etcetera.

Kriskaisoo - Ну что еще? - лениво тянет Кенсу, поворачиваясь в кресле и недовольно глядя на вошедшего Ифаня. Парень хмыкает и несколько более откровенным, чем дозволено, взглядом скользит по обнаженным ногам в разрезе шелкового халата. Медленно выдыхает и старается не смотреть на губы, сомкнутые на мундштуке. - Я привел нового мальчишку, господин, вы должны с ним... познакомиться. У него ошейник на шее и в глазах страх, который быстро сменяется вожделеющим смущением, стоит ему только увидеть своего нового владельца. - Какого милашку ты привел к нам, - Кенсу выдыхает горький дым и медленно поднимается из кресла, ленивой походкой направляясь к вошедшим. Он тянет руку и гладит Ифаня по щеке, на что дворецкий благодарно целует пальцы, слегка облизывая самые кончики с преданностью любимого пса. - Мм. Хороший мальчик... - Су щурится, наблюдая за Ифанем, а затем опускает взгляд на возбуждение, выпирающие сквозь тонкие шаровары его нового слуги. Татуировка на шее гласит "Кай", и у мальчишки определенно член мокрый от смазки. Во все глаза он смотрит на хозяина и его дворецкого, и закусывает губу, когда Кенсу одобрительно мурлычет, - Сегодня, Фанни, я позволю тебе отыметь себя так, как ты захочешь. Никаких запретов. Ифань едва ли не рычит, распаляясь от этих слов в одно мгновение, а Су сжимает пальцами влажную напряженную головку младшего сквозь ткань, отчего тот несдержанно и хрипло стонет, и лениво улыбается: - А твоим телом сегодня займусь я. Готовься кричать. Baeksoo Он не знал даже его имени. Мальчишка - безымянный безжизненный пациент, эдакий местный Джон Доу, некогда брошенный, избитый, и почти не дышащий. Кенсу был единственным, кто поверил в него, когда врачи не решились. Единственный, кто стал за него бороться. Он практически переехал в его палату, наблюдая в свободное от других пациентов время за каждым ударом его сердца на приборах, за каждым подъемом грудной клетки. Возможно, нужно было дать ему умереть - вряд ли он хотел бы вернуться в тот мир, что причинил ему столько боли. Но Су тянула к нему какая-то маниакальная, неизведанная и пугающая сила. Будто бы он единственный видел, что под закрытыми веками еще теплилась жизнь, что там тонул в смертельном омуте настоящий, теплый человечек, тонул и безмолвно молил его о спасении. Лекарства не помогали - оставалось только положиться на время. А потому Су делал лишь то, что мог - обнимал его каждую ночь. Обнимал и шептал, что слышит его и будет бороться за его жизнь, даже если его самого посчитают сумасшедшим. Робкие, вздрагивающие через несколько месяцев ресницы стали приговором. Поставили его на грань между жизнью и смертью, между одиночеством и счастьем. Ведь его мальчик не знал его, у него могла быть своя жизнь, человек, которого он любил... Кенсу встал с его койки, услышав хриплое и робкое: - Привет?.. И почувствовал, что сердце перестало биться в миг, когда на его слова о том, что нужно позвать врачей, юноша замотал головой, недовольно хмурясь, а потом протянул к нему дрожащие руки: - Лучше обними меня так, как обнимал все это время. Chansoo Кенсу определенно ненавидел свой рост. И сколько бы хены его ни утешали, говоря, что и в этом можно найти свои сильные стороны, мальчишка не слушал, обращая внимание лишь на подколки Бэка о том, что "такому крохе, как Су, не придется даже вставать на колени, чтобы делать минет". И ситуацию лишь усугубляло то, что парень был окружен длинноногими созданиями, заставляющими его с каждым днем испытывать все большую жалость к себе. Он был беспомощен - не мог достать кастрюлю с верхней полки, а чтобы поправить