Адьёс!

      Я бета, и вон тот альфа, что скучает сейчас один, явно мне по вкусу. Большой, плотный, квадратный даже, хорошо, но просто одетый, сидит на диване нога на ногу и жадно так поглядывает на танцующий контингент. Что ищет он в «Айсберге»? Впрочем, я его уже нашёл, и план отработан до мелочей, пора включать соблазнителя.       Стоп, я же бета! Ой, да ладно, кому это мешало? Бета, что, не человек? Ха! Вот насчёт омег я бы ещё поспорил.       Подкатываю. В темноте и мерцании ядрёных огней непросто разглядеть даже цвет моей малиновой майки, не то что черты лица, и альфа хмурится, окидывая мою персону взглядом. Саботаж и провокация. Чтобы оценить меня было удобнее, вальяжно опираюсь задницей о краешек стола, отпивая из бокала пузырящийся острый коктейль за тринадцать баксов. Надеюсь, посмотреть есть на что, и, судя по тому, что взгляд становится злее, понимаю, что угодил.       — Чего надо?       Ох, как грубо, можно подумать, что спонсор моего коктейля не знает, что в этом месте людям надо друг от друга. Удовлетворения своих фантазий. Вот только он же женатый, ему тут вообще не по статусу находиться. Я бета, я не чую его отмеченного сбалансированного запаха, но уже по одному поведению видно, что мужику хочется отдохнуть от дел семейных. Что там у него? Обрюхаченный омега на последних месяцах, которого тронуть страшно: взорвётся? Или неудачный скорый брак, когда гормоны взыграли, но ошибочка вышла, да поздно исправлять? Родители? Работа? Статус? Финансы? Или повышенное либидо, с которым родной омега не справляется? Будто мне интересно. Знаете, варианты перебирать можно бесконечно, это счастливы семьи все одинаково, а вот разлад у каждого свой, особенный. К счастью, не мне разбирать их тараканов, мне сметанку снимать.       — Почему мне должно быть что-то нужно? — вопросом ответил я, утирая с губ пену пальцем. — Сдаётся мне, в Айсберге много кому хочется встреч.       Пена отправилась в рот, я осторожно облизнул палец. Да уж, в отличие от омег, которым пройти рядом достаточно, чтобы у альфы крышу к хуям своротило, бетам надо включать всё своё обаяние на полную катушку.       Айсберг-айсберг-айсберг, злачное место, тут не водится шушера низкого разлива, сюда не попасть в розовой майке за сто баксов, если не знаешь пары секретов. Айсберг-айсберг-айсберг, хрустальная вершина возвышается над городом, умами и желаниями, но в тени, под темной водой всегда скрыта твоя большая половина.       Я перед альфой и так, и этак, а он все бу-бу-бу да бу-бу-бу. Даже злость берет. Хочет показаться скучным, отвадить меня, осторожничает, на развод не ведется. Обидно, пора бы мне и отклеиться, да уязвленное самодовольство не дает: ишь, какой цаца, не нравится ему, видите ли, моя персона!       Ага, как же! Но отклеиваться надо. Навязываться человеку можно до тех пор, пока он не въебал, а этот альфа вполне способен.       — Ох, вижу я, ты совсем нюх потерял, — разочарованно поджал я губки и обнял себя за колено, — или же ждём кого-то конкретного? Извини, парень, не подумал, адьёс! — качнулся я на носках и почти развернулся, ударив того рукавом, когда альфу наконец-то озарило понимание.       — Ну-ка стоять! — раздался бас, и схваченного меня за руку притянуло обратно на диван, вплотную к альфе. В шуме музыки неслышно было, как он втягивает ноздрями воздух, разбирая на ниточки мой ореол. Да, детка, я не омега, связь с которой плохо отразится на супружеских отношениях. Небось, твой и так тебе всю плешь проел.       — Оу! — наконец-то я встретил заинтересованность в его взгляде. Этакую деловую хватку. Теперь не отпустит, впрочем, мне не больно-то надо — висну на его шее, излишне крепко обнимая руками — так всё удобнее сидеть.       