Вместо меня

Довольно высокий забор был Майку почти вровень с макушкой, а за забором пряталось сокровище, на которое в казарме можно и вина выменять, и горсть карамелек, а если сильно повезет, то и подборку картинок с голыми девками. Вот на последнее пятнадцатилетний Майк очень рассчитывал. Не любоваться, нет, в жизни оно всё равно интереснее, просто если в мужской казарме, под завязку забитой подростками, распорядиться таким богатством с умом, то и вином, и карамельками можно надолго себя обеспечить. Карманов на форме толком и не было, так что, заправив футболки за пояс, сокровище пришлось собирать прямо за пазуху, скручивая и напихивая поплотнее. Табак. Большая часть однокурсников, уже пристрастившихся к курению, хвостом ходить будет, чтоб выменять. Да что там говорить, когда и некоторые молодые командиры не брезгуют дать наряд в сытную кухню, а не на чистку нужников за кулек хорошо просушенного табака. А уж где сушить, чтоб другие не нашли, они уже знают, не в первый раз. — Всё, хорош, - шепнул Эрвин, засовывая очередные листы уже куда-то в район подмышек. – Валим. Вот минутой бы раньше. В десятке метров, у тропинки, зажегся фонарь, и голос фермера, не суливший ничего хорошего предприимчивым кадетам, зазвучал отборным матом и проклятиями в адрес бессовестных ворюг. А потом щелчок. Майк среагировал первым, Эрвин на долю секунды позже, а вышло по-дурацки. Нога попала в какую-то ямку под столбиком, и, слишком слабо оттолкнувшись, Майк зацепился носком за доску и рухнул в высокие лопухи, пропахав носом сочную траву в полуметре за забором, приложившись заодно коленом и неудачно навалившись на кисть. Фонарь мелькнул сквозь плотно подогнанные доски в непосредственной близости, а за ним высунулось сначала дуло двустволки, а затем усатое лицо фермера. Майк стиснул зубы, когда ему на поясницу опустилась рельефная подошва эрвинового сапога. Фермер ещё раз для порядка высказался матом, а потом рыкнул разгневанно: — Ах ты сопляк! Я на то налоги плачу, чтоб тебя воровать учили?! Эрвин плотнее вжал сапог в спину Майка, чтоб не рыпался, а сам выпалил какое-то несуразное: — Мои извинения, сэр. — Извинения?! Извинения, говнюк малолетний? А ну вытряхивай чего нагреб, падла такая. Второй гад где? Смылся? Эрвин под тяжелым взглядом фермера принялся лихорадочно вынимать из-за пазухи смятые листья, метко перебрасывая их обратно за забор, и ответил уверенно, хоть и чуть испуганно, но с предельно честным лицом: — Я один. — Один он, ага. Второй пошустрей тебя будет, - дядька красноречиво повел ружьем в воздухе и приказал, - а ну куртку сымай. — Я не могу, - Майк под ногой и вовсе боялся лишний раз вдохнуть, мысленно умоляя Смита заговорить мужику зубы. Ну же, ты ж умеешь, давай. — Сымай, говорю, гад такой! Пусть завтра командир твой с тобой разбирается. Эрвин быстро просчитывал варианты. Будь он один, дал бы деру, не станет же фермер и в самом деле стрелять, но под ногами мешком с костями и табаком валялся Майк. — Кидай сюда. Эрвин бросил через забор форменную бежевую куртку. — Могу идти? — Иди-иди. Имей в виду, в другой раз стрелять буду, и не сомневайся даже. Виновато закивав и вжав голову в плечи, Эрвин поплелся через поле в сторону кадетского корпуса, зябко поеживаясь в тонкой футболке. Через десять минут, дождавшись пока фермер, перестав бухтеть за забором на то, что больше вытоптали, чем украли, уйдет в дом, его догнал Майк. Инструктор был вне себя от злости и покраснел так, что, казалось, приложи послюнявленный палец – зашипит. Стоя в строю, руки по швам, Майк невольно представлял себе эту картину. Малиновый инструктор, зажав в кулаке куртку с именной нашивкой, прохаживался взад-вперед и пыхтел. — Смит, выйти из строя! С совершенно каменным лицом Эрвин шагнул вперед и приложил кулак к не по-мальчишески широкой груди. Сапоги начищены до блеска, причесан волосок к волоску, рубашка парадная, белая, поверх неё идеально подогнанные к поджарому телу ремни. Одна из девчонок по соседству с Майком губу закусила и, он по запаху понял, потекла. — Ты у нас, значит, отличник, Смит. С книжечкой всегда, всегда чистенький, преподаватели не нарадуются, а ты, Смит, оказывается, вор, - швырнул в спокойное с плотно сжатыми губами лицо измятую куртку, - твоя?! — Моя, сэр. — Говори, кто с тобой ещё был. — Я был один, сэр. Майк стиснул челюсти, желваки на скулах заиграли. — Ты, Смит, знаешь, как воров наказывают? Ты думаешь, раз отличник, так отделаешься ерундой? Говори, с кем был! Поделите наказание. Спина как струна натянута, а за спиной Эрвин сжал кулак и вывернул вправо, так, чтоб стоящий сзади Захариус видел. Молчи, мол, болван, не высовывайся. У Майка на лбу пот выступил и от стыда, и от страха, и от возбужденной на Эрвина девчонки рядом. А Эрвин спокоен, будто сдает на проверку идеально отлаженный привод: — Я был один, сэр. Я готов понести наказание. Инструктор в ярости мотнул головой, аж хрустнула короткая шея. — Семь суток карцера, Смит. Потом двадцать нарядов вне очереди. За мной, шагом марш. Эрвин расслабил оба кулака: и правый, что держал у груди, и левый, что сжимал за спиной, сдерживая Захариуса. А когда проходил мимо, подмигнул легкомысленно и поддел большим пальцем вертикальный ремень на поясе, чуть оттянув в сторону, что означало: «книги мои срочно перепрячь». Майк понял. По возвращению из кабинета командора Нанаба хлопнула папками о стол и задумчиво проговорила: — Иногда мне кажется, что ты его терпеть не можешь. — Так и есть, - честно ответил Майк. — Я тогда совсем не понимаю, зачем ты за ним пошел. Ты же был лучшим на вашем курсе, тебя бы взяли в полицию. Откинув голову, так что отросшие волосы защекотали шею под воротником, Майк потер пальцем колючую щеку: — Знаешь, у Эрвина много недостатков, за некоторые мне хочется его убить, но всё равно он один из тех людей, кто готов умереть вместо меня, если понадобится. Нанаба недоверчиво вскинула брови. А Майк задумчиво провел пальцем по внутренней стороне лацкана, нащупал нашивку и улыбнулся искренне и даже весело: — Да-да, я в этом уверен.