волосы кого-то из мемберов, ему приходилось вставать на приступочку или, что было еще позорнее, на стул, рискуя с него свалиться. И так было ровно до тех пор, пока "сильная сторона" не активизировалась сама собой, подходя утром к нему на кухне со спины и помогая мальчишке достать ту злосчастную кастрюльку. Су хотел было накинуться на Чанеля, потому что это уже переходило всякие границы, но Пак вдруг внезапно обнял его, касаясь губами темных волос и шепча: - Тебя так удобно обнимать. И в тот момент, краснея в сильных руках, чувствуя уже через пару мгновений уверенный, мягкий поцелуй, и сжимая пальцами ткань футболки Чанеля, Кенсу понял, что теперь у него есть личный подъемный кран для его самооценки. Который, кстати, потрясающе целуется. Chankai Для траха Чанель обычно выбирал парней лишь определенного типа. Не важно, красивые ли, высокие ли, низкие ли... Они должны были уметь отлично работать бедрами как в танце, так в постели, чтобы хотелось остаться до утра, а не торопиться, едва кончив, смыть с себя чужой запах. С тем, кто назвался Чонином, все было иначе. Нет, безусловно, Чанель обратил внимание на то, что его бедрам можно было поклоняться, но привлекло его к танцору балета, чьей труппой руководила его мать, совсем не это. А темнота в глазах и запах дорогого ликера на губах, выбеленных гримом. Вид стройных ног, гибкого тела, что могло парить в воздухе, и обращенное прямо к Чанелю "Попробуй заставить меня кричать". И он попробовал. Прямо за сценой, не теряя ни секунду на дорогу, он разложил мальчишку на каком-то верстаке и показал, что умеет покорять строптивых. Чтобы уже после первого оргазма поехать к нему, где трахать всю ночь и пару часов утра, проверяя его гибкость снова и снова и заставляя плакать и умолять о большем, заставлять течь, как дешевую суку и влюбляться в него одновременно. Потому что Чонин был весь такой горький, с приторностью ликера и влажной смуглой кожи, и его хотелось трахать. Так, чтобы он терял сознание и покорялся, так, чтобы наутро он жался к Чанелю и, уткнувшись в его шею, просил: - Останься. И, услышав эти слова, Чанель остался. Чтобы никогда об этом не пожалеть. Sesoo - Хен, а ты меня любишь? - Ну да, к чему этот вопрос? - Ааа... Кенсу хмурился на эту его странную реакцию, чувствуя, что мальчишка явно недоволен, но не зная, как поступить правильно. Они были вместе не так давно, чтобы привыкнуть к подобной близости, а потому Су, у которого давно не было серьезных отношений, иногда терялся и забывал, что мальчишке может хотеться чего-то милого и романтичного, а не просто секса или, как максимум, долгих поцелуев перед снов. И Су старался его радовать, потому что видеть улыбку на лице мальчика и знать, что ты, лишь ты, а не кто-то другой сделал его таким счастливым, делало его ужасно гордым собой. В ход часто и шли разные записочки, и завтрак в постель - Кенсу хотелось, чтобы младший не дулся на своего чересчур прагматичного парня, которому были чужды парные вещи и огромные сердечки в глазах. Он знал лишь одно: что ради Сехуна он постарался бы даже сломать себя, хотя тому этого было совсем и не нужно, ведь он принимал До целиком, без остатка. Он знал лишь одно: Сехун был тем, кто был достоин любви, тем, кто делал Су достойным ее в ответ. А потому когда в следующий раз Сехун подошел к нему, робко дергая за рукав, Су улыбнулся, уже зная, что ему ответить. - Хен, хен. Ты меня любишь? - Люблю, - Кенсу улыбнулся и притянул к себе парня, заставив наклониться, а потом прижался лбом к его лбу, чувствуя, как тот жмурится и негромко шепчет: - Как? - До неба и выше. Lubaek Бэкхену