Флирт зверя

      

Я держу тебя клыками за загривок, Вырываешься? Не стоит. Я сильнее. Порычи. Но не сердито, а игриво, Поиграй, а я откликнусь, я сумею. Этот запах так пленителен и сладок, Эта огненность расцветки манит взоры… Мы сольёмся в полутьме ночного сада В бело-рыже-полосатые узоры. Жаркой яростью глаза горят, как угли. Да уймись, я не проситель, а Владыка. Скоро вздрогнут растревоженные джунгли От победно-торжествующего рыка…

      Джин дает мне почистить ему зубы, при этом измазав всю мою руку зубной пастой. Теперь из его пасти пахнет не сырым мясом, а мятой и почему-то вишней.       Пока я чищу ему зубы, коварный тигр не перестает тереться об меня хвостом и плечом, незаметно вдруг улегшись чуть ли не в клубок вокруг меня — так, чтобы касаться жарким телом моего бедра. Он не сводит взгляда с моих рук и терпеливо скалится на протяжении всей процедуры, по окончании которой бросает на меня уже откровенно похотливый взгляд, от которого по всему моему телу невольно пробегает мелкая дрожь.       Я и боюсь, и возбуждаюсь одновременно, мысленно уговаривая себя, что ничего Джин мне не сделает, он же животное, а не человек, и все эти его заигрывания не более чем обычный флирт зверя: такое часто случается между дрессировщиком и его питомцами.       Но для тигра, кажется, не остается незамеченной моя реакция на его прикосновения и ухаживания. И когда я поднимаюсь, чтобы убрать тазик с водой обратно на стол, Джин просто подходит сзади, сунув любопытный, чуть влажный нос под мою рубашку и жилетку, мазнув по пояснице горячим шершавым языком.       Честно?       В первые мгновения я откровенно оторопел, когда вдруг ощутил прикосновение влажного и шершавого языка к коже, от которого по телу растекается волна теплой дрожи, что мягко и щекотно, совсем как лижущий меня теплый язык, стекает вдоль по позвоночнику и почему-то распространяется ниже, в пах, где неожиданно сладко и томительно тянет.       Джин же сопит, тихонько отфыркиваясь, и отстраняется, решив попробовать спереди. Он зря времени не теряет, и его ухаживания плавно перетекают в стадию «тащим пассивчика в постельку».       И мое мнение на этот счет, похоже, совершенно не учитывается. Влажный язык прикасается к моему плоскому животу, проводя полосу вверх до самой груди — и рубаха натягивается, ведь жилетка расстегнута. При этом Джин издает тихое, ласковое урчание, но я просто уверен, что если попытаюсь хоть раз взбрыкнуть, тогда он точно зарычит. Пока же я не предпринимаю попыток к сопротивлению, он продолжает быть ласковым и учтивым, пытаясь устранить преграду в виде одежды.       Впрочем, все происходящее оказывается настолько неожиданным для меня, что мне и в голову не приходит как-то сопротивляться или реагировать на наглые действия кота, который явно вознамерился меня… э… раздеть?       — Эм… Эй… Джин, ты… подожди минутку…       Я вдруг прихожу в себя, осознавая, что происходит, в каком именно положении я нахожусь, и пытаюсь как-то урезонить разошедшегося тигра, невольно отступая назад.       Что с моей стороны оказывается явной ошибкой.       Потому что я наступаю на тюбик с пастой, который я забыл убрать, моя нога предсказуемо скользит по полу и подворачивается. И я, не удержав равновесия и тихо охнув, плюхаюсь прямо на попу.       И оказываюсь лицом к, так сказать, лицу с тигром, ошалело хлопая ресницами.       Это вот сейчас… мне же не показалось?       Да нет, судя по заметному стеснению в штанах и все еще бегущим по коже мурашкам, мне не показалось.       Только вот… почему я так реагирую на… тигра? Нет, конечно, эти хищники всегда возбуждали меня. Но… такого у меня еще точно не было.       А золотистые глаза тигра меж тем сощуриваются. Джин не теряет времени и тут же пользуется этой минутной поблажкой, мгновенно оказавшись на мне и повалив на пол так, что теперь я лежу меж четырьмя его расставленными лапами, а кончик полосатого хвоста игриво скользит от моей лодыжки до самого бедра, точнее, до внутренней его стороны, и это жаркое, хоть и легкое прикосновение отчетливо ощущается даже через кожаные штаны.       