Посмотри мне в глаза - вот, где таятся мои демоны

      За окном иллюминатора открывалась потрясающая картина — над Землей распростёрло свои пушистые крылья кристально голубое небо. По небосклону разлетелись отдельные белые перья-облака, клубящиеся и принимающие самые причудливые формы, которые только могла придумать природа.       Однако Ричард Баффет не мог по достоинству оценить её старания. Трудно наслаждаться видами, когда задыхаешься.       Давление в груди и учащённое сердцебиение сопровождали его повсюду вот уже почти два года. Он с трудом справлялся с этим на поверхности, но здесь — на высоте — в сознании себя удерживал лишь усилием воли и с помощью кислородной маски, любезно предоставленной стюардессой с наклеенной профессиональной улыбкой. Холодеющие конечности, вялость, потемнение в глазах — он не знал, то ли это его лёгкие не справлялись со своей работой, то ли кровеносная система. Даже многочисленные врачи, у которых он побывал, с недоумением разводили руками, перенаправляя Ричарда от одного светила науки к другому.       Один умник довёл Ричарда до безудержного хохота, когда предположил, что причина его болезни имеет мистический характер. Дескать, порча, проклятие, сглаз или что-то в таком роде. Не стесняясь в выражениях, Ричард прямо высказал, прерываясь лишь, чтобы отсмеяться, своё пренебрежительное отношение к докторам, которые свою некомпетентность прикрывают кознями злобных фей.       Баффет был истинным учёным, историком, и по долгу профессии в сверхъестественное не верил. Чудесам не было места в его жизни. Он веровал в неопровержимые доказательства, в торжество науки над мнимой магией, в превосходства разума над первобытной верой в неизведанное.       Так почему же он всё-таки согласился на пытку высотой ради сомнительного по своему содержанию визита к подозрительной шаманке?       Но, возможно, ему и самому было интересно. Исключительно в познавательных целях, всё-таки самобытная арабская культура тоже входила в круг его интересов. Не то, чтобы он верил в возможность исцеления, но хуже от этого ему точно не станет. Тем более, что терять ему нечего. Семьи у него не было, с друзьями тоже как-то не заладилось. Всё, что у него имелось — это его старенькая мать и бесчисленные часы, проведённые — или потраченные впустую? — над изучением старинных пыльных манускриптов. Иногда ему доводилось участвовать в археологических раскопках, и Ричард без остатка погружался в поиски всевозможных древних тайн, которые могли быть сокрыты под бережно счищаемым песком.       Он не мог вспомнить, как и при каких обстоятельствах проявились первые признаки его непонятной болезни. Но она удивительно быстро полностью подчинила себе и вымотала Ричарда. Ему было всего лишь тридцать три, но он уже устал бороться и готов был умереть — даже жаждал этого, лишь бы больше не просыпаться по ночам, жадно глотая воздух, и не быть способным насытиться кислородом.       Он не ждал многого от этой поездки.       В Багдаде была особенная атмосфера. Даже раскалённый пустынный воздух легко воспринимался его организмом. Хотя, быть может, ему так просто казалось после бесконечно долгого перелёта, который оставил в памяти лишь непроходящую темень в глазах, притворное беспокойство стюардесс и попытки размеренно дышать с помощью кислородной маски.       Как бы то ни было, но Ричард начисто забыл о своём не очень удачном полёте, с первых шагов из аэропорта погрузившись в мир, который был невероятно отличен от привычного ему. Даже на несколько мгновений от переизбытка всевозможных ярких раздражителей, разом нахлынувших на неподготовленного и ослабленного перелётом Баффета, он словно потерял способность видеть и слышать. Мотнув головой, Ричард сощурился от слепящего солнца и оглянулся.       Сразу у входа в аэропорт начинался людный базар, пёстрым пятном растёкшийся по кварталу. Многоголосые громкие выкрики торговцев, пытавшихся перекричать друг друга, оглушали Ричарда, от обилия чёрно-белых одеяний, перемежающихся с радужным спектром одежд туристов, рябило в глазах, а одурманивающий запах специй и благовоний щекотал ноздри, проникал, казалось, в каждую клетку тела. Это бодрило и одновременно дико утомляло его.       