В омут с головой

      Ранее утро было великолепным. Мягкое весеннее солнце единолично властвовало на ярко-голубом небе, не омраченном ни одним, даже самым маленьким, облаком. Воздух был прохладен с ночи, но тепло с лихвой дарили игривые лучи, ярко освещавшие все вокруг.       – Что?! – разъяренный вскрик разорвал умиротворяющую тишину.       На краю моста, нависающего над неторопливо бегущей по своим делам рекой, стоял мужчина. Плечи его слегка подрагивали – сказывалось накопившееся сверх меры напряжение. Из последних сил он удерживал у своего уха телефон, из динамика которого доносился высокий женский голос. И односторонний разговор неумолимо достигал своего апогея.       – Да катись ты куда хочешь, тварь!       Мужчина отключился и стиснул в кулаке телефон. Было видно, что брюнет боролся со своими внутренними демонами, подзуживающими зашвырнуть чудо техники в весело бегущие воды внизу. И пока что выдержка побеждала – кулак не спешил разжиматься, хотя и мелко подрагивал в едва сдерживаемой ярости. И это, к несчастью, позволило увидеть сообщение, о котором ни в чем не повинный телефон известил своего хозяина короткой вибрацией и незамысловатой мелодией. Медленно мужчина разжал стиснутые пальцы и прочел текст, что ему прислали: «Прости, милый, я должна была тебе сказать. Ты ни в чем не виноват, просто мое сердце выбрало Френка. Будь счастлив!»       Под разъяренный рык своего хозяина телефон полетел вниз, чтобы быть захороненным в толще непрерывно движущейся воды.       Пожалуй, стоит описать этого несдержанного человека подробнее. Он одет в темно-серый деловой костюм, ладно сидящий на спортивной фигуре. Ткань на вид дорогая и слегка блестит под солнечными лучами. На ногах начищенные черные кожаные туфли, в которых было бы кощунственно стоять где-то помимо красной ковровой дорожки – так неприятно выглядело соседство пыльной мостовой. Расстегнутый пиджак открывал взгляду бордовую рубашку с воротником-стойкой, стянутым галстуком под цвет костюма. Сам мужчина черноволос, со стильной прической и приятным чисто выбритым лицом, по которому нельзя точно указать возраст. Чтобы не ошибиться с точной цифрой, можно лаконично назвать интервал от тридцати до сорока лет. Серые «грозовые» глаза скрыты прямоугольными темными стеклами очков-хамелеонов, исправно защищающих своего хозяина от яркого солнца.       Рядом с мужчиной покорно стояла черная спортивная машина, распахнутыми дверями своими словно приглашая бизнесмена залезть в салон и поехать вперед, по направлению к поднимающемуся все ближе к зениту небесному светилу. И это предложение было бы весьма кстати – брюнету не помешало бы прочистить голову от засевших там разрушительных мыслей.       Судя по всему, прочитанное сообщение стало последней каплей.       Нет, мужчина не метал в ярости, чеканя каблуками шаг. Он не проклинал коварно бросившую его женщину, которой он подарил двенадцать лет своей жизни и миллионы заработанных денег. Он просто был спокоен. И это было куда страшнее всех тех яростных порывов, которые может совершить человек. Потому что когда на душе кипит ярость и отчаяние – есть еще что-то внутри. Есть еще то, что можно залечить. А когда все чувства постепенно вытесняются холодом и безразличием – вот тогда стоит начинать бояться.       Слепо блуждающий по округе взгляд наткнулся на металлическую ограду. Было похоже, что в черноволосой голове бродят такие мысли, как: «Ах да, я же на мосту. Подо мной вода, свидетелей нет. Отчего бы и не последовать примеру множества самоубийц, предпочитающих эффектные смерти?»       Молча смотря вперед, на солнце, играющееся с ребристыми водными потоками, брюнет медленно стянул галстук и откинул его в сторону. За ним последовал дорогой пиджак, почтив своим «незапятнанным вниманием» пыльную дорогу. В голове мужчины, медленно переступающего перила, было совершенно пусто. Ни мыслей, ни сожалений, ни-че-го. Он медленно втянул в себя прохладный воздух и закрыл глаза, готовясь упасть вперед и избавиться тем самым от тягостного предательства, червячком подточившего сейчас сердце.       – Не найдется ли у вас пары монет?.. – сбоку раздался хрипловатый голос, не давая сознанию бизнесмена до конца погрузиться в серую пучину безразличия.       Брюнет открыл глаза и медленно повернул голову в сторону внезапно появившегося раздражителя. Взгляду его предстал неопрятный человек в потрепанной скособоченной одежде. За слоем грязи, широкими темными очками с одной линзой и всклокоченными, сбившимися в колтуны волосами почти не было видно лица. Типичный бомж, попрошайка. Только какой-то слишком неправильный, что ли: без типичной наглости в голосе, позабывший рассказать заранее душещипательную историю, не оставляя глупому слушателю сомнений в том, что этот оборванец достоин милостыни, как никто другой в бренном мире. Хотя... момент он выбрал подходящий, ничего не скажешь. Еще бы минута – и просить подачки было бы уже не у кого, вероятно.       Все это время мужчина молча смотрел на оборванца, раз за разом окидывая его безразличным незаинтересованным взглядом. В самом деле, неужели таких людей мало толпится на улицах в деловых районах? Кто-кто, а уж подобные отбросы способны о себе и своем завтрашнем дне позаботиться куда как лучше некоторых якобы бизнесменов. Брюнет не спешил отвечать – он практически впервые в жизни не знал, что сказать. Послать попрошайку? Да он, в общем, и не прочь поделиться парой банкнот, самому-то они погоды не сделают. Отсыпать мелочи по доброте душевной? А какого черта этому бомжу деньги должны доставаться постольку поскольку, а не за честный труд?       Пока брюнет на пару со своим внутренним голосом взвешивал все «за» и «против», вдруг налетел сильный ветер, и мужчина, пошатнувшийся под внезапным воздушным напором, чуть не упал в воду. Желание выпендриваться и играть шутки с жизнью внезапно пропали, стоило только вмешаться самовольной стихии. Погеройствовать захотелось? Почувствовать себя персонажем из кинодрамы, который решил свести счеты с жизнью? Судорожно обхватывая перила пальцами, брюнет торопливо перебрался обратно на «твердую землю». Это вышло немного неуклюже – руки слегка подрагивали от нехилой порции адреналина, мгновенно разбежавшейся по всему телу, и не в полной мере слушались команд.       На богача накатило раздражение, перемешивающееся с досадой и постыдным страхом. Страхом от осознания того, что он мог действительно умереть сейчас, не удержавшись на мосту. А раздражало то, что попрошайка, который стоял всего в паре шагов от бизнесмена, сохранял абсолютнейшее спокойствие и даже не дернулся на помощь, пока его потенциальный благодетель балансировал на грани.       – Пара монет? А что, не видно, что мне сейчас не до того?! – не сдержавшись, вспылил брюнет – ему было нужно выплеснуть бурлящие эмоции.       Стараясь не обращать внимания на грубо прервавшего его единение с природой оборванца – хотя удавалось это с трудом, так как взгляд сам собой возмущенно возвращался к неказистой фигуре – брюнет поднял с дороги свои вещи. Отряхнув пиджак от пыли, он отрывистыми движениями надел его, не сразу находя углубления рукавов, а галстук засунул в карман, не желая возиться с серой удавкой, которую не смог бы затянуть все еще деревянными пальцами при всем своем желании.       – Простите, – нищий, смотревший все это время куда-то в сторону, извинился. Развернувшись, он сделал пару шагов в сторону, то почти тут же споткнулся о торчащий горизонтально железный прут.       Почему-то вид зашипевшего от досадливой боли человека немного успокоил брюнета. То, что не одному ему сейчас было плохо, заставило притупиться чувство злости на весь мир и взглянуть на вещи более трезвым взглядом.       – Эй, стой, – без былой враждебности он окликнул потирающего голень попрошайку.       