Я же как-то пропускаю этот важный момент, когда еще мог хоть что-то сделать, чтобы защитить свою тушку от посягательств наглого хищника, и вот уже оказываюсь профессионально разложенным на полу. И кем?       Тигром!       Который явно знает в этом толк, потому что даже если и попытаться, то вырваться не получится. Зверь определенно сильнее. Тем более по сравнению со мной. Невовремя приходит недавняя мысль, что Джин при желании вполне сможет зашибить меня одной лапой, даже не особо при этом напрягаясь.       И пока я лежу под зверем, пытаясь отдышаться и осознать, что же происходит и что мне делать, кот времени даром явно не теряет.       Потому что слышится треск ткани, и моя рубашка со стоном расходится под острыми когтями, расползаясь на куски. Облизнув морду и выдохнув на меня вишневой мятой, Джин наклоняет голову и медленно проводит языком вдоль моей шеи. Его правая передняя лапа приподнимается, легонько скребя по рубашке. Ему стоит лишь легонько потянуть ее, зацепив когтями, чтобы хрупкая ткань затрещала. И на ней вмиг остаются три борозды, и при этом тигр умудряется не задеть моей кожи! А горячий шершавый язык уже ведет влажную, волнующую линию мимо ключиц и дальше, к обнажившимся соскам. Тигр явно знает толк в человеческих извращениях.       А потом…       А потом я откровенно задыхаюсь, разом ощутив прикосновения и хвоста к бедру, и горячего шершавого языка к шее, которая у меня всегда была самым чувствительным местом. С губ срывается невольный приглушенный стон, за ним почти сразу же следует еще один. Ведь Джин явно не намерен останавливаться на достигнутом, он спускается ниже — на грудь, горячим языком задевая бусинки напрягшихся сосков. От этого меня буквально током прошивает, а по телу пробегает еще одна волна крупной дрожи, заставляя невольно выгнуться, подставляясь под странную ласку, а в паху потяжелеть еще больше и чуть ли не мучительно заныть.       Джин не торопится, спокойно проводя горячим языком от сосков вдоль живота до самого пупка, где и ныряет в маленькую ямку, прошивая распростертое под ним хрупкое тело еще одним разрядом тока.       Одежда его раздражает, и он недовольно рычит, яростно прядая ушами. Уже подняв лапу, чтобы разорвать ее в клочья, он сдерживается, вместо этого снова возвращаясь к белоснежной шее, чей изгиб так и манит провести по нему языком, оставляя свою метку. Но Джин, к счастью, видимо, осознает, что я человек и слишком хрупок для него. По-видимому, он принимает меня за самочку. Я вдруг вспоминаю отрывки из записей, что просматривал сегодня днем в досье Джина.       И начинаю понимать, что происходит и как думает этот непонятный зверь.       Видимо, его привлекают люди именно своей стройностью и хрупкостью, что позволяет ему ощутить себя гораздо сильнее, хотя он и так не слаб.       Ведь так бывает, что между дрессировщиком и его зверем возникает особая связь, и тогда зверь начинает воспринимать его уже не как человеческое существо, а скорее, как кого-то под стать ему.       Впрочем, это вовсе не означает, что Джин разделяет самок на женщин и мужчин, если брать людей. Он воспринимает все это совершенно иначе.       Вот заходит в его вольер юноша, гибкий, стройный, изящный. Самец. Ну, физически. Но откровенный призыв в каждом движении, грация походки, восхищенные взгляды, легкий трепет, учащенное сердцебиение, юркий язычок, что неосознанно скользит по пухлым губам, тихие, едва заметные вздохи…       Говорят сами за себя. Звери читают не по словам, а по жестам. Хочешь меня, восхищаешься, пусть и неосознанно. Значит, будешь моим.       Так думает Джин, и я, кажется, начинаю понимать, что спровоцировало такое его поведение. Мое неприкрытое восхищение им, благоговейный трепет и восторг в глазах.       