с самого детства все шалости сходили с рук. Виной тому были глаза, что в моменты шкодливости наполнялись такой чистотой и невинностью, что не мальчишке поверить было невозможно. Парень казался настоящим ангелом - скромный, улыбчивый, смешливый... Он постоянно рвался кому-то помочь, утешал тех, кто был расстроен, и в любой компании был готов поднять тост за победы. И все бы так и продолжалось, да и история бы эта не приключилась, если бы однажды не пришлось ему в силу финансовых трудностей найти соседа, чтобы снимать квартиру вдвоем. Лу Хань был уверенным в себе и красивым парнем, с котором Бэкки, правда, все же иногда приходилось заниматься корейским. - Ну, хен, ну вот тут же ошибка... Мы это проходили, - недовольно надулся Бэк, прижимаясь к парню плечом и указывая на неправильное написание. Лу как бы невзначай обнял его за талию, кивая и поглаживая мальчишку по пояснице, успев уже уяснить, что там он особенно чувствительный. - Аах... Ну что ты делаешь? Не отвлекайся... - А может, мне интереснее изучение твоего тела, чем этих закорючек, - ухмыльнулся парень, проводя ладонью по попке, обтянутой домашними хлопковыми шортами и мягко стягивая резинку вниз. - О. А я думал ты скромнее... А ты не носишь трусики? Хотел, чтобы я тебя потрогал? - Н... Нет, все совсем не так! - запротестовал Бэкхен, чувствуя дрожь, что прошла по коже от уверенных прикосновений. - Я не хотел... Не надо... - Даже так не надо? - рыкнул парень, бросая мальчишку на низкий столик и стягивая шорты до колен. Его язык тут же скользнул по позвонкам в ямочку на пояснице и Бэкки застонал, поневоле сам раскрываясь и царапая пальцами гладкое дерево. - Да... Да... Не надо... - шептал мальчишка, вскрикивая, когда Хань развел его ягодицы, вылизывая его. Он отчаянно мотал головой, а сам подавался бедрами навстречу, гнался за удовольствием. - Не надо? То есть мне перестать? - лукаво ухмыльнувшись, отстранился Лу, но Бэкки тут же захныкал, отставляя попку и нетерпеливо касаясь ее своими же пальчиками. - Да... Надо остановиться... Хен... Надо... Боже... Хен... Я... Хочу еще... - Маленький развратник. Я всегда знал, что из тебя выйдет отличная шлюшка, - рыкнул Хань, предвкушая, что теперь в их квартире будет очень шумно. Krisyeol Они предпочитали поцелуям укусы, а за право быть сверху дрались до окровавленных кулаков. Слишком гордые, слишком уверенные в себе и не терпящие никому показывать свою слабость. За право власти нужно было бить сильнее, заламывать руки и трахать до крови, разрывая, помечая зубами, оставляя клеймо проигравшему. В их отношениях не было ни капли нежности, разве лишь какая-то особая, извращенная, выплевываемая с кровью, сжимающая сильными пальцами горло и заставляющая Чанеля, в этот раз сломившего Ифаня, сжимать его волосы, и безбожно тянуть его за них, заставляя выгибаться в спине. Рычать, от ощущения крови на бедрах и крепкого сильного члена, что имел его без жалости, едва не срывать голос, когда его собственного возбуждения касались длинные грубые пальцы, ласкающие его жестоко и быстро, но так избавительно, что хотелось плакать. - Шлюха, - сплевывает Пак, бросая любовника на постель и трахая его сзади, утыкая лицом в матрас, - Твоя дырка пульсирует и сжимается на моем члене. Ты течешь, как чертова уличная потаскуха, У Ифань... Нижний выгибается, когда Пак резко вставляет в него помимо члена еще и два пальца, растягивая его еще сильнее и заставляя с криком изливаться на постель, вновь и вновь прокусывая окровавленные губы. Чанель резко сдергивает его с кровати, не давая отдышаться, и жестко дрочит себе, тут же спуская прямо