А дальше по накатанной: слово за слово, пара комплиментов, несколько танцев и смятая в пюре моя пятая точка. Плюс несколько ходов на ревность, чтоб наверняка.       Улучив минутку, подхожу к барной стойке. Есть о чём поинтересоваться у Лорана, который бармен. Удача, что он сегодня за стойкой, он тут один из главненьких альф, да и о роде моей деятельности осведомлен. Давно бы взашей выгнал, как бы не моё умение найти ко всем подход.       — Ну как я тебе? — кручу пальцем, повторяя заказ.       — Воняешь жутко, — протягивает он мне коктейль.       — Замечательно же! — подмигиваю я альфе, едва сдерживая смех. Пометили меня, классно. Сам не учую, а вот альфы с омегами сразу поймут, что занят я, и с кем, и что подкатывать ко мне себе дороже.       — И на сколько, как думаешь? — смотрю я на мелькание бутылки в его ловких руках.       — Двадцатку, — отвечает он мне.       — Счас! Хамло.       Только это пока к делу не относится. Ну что ж, план приходит к финальному этапу. Какая жалость. Один телефонный звонок, чтобы встретили, и вот я снова поглощен поцелуем с не моим альфой. Руки его беззастенчиво мнут через ткань мои ягодицы и оглаживают бедра, и я добавляю жару, так, что у мерзавца таки встает на меня нехилый каменный аргумент. Впрочем, он сам умело меня обрабатывает, и скоро брюки моего возбуждения скрыть не смогут.       Клиент готов, сигнал получен, и я, почти проклиная себя — объект темпераментный, и весьма мне приглянулся, потащил его на выход. Тот, намек понимая, оставил пачку купюр на столе и, собственнически прижимая меня за талию, поспешил покинуть дружескую компанию и «Айсберг» с его ядовитыми огнями. Бармен только хмыкнул, прощаясь со щедрым клиентом. Дорого обходится ему моё покровительство. Благо, «Айсберг» заведение масштабное, да и потери я ему компенсирую. Сочтемся, я же не сволочь какая-то.       Ну, а на улице стандартная ситуация. Далеко я со своим возбужденным голубком не отошёл.       — Матиас!       Картина «Нежданчик». Типичный омега, похоже, даже без живота, трагично смотрит на нас своими широкими голубыми глазёнками и драматично сжимает кулачки. Рядом с ним стоит другой омега, в берете и с самодовольными глазками. Отпиздить бы его за них.       — Что за нах! Чего ты здесь?       — Ты… Его! Ты все-таки его!       Чего его, того его?! Внятно сказать не можешь, мямля?! Да, трахнуть меня ведут собственной персоной, получите, распишитесь.       — Все по высшему разряду, — сказал омега в кепке. — Женатики все такие.       Тут семейная сцена, крики, слезы, истерика. Альфа, собака, ещё и авторитетом давит, но омежка в берете силён, будто не замечает этого, огрызается и судебным делом грозится.       Я тихонечко стою. Семейные разборки не в моей компетенции.       Ну, слово за слово, и до альфы наконец доходит, кто же за всем этим геморроем стоит. И горе-детектив смачно получил в глаз. Нет, не тот самодовольный омежка, а я, гадкая бета. Ещё и выродок фригидный. Конечно, за дело, но надо же какие мы резкие! Я не омежка, и огрызнуться могу. Ну, и стукнул в ответ. Не сильно даже, а егойный омега взвизгнул и вмешался, отгородил муженька. Писец, омега — она омега и есть, сколько об него гуано не обтирай, все за своего выродка, придаток доморощенный. Альфа саданул мне для острастки, и еще на орехи, заткнул причитающего омежку за пояс и поспешил скрыться.       Омежка в берете протянул мне холодную бутыль газировки. Я приложил её к лицу.       — Все ты! Не мог свою ехидную морду дома оставить? Зафига ты его дразнил?       — Это вместо благодарности? Да если бы я морду дома оставил, кое бы чью задницу оттрахали, сударь.       — Цыц, стажер!       Может, задница и не особо против.       — Ну что, дело заметано, отмечать ты не будешь. Я свободен. Адьёс!       