Он кладет тяжелую когтистую лапу с мягкими бархатными подушечками на мою грудь, несильно вдавливает когти в кожу, скользит лапой вниз с удивительно деликатной чуткостью, тонко улавливая грань между болью и лаской и прекрасно контролируя свою недюжинную силу.       Ведь знает — надавить чуточку сильнее, и можно вспороть кожу. Лапа замирает возле пояса кожаных штанов, и здесь он вопросительно смотрит на меня, предлагая раздеться самому, или же он просто порвет одежду — и я понимаю, что у меня нет выбора. Он снова наклоняет голову, не особенно ожидая моего ответа, словно дает мне время на размышление, а пока решает заняться такой соблазнительной хрупкой шейкой, которую ему ничего не стоит перегрызть одним лишь сжатием мощных челюстей. Шершавый язык скользит за ушком, ниже, вдоль ключиц, по скуле, и вот касается губ, вновь обдавая горячим дыханием мятной вишни, а после снова вниз, уже к соскам.       А я задыхаюсь. Просто задыхаюсь.       Неосознанно и невольно выгибаясь под большим котом, что оказался нежнее и ласковее всякого человеческого любовника.       Потому что мое тело буквально горит. Плавится от неторопливых, будто вдумчивых движений и прикосновений горячего языка, больших, оказавшихся такими мягкими лап.       Словно тигр заранее знает, какое именно прикосновение и к какому месту заведет меня еще больше и заставит стонать в голос, уже не сдерживаясь, и забыть о том, что меня могут услышать.       Но это… так сладко.       И хочется ощутить еще больше, еще ярче.       Тигр такой… такой невероятный…       Забывшись, я выгибаюсь еще сильней, уже ничего не стесняясь и подставляясь под горячий язык. Пальцами зарываюсь в густую шерсть, глажу мощную шею, лобастую голову. И просто млею от ощущения этого текучего шелка под руками.       Такой мягкий, горячий. Шелковистый.       Сквозь затянувшую сознание дымку вожделения ловлю требовательный взгляд золотистых глаз и скорее догадываюсь, чем понимаю, чего от меня хочет тигр. Только я явно не в состоянии сейчас раздеться самостоятельно, как бы мне этого ни хотелось.       Потому что пальцы дрожат и откровенно не слушаются и вряд ли справятся с тугой молнией штанов, которые, кстати, начинают уже сильно раздражать. Потому что причиняют ощутимую боль. Весь низ живота налился горячей тяжестью и активно требует такого вожделенного сейчас мною внимания тигра, заставляя чуть ли не тихо поскуливать от нетерпения и ставшего вдруг невыносимо острым желания.       Джин приподнимается на лапах, смотрит сверху вниз, наблюдая за моими жалкими попытками освободиться от штанов. Спокойная, сытая уверенность хищника во взгляде не оставляет сомнений в том, что тигр даже не сомневался в положительном исходе дела. Вдруг я понимаю, что это действительно самец, который явно знает себе цену, в отличие от всяких мямлей, что по недоразумению зовутся мужчинами.       Знает, что может соблазнить.       И не только самок своего вида, которые этого неправильного тигра совсем не привлекают. Ему нравится доминировать, пожалуй, даже больше, чем положено нравиться всякому хищнику. И вместе с тем он может ответить такой лаской, от которой волнующая дрожь пробирает до самого паха, посылая мурашки по всему телу, зажигая кровь в жилах ярким пламенем вожделения и исторгая из моей груди пока еще тихие стоны.        «Хочешь меня, и даже не отрицай», — выражение золотых глаз с пульсирующими узкими зрачками говорит само за себя. Несколько насмешливый, его взгляд все же терпелив, потому что Джин дает мне ровно минуту на то, чтобы справиться с одеждой, после чего когти его лап с почти слышимым щелчком высовываются.       Один короткий взмах — и кожаные штаны на моих бедрах расходятся по швам с одной стороны. Я даже испугаться не успеваю, что он меня поранит. А затем и с другой. И сразу становится легче.       Из груди вырывается облегченный вздох, что больше походит на протяжный стон, когда так мучившие меня штаны наконец-то исчезают.       