GTO

– Если ты думаешь, что это весело, то ты, блядь, ошибаешься, – цедит Тэхён, заматывая бедра первым, что попалось под руку – белой чонгуковой толстовкой. Чонгук гадко ухмыляется и свистит – он как бы ни при делах. В него летит свернутый в улитку ремень, скомканная футболка и пара чистых (N.B.!) носков из ящика. Существуют вредные привычки покруче, чем курение и алкоголизм. Тэхён, например, никак не может отучиться сначала снимать с себя белье и только потом лезть за свежим в шкаф. Выходит так, что он в течение как минимум полуминуты стоит с голой задницей, неловко переминаясь с ноги на ногу. Тэхён орет на Чонгука трехэтажными матами, называет его ебучим фетишистом и извращенцем, когда не находит на своей полке ни единой пары трусов, стыдливо прикрывается ладонями и почти плачет от злости и великого своего горя под названием «жить с Чон Чонгуком». – Страдай, – ржет тот и садится на кровати, наблюдая, как его белая толстовка очень нерешительно, но методично сползает с тэхёновых бедер. – Пидор. – Мне так жаль, – тянет Чонгук, складывает руки на груди и даже облизывается, когда плотная ткань спускается чуть ниже, чем ямочки на пояснице. Если речь идет о заднице Тэхёна, белая толстовка создает эффект примерно такой же, как красное полотно для быка. Тэхён – это проклятие. Тэхён без одежды – это вообще что-то сверх. Злой и голый Тэхён – это немного смешно, но у него настолько классное всё, с головы до пят, что Чонгук хочет сжечь весь его гардероб и запереться вместе с ним, полностью обнаженным, в одной комнате. Совершенно дурацкая белая толстовка добавляет пикантности. – Где ты их прячешь, а? – Тэхён смотрит через плечо и умоляюще заламывает брови, но это не действует: Чонгук только пожимает плечами, разводит руками и всем своим нахальным видом показывает, что нет, Тэхён, не прокатит. Тэхён сжимает кулаки, скрипит зубами, но что-то в нем замыкает (может, потому, что этот мальчик восхитительно умеет извлекать из всего выгоду – на деле просто знает обо всех слабых местах Чонгука), и он в два прыжка оказывается на Чонгуке. Узел из рукавов развязывается от резких движений, и толстовка феерически медленно валится на одеяло. Тэхён прогибается в спине, стоя на четвереньках, и подается голой задницей вбок, закусывает губу, напускает тумана в глаза; он выглядит, как самая совершенная дрянь в мире – у Чонгука от него перехватывает дыхание. Тэхён горячий, немного дикий и явно чего-то хочет, когда запускает руки под одеяло, нащупывает резинку боксеров на Чонгуке и неосторожно тянет вниз. – Люблю, когда ты так делаешь, – басит Чонгук и похабно улыбается, пуская руки по тэхёновой спине ниже, еще ниже, по бедрам и подтянутым, абсолютно гладким ягодицам; Тэхён подается, гнется и позволяет. Кусает его за подбородок, шумно выдыхает, а потом вытягивает из-под одеяла снятые боксеры и замирает, притянувшись к чужому виску. – Иди на хер, – шепчет Тэхён голосом, которым в самой грязной порнухе обычно говорят что-нибудь про «вставь мне», соскальзывает с кровати и удовлетворенно фыркает, натягивая на себя белье Чонгука. Боксеры немного жмут сзади и очень сильно – спереди, потому что бедра у него шире, чем у Чонгука, а от наглости его рук тяжело и горячо во всем теле, особенно внизу, но игра стоила свеч, потому что такой сложной эмоции на лице Чонгука Тэхён уже очень давно не видел. – Мне надо на занятия, - поясняет Тэхён, с трудом застегивая ширинку, – вечером разберемся, хорошо? Если что, у тебя целый арсенал моих трусов. Можешь подрочить пока, Онидзука хренов. Он громко смеется; Чонгук шипит от злости и прицельно метает подушку в только что закрывшуюся дверь. Все бы ничего, но поздно вечером Тэхён вываливается из душа, прикрыв пах ладонями, оставляя мокрые следы босых пяток на ковролине, и обнаруживает, что в шкафу нет ни единой вещи из его гардероба. Ни футболок, ни штанов, шорт или брюк, ни рубашек. Нет даже полотенец. Тэхён бесполезно хлопает ящиками и полками, чешет затылок, случайно смотрит на зеркало и находит записку – аккуратные буквы ровным чонгуковым почерком:

«уехал на два дня к родителям твой Онидзука <3».