Он сел в своё древнее корыто и скрылся с места происшествия. Вот ублюдок и альфаненавистник в третьем поколении. У него просто маниакальное пристрастие: выводить грязные делишки альф на чистую воду. В работе это, конечно, ему здорово помогает, чего не скажешь о личной жизни. И чего мне всё на ненормальных так везёт? Извращенцы!       Я, побитый и возбужденный, но весьма довольный собой, вернулся в «Айсберг», окунуться в его ледяную атмосферу, где за время моего отсутствия ничего не изменилось. Всё та же драйвовая музыка, всё те же слепящие огни, всё те же горячие танцы вокруг шеста под пьяные масленые взгляды.       Сажусь за барную стойку со стоном. Обжимашки с альфой своё дело сделали — я хочу приключений, но кому ж я теперече сдался: с синяком в пол-лица и меткой на ауре?       Смотрю в зал, но… но я не я, если у меня нет запасного плана. Чего прибедняться — он с самого начала был. Довольно терпеть, брать надо быка за рога. Откидываюсь спиной на барную стойку и закрываю глаза, каштановые волосы рассыпаются по мраморной столешнице.       — Крас-савчик, — растягивая слово, комментирует альфа-бармен.       — Ага. Сколько я тебе ещё должен?       Горе-женишок оставил неплохую пачку деньжат, но в данном заведении я давно живу в кредит, и вряд ли она его сильно сократила.       Лоран озвучивает цифру. Мда…       — А что, сирый рогоносец зажал вознаграждение?       — Да ну их, этих полоумных, семь пятниц на неделе: сначала докажи, что альфа такой-сякой, а как докажешь — сам же и козёл. Постоянно, — я открываю глаза и поднимаю указательный палец вверх. — Торжественно зарекаюсь работать только с полной предоплатой.       — Думаю, в двадцать третий раз записывать уже лишнее. Но крестик я поставлю.       Я только фыркнул и поднялся, поворачиваясь к стойке на крутящемся высоком стуле.       — А может я смогу заработать сейчас. Кругленькую такую сумму? — и строю глазки.       — Двадцатку?       Я аж поперхнулся от такой наглости и заглянул в его хитрые глаза. Я говорил, что меня окружают одни извращенцы? У Лорана всегда был пунктик на меченых. Сам он альфа типичного среднего класса, не эксклюзив, работящий и холостой, вот только есть у него один маленький секретик, взращенный, видимо, на чувстве ущербности — ему дико нравится обладать чужими омегами. Большинство альф в норме от запаха чужих меток, только выворачивает, а для Лорана они как красные ворота для барана. И чем метка «сильнее», тем желание её заполучить больше. Его дико прет сам процесс овладевания запретным. Он даже не помнит ни одного из имен омег, которых затащил в кровать, но я подозреваю, что где-то там, в темном подвале есть у похотливого бармена уголок славы, где приклеены фотки всех альф, которым он наставил рога. Ведь основная цена товара заключается в его бренде.       А на мне сейчас очень качественная метка, и я знаю ей цену. Более того, я знаю, что могу взять и сверх того, если правильно сторгуюсь. И я не только за себя беспокоюсь: нет ничего странного в том, что чем больше Лоран выложит за неё бабок, тем приятнее ему будет меня трахать.       «Айсберг» само по себе уникальное заведение, здесь есть всё, что захочется, и даже больше. Тут можно заказывать приватные комнаты, и, поверьте, очередь на них на полгода вперёд. Так что я зря раскатывал губу на это чудо, Лоран затащил меня в припаркованный у строящегося нового восточного крыла фургончик и толкнул на кровать. Попутно я что-то задел в темноте, и, брякая, оно покатилось по полу. Не важно. Щёлкнули активированные запоры на дверях, а Лоран отбросил брелок, нависая сверху и шумно дыша. Я едва успел освободиться от макасин. Заниматься сексом с фетишистами на запах, скажу я вам, то ещё удовольствие. Всегда можно здорово обломаться, так как мандражка у альф от чужих меток знатная, даже видно, как руки дрожат, стягивая мою майку. Ого-го.       