Джин ловко соскальзывает вниз, зубами срывая мешающую ткань окончательно.       Он все-таки царапает меня, но не смертельно, и даже кровь не пошла, хотя три красные полосы на коже остаются. Удивительно, как он сумел просчитать количество миллиметров между моей кожей и тканью штанов. Но не успеваю я перевести дыхание, как опять задыхаюсь, захлебываясь невольным громким стоном и широко распахивая глаза.       Ведь я чувствую.       Несколько секунд зверь просто рассматривает полуобнаженного меня под собой, а потом со свойственной ему бесцеремонностью и жестокой властностью сует свою клыкастую морду между моих ног, безошибочно находя вход в тело, на которое он имел наглость посягнуть.       И здесь проходится шершавый, горячий и такой дерзкий язык, оставляя обжигающий след, настойчиво надавливая, бесцеремонно и нагло, без всяких пауз с таким напором пытаясь проникнуть внутрь, что вскоре действительно проскальзывает в меня. Но почти сразу же покидает мое тело, вызывая невольный, недовольный вздох.       Джин на некоторое время застывает, задумчиво облизывая морду и словно смакуя вкус человеческого тела. Видимо, решив, что ему нравится аромат и привкус моего возбуждения, он проводит языком вдоль моего члена от головки до самых яичек, но слишком много внимания этому не уделяет — ведь его больше интересует отверстие, что находится ниже. Собственный член тигра уже давно показался из мехового мешочка, в котором прятался — большой, налитой, покрытый венами и смазкой, красный.       Но Джин не спешит, отличаясь терпением, какому позавидовали бы и некоторые скорострелы. Изредка он издает тихое рычание, но по большей части мурлыкает, словно успокаивая меня. Его лапа лежит на моем правом бедре. Потому что Джину нравится ощущать сладостную дрожь «самочки» под ним, и он старается сделать так, чтобы она была еще сильнее, ориентируясь на выражение и частоту моих стонов, и поэтому, благодаря своему звериному чутью, безошибочно находя на моем теле такие чувствительные точки, о которых даже я сам вряд ли мог подозревать.       А дальше…       Дальше все для меня сливается в безумную мешанину ощущений, настолько острых и невероятных, что я даже не замечаю, как теряюсь в них.       Единственное, что мне остается — это уже громко стонать, не сдерживаясь, да бормотать что-то невнятное и просящее, при этом невольно пытаясь развести бедра еще шире, податься навстречу тигру и прижаться как можно ближе.       Потому что горячий язык, что с завидным упорством проникает все дальше в возбужденную дырочку, смазывая и растягивая ее нежные стеночки, просто сводит с ума в прямом смысле этого слова.       Кажется, я даже забываю, как меня зовут. Остается только дикое, сводящее с ума желание, которое, кажется, вот-вот разорвет меня на части, если наглый кот продолжит в том же духе.       Ведь это невозможно. Просто невыносимо.       Кажется, что уже некуда, но хочется еще и еще.       Еще больше, ярче, сильнее.       Ощутить всем телом прикосновение шелковистой шерсти. Ощутить тяжесть и мускулистость сильного тела. Ощутить большой, горячий и в данный момент почему-то невероятно желанный член тигра внутри себя. Чтобы он заполнил меня, натянув до упора. И я забываю самое себя*, забываю, что я человек. Забываю… что так нельзя.       — Пожалуйста…       С искусанных губ срывается почти вой, когда уже больше нет сил терпеть. Еще шире развожу бедра, ногами обхватывая бока тигра и содрогаясь от предвкушения.       Но Джин тут же угрожающе рыкает, скорее предупреждая, чтобы я не своевольничал, чем действительно пытаясь напугать, и ловко выпутывается из объятий длинных ног.       Ему такая поза, разумеется, не нравится, он же не человек. Поэтому тигр требовательно дергает на себя мою рубашку, срывая ее с плеч вместе с жилеткой, но не может снять до конца, и его это бесит так, что он злобно рычит.       