Солнце уже прошло свой зенит и медленно двигалось к закату, однако базар даже не думал расходиться. Наоборот — жара вот-вот начнёт спадать и местных жителей подтянется ещё больше.       Ричард неспешно прогуливался вдоль рыночных лавок и с живым интересом разглядывал товары. Ему казалось необычайно удивительным, что высокие горки разноцветных пряностей на широких блюдах так естественно соседствовали с многочисленными свёртками цветастых ковров. А те в свою очередь весьма интересно смотрелись в окружении лавок с зазывно сверкающими ювелирными изделиями. Баффету доставляло удовольствие торговаться с бойкими лавочниками и он ещё больше веселился, когда ему без труда удавалось сбить цену почти на половину. Пару безделушек для матери он всё-таки прикупил, но чаще, добившись скидки, с наигранно задумчивым взглядом поджимал губы и, отрицательно мотнув головой, удалялся, оставляя за спиной озадаченного торговца, который, смекнув, что его провели, разражался экспрессивной отборной руганью. Посмеиваясь, Ричард отмечал про себя, что даже их брань звучит мелодично и приятно слуху.       Где-то на перекрёстке, соединяющим под неожиданным углом несколько рядов базара, расположились музыканты, и в стоголосый человеческий гул самым гармоничным образом вливались мелодичные звуки дудука с ритмичным звучанием бубна. Баффет полностью растворился в окружающей его атмосфере восточной сказки. Царящая там оживлённость подхватила его, вскружила голову, соблазнила своими жгучими колдовскими чарами. Как историк, Ричард считал, что знает и видел многое, поэтому не предполагал, что сможет настолько впечатлиться здешней обстановкой. Он и не предполагал, что сможет настолько проникнуться тем, что для местных было повседневным и обыденным.       И он даже не вспоминал, что болен.       Ночной Багдад был потрясающим. Дневной зной словно растворился, уступая полноправное место бодрящей прохладе. Вместе с освежающим бризом ветер приносил едва улавливаемый аромат цветущих роз. Утопающие в звёздном и искусственном свете неширокие улочки жилых кварталов петляли между трёхэтажными каменными домами с узкими окнами-стрелами. Ричард был слегка удивлён тем, что все дома в этом квартале были одинаковы — словно вылеплены по одному шаблону. Он понятия не имел, как искал бы нужный дом, если бы шаманка по имени Сараир не предупредила, что повесит возле нужной двери выкрашенный в фиолетовый цвет керосиновый фонарь. Ричард не удержался от любопытства и отправил ещё одно письмо — единственный вид связи с шаманкой — с вопросом почему именно фиолетовый, но ответа так и не последовало.       Баффет не спешил. Небрежно засунув руки в карманы шорт, он наслаждался прогулкой вдоль улицы и оглядывался по сторонам. В этой части Багдада — жилом районе на окраине города — туристов не было, однако, несмотря на поздний час, улицы не были пустынны. Местные жители в мешковатых белых одеяниях тихо шуршали кожаной обувью по укатанной брусчатке, бросая косые взгляды на Ричарда. Впрочем, он мало обращал внимание на прохожих.       Фиолетовое блеклое свечение фонаря, подвешенного у невзрачной деревянной двери одного из домов, едва ли привлекало внимание, и Ричард наверняка прошёл бы мимо, если бы не искал именно его. Свет от фонаря накладывал какую-то таинственную вуаль на песчаного цвета стены и закрытые тёмные створки на окнах. Приблизившись к двери, Баффет окинул взглядом сам дом, потом зачем-то оглянулся на улицу, глубоко вздохнул и только тогда аккуратно постучался. Он никак не ожидал, что дверь откроется так быстро, и тем более не считал, что шаманкой окажется не морщинистая жуткая старуха, а весьма молодая и — насколько Баффет смог разглядеть в неверной полутьме — очень красивая.       Он даже не успел ничего сказать, как шаманка, храня молчание, распахнула шире дверь в приглашающем жесте, мелодично звякнув многочисленными серебряными браслетами, и так же молча скользнула в мрак дома. Ричарда посетила спонтанная мысль плюнуть на всё, развернуться и беззаботно продолжить расслабляющую ночную прогулку по Багдаду, но, взяв себя в руки, он тряхнул головой и смело вошёл внутрь.       Почему-то в доме не было света. Единственными источниками освещения были несколько свечек, расставленных в разных местах. Светили они весьма тускло — достаточно для того, чтобы не спотыкаться о мебель, но не достаточно, чтобы осмотреть интерьер помещения. Следуя не столько за самой шаманкой, сколько за звонким бряцанием её украшений, Ричард неясно ощущал какое-то беспокойство, однако продолжал путь по сумрачному извилистому коридору.       