менее человечен, то ему можно было бы поклоняться. Если бы он был менее человечен, то от него остался бы лишь образ великого вора. Но Гарретт был человеком, а не персонажем древних текстов. - Ты поможешь, Гарретт, хочешь ты того или нет, но ты последняя надежда этого города. - Старая карга то же самое мне говорила! А ещё она сказала, что Прималь опасна, Альдус... - мастер-вор намеренно назвал собеседника его настоящим именем. - Я не помогу Городу, я могу его уничтожить, если захочу. Старичьё. Ты бы сам захотел овладеть этой силой, да не выдержишь её мощи, верно? Ты используешь меня для воплощения собственной мечты! Не особо осознавая, что заговорил, как Эрин, Гарретт задохнулся от охватившей его злобы и прикрыл губы тыльной стороной ладони. Подтёки угольно-чёрного грима под его глазами делали его ещё больше похожим на психа. - Прималь уничтожит тебя и твою мечту. Твою веру в это славное будущее, которого не будет... - почти горько усмехнулся он и, закрыв ладонями уши, неровно выдохнул. - Она способна разрушить всё, что мы любим. И она сделает это. Сделает, Альдус. Стоит тебе меня убить. Убьёшь - и откроешь дверь, которую уже никогда не закроешь. Голоса и шёпоты Города снова ворвались в его голову, и вор заскулил. Раньше он не позволял себе показывать слабость на людях, но двадцать четыре вечера боли и безумия сделали своё дело. Он раньше жил ради воровства, а теперь ...Ради чего ему жить? - Убирайся, старик! - яростно посмотрев на Ориона, вор вцепился изувеченными пальцами в одеяло и застонал от боли. - Пошёл прочь! Силой? Нет, Ориону не нужна была эта сила. Она к чертям ему не сдалась без Гарретта. Вот, над кем он так одержимо хотел иметь власть. Почему-то все благородные порывы уходили на второй план, когда черная похоть разливалась по венам, заставляя сердце биться чаще. Мечту? У Ориона не осталось того, о чем мечтать. У него остались лишь вожделение и долг, и одно рано или поздно победит другое. Только, что же это будет? Подойти, прикоснуться к этому лицу, провести пальцами по черным слезам, размазанным под глазами. Хотелось. До судорог хотелось. Нет, ему нужна была не эта сила, в этот раз она стала лишь предлогом. Любой другой бы уже понял, что Прималь - не выход. И, кем бы ни был Орион, он был не полный идиот. Он понимал это, как никто другой. Этой силой было невозможно управлять. Это была чистая правда, но правда не нужна была Ориону. Ему хотелось лишь ловить отзвуки этого надрывного дыхания, натягивать струны боли и вырывать стоны из этого горла. Все это время он хотел только этого. Возможно, что даже раньше. Возможно, он возжелал Гарретта еще в тот момент, когда впервые услышал истории о неуловимом воре. Возможно, он просто не смог не задавить в себе эти желания. Но не теперь. Теперь он не слушал чужих смыслов в словах. Он двинулся вперед, хватая Гарретта за запястья, не произнеся ни слова."Ты не можешь себя калечить" - читалось в его действиях, как на высеченной медной табличке в центре города. И действия его, естественно, были восприняты в штыки. - Будь ты проклят. Гарретт попытался вырваться. Зелёные язычки пламени скользнули по его плечу, и воздух загудел от очередного выброса энергии. Вор угрожающе смерил взглядом Озарённого, дыша всё тяжелее и прерывистее. Стоит ему закричать, как стены вновь содрогнутся от взрыва его эмоций, а самого Альдуса, вполне возможно, превратит в кровавое месиво. - Не трогай меня. Не прикасайся. Отпусти. В одно короткое мгновение спокойные глаза Гарретта наполнились страхом и чистым, не омрачённым другими чувствами сумасшествием. Голоса стали громче, мир вокруг будто покрылся