на модельное личика любовника и размазывая по нему головкой сперму. Ифань по привычке вылизывает его член, проявляя единственный для них в такие моменты особенный знак принадлежности, и хрипло шепчет: - Курить. Minse Любить Минсока - значит, умирать. Умирать каждую секунду, то от инъекции кураре прямо в сердце, то от контрольного в висок, то от недостатка воздуха. Чередой его улыбок невозможно напиться, а спокойствие и сила его глаз - это именно то, чего так не хватает Сехуну. Он старается учиться у старшего, замечать какие-то мелочи в его поведении, которые бы он мог тайком перенять, в потом как бы невзначай удивиться с ним наедине и улыбнуться "О, хен, ты тоже...". "Ты тоже читал эту книгу?.." "Ты тоже пьешь чай без сахара?.." "Ты тоже, когда не можешь уснуть, идешь на балкон, достав из заначки запрещенную Меном сигарету?.." Сехуну зачастую кажется, что хен разгадал его замысел, но он не показывает это, позволяя себе лишь улыбаться уголками губ и слегка щурить глаза, оставаясь почти всего безмолвным. Он наблюдает за Се, который старается стать ему ближе, дороже и попасть куда-то прямо под защиту ребер, да так, чтобы надолго. И Минсок разрешает ему, в одну такую ночь маленьких запретов придвигаясь к нему и касаясь губами его макушки. - Ты хорошо постарался сегодня, - одобрение, уверенность и сила. Эти чувства захватывают Сехуна и он жмурится, прижимаясь к парню боком и чувствуя, что его маленький хен обнимает его сильно и надежно, так, чтобы больше ничего не бояться. Krisbaek Мириадами добрых снов, легкостью перьев их хранителя и ленностью лучей утреннего солнца наполнялась его душа каждый миг, когда он открывал глаза навстречу новому дню. Он немного испуганно тянулся рукой к другой половине кровати, и лишь коснувшись теплой спины успокаивался, придвигаясь ближе к ее обладателю и нежно проводя кончиком носа между лопаток. - Фанни, а у тебя растут крылья. - Мм? - сонно пробормотал блондин, открывая один глаз и едва не придавливая собой тушку "соседа", решив перевернуться на другой бок. Бэкхен тут же оккупировал вновь завоеванную территорию и с усердием забирался к Ифаню на бедра, наклоняясь к самой груди и слушая немного сбившиеся удары сердца. - Ну что тебе, маленькое чудовище?! - Своди меня в парк! Я хочу покормить уток! - По родственникам соскучился? - невпопад шутил старший и Бен мгновенно надувался, как воздушный шар, пуская в ход острые локти и угрожая еще и хапкидо на своем парне потренировать за такие слова. И Ифань извинялся, собирая свое чудо для прогулки, запрещая ему одевать лишь футболку и заставляя его влезать в узкое горло толстовки, от чего тот весь краснел и портил прическу. Но прощал "коварного" после первого же мягкого поцелуя в нос. - Все, все. Успокойся. Я обещаю сегодня быть идеальным бойфрендом, только не злись, хорошо? - Угу, - смущался Бэк, думая, что куда уже ему быть идеальнее. Ведь это же его Ифань. Chanse В глубине его серых глаз - ни намека на сожаление или страх, лишь власть и чувство собственного превосходства. Сехун откидывается на спинку большого кожаного кресла и затягивается горько-вишневым дымом сигарилл, лениво наблюдая за тем, как Чанель ломается, рассыпается по кирпичику, как все его существо борется с самим собой и определенно проигрывает. Потому что Се знает, как Пак хочет его, как давно он мечтает касаться его кожи пальцами и языком. А потому Се лишь прищуривается и резко бросает: - На колени. И Пак падает, поверженный в ту же секунду серыми кристаллами льда, что заставляют его тело воспламеняться крыльями феникса. Он подползает к Сехуну и позволяет схватить