Мужчина похлопал по карманам – скорее машинально, чем действительно надеясь там найти деньги – и только затем вспомнил, что мелочи у него давно уже не водилось. А если расстаться с парой монет ему было, в общем-то, не жаль, то прежде, чем отдавать крупные деньги – стоило подумать. Он не был скрягой, фанатично пересчитывающим содержимое своего кошелька, но не любил, когда кому-то что-то доставалось просто так – без усилий. Брюнет вновь оценивающе посмотрел на своего знакомца: тот выглядел, безусловно, жалко. Худой. Даже скорее истощенный. Излишне робкий, неуклюжий, без пробивной нотки в характере. И как такой вообще умудряется на улице выживать? Наверняка, его даже свои – бездомные попрошайки – обирают и опускают. Но раз уж собрался сделать доброе дело, надо доводить до конца. Достав из внутреннего кармана пиджака бумажник и, тихо «вжикнув» молнией, извлек из его недр пару сотенных купюр.       – Вот, держи, – протянув банкноты нищему, который смотрел куда-то в сторону, мужчина поманил оборванца деньгами.       Жест выглядел довольно унизительным, но брюнет воспользовался им без особых намерений. Ему просто не хотелось самому подходить к попрошайке – предлагая такую сумму он и так сделал более, чем достаточно, в виде благотворительности. Так пусть тот хоть немного потрудится и возьмет щедро предлагаемые купюры.       Как-то странно качнувшись из стороны в сторону, оборванец нетвердым шагом приблизился к брюнету, продолжая избегать взгляда богача – даже не думая на него посмотреть. Мужчина уже начал было вновь закипать, раздражаясь от подобной наглости, но следующее действие попрошайки поставило все на свои места. Вместо того, чтобы твердо сцапать бумажки и убраться восвояси, пока жертва жалости не передумала, тот пару раз схватил пальцами воздух сначала совсем рядом с купюрами, а затем чуть не вцепился в отворот пиджака брюнета, заставив его отшатнуться – он был не только грязным, но и пах соответственно – удовольствие касаться бродяжки весьма сомнительное.       Словно желая подтвердить свою догадку, мужчина отошел в сторону и помахал ладонью перед лицом попрошайки, продолжающего хватать пальцами воздух. И когда тот совершенно никак не отреагировал на это действие, брюнет всмотрелся в лицо, завешенное сосульками грязных волос повнимательнее. И действительно, в пустующей оправе, из которой давно уже вывалилась темная линза, виднелся какой-то неестественно белесый неподвижный зрачок, словно покрытый поволокой.       – Ты слепой? В смысле, ты же не притворяешься, – скорее утвердился в своих мыслях, чем спросил мужчина.       Услышав очередную фразу своего собеседника, оборванец на пару мгновений замер, словно не зная как реагировать, а затем опустил руку, которой до этого пытался поймать милостыню. На покрытом грязными разводами лице не было заметно каких-то эмоций, да и не было никому интересно их разглядывать, и бесцеремонность вопроса осталась без внимания. Хотя, кому какое дело до вежливости в разговорах с бездомными попрошайками?       – Да, – подтвердил негромко оборванец. – А что, для слепца у вас пары монет уже не будет?       – Что? – Четко уловив сарказм, брюнет нахмурился.       – Вы же не поговорить меня окликнули? – резонно заметил попрошайка. Он сделал шаг назад, словно уже не надеясь получить милостыню, и неудачно наступил на крупный камень, одному черту известно откуда взявшийся на мосту. Отрывисто взмахнув руками в попытке вернуть равновесие, оборванец пошатнулся. И упал бы, если бы брюнет не схватил на автомате его за запястье. Такое тонкое и костлявое, что неизвестно было в чем там еще жизнь держится. От неожиданности мужчина даже забыл на мгновение о своем отвращении к грязи и стойкому затхлому запаху, окружающему попрошайку.       – Осторожней нельзя?! – разозлился брюнет, возвращая слепому равновесие и резким движением вкладывая ему в руку злосчастные купюры. – Держи свои деньги! И не спусти их сразу же. Сомневаюсь, что найдется так много таких глупцов, как я!       Нищий сжал в пальцах хрустящие бумажки и «поперекатывал» их в ладони, словно что-то решая, а затем убрал во внутренний карман потрепанной куртки, из которой торчали хлопья синтепона и была еще различима надпись на груди, очевидно, призванная когда-то обозначать логотип выпустившей вещь компании.       – Спасибо, конечно. Но я хотел именно пару монет.       Вот от подобной наглости у мужчины перехватило дыхание. Ну надо же: он только что с барского плеча отстегнул попрошайке сумму, на которую можно было бы вполне прожить пару месяцев, а тому все мало! Он даже и забыл, что собирался сесть в машину и уехать восвояси, оставляя позади и слепого оборванца и свою вспышку злости, чуть не стоившей если не жизни, то здоровья уж точно.       – Я правильно понял? Я тебе только что дал две сотни, а ты еще и добавки просишь?       Не зная, то ли смеяться ему от подобной бесцеремонности, то ли пылать праведным гневом, уточнил богач, скрещивая руки на груди и окидывая собеседника пристальным взглядом. Тому, казалось, даже на мгновение не стало стыдно за свою захапистость. А брюнет еще жалеть вздумал этого вымогателя, думал, тяжело живется ему. Действительно – внешность бывает обманчива.       – Вообще-то, я с самого начала просил дать мне именно пару монет. А банкноты вы дали, наверное, от доброты душевной, – хмыкнул оборванец, закашлявшись.       Усмешка, исказившая на мгновение грязное лицо, неожиданно дала понять, что попрошайка этот довольно-таки молод. Странно, что этого было незаметно раньше. Хотя, почему странно? Это просто не интересовало богача, желавшего поначалу попросту отделаться от нежелательного внимания.       – И зачем тебе нужны были эти несчастные монеты? – недоуменно вздернув бровь, спросил бизнесмен, машинально следя за небогатой мимикой попрошайки.       – Чтобы бросить их в реку.       В воздухе повисло недоуменное молчание. Очевидно, мужчине было совершенно неясно, зачем просить деньги, если собираешься тут же выкинуть. Да и сам разговор начинал попахивать абсурдом, заставляющим усомниться еще и в здравости разума и без того покалеченного жизнью оборванца. Чувствуя повисший в воздухе вопрос, нищий продолжил:       – Чтобы желание загадать. Ну знаете, есть такая детская сказка, в которой говорится, что твоя монета, с чистым сердцем и помыслами сброшенная в текучую воду, донесется водами до морского Царя, в ведении которого находится исполнение желаний, и...       – Скажи, ты ни из каких лечебниц не сбегал? – кажется, брюнет начинал кое-что для себя понимать, слушая речь с налетом восторженности, напоминающую самый что ни на есть бред сумасшедшего.       – То есть?       – То есть только больной будет в твоем положении думать о каких-то детских сказках и выпрашивать деньги, чтобы тут же забросить их в речку. Впрочем, это уже лично твои проблемы, – мужчина задумался, явно желая добавить что-то еще не менее снисходительное, но нищий его перебил:       – Если я и болен, то точно не меньше, чем вы, – оборванец вернулся к обычному тону, растеряв весь по-детски непосредственный восторг. – По крайней мере я хотел бросить в воду только монетки. А вы чуть не нырнули туда с головой. И я еще больной? – Вновь сделав шаг назад, бездомный попытался повернуть голову в сторону обладателя приятного низкого баритона, но вновь слегка промахнулся с направлением.       Крыть брюнету было нечем. Ну не говорить же этому попрошайке, что на самом деле никто никуда прыгать не собирался? А за перила перелез, потому что разум помутился, хотелось почувствовать остроты, адреналин от близкой опасности. И самым обидным было то, что оборванец вполне имел право на прозвучавшую в его словах насмешку. И это задевало гордость только больше!       – Я не больной, – зачем-то начал оправдываться мужчина. – И я не собирался умирать. Зачем мне? У меня есть все: богатство, власть, женщина... – к концу предложения богач замолк, вспоминая из-за чего, собственно, начался весь этот сыр-бор.       – Та самая, которую вы послали по неизвестному адресу? – В голосе прозвучало ехидство, или ему показалось?       – Да, та самая, – вскинувшись на подначку, словно дите малое, брюнет процедил сквозь сомкнутые зубы. – И адрес был вполне известный. И дрянью я ее назвал за дело – заслужила!       – Тварью...       – Что?       – За какое дело? – даже чувствуя, что собеседник закипает все больше, нищий почему-то продолжал задавать новые вопросы. – Неужели она разбила вашу любимую машину или растратила все деньги в модных бутиках?       – Эта сука меня бросила, понятно?! – прорычал мужчина, разворачиваясь к ограждению и со всей силой ударяя по нему ногой. – Чер-р-ртов мост! – взвыл уже на несколько тонов выше, почувствовав вспышку боли в отбитых пальцах.       Злые причитания оборвал хриплый смех собеседника, звучавший до боли обидно во всей этой ситуации:       – Чем же вам не нравится этот мост? Хороший, крепкий, высокий...       – Да чтоб он развалился! Сначала чуть не угробил, потом чудом не сделал инвалидом! Здесь я выслушал чертово послание от жены, бросившей меня после десятка совместных лет жизни. Она даже не потрудилась позвонить сама – оставила запись на автоответчике. Проклятая стерва! Еще и ты на мою голову! Неужели других мест для обирания найти было нельзя?!       Отповедь явно задела оборванца, который своей подколкой явно не хотел вызвать град яростных выпадов. Он как-то сгорбился и вжал голову в плечи в явном защитном жесте – оно и понятно, ведь от разъяренного человека можно было ожидать чего угодно. Оборванцу ли не знать этого? Тому, кого вообще за личность не считают, норовя за их счет частенько самоутвердиться. А уж незрячему калеке и вовсе было неуютно находиться рядом с потенциальной опасностью, которую он не смог бы даже осознать вовремя, чтобы подготовиться.       – Уж простите нас, ничтожных, – глухо кашлянув, слепец порывисто двинулся к ограждению, вытягивая руку в ищущем жесте, чтобы нащупать перила раньше и не наткнуться на них.       Брюнет сам не знал, что его дернуло, но он сократил расстояние между собой и попрошайкой и схватил его за руку – она выглядела более чистой, чем замызганная рваная куртка. Практически весь гнев моментально испарился, стоило подумать, что он мог довести человека до самоубийства своей яростной речью. А зачем еще слепому к перилам подходить? Не красотами же сверху любоваться, ведь правда?       – Стой, куда?       – Топиться, – нищий явно съязвил, но мужчина этого почему-то не заметил.       – Зачем? – вопрос прозвучал настолько глупо, что слепой даже развернулся, будто желая посмотреть на своего благодетеля – не от каждой привычки легко избавиться.       Очевидно изумление было так явно написано на лице нищего, потому что брюнет поспешил исправиться и продолжил:       – В смысле, не нужно этого делать. У тебя же еще вся жизнь впереди.       – Это говорит тот, кто пару минут назад по ту сторону ограды стоял?       Пытаясь высвободить руку из чужой хватки, оборванец морщился – пальцы были сильные и цепкие, а мужчина только стискивал запястье крепче, думая, что стоит только нищему вырваться, как тот перемахнет за перила и ласточкой упадет в речку.       – И вовсе я не... И вообще, ты слепой! Хватит утверждать так, будто ты все видел. Не было ничего!       – Ну конечно! – язвительно «согласился» попрошайка, помогая себе отцепить с запястья чужие пальцы второй рукой. – Я, может, и слепой, но совершенно точно не глухой! Да отпусти уже! – сам того не заметив, он перешел на «ты» с досады.       – Чтоб ты сейчас на моих глазах покончил жизнь самоубийством? Ну уж нет.       – То есть главное, чтоб не на глазах? Так отвернись! Вот же прилип, как банный лист к...       – Так, мне это надоело.       Не желая больше играть в «тяни-толкай», мужчина, перебарывая свое отвращение – чувство ответственности пересиливало – перехватил нищего ближе к плечу, сжимая жалкий рукав мертвой хваткой, и буквально потащил к своей машине. Затолкнув спотыкающегося на каждом шагу оборванца на заднее сиденье, брюнет захлопнул дверь, а затем и заблокировал ее, чтобы слепец раньше времени не выбрался.       – А теперь сиди и слушай! – Забравшись на место водителя, брошенный муж обернулся к пытающемуся умоститься на сиденье оборванцу. – Суицидом заниматься нельзя не только в то время, когда я вижу, но и в другое тоже! Это глупо, понимаешь? Никому от этого легче не станет – кроме врагов и завистников, а зачем их радовать лишний раз? А о близких подумал? Каково будет им, когда они узнают, что ты с собой покончил?       – Все сказал? Могу ответить? – хмуро поинтересовался попрошайка, явно чувствуя себя не в своей тарелке в непривычном окружении и без возможности выбраться помимо чужой воли. – Во-первых, не приходило в голову, что у таких, как я, – нет близких? От хорошей жизни на улице побираюсь, думаешь? Во-вторых, даже если бы я умер, единственные мои враги и завистники – это комары, да крысы, которые уж точно скорее огорчатся, чем обрадуются. Им я в живом виде полезнее. И в-третьих. Ты шуток совсем не понимаешь? Сарказма?       Брюнет молча уставился на оборванца, который совсем как дикий зверек, загнанный в угол, оскалил острые зубки. В переносном смысле, конечно же. Мужчина отстраненно наблюдал за грязными руками, вместо взгляда осматривающими салон машины на предмет выхода, и в его голове где-то на задворках тихо билась мысль: «Придется теперь все здесь чистить».       – А у тебя есть собака? – Внезапно заданный вопрос заставил нищего замереть.       – Собака?       – Ну поводырь. Разве она не должна быть у каждого слепого?       – Собака, знаешь ли, тоже денег стоит, – как-то глухо заметил попрошайка, опуская голову вниз, отчего его лицо совсем скрылось за неопрятными лохмами. – Ее кормить надо... Как мне держать ее, если я даже себя прокормить не в силах? – тонкие пальцы с обломанными ногтями медленно сжались в подрагивающие кулаки.       – Деньги у тебя теперь есть, – не замечая сковавшего своего собеседника напряжения, продолжал свою мысль мужчина. – Тебе нужно купить себе друга вроде такой собаки.       – Мне жаль огорчать того, что имеет «власть и богатство», – напомнил брюнету его же слова оборванец, – но вряд ли «друзья» так дешево продаются.       Найдя, наконец, механизм, снимающий блокировку с дверей – скорее случайно, чем в твердой уверенности что именно нужно искать – попрошайка дернул ручку и неуклюже выбрался из машины, хорошенько приложившись головой о проем. Брюнет даже поморщился, услышав глухой стук и приглушенное шипение, будто это он сам только что познакомился лбом с машиной.       – Эй, куда ты? – ничего не понимая, брюнет окликнул нищего, поспешно выбираясь из машины следом. – Ты же не собираешься прыгать, правда?       Не оборачиваясь, оборванец отрывисто махнул богачу рукой, словно призывая оставить его в покое. Шаткая неловкая походка, которой он вновь двигался в сторону ограждения, заставляла мужчину испытывать легкое волнение. Ну упадет же? Ну вот споткнется и растянется на мосту. Как так вообще передвигаться-то можно? С палкой бы чтоль ходил.       – Эй, ты не ответил, – упрямо продолжил допытываться брюнет.       – Не собираюсь, – нехотя ответил нищий, добираясь, наконец, до перил и крепко хватаясь за них.       – А куда тогда идешь?       – Искать того, кто мне даст пару монет. Я еще не теряю надежду на то, что мое желание исполнится.       Безразличность попрошайки даже как-то обидела брюнета. Как-никак тот все-таки подарил слепцу крупную сумму, мог бы и спасибо сказать, а не так в открытую показывать свой характер. Вот она – черная неблагодарность. С этого момента точно пора прекращать заниматься благотворительностью.       Сев обратно в машину, брюнет со вновь поднявшимся внутри раздражением захлопнул дверцу и завел двигатель. Он даже не взглянул в сторону предполагаемого самоубийцы, которого всего парой минут раньше самонадеянно пытался «спасти», и практически сразу же забыл о встрече с нищим, переключившись на более важные вещи. И далеко не сразу Девид Прайм нашел в своей машине две скомканные банкноты, те самые, что давал странному слепому попрошайке.