Засосаться бы, я тянусь, но Лоран перехватывает руки и придавливает у меня над головой. Естественно, ему же даже коснуться моего обнаженного тела страшно.       — Давай уже, — толкнулся я ему в бедро своим аргументом.       — Тиш-ше, — надломлено зашипел он. Старая змеюка, дебильный фетишист. — Это не так прос-сто. Замри.       И я послушно замираю, закрывая глаза. Он отпускает руки, но я не двигаюсь, весь обратившийся в горячий клубок нервов.       У работника «Айсберга» будто нарочно холодные пальцы, он стоит надо мной на коленях и силится прикоснуться к запретному плоду.       — У меня от тебя мурашки.       Комплимент, но разве мне? Скорее, тому альфе, что разукрасил моё личико.       Легкое касание, напряженное, дрожащее пламя распространяется от плеча, вниз, по впадинке ключиц — я шумно сглатываю — все сильнее и увереннее прикосновение, вторая ладонь ложится на талию. На ноги оседает тяжесть его тела. Лоран наклоняется, больно опираясь мне на грудину ладонью, и вдыхает запах с шеи, слегка касаясь носом. Меня пробирает дрожь. Не шевелиться! Именно там обычно и стоят особенно яркие метки, и он хочет впитать ее аромат без остатка, до последней ноты, побороть ее власть над собой, над его инстинктами, победить и возвыситься. Почему-то и мне в этот момент передается безумное волнение — может, аура особенно яркая, и даже беты чуют ее влияние?       Руки неспешно приходят в движение, осторожно и нежно, Лоран прикасается сухими шершавыми губами к моей коже, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы отмереть.       — Ты великолепен.       Нежность забыта, он стискивает мои брюки и как есть — с ремнем и бельем — стаскивает прочь, царапая кожу.       Так же, не расцепляя рук, я перекидываю их на шею любовника, обхватываю его талию ногами, и он задирает одну из моих ног повыше, пристраиваясь твердым масляным членом к моей заднице.       — Поосторожнее только, не омегу трахаешь.       — Сам виноват.       Он даже не удосуживается проверить, как там проходимость, и вставляет, медленно, но уверенно.       Я матерюсь сквозь сжатые зубы, впиваясь беспредельщику в лопатки, справа татуированным пузатым демоном. Ебать, я конечно сегодня в Айсберг пошёл подготовленным, но времени-то прошло уйма, всё уже подсузилось.       — Слезьсменячертоватваядрянь! — шипел я, впрочем, не особо наглядно сопротивляясь.       — Тихо-тихо, принцесска, уже почти все.       Это «все», судя по ощущениям, продлилось ещё с десять минут.       — Оох, — уткнулся Лоран в мою ключицу, влажную от проступившей горячей испарины.       — Чтоб я ещё хоть раз с тобой, засранец.       — Заткнись… — хотел ограничиться Лоран предупреждением, но увидев мой злобный многообещающий взгляд, фыркнул и подарил мне мой любимый и долгожданный засос. Ссука! Естественно, я сразу разомлел, обожаю, когда кто-то хозяйничает языком в моих полостях. Это мне от папочки передалось.       Впрочем, когда последовали толчки, пришлось оторваться и снова развопиться. Больно-больно-больно. Он же даже смазки пожалел, ублюдок. Убийца!       — Подожди, — сбивая дыхание, вдалбливался в мою промежность Лоран, — сейчас станет легче.       Да откуда ему знать?!       О нет!       — Только не в меня!       — Поздно, детка.       — Ты суууука! — отпрянул я от него, но был схвачен и возвращен обратно. Руки бесстыдно опустились на мой возбужденный член и начали его ласкать. Из задницы текло, что тоже добавляло дурманящего восторга. Предательское предчувствие животного удовольствия лишили воли к сопротивлению.       — Ты же знаешь, я не признаю заменителей, — прошептал он в перерывах между поцелуями в распалённую шею. Он обожает мою метку, он в полном экстазе от нее. А мне-то когда перепадет удовольствие?       — Никак не привыкну к его размеру, — юморнул Лоран. Естество у меня чисто бетье, омежьим атрофированным не чета, в руку бармена не помещается сей богатырский инструмент.       Пальцы с члена переместились ниже, раздвинули яйца. Стиснули мою ягодицу и скользнули глубже в саднящие дверцы. Я не сдержал стона.       — Глубже? — издевательски дразня, спрашивает альфа.       — Дааа… — суука, не томи. Я обожаю твои ухоженные пальчики, ещё чуть-чуть — я даже поёрзал, пытаясь протолкнуть их дальше. — Ещё.       И с удивлением ощутил, что альфа по прежнему здорово так напряжен в крайней плоти. Удивление мгновенно взорвалось восторгом, и я с готовностью оперся лицом в подушки, когда Лоран меня наклонил, стискивая от напряжения простыни.       — Мой хороший, мой послушный.       Он пальцами старательно разминал моё отверстие, растирая свою вязкую сперму по стенкам. От его властных пальцев горячие волны пронизывали мой организм, эхом отдаваясь в самых дальних закоулках разума и жаром сдавливая область паха. Хорошо. Второй раз будет не чета первому, понял я, держись, ковбой.       Ох, чертовы мурашки от его дыхания! От этой развратной позы, от этого томительного ожидания. Давай же, мой истязатель, не томи!       И он двигается, в задницу мне наконец-то проникает его наилучший орган, и без жалости и единой секунды на передышку начинает оприходовать моё тело по назначению. Проталкивается в меня размашисто двигая чреслами, почти выскальзывая из моей липкой жадной задницы. Его член, скользит как поршень, сильно и неутомимо, расталкивая узкие стенки.       Это божественная песня, как я стону и извиваюсь под ним, под этими бесовскими изматывающими толчками, проникающими до основания естества, до вспышек в глазах. Мало, я хочу его больше, глубже! Давай же, сильнее, чаще, жарче!       Постыдное хлюпанье и стук кровати ускоряется, и он доводит меня до предела, и перед самой развязкой, когда уже яркие пятна растекаются перед глазами и кислорода предельно не хватает, споро и ловко переворачивает на спину, чтобы с исступленным стоном войти мощно и безжалостно, бессовестно выдохнув сквозь стиснутые зубы:       — Прости.       Слово едва расшифровывается ошеломленным мозгом, и рвущееся негодование затопляет в оргазме: меня накрывает. Это огненная пульсация от паха, от пронзенного по всей длине члена расходится подкожными искрами до кончиков пальцев, болью по мышцам, божественным посланием переламывает кости, разверзая врата безумия. Будто умираешь. Ох, я сектант. Лоран, я тебя обожаю.       Лоран утыкается в моё плечо и протяжно сдавленно стонет, спуская в мой пострадавший зад свою альфавскую мощь.       — Сука, я тебя ненавижу! — шиплю я, с ненавистью впиваясь в него до крови своими пальцами. Мне с трудом это удается, ведь впиться в скользкое от пота твердое натренированное тело ой как не просто.       — Похотливая тварь! — я в ярости, я в гневе, я в ужасе. Я ненавижу, когда альфы позволяют себе это сделать. Бесчувственные эгоцентрики! Я ненавижу сцепку. Лоран же знал это и всё равно!       — Ты меня порвешь!       Уже сделать ничего нельзя, но кайф этой сволочи я обломаю, во что бы то ни стало.       — Да тише ты, принцесса, — он затыкает мне рот поцелуем. Ненавижу, ненавижу альф, которые думают только о себе. Я не омега, сцепка для бет вредна и опасна… но черт подери, что он творит у меня во рту, мои недовольные стоны скоро превращаются в стоны удовольствия. Только бы не дергаться — больно, раздувшийся узел может и навредить. Когда его опять накрывает, он жарко дышит мне в ключицу, извергая пульсирующим членом сперму в мой оккупированный зад, я ехидно осведомляюсь:       — Ну ты долго ещё?       