себя за волосы и вжать лицом в пах мальчишки. Это унизительно, но у Чанеля стоит так, что больно. Он дрожащими пальцами расстегивает ширинку юноши, наблюдает, как тот слегка привстает, позволяя спустить с себя брюки, и тут же приникает губами к его члену, что под чувственной лаской горячего языка быстро набирает свою силу. Се хрипло выдыхает и тушит сигариллу в пепельнице, тут же путая пальцы в длинных волосах и заставляя Чанеля сосать, а не играться. Глубоко, резко и до хрипов в зудящем горле, так, чтобы покраснели губы, мокрые от его слюны и смазки Се, и чтобы каждый потом мог подумать, что Пак у кого-то брал в рот. Сехун наслаждается и позволяет Чанелю ласкать себя еще и пальцами - пусть тот тешит себя иллюзией доминирования. Ведь в душе они оба прекрасно понимают, что Сехун уже давно поставил его на колени не только для того, чтобы попользовать его рот. И Се уверен, что Чанелю понравится подчиняться. Krischen Быть учителем непросто. И даже не из-за низкой зарплаты или высокой нагрузки. А из-за того, что на время работы ты должен начисто забывать о том, что ты человек, а тем более мужчина, и быть эдаким овощем, существом бесполым. Что совершенно нереально сделать, когда начинаешь осознавать, что детишки под воздействием гормонов становятся все слаще, сочнее, греховнее, и, особенно, мальчики. У Криса есть в классе один такой - его зовут Чондэ. Ему, кажется, шестнадцать, и от одного взгляда на него у Криса становится тяжело в паху. А уж когда мальчишка решает трудную задачку, посасывая кончик ручки, мужчине хочется повалить его на парту и заставить сосать совсем не ручку. Он совсем невинный и маленький, часто краснеет, и еще не осознает то, насколько горячим парнем станет, когда вырастет. А Крис уже сейчас видит это и ему очень жалко себя, потому что дрочить под столом во время контрольной, глядя на то, как просвечивают темные соски под почти прозрачной и мокрой из-за жары рубашкой мальчишки - это уже ну просто ни в какие ворота. Он часто старается коснуться Чондэ, потрепать по волосам или наклониться к нему, чтобы вдохнуть его запах, а потом, стыдно признаться, и вовсе прокрадывается в раздевалку во время физкультуры и вытаскивает из шкафчика своего ученика запасные шортики, которые тот хотел забрать домой для стирки... И вот тогда он понимает, что стал полнейшим извращенцем. И ситуацию ничуть не разряжает то, что однажды после уроков, когда класс разошелся, Крис остался проверять тетради, а Чондэ - убираться, мальчишка подходит к нему со спины, наклоняясь к самому уху, и шепчет: - Сонбэнним, верните мне шортики... Если хотите - я дам вам другие, но те - мои любимые. И Крис соглашается на бартер. Который, к определенному счастью кого-то из них, кончается тем, что с Чондэ снимаются трусики, шорты отправляются в его школьную сумку, а сам мальчишка познает радости первого минета. Во всех смыслах. Kailu Он никогда не думал, что всю его жизнь можно уместить в несколько картонных коробок. Да если честно признаться, в последнее время он не думал вообще. Сумасшедший, вдохновленный и влюбленный - он вызывал снисходительную улыбку матери, которая из-за его рассеянности постоянно утаскивала себе его наушники. Но Чонину было все равно - он рвался в Сеул, а потому и солнце ему казалось особенно ярким, и квартира - настоящим дворцом, и слова матери о том, что благодаря ее связям мальчишку удалось устроить в класс Лу Ханя - благословением. И Он был там. Сидел на ряду у окна и переговаривался с Сехуном, который также не был в курсе переезда Чонина. Но вот учитель недовольно замахал рукой, прося его войти и представиться, и Ким быстро подобрался, вставая перед учительским столом и кланяясь классу, не в силах сдерживать улыбку предвкушения: - Всем привет, меня зовут Ким Чонин. С этого дня я буду учиться в вашем классе. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне... А почему ты перевелся? - раздался голос какой-то девочки с передней парты. - Потому что понял, что не могу жить без человека, которого люблю больше жизни, - честно ответил Чонин, переводя взгляд на ту самую парту у окна и видя, как Хань сидел, не в силах поверить, и зажимал рот ладонью, как его глаза становились влажными, но он быстро мотал головой, чтобы уже через пару мгновений заулыбаться так счастливо, что Чонин понял, что решился на это не напрасно. Они еле высидели урок, а потом Хань подошел к Чонину, окруженному другими ребятами, и протянул ему руку: - Я должен показать тебе школу. Он не слушал недовольные возгласы, и просто закусил губу, когда Чонин с готовностью вложил свою ладонь в его. Они медленно поднялись двумя пролетами выше и Хань повернулся, чтобы коснуться лица Кима самыми кончиками пальцев. - Я ведь не сплю?.. - Я знаю отличный способ это проверить, - ухмыльнулся Чонин и приник к губам мальчишки, чуть прикусывая нижнюю. Лу несдержанно застонал и прижался к нему, впитывая тепло и родной запах. Чувствуя себя, пожалуй, теперь самым счастливым. Ведь Чонин был рядом, а значит, что лето окончательно вошло в его жизнь и сердце. Chanlu "Ребенок весны" Лу Хань никогда не мог понять прелести промозглой сырости ноября, пробирающихся под пальто дождей и липнущей к ботинкам сырой, пожухлой листвы. Ноябрь казался ему унылым и грязным предвестником всеобщего умирания, что наступало с зимой. И он ни разу за свою почти четвертьвековую жизнь не думал о том, что именно этот осенний холод все изменит. Что однажды, выйдя из дома без перчаток и застудив руки, что вмиг покраснели от холода, он встретит того, кто лишит его покоя окончательно и бесповоротно. У ходячего несчастья были смешные уши, хитрые глаза и улыбка, от которой невозможно было не заулыбаться самому. А еще - перчатки, которые он без промедления отдал Ханю, увидев его на перекрестке у кофейни. - Но вы как же? - запротестовал парень, на что его таинственный незнакомец лишь замахал руками: - Давайте встретимся здесь завтра в восемь - и вы мне их вернете. Я не могу позволить, чтобы такие красивые пальцы замерзли. Хань вспыхнул, но кивнул, поспешив на работу, и лишь сев в кресло понял, что не спросил даже имени того, кто ему так помог. И это терзало его весь вечер - юноша решил в благодарность испечь ему печенье. Чтобы потом стоять на том перекрестке в, пожалуй, самый холодный день ноября в совершенном одиночестве и проклинать себя за глупость. Чтобы увидев, как ушастое чудо перебегает дорогу и спешит к нему, почувствовать, что сердце пропускает удар. Чтобы чуть не выронить печенье, которое было благополучно подхвачено его вчерашним спасителем. Чтобы прошептать: - Пришел... И самому же от этого смутиться. Чтобы узнать, что его зовут Чанель, и в этот день у него как раз день рождения - ему исполняется двадцать. Чтобы подарить ему в подарок поцелуй, с улыбкой заметив, что он очень мил, когда так краснеет. Чтобы развернуться и пойти прочь, но почувствовать, как его резко сгребают в охапку и утыкаются куда-то в шапку носом. И чтобы кивнуть, тепло улыбаясь, на тихое: - Останься, Лу Хань. Чтобы полюбить ноябрь. Chenlu Гордости главного вокалиста наносило большой удар то, что у Лу Ханя получалось брать ноту намного дольше. У Чондэ иногда складывалось такое впечатление, что тот был либо