Пряный и слегка терпковатый аромат благовоний, витавших в доме, приятно умиротворял и — Ричард не мог этого не признать — успокаивал его тревожные мысли. Они совсем были задвинуты на задний план, когда Баффет, следуя за грациозной тенью шаманки, за очередным поворотом коридора с изумлением очутился на небольшом заднем дворике, окружённом лоджиями всех трёх этажей дома. Посередине дворика под открытым небом, залитые мерцающим лунным светом, росли несколько невысоких деревьев, распространяя вокруг сладковатое цветущее благоухание.       Остановившись около ближайшего дерева, шаманка развернулась, взмахнув копной иссиня-чёрных, слегка вьющихся, длинных волос, и вгляделась в Баффета испытывающим взглядом подведённых чёрными стрелками глаз:       — Здравствуй, Ричард.       Ричард был покорён. Низкий грудной голос с колоритным восточным акцентом придавал женщине особый шарм. Шаманка пренебрегла закрывающие всё тело грубыми одеждами, облачившись в шёлковое летящее платье с волнующим декольте, и Баффет невольно задумался, какого платье было цвета — в обманчивом свете луны оно казалось похожим на глубинные океанские воды.       Голова закружилась внезапно. Ричард едва успел схватиться за косяк дверного проёма и прислониться к хранящей дневное тепло стене. С трудом справившись с головокружением и выровняв дыхание, он со всё ещё колотящимся сердцем кинул мутный взгляд на неподвижно замершую шаманку и небрежно обронил:       — Прошу прощения за это, Сараир. Собственно, именно из-за этого я здесь.       Ричард даже опомниться не успел, как женщина уже оказалась рядом с ним, словно подлетела на крыльях, и тонкими прохладными пальчиками подхватила его за подбородок, заглядывая в глаза. У Баффета перехватило дыхание, когда Сараир приблизила своё лицо к нему, и ему даже показалось, будто что-то незримое сверкнуло в её чёрных глазах.       — Вы отравлены, Ричард, — произнесла она и, отпустив его, направилась куда-то вглубь дворика.       Ричард на секунду изумлённо замер, а затем скептически хмыкнул.       — С чего вы взяли? Даже не представляете, сколько врачей меня…       — Не тело, — резко перебила Сараир, бросив колкий взгляд на Ричарда. Нахмурившись, он повернул голову к шаманке — та стояла у скрытого тенью шкафчика и перебирала какие-то баночки. — У вас отравлена душа. Но этому можно помочь.       Баффет ощутил раздражение. И зачем он всё-таки сюда пришёл? На что он надеялся? Что шаманка точно диагностирует его недуг? Посоветует правильное лечение? Или вынет из-за пазухи чудодейственное зелье, которое в мгновение ока исцелит его болезнь?       — Должен признаться, если ваше шаманство зависит от глубины моей веры, то оно не подействует ни на дюйм.       Сараир замерла и слегка повернула голову, удостаивая Ричарда насмешливой улыбкой:       — Но вы ведь здесь. — Подхватив несколько баночек, она плавно прошла к середине дворика и, взмахнув лёгким подолом платья, уселась прямо на землю, поджав ноги под себя. — И… это не шаманство, друг мой. Это магия. Вам не обязательно в неё верить.       Ричард закатил глаза и не удержался от шпильки:       — Значит, вы сейчас взмахнёте волшебной палочкой, произнесёте волшебные слова и магия сработает?       Сараир рассмеялась. Чистый низкий смех словно окатил Ричарда пряной свежестью и прошёлся мурашками вдоль позвоночника.       — Можно и так сказать. Пока я приготовлю необходимое, я могу вам кое-что рассказать. Уверена, вам это будет интересно. Проходите ближе и садитесь, Ричард.       Баффет оторвался от стенки, послушно приблизился к Сараир и, немного помедлив, опустился напротив неё, скрестив ноги по-турецки. Женщина потянулась в сторону и подхватила в ладони лежавшую под деревом ступку. — Я расскажу вам историю об одной джинири.       — Джинири? — переспросил Ричард и, напрягши память, уточнил: — Женщина-джинн?       — Именно, — с улыбкой кивнула Сараир. Она высыпала из баночек засохшие травы в ступку и плавными движениями принялась их перетирать, продолжая историю: — Джинири любила путешествовать по родным пустыням и нередко останавливалась возле красивых оазисов. Там, обернувшись орлицей, она проводила дни, охотясь на пустынных грызунов и пережидая дневной зной в тени раскидистых пальм. Она любила уединение и очень испугалась, когда однажды возле оазиса остановился небольшой караван. Джинири уже хотела улететь оттуда, но среди людей она вдруг увидела статного юношу невиданной красоты. Он ей очень приглянулся, и джинири осталась. А ночью, когда люди уснули, слетела с пальмы, обернулась человеком и склонилась над юношей, созерцая его пленительную красу. Юноша спал чутко и сразу открыл глаза, увидев перед собой робкую незнакомку. — Сараир прервалась, подняв взор к Ричарду и обворожительно улыбнулась: — Их любовь была похожа на полуденный сон на берегу Аравийского моря, на полёт ширококрылой птицы в лунную безветренную ночь. Юноша знал, что его возлюбленная была джинири, но для него это не имело значения. А джинири орлицей следовала по пути каравана, нагоняя любимого у очередного оазиса и оборачиваясь человеком каждый раз, когда остальные мужчины спали.       Ричард поймал себя на мысли, что полностью растворился в рассказе Сараир. Её чарующий голос струился шёлком, а тихое постукивание ступки убаюкивало его. В свете лунного сияния Баффет был близок к тому, чтобы признать что магия уже действует.       — Однако их счастье длилось недолго, — на лице женщины пробежала тень. — Однажды джинири, достигнув назначенного оазиса, обнаружила мужчин каравана убитыми, и её возлюбленный был в их числе. Не было слов, чтобы описать горе джинири, не было конца её боли, и не было счёта её слезам. Целый день и всю ночь плакала джинири, обращая слова клятвы Всевышнему о том, что найдёт убийцу и представит его суду Высшему. Вытерев последнюю слезу, джинири обследовала трупы мужчин и узнала, что убийцей был не человек. То был ифрит. С тех пор джинири странствует по свету и выискивает ифритов, истребляя их одного за другим, и предстают они за свои злодеяния перед Аллахом.       Сараир замолчала, склонившись к ступке и заглянув внутрь.       — Это как-то касается… моего случая? — подбирая слова, спросил Ричард.       Женщина подняла голову и внимательно взглянула на Баффета:       — Ифрит — зло, воплощённое в виде чистого пламени. Когда ифрит умирает, от него остаётся лишь небольшая кучка пепла, но даже оно являет собой скверну. Попадая в человека, пепел отравляет его душу, и человек вскоре умирает. А джинири истребила много ифритов, и их ядовитый пепел до сих пор лежит под землёй, или того хуже — парит над пустынями и городами.       — Хотите сказать, что я отравлен прахом ифрита? — недоверчиво переспросил Баффет.       Сараир мягко улыбнулась и высыпала перетёртые в порошок травы на свою ладонь.       — Верно. И я должна искоренять всё зло, причиняемое ифритами — как живыми, так и мёртвыми.       — Должны? Почему должны?       — А я не говорила? — шаманка улыбнулась какой-то странной туманной улыбкой и подняла ладонь к лицу. — Ту джинири звали Сараир.       Ричард удивлённо уставился на Сараир и обомлел ещё больше — её глаза были фиолетового оттенка, а зрачки вытянулись вертикально.       — Посмотри мне в глаза.       Ричард не мог отвести взгляда от её пленительных глаз. Чем больше он в них смотрел, тем больше видел. Он видел десятки, сотни лет невыносимого одиночества, неустанной погони за злом и ноющей боли. Её боли.       Сараир легонько подула на ладонь и порошок, окрасившись сиреневым сиянием, туманом взмыл вверх, словно порхая, и оседал на лице и волосах Ричарда.       Последним воспоминанием Баффета перед погружением во тьму были фиолетовые, тёмные как ночь, глаза Сараир…       Очнувшись, Ричард приподнялся на локтях и осмотрелся. Над двориком занимался рассвет, яркими красками раскрашивая тусклые цвета стен, земли и возвышающиеся над Баффетом деревья. Ветер вяло играл в листьях, расслабляющим шелестом наполняя дворик. Глубоко вдохнув, Ричард с удивлением отметил, что впервые за долгое время его пробуждение было таким лёгким и приятным.       Его внимание привлёк тихий шорох в углу двора. Повернув голову на звук, он увидел чёрную кошку, шмыгнувшую вглубь черноты дома, напоследок сверкнув фиолетовым блеском глаз.       Склонив голову набок, Баффет усмехнулся.       — Спасибо, Сараир. Я этого не забуду.