изморозью, и химеры сползли с потолка, словно ожившие каменные изваяния. Вор был близок к панической атаке. - Прочь! - оттолкнув от себя Ориона, мужчина снова закрыл уши изувеченными ладонями, но успокоения это не принесло. - Пошёл прочь! Поднос, до этого мирно стоявший на прикроватной тумбочке, опасно задрожал. Тарелка с едой треснула в середине и подпрыгнула, разбрасывая содержимое. Прималь была разгневана, но Гарретт изо всех сил старался сдерживать её гнев. А Орион опять стоял на краю, забывшись в собственном желании обладать, Орион поверил в свое всемогущество. Совершенно зря. Его сил не хватило бы на то, чтобы сдерживать или Гаррета или Прималь, а уж тем более их вместе. Он очень давно перестал контролировать ситуацию, но и вору это было не под силу. Прималь. Просто повод, который испортил все. Город уже не оживить, не спасти, не выбраться из этого кошмара. Стража ворвется сюда, стоит лишь крикнуть им, но Орион не делал этого. - Ты можешь вернуть себе руки, Гарретт. Ты можешь вернуть себе свободу, если научишься это контролировать. - уже спокойно сказал Альдус. Он перепробовал почти все, но осталось то, за что он еще не пытался ухватиться. Надежда. - Научись это контролировать, и ты спасешь себя и Город. Снова он говорил словами проповедей, не подпитываемых его почерневшим нутром. На самом деле ему не хотелось, чтобы Гарретт вновь обрел свободу, но эти сорванные в кровь фразы казались сейчас самыми верными. Верными, именно из-за того, что он знал - Прималь невозможно контролировать. Есть вещи, которые вообще невозможно подчинить. - Ты сам запер меня тут! Заковал в смирительную рубашку и в ремни, и говоришь мне о свободе, лицемерный идиот! Оставь свои проповеди для тех, кто ещё по глупости следует за тобой, Альдус! Я от них устал! - опустив голову и уткнувшись лбом в одеяло, Гарретт крепко зажмурился и, понимая, что теряет контроль над собой, прорычал: - Да пойдёшь ты уже прочь или нет?! Хватит кормить меня своим бредом про Новый Рассвет, он никогда, слышишь, никогда не наступит! В комнату всё же вбежала стража, которая почувствовала, видимо, как под их сапогами затрясся пол. Один из них, самый старый, сжимал в руках пеньковую верёвку, на которой раньше, между прочим, воров вешали, а не связывали. - Давай. Свяжи меня... - выпрямился Гарретт, заметив их. - Давай. Ты знаешь, что придёт время, и стены меня снова больше не остановят. Её не остановят, Альдус. Говоря "её", он имел ввиду Прималь. Орион поднял руку, показывая страже не приближаться и сам встал. Он вновь не мог ничего сделать. Да, Гарретт был прав, придет время, и его ничто не остановит. - Только через страдания мы можем прийти к истине, Гарретт, у тебя больше ничего нет и не будет, - сказал Орион, закутываясь в свой образ, словно в теплый плащ в ветреную погоду. - Уходим, - скомандовал он страже, вновь оставляя своего пленника одного. Дитя Теней издало протяжный вопль, от которого содрогнулись стёкла в рамах и снова затихло, оплакивая своё прошлое и будущее. Рано или поздно что-то одно будет сломлено - стены или упрямый вор. Возможно ли, что они сломаются вместе? Дверь закрылась, послышался тяжелый скрип засова, Гарретт вновь остался один. В темноте. Его тяжба продолжилась в одиночестве темницы. Поднимаясь вверх, Орион думал лишь о том, что опять не нашел нужных слов. Возможно ли их найти? Нет, точно нет, но он не мог перестать говорить, оправдываясь перед собой. Перед остатками своей совести. Завтра они продолжат эксперименты с Прималью. Возможно, это приведет Ориона к гибели, но ему казалось, что он должен был погибнуть еще месяц назад. Есть ли разница?