каким-то сверхчеловеком, либо у него было адовое детство с тренировками, как у спартанцев. Что уж греха таить, Ким и сам стал читать в интернете про то, как увеличить силу легких, как тренировать дыхалку... И даже пробовал что-то. Конечно же, тайком ото всех. Ну почти ото всех. Все же угораздило именно Лу застать Чондэ за его "процедурами" - парень задерживал дыхание и опускал голову в таз, пытаясь продержаться подольше. Правда, у него уже сил оставалось немного, ну да ладно, гордость вокалиста же важнее! - Чондэ-я, ты что творишь?! - накинулся на парня китаец, оттаскивая его от таза, уводя на кухню и сажая за стол, чтобы вытереть его волосы и дать отдышаться. Чондэ наставил на него палец: - Не смей надо мной смеяться! Я обязан стать лучшим вокалистом и уметь держать ноты еще лучше, чем ты! Хань нахмурился, не понимая, а потом прыснул, закусывая губу. - Так ты поэтому так мучил себя тренировкой? Чтобы "прокачать" горло? - Ну да! - вспыхнул Чондэ и напрягся, когда хен опустился на колени, поглаживая его по бедрам. Его взгляд стал озорным, а язычок скользнул по губам. - Уверяю тебя, есть куда как более приятный способ поработать над дыханием и укрепить мышцы горла... - Что ты... - пробормотал парень и вцепился в стол, протяжно застонав, когда его шорты оказались спущены до колен, а губы старшего заскользили по его члену. Лу Хань брал в рот горячо, глубоко и жадно, а Чондэ, так давно не чувствовавший ласки, лишь прогибался в спине, едва удерживаясь от громких стонов. Позже, видя, как Хань вытирает сперму с губ и довольно улыбается, Чондэ понял, что ему больше не придется утруждать себя спартанскими тренировками. Ведь их можно заменить намного более приятными. Chanminsoo Кажется, они с Минсоком увидели того парня на улице, а еще, кажется, они были оба немного пьяны. Иначе как объяснить то, что они уселись на бордюр перед ним, прижимаясь друг к другу боками и слушая, как он поет под гитару, как его хриплый, чувственный голос пробирает до мурашек, слушая песню о любви, далекой, но теплой, которая все поймет. У него явно не водились деньги и он был рад даже тем крохам, что ему кидали в чехол. И пусть под глазами пролегли синяки от недосыпа - улыбался он широко и мягко, как закатное солнце, раскрашивающее небо в алый с примесью рыжего. Минсок говорил, что он первым почувствовал этого парня. Будто бы все волоски на руках стали дыбом, а сердце забилось, как бешеное. Он был тем, кого им так не хватало. Каким-то непонятным кусочком, без которого паззл не складывался. Святая наивность - он согласился пойти с ними домой. даже зная, что они могут оказаться психами. Но на его счастье они были сумасшедшими немного в другом смысле. Они помыли его, побрили и одели в чистое, накормили досыта и уложили спать. Мин с улыбкой наблюдал, как Кенсу пел парню, давно не спавшему на мягкой кровати, колыбельную, а потом, зажимая ему рот ладонью, жестко трахал До в их комнате, до сдавленных криков и личного сумасшествия. Они оба ощущали эйфорию, будто бы в их жизни появился тот, кого они ждали так долго, их маленький мальчик, доверчивый и счастливый. Он привыкал к ним долго, поначалу не понимая, отчего незнакомые люди могут быть так добры к нему, а потом смущался и отводил глаза, когда они целовались прямо перед ним, развратно сплетая языки. Когда они приблизились к нему и увели за собой, где он сгорал от ласк их рук, губ, где целовал то одного, то другого, где шептал, что сходит с ума и извивался в оргазме... - Мы не прогадали с выбором, - промурлыкал Кенсу, когда Чан отключился. Минсок наклонился к нему, целуя припухшие губы. - А