Легко переворачивает меня на живот, вынуждая встать на четвереньки, и тут же удовлетворенно мурлычет. Влажный нос протискивается под тканью рубашки и жилетки, язык ведет чувственную линию вдоль выгибающейся спины вниз к ягодицам, снова ныряет в уже мокрую дырочку.       Слюна тигра стекает между ягодицами, по яичкам и вдоль возбужденного члена, мешаясь с моей собственной смазкой. Шершавый горячий язык вновь проникает внутрь меня, на этот раз еще глубже, яростнее, буквально штурмуя и напористо протискиваясь почти на всю длину — а язык у тигров оооочень длинный.       Джин складывает его в трубочку, умудряясь при этом тарахтеть, издавая низкие грудные бархатные нотки. Так усердно вылизывает меня там, проникая в раздразненное отверстие еще глубже и дальше — так, что достает до простаты, заставляет буквально выть от неудовлетворенного желания и бессильно скрести пальцами по полу. Он давит на это чувствительное местечко совершенно неосознанно, слышит мой глухой полувсхлип-полустон и инстинктивно повторяет ласкающие движения своего языка, чтобы слышать эти тихие всхлипывания снова и снова.       Мучает так достаточно долго, пока у меня не начинают дрожать ноги, и это видно по бедрам, по которым, мешаясь, течет тигриная слюна и смазка, вязко капая на пол.       Я даже не заметил, когда и как он успел меня перевернуть на живот и заставить принять коленно-локтевую. Ведь все, о чем я могу думать сейчас — это горячий язык, что откровенно трахает меня, доводя почти до исступления, но не позволяя кончить. Потому что для этого нужно нечто большее, чем язык, пусть даже и такой, как у этого кота.       Мне уже все равно, кто я, где я и что я. Единственное, что я хочу…       Нет, страстно желаю — это большой и горячий член в себе.       И вот, когда я уже почти на грани…       Джин наконец взгромождается на меня сверху, придавливая к полу своим громадным телом, покрывая сверху, как жеребец покрывает кобылу, жарко, страстно, полностью… Некоторое время зверь пытается попасть внутрь меня, горячий и скользкий от смазки, его член прижимается к растянутому входу, и одним махом тяжелая плоть оказывается во мне, заполняя и натягивая до упора, входя до самого основания так, что я чувствую прижавшиеся на миг к моим ягодицам пушистые набухшие яйца тигра. Из груди вырывается громкий вой, в котором не осталось уже ничего человеческого.       Джин издает победный глухой рык и сразу же начинает мощные, яростные толчки, от которых содрогается все мое хрупкое тело, покрытое влажными бисеринками пота. Мускусный запах самца витает в комнате, жаркий аромат звериного секса и яростного, неукротимого первобытного желания.       Тигр не сдерживается и не жалеет, он звереет, рычит, буквально долбит меня, проникая так глубоко, что кажется, если прижать ладонь к животу, то можно ощутить мощные движения его члена внутри. Насилует меня, и мелодия его вибрирующего рычания над ухом сливается в один сплошной хриплый баритон, поражая своими глубокими эротичными вибрирующими нотами.       И я не имею ничего против. Наоборот — стону, скулю и прогибаюсь под ним, еще больше подставляясь, как течная сучка в период гона. И с упоением ощущаю, как твердая плоть двигается внутри, долбя растраханную влажную дырочку. По моим бедрам стекают остатки тигриной слюны, его вязкая смазка, что мешается с моей, капает на пол.       Я некстати вспоминаю, что он может так много часов напролет, особенно в период спаривания, заставив своего партнера просто медленно умирать от множественного оргазма, следующего с точностью до секунды, один за другим.       И я действительно умираю, попадая одновременно и в рай, и в ад.       Потому что это пытка. Настолько сладкая, насколько и невыносимая.       Никогда бы не подумал, что зверь может быть таким человечно жестоким, буквально мучая удовольствием и окончательно сводя с ума.       Телодвижения у тигра гораздо мощнее и жестче, чем у человека, и тут он уже не проявляет свою осторожную, чуткую нежность и деликатность, а неудержимо врезается в меня.       