Through Pain

      Холодный дождь упругими струями бил в стекло. Его приглушенный стук действовал на нервы, отчего турианцу хотелось как следует вмазать кому-нибудь. К тому же причина у него была – они, звавшие себя верной и преданной командой, - бросили ее умирать, едва она приказала им убираться с Земли. Они ничего не сделали, пальцем не пошевелили, чтобы оспорить ее право приказывать и повлиять на ситуацию. Если бы не ранения, полученные в ходе спринтерского забега к лучу, он бы остался. Да он остался бы даже несмотря на значительную потерю крови и сильные руки Джеймса Веги, старательно удерживающие его от неразумных поступков.       Они не смели так поступать! У них не было причин оставлять ее там совсем одну. И эти последние слова, которые Гаррус услышал от возлюбленной, крутились в его голове, не давая покоя и не принося ни капли утешения. Сжимая зубы, Гаррус пытался покончить с тупой ноющей болью в области сердца, расползавшейся по всему телу стремительно и непредсказуемо, заставляя вспоминать, думать, прокручивать в голове все разговоры. Там, на поле боя, он осознавал неожиданно четко и ясно, что больше ее он никогда не увидит. Что-то тяжелое и непоправимое надвигалось с горизонта уже после победы над Властелином. Казалось, разрешилось пустой смертью и неожиданным появлением на Омеге, но то было лишь чертово начало.       Разум его устал. Прикрывая глаза, он дремал. Среди туманных, запутанных и непонятных снов ему стал сниться образ его единственной. Искаженное лицо в красновато-багровых шрамах от «неправильного» образа жизни, кроваво-алые глаза, пристально следящие за каждым его движением. И роскошные светлые волосы, ниспадающие на плечи. Она всегда носила их собранными на затылке. Говорила, что терпеть не может, когда волосы лезут в глаза, в нос, чешут прикосновениями губы и щеки. Но не обстригала. Волосы нравились ей, он точно знал. Такой длины. Мягкие, приятные наощупь, легкие и тяжелые одновременно. Во снах Шепард приходила к нему с распущенными – грузная копна лежала на плечах, обрамляя миловидное лицо-сердечко, подчеркивая тонкие губы и курносый носик.       Она шептала ему слова на турианском. Но то были бессвязные предложения, лишенные, как правило, всякого смысла. Он видел ее то со спины, то сбоку; всего один раз она повернулась к нему лицом – взгляд жутких глаз мерещился ему еще пару дней спустя. Ему почему-то стало казаться, что она совсем рядом. Призрачной тенью ходит за ним, выискивает среди живых его фигуру и всматривается в лицо так, будто не узнает колониальных меток на лицевых пластинах. А ему всего лишь хотелось убедиться, что она выжила и теперь ждет, пока «Нормандия» вернется домой. Но Гаррусу приходилось бороться.       Никто больше не верил и не считал нужным верить в то, что Шепард действительно могла выжить. Все понимали, что она бы не стала отпускать команду и не приказала бы им убираться из Солнечной системы будь хоть один шанс на то, что все сможет разрешиться без ее участия. Лиара первая предложила почтить Эйви Шепард минутой молчания. Сначала никто ее не поддержал, отказываясь верить; но постепенно люди из задумчиво-надеющихся стали превращаться в угрюмых и мрачных существ, их черты словно искажались под давлением обстоятельств и факта смерти коммандера. Гаррус наблюдал за ними издалека, никто не тревожил его напряженного и чуткого выжидания. Лишь один раз он присоединился ко всем, когда Лиара – вечный инициатор – предложила похоронить на неизвестной планете, куда их так неожиданно забросило, металлическое тело СУЗИ. Он постоял над «могилой», сказал пару слов. Но мысли были слишком далеко. Они мчались к Эйви, заставляя ее бороться на том конце Галактики за призрачное существование.       На вторую неделю, когда стало ясно, что выбраться с планеты окажется далеко не так просто, как казалось, Гаррус Вакариан все-таки врезал. Джеймсу, в скулу, тяжелым опустошительным ударом сбив его с ног. Вега не должен был разрешать Шепард покончить с собой таким способом. Он обязан был здраво соображать, ослушаться прямых приказов. И солдат этого не сделал. Почему? Вся сущность турианца вопила о необходимости восстановления справедливости. Почему никто не захотел остаться?       Дело могло быть в том, что Эйви Шепард ненавидела, когда ее приказы не исполнялись вовремя. Ответственная, хладнокровная, жестокая и невероятно властная, эта женщина требовала неукоснительного подчинения, граничащего с раболепством. Когда что-то шло не по плану, а по плану практически никогда ничего не происходило, Эйви могла неплохо и наподдать за уклон от прямых обязанностей. До рукоприкладства не доходило, но словами Шепард умела стрелять не хуже, чем из любимой снайперской винтовки и крупнокалиберного пистолета. Каждое ее слово могло жалить как пчела, как могло умело ласкать слух и заводить неопытные души в сети искусного коварства, интриг и хитрых маневров.       Экипаж всего лишь мог надеяться, что Шепард не учинит над ними расправу после победы над Жнецами, поэтому так смиренно выполнили ее приказы. А, быть может, они устали от ее доминирования – беспрекословного и подавляющего сам разум, саму возможность свободно мыслить, - и поэтому не посчитали нужным лезть за ней в самое пекло. Предпочли распорядиться своими жизнями самостоятельно. Не вечно же ходить под стальной рукой и темным взглядом Эйви.       Несмотря на всю прямолинейность, Гаррус уверен, что Эйви Шепард можно было «читать» днями. Она никогда не была женщиной-загадкой, никогда не прятала своих эмоций, но какая-то часть всегда оставалась закрытой даже для него. В ее взгляде, где сперва различишь только злобу и уверенность в себе, могло открыться что-то совершенно новое, неповторимое, уникальное, изысканное. Робкий страх? Недоверие? Излишняя осторожность? Любовь? Симпатии?       То была Эйви Шепард – единственная и неповторимая женщина, которую Гаррус полюбил далеко не сразу. Да, она нравилась ему как личность. Волевая, целеустремленная, видящая изначально самую суть, а не шелуху, разбросанную вокруг. Она помогла ему разобраться в себе, нашла путь к его сердцу, утвердилась в нем и отказалась принимать его чувства. Такой она была, такой она и останется. Прежде Гаррус и подумать не мог, что ему сможет понравиться девушка другой расы. Человек. Командир. Он привык думать, что человеческие женщины – нежные, ранимые существа (только таких он и наблюдал на Цитадели) – и они не станут ввязываться в войну. Эйви доказала, что женщине даже на войне – настоящей войне – есть место. Склад ее характера напоминал больше турианский, нежели человеческий. Такой же несгибаемый и твердый.       Второй час ночи по планетарному времени, Гаррус допивал последний стакан виски – того самого, бутылку которого уберегла доктор Чаквас. У голове у него пусто, на душе – камень, и никому не под силу его поднять. Мысли крутятся где-то на «заднем фоне», не затрагивая сознания.       Она достойна того, чтобы ее нашли. Даже если мертва – ее тело.       А он, Гаррус Вакариан, сделает все, чтобы ее найти. Даже если придется убивать, предавать и ранить. Она бы не дала ему просто так вот уйти. Она бы шла за ним до самой смерти. Уставшая, голодная, больная, раненая. Любая.       Она бы поняла его.