все твои фантазии о сексе втроем. Кенсу показал своему уже-много-лет-любимому язык и свернулся калачиком под рукой Чанеля, видя, что Минсок поступает точно так же. Чувствуя себя сумасшедшим и понимая, что теперь в их жизни появился большой ребенок, новый член семьи и друг, с которым можно было поделиться их общим теплом, коего всегда было в избытке. Chanchenmin Утро было ленивым и теплым, а в ворохе одеял двое целовались, забыв обо всем на свете и лишь тихо и протяжно постанывая. Минсок вел кончиками пальцев по спине Чондэ, шепча ему на ухо милые развратности, от которых тот краснел и пытался вырваться, но старший крепко держал его ногами за талию. - Опять без меня? - раздался в дверях недовольный голос и в комнату вошел Чанель, тут же стягивая майку через голову и падая к ним на постель, проводя ладонью по заду Чондэ, и приникая губами к губам Минсока, целуя так развратно, что парень застонал, часто-часто дыша и поневоле расслабляя ноги. Чем тут же и воспользовался Ким, ныряя под одеяло и проводя язычком по его возбужденному с утра члену, стягивая белье и потирая большим пальцем уздечку. Мин охнул и укусил Чанеля за губу, на что тот хрипло засмеялся, расстегивая ширинку. - Тебе тоже придется поработать ротиком, Минсок-а... Мин кивнул, облизываясь, и тут же втянул головку парня за щеку, посасывая ее и дрожа от минета, что ему самому делал Чондэ. Он плавно двигал головой, позволяя Чанелю трахать себя в самое горло и сходя с ума от того удовольствия, что охватывало все его тело. Ведь рядом были те, кому он доверял свое тело и душу, и кто считал это величайшей наградой. Просто шалости втроем стали приятной привычкой, пожалуй, почти с дебюта. А в Минсока просто невозможно было не влюбиться. Chanlusoo Он несдержанно стонет и кричит - удовольствие словно отключает все системы жизнеобеспечения и кислорода ужасно не хватает. В нем два члена и он скулит, распятый между любовниками, что крепко удерживают его и не дают отстраниться. Чанель двигается быстро и сильно, а Хань лишь хрипло рычит, покусывая ухо Кенсу и заставляя того едва ли не скулить: - Ты чувствуешь, малыш? Твоя задница горит... Разрывается... Мы трахаем тебя вдвоем в одну дырку. И она, некогда такая узкая и тугая, скоро будет растянутой и залитой спермой, как у настоящей шлюшки... Он прикусывает мочку и Су выгибается, потому что от резких глубоких движений хочется потеряться, забыться и умереть. Потому что он чувствует себя куклой, игрушкой, им управляют, его имеют в зад... И он тащится от этого, он готов кричать и биться в оргазме - но ему не дают. Чанель крепко удерживает основание его члена, грозя перетянуть яйца лентой и оставить так до утра, а если он все же не сдержится - его ждет серьезное наказание. Но Кенсу послушная и нежная шлюшка, готовая на все, ради своих мужчин. Он жестко подмахивает и хрипит: - О Боже... Как хорошо... Оргазм накатывает взрывной волной, когда уже нет сил сдержаться. Кенсу кричит, когда парни с рычанием спускают в него свою сперму, и выгибается до хруста, царапает плечи Ханя и падает ему на грудь. Чтобы уже через пару мгновений чувствовать себя лежащим на спине с широко раздвинутыми ногами, и чтобы его тела бережно касались мягкие губы, а упругий язык ласкал покрасневшую растраханную попку. Кенсу думает, что прощается с крышей, но сильные руки бережно укутывают его в футболку Пака, а Хань обнимает так нежно, что больно в груди. И потому он прижимается к двум своим самым любимым на свете людям и шепчет. - Завтрак оставляю на вас. Утром. Мне. В постель, - и подумав, тихонько шепчет, - Потом как-нибудь еще раз повторим.