Омега бы на моём месте пребывал в нирване, но мне по барабану, что там чувствует омега, да и этот блаженный сволочь. Альфа обреченно стонет, стискивая мои волосы в кулак. Начинает целовать открытую шею и шарить руками в промежности. Хороший знак: если альфа в сцепке начинает соображать и действовать осмысленно, то значит, скоро эта экзекуция закончится.       Он обхватывает мой член, методично начиная массировать, я охаю, неосторожно прогибаясь в спине. Черт, всё ещё приятно, всё ещё есть место этим искрам в глазах, всё ещё хочется этого болезненного изматывающего наслаждения.       Я шиплю, когда к члену в заднице добавляется его палец, но послушно обхватываю его за плечи, а второй рукой свою плоть и продолжаю ласкать себя, под страстными ласками моей груди, под жестокими, но точными пронзающими чувства ударами по простате. Он трахал меня пальцами, нечеловеческим усилием воли сдерживаясь от движения корпусом, и меня вся эта пытка опьяняла как наркота. Я учащаю движение рукой, самозабвенно предаваясь этому тягостному истязанию, тяжело дыша, выплескиваясь второй раз прямо в свою ладонь. Грудь ходит ходуном, а от выступившей испарины щиплет глаза, и я их закрываю, наслаждаясь моментом и жаром нависающего надо мною альфы. Кайф.       Через пару мгновений с потрясающе пошлым звуком Лоран аккуратно выскальзывает из меня с ещё не сдувшимся до нормы концом. Будь я омега, он бы любил меня до утра, это точно.       Честно, я избил бы его здесь и сейчас! И отмузить подонка было большое искушение, но вот сил на это не нашлось никаких. Что ж я за тряпка-то такая. Он подтянул моё меланхоличное изможденное тельце к себе и вновь завладел моими губами. Да, продолжай. Божественно.       Я должен быть сильно обижен на него. Обижен. Сильно. Должен. К черту, оставлю на попозже! Вместо этого я лишь усердно ловлю его ласку, обхватываю губами теплый язык и давлюсь от головокружительной нехватки воздуха.       Из онемевшей задницы течет гремучая смесь, и мне становится понятно, что без помывки никуда уйти не получится. Я отпихнул прильнувшего любовника и соскользнул на пол, со стоном встал и потянулся, оценивая самочувствие. Дарю ему во мраке испепеляющий взгляд, и, стараясь не уронить остатки гордости, скрываюсь в узкой маленькой душевой. Повезло, что в фургоне она есть.       — Вода холодная, — сочувственно констатирует факт Лоран, стучась ко мне.       — Я заметил, — отвечаю я. Вода действительно ледяная, что Айсберг, но я не хлюпик какой, чего мне будет? Зато как бодрит! Да и ополоснуться вполне хватит.       Спасибо, хозяин расщедрился на полотенце для гостя. Лоран уже одет, сверкает счастливой мордой, одежда моя уже сложена стопочкой, а спорченое нами бельё уже куда-то исчезло.       — Чистоплюй, — фыркаю я.       Вместо остроумного ответа он хватает меня за подбородок и прикасается к моей шее носом, втягивая аромат. Ауру проверяет. От касания к охлажденной ледяной водой коже по мне пробегают предательские мурашки. Приятно, да, приятно, но всё это бесперспективно, господа, и потому свои мурашки я посылаю куда поглубже.       — Ни следа, — произнес он, облизнувшись.       — Естественно, — так уж природой устроено, что душ быстро смывает метки с бет.       Чуть позже у двери, смотря на мою вздернутую кверху пятую точку, он неожиданно мечтательно произносит:       — Иногда я думаю, что влюбился бы, будь ты омегой.       — Слава яйцам, я не омега, — усмехнулся я, натягивая красные макасины. Жутко хотелось пить после всех этих острых коктейлей Айсберга, но испытывать ещё и его гостеприимство в мои планы не входило.       Нет, парень, того, что я знаю о тебе, достаточно, чтобы с уверенностью сказать «нет». С меня и так довольно извращенцев.       А он будто читает мои мысли:       — Ты чересчур взыскателен для беты.       Я лишь пожимаю плечами. Да, я бета, и я хочу позволить себе максимум того, чего могу взять у этого мира. Адьёс, Айсберг!