Серия толчков неровная, и это сводит с ума, темп рваный, частота разная — Джин то входит до конца, то торопливо выходит, то заполняет собой лишь до половины, сильно натягивая нежные, без того растянутые до предела стенки входа. Рычит, не переставая, трахая жестко и яростно, как самую настоящую самку, и, забывшись, едва не кусает за шею, но вовремя вспоминает, к счастью, что это смертельно для меня, и поэтому просто яростно скребет когтями по полу, оставляя на металле борозды.       Узкие бедра двигаются, как заведенный поршень, без устали и остановок. Толчок, второй, третий… Десятый… Все сливается в их безостановочную череду. Из-за густого меха не слышно, как сталкиваются его бедра с моей задницей, но налитые семенем тяжелые яички все же влажно шлепаются о мои ягодицы при каждом толчке, казалось бы, подгоняя тигра еще больше.       И я чувствую, как с каждым толчком приближаюсь к такой желанной грани, пока наконец с громким и протяжным стоном не кончаю. Бурно, неистово, выплескиваясь белоснежной спермой, пачкая свой живот и пол под собой.       Джину же требуется больше времени для того, чтобы достичь оргазма, которого ему явно мало. Я плотно сжимаю все еще яростно двигающийся во мне член, чувствуя, как он набухает, прежде чем излиться внутри меня обжигающей вязкостью. Зверь кончает только через пять минут после меня, делает это долго и бурно, издавая победный рык завоевателя. А у меня перед глазами вспыхивают настоящие звезды, и я уже мало понимаю, что со мной, где я и что вообще происходит.       Его сперма вытекает из меня, даже несмотря на то, что я практически до краев заполнен его членом. А когда он выходит с влажным, протяжным, ужасающе пошлым хлюпаньем, заставляя меня обессиленно повалиться на пол, она и вовсе течет из растраханного, сильно распухшего отверстия, не переставая, стекая по бедрам, пачкая молочную кожу, капая на пол.       Джин — нежный и заботливый любовник. Он напоследок проводит шершавым, кажется, раскаленным языком по распаленной дырочке, слизывая белесые, густые и вязкие капли, а затем растягивается рядом, высунув язык и тяжело дыша.       По его сощуренным глазам я понимаю, что он явно хочет продолжить, но, видимо, осознает, что я уже не в состоянии его удовлетворить. Поэтому он оставляет меня в покое, наблюдая за мной внимательными янтарными глазами, и ждет, какова же будет моя реакция.       А я растягиваюсь на полу, выжатый, как лимон, больше походя на сломанную марионетку, у которой разом обрезали все ниточки.       Это было просто… какое-то безумие.       С трудом прихожу в себя, осознавая действительность, которая напоминает о себе тянущей болью во всем теле, особенно сильной чуть пониже поясницы, да томной усталостью и какой-то неожиданно довольной сытостью, какие бывают только после жаркого, бурного и страстного секса.       Который я, кажется, только что пережил.       Удивительно. А думал, у меня в процессе сердце остановится.       Пытаюсь пошевелиться, чтобы сменить неудобную позу, и тихо всхлипываю, потому что тело откровенно не слушается, а на жестком и холодном полу неудобно лежать. И тут чувствую, как моя рука задевает что-то теплое и мягкое. Не без труда поворачиваю голову и натыкаюсь на внимательный, какой-то сыто-довольный взгляд золотистых кошачьих глаз.       Вот ведь… морда полосатая.       Тихо вздохнув, с трудом передвигаюсь и тыкаюсь носом в густую, пряно пахнущую мускусом шерсть, прижимаясь к тигру всем телом.       Так теплее. И приятнее. И почему-то так хорошо…       — Золотко… — шепчу я с усталой улыбкой.       Джин доволен и недоволен одновременно — на человеческой самочке до сих пор нет его метки, но от мальчишки так сильно несет звериным сексом и мускусом, что никакие Мэтты и близко к нему теперь не подойдут. Но ведь этот запах исчезнет, выветрится… А кусать его нельзя. Что же делать? Зверь хищно облизывает морду.